Проект «Наполеон»

И некоторые люди действительно вставали и шли, перемазанные в крови и побелке. Другие оставались позади. Мальчишка звал папу и какую-то Настю. Лестница тянулась, и я обещал себе, что потом, когда все кончится, куплю дачу в лесу. Одноэтажную. Выпрыгнул из окна – и в лес. И родителей туда увезу…

А потом лестница ушла из-под ног, стены лопнули на глазах, и наша часть дома медленно поползла назад. Кто был впереди, еще успели перепрыгнуть на неподвижную. Кто-то сорвался.

Я схватил за одежду мальчишку и швырнул его вперед, словно куклу. Он врезался в стоящих, кто-то его поймал и потянул дальше. А я почти без разбега прыгнул за ним, будто в игре, оттолкнулся ногами. Только мое тело было гораздо тяжелее, чем я его воспринимал, накачанный адреналином. И нога скользнула. Я увидел перед собой изломанный бетон и холодную сталь торчащей арматуры.

Затем короткая вспышка боли, а через мгновение все пропало. Не было больше криков, грохота и зловещего багрового неба. Только всеобъемлющая холодная тьма.

Темнота. Пустота. Безвременье.

Но темнота оказалась неоднородной. В какой-то момент два тёмных сгустка слились в один. Так родилась мысль – единица информации в этой бесконечной пустоте.

«Мыслю, значит, существую».

Пришли в движение метафизические процессы во мраке. Мысль притянула к себе другие, родственные по энергетике. И в безвременье, словно пазл, начала собираться душа.

Вернулось осознание себя. Понемногу всплывали воспоминания и знания. Когда-то прочел в книге Наполеона Хилла, что мысль материальна… Именно это воспоминание выдернуло душу из мрака и тишины, подарив ей ощущение тела.

Но я же погиб, думал человек. Моё тело осталось среди бетонных обломков моего же дома. Даже хоронить будет нечего. Бедные родители… Если они живы.

Воздух был тяжёлым, влажным, пахло морем и зеленью, а мои мысли, словно корабль в шторме, всё метались между будущим и настоящим. Хорошо, что людей моей прежней жизни игры, литература и кино хоть как-то подготовили к попаданию в иную реальность! Как средневековая церковь готовила людей к раю или аду. Между прочим, попадание в рай или в ад потрясло бы меня намного больше.

Тут я задумался: а вдруг меня вернёт в моё настоящее тело? Изломанное, непригодное для жизни, засыпанное тоннами обломков рухнувшего дома! Я живо представил себе эту картину и содрогнулся. Лучше об этом не думать.

Примем как аксиому, что назад дороги нет. Значит – вперёд и с песнями. Унывать – последнее дело. Так что делаем первый шаг к выживанию.

Надо напомнить себе главную направляющую прошлой жизни.

Я, конечно, не воин из игр, но и не просто офисный сиделец, а матерый генеральный продюсер! Красноречие – моё оружие, слово – мой клинок. Зажечь огонь в глазах, наполнить сердце мотивацией и направить людей туда, куда мне нужно – вот в чём сила продюсера. Если бы пришлось отдать команду прыгать, то все подчинённые с энтузиазмом взлетели бы вверх, даже не спрашивая, как высоко. Я при желании способен на всё – либо сам, либо чужими руками. И с кучей прокачанных базовых навыков!

Может, не зря я оказался именно в теле будущего императора? Оно мне действительно подходит: его судьба – быть руководителем; его талант – ораторское искусство. Слава Богу, что мне достался Наполеон, а не другой, не менее известный лидер, мечтавший стать художником.

Брат уверенно свернул на узкую улочку. В скромном доме, рядом с которым раскинулся запущенный сад и стояла полуразвалившаяся лавочка, неожиданно распахнулась дверь. Из нее с шутливой перебранкой выскочили три молодых парня. Но это по прошлой жизни молодых. Так то им было лет по двадцать. Они были здорово поддавши, но крепко держались на ногах.

Оказавшийся на их пути Жозеф резко остановился. Один из этих алкашей налетел на него и сбил с ног. Вместо того, чтобы извиниться, веселым голосом заорал.

– Ой, братцы, смотрите! Пройти нельзя от дворянской шушеры. Думаю, надо получить с них плату, что топчут нашу улицу! – его похабный смех поддержали еще два придурка.

Жозеф молча встал, отряхнулся, пристально посмотрев на них, выдал:

– Наполеон, ты их не убивай, а то вечером дон Маналезе к нам в гости придет и будет читать нотации, что нельзя разбрасывать трупы направо и налево.

После этих слов он подошел к скамейке и аккуратно, чтобы не доломать ее, присел. Конечно была приятна его вера в мою непобедимость. Но как-то стало стремно, ведь кляксы ускорения больше не было.

Тяжело вздохнув, выхватил нож из скрытых за спиной ножен.

Глава 3

От нашей наглости ребята офигели. Мгновенно протрезвев, убрали глумливые улыбки. В руках у них появились набившие оскомину биты для бейсбола из моей прошлой жизни. Хотя здесь бейсбол еще не успел начать свое победное шествие по планете.

Старший из них произнес:

– Малыши, шутка зашла слишком далеко. Давай сюда нож и пошли вон.

В свое время один друг по исторической реконструкции показал интересный фокус с ножом. Он назвал его «Блики на воде». В ясный день, когда солнце стоит в зените, на большой скорости двигая руку восьмеркой перед собой, прокручивал нож с помощью кисти так, что за счет бликов, казалось, лезвие исчезает и появляется вновь. Увлекшись этим фокусом в течение нескольких лет я отработал его до автоматизма.

Солнце стояло в зените. Организм работал как часы. И демонстрация умения весьма впечатлила зрителей. Старший встал в центре улицы, и его стальной взгляд внимательно следил за моими движениями.

Двое другие прижались к противополжным по улице стенам домов и начали медленно подбираться ко мне, взяв дубинки наизготовку для удара.

Выбежавший из-за поворота позади этой троицы мелкий пацан, проскочив мимо центрального нападающего, с радостным криком подбежал ко мне.

– Синьор Наполеон, дон Маналезе поехал на место вашего боя. Он сказал, что будет у вас вечером. Мы вместе с Антонио тоже придем, – при этом он подпрыгивал и все время махал руками, не обращая внимания на взрослых парней.

– Кхм… Воробей, ты это сейчас о чем? – растерянно опустив биту, спросил центровой.

Двое боковых нападающих тоже остановились и с изумлением смотрели на ребенка.

– Ой, вы еще не знаете? Представляешь, Грек, тут такое было! – еще сильнее размахивая руками, развернулся он к центровому. – На Антонио, среднего сына дона Маналезе, напали два бригадира, прибывших из Сицилии с доном Ферро. Да ты их сам видел. Помнишь говорил, что не хотел бы столкнуться с такими мощными ублюдками? Так вот, Наполеон их обоих положил почти в гроб! А потом я побежал за доном Маналезе, потом к дому Наполеона, а его там нет. А тут бегу, вижу вы беседуете. Вот я его и предупредил, что дон вечером к нему приедет. Наверное, сейчас он очень занят будет, – тараторя как пулемет, мелкий все время критился на месте. Он действительно напоминал воробья.

Тут его взгляд упал на клинок в моей руке. Глаза его загорелись как две лампочки в ночи.

– Синьор Наполеон, разреши посмотреть наваху сицилийского бригадира, – замерев, шепотом, попросил он.

– Чуть позже. Тут у меня намечаются маленькие разборки, – улыбнувшись, произнес я.

– А с кем? – удивился Воробей.

– Да вот тут три нахала совсем страх потеряли, – объяснил я, кивнув на команду будущих бейсболистов.

Воробей с испугом взглянул на них.

– Ой, Наполеон, эти ребята работают на дона Маналезе. Он очень расстроится, если ты их убьешь. Ты их просто, как ты говорил, выруби, – опять затараторил он с жалостью глядя на троих молодых людей.

Он подсел к Жозефу и застыл в ожидании продолжения «концерта».

– Синьор Наполеон, кажется произошло мелкое недопонимание, – настороженно рассматривая меня, произнес центровой Грек.

Волшебным образом бита исчезла из его рук. Я сам не понял, как сумел закинуть наваху в ножны, не отрезав себе уха. Видно, первый осколок не только вылечил все болячки, но и усовершенствовал тело.

– Думаю, простого извинения перед моим братом будет достаточно, – не стал тянуть я с ответом.

Грек с напарниками шустро принесли извинения. Жозеф с видом оскорбленной принцессы соизволил их принять. Воробей, получив в руки наваху, умудрился порезать ладонь.

Грек увел его на перевязку, а мы с братом наконец добрались до пункта назначения – четырёхэтажного каменного дома, напоминавшего хрущёвские панельки. Это был не просто старый дом, а живое существо со своими тайнами – как будто осколок «Гигахрущёвки» из вселенной «Самосбора». В моём прошлом мире её придумали на «дваче», а потом использовали в игре «Клеть». Мы с Жозефом подошли к двери, и я невольно задержал дыхание перед тем, как её открыть. За ней уже слышались приглушённые голоса, среди них выделялся нежный женский голос, который я сразу узнал – мама Наполеона.

Мозг снова выдал справку, словно в игре – «Мария Лютеция Бонапарт. 29 лет. Характер благородно-стойкий с неординарным умом и любовью к самообразованию. Принципы – честь семьи и рода, забота о супруге и детях. Порочащих связей не имеет».

Мама встретила нас в коридоре. На ее лице смешались облегчение и строгий упрёк. На руках она держала младшего брата, Луи, который возмущённо заорал, едва нас увидев.

– Где вы были?! – её голос был полон волнения, которое она с трудом сдерживала. – Ушли, никого не предупредив! Что за выходки?

Сначала я растерялся, но потом внутренний голос подсказал, что надо действовать быстро. Казалось, вопли Луи вместе с нашим непослушанием скоро приведут к настоящему взрыву гнева, и, если я не возьму ситуацию под контроль, всё может закончиться плачевно. Я подошел к матери, осторожно погладил и нежно приобнял ребенка на ее руках. Мария – а по-другому мне с моим сорокалетним сознанием было сложно воспринять эту молодую красивую женщину – растерялась и промолчала. Я наклонился к младшему брату и, собрав все знания и опыт общения с детьми из прошлой жизни, заговорил с ним спокойным, уверенным голосом.

– Луи, всё хорошо, – повторял я, ласково поглаживая его по спине. – Мы здесь, ты в безопасности. Ничего страшного не произошло. Я вернулся.

К моему удивлению, это сработало. Луи постепенно успокоился, его плач перешёл в тихое всхлипывание, а затем он совсем затих, уткнувшись в мамино плечо. Это мгновение показалось мне маленькой победой, и я почувствовал, как напряжение спадает, словно спущенная пружина. Мария Летиция, видимо, тоже испытала это, потому что её лицо смягчилось, и она вздохнула с облегчением.

– Ты сегодня совсем другой, Набулио, – сказала она с лёгкой улыбкой. – Пойдём, обед уж скоро.

Я кивнул, чувствуя, что поступил правильно, исполнил верное действие в бесконечном квесте своей новой жизни. Всё прошло лучше, чем я ожидал. Теперь сосредоточимся на следующем шаге – обеде и общении с семьёй. Но прежде переодеться. Жозеф простоял весь разговор соляным столбом. Видно, еще не пришел в себя после потрясений последних часов. Услышав про обед, брат деревянной походкой направился на третий этаж. Благо, маменька ничего не заметила, и нам не придется отвечать на неудобные вопросы. Облегченно вздохнув, я направился следом за Жозефом. Привычки тела сами привели к двери в мою комнату.

Здесь поджидало следующее задание из цепочки «Узнай, кто у тебя в комнате». Затребованная помощь от подсознания выдала справку все в том же духе игры, или скорее, старого мультфильма про пиратов – «Няня Камилла Иллария. Тридцать два года. Прислуга в третьем поколении. Характер спокойный, уравновешенный. Беспощадно борется за чистоту и аккуратность. В порочащих связях замечена с поваром».

Увидев меня, няня запричитала и стала помогать мне снять грязную, порванную одежду. И вот тут я почувствовал себя совершенно неуместным в этом времени. Сам факт, что кто-то должен помогать мне переодеться, казался нелепым и абсурдным. В XXI веке я привык к самостоятельности, и это старинное «обслуживание» вызывало у меня внутреннее сопротивление.

Я замешкался, пытаясь понять, как лучше вести себя в этой ситуации. Внутренний голос подсказывал, что нужно сохранить спокойствие и позволить ей делать свою работу, но я заупрямился.

– Камилла, не беспокойся, я справлюсь сам, – сказал я с лёгкой улыбкой, стараясь говорить уверенно, но вежливо.

Она удивлённо подняла брови, видимо, не ожидая такого заявления от десятилетнего мальчика, но всё же отступила. Я попытался переодеться и понял, что на своем низком уровне этот сложный квест запорю: одежда была непривычной, подштанники имели завязки, тугие застёжки вырывались из маленьких пальцев. А сантехникой были тазик и кувшин с водой. Поглядев на мои усилия, Камилла со снисходительной улыбкой ненавязчиво мне помогла. Наконец, я был отмыт и одет в чистое. На этом меня оставили в покое.

В одиночестве я постарался привести свои мысли в порядок и подумать, как жить в новой реальности. Лучше бы даже не пытался. Память отбрасывала меня то на грань небытия, где я собирал себя, как пазл, по кусочкам, то на ледяную арену, то еще хуже – на пыльную лестницу бывшего дома, где кричали люди, чьи голоса сливались в непрерывный вопль ужаса, и где я встретился лбом с изломанным бетоном. А если я вытаскивал себя из мысленного кошмара, то немедленно начинал думать о родителях, и все убеждал себя, что они, скорее всего, выжили, и сейчас с соседями наводят порядок на разрушенных дачах. Что мне ещё оставалось – только надеяться.

Когда Камилла вернулась и вырвала меня из калейдоскопа воспоминаний, я был готов ее расцеловать.

– Молодого синьора приглашают к трапезе, – сказала она.

С трудом поднявшись с кровати, я с облегчением проследовал за ней в обеденный зал, оставляя позади болезненные мысли. Входил туда уже очень настороженным, понимая, что дворянская трапеза – это не поедание фастфуда и даже не деловые переговоры в шикарном ресторане. Ошибиться можно только один раз. Впрочем – лучше уж дворянская трапеза, чем безответные надежды.

За изрядных размеров столом, заставленном богатой, как из музея, посудой, присутствовали три члена семьи будущего императора Франции. С двумя я уже был знаком – брат и мама. Переведя взгляд на явного хозяина застолья, запросил «справку». Память выдала:

«Отец Карло Мария Буонапарте, 33 года, характер истинного политика. Главные принципы: увеличение дохода семьи законным путём. Порочные связи: Паскуали Паоли, поднявший восстание за независимость Корсики».

Он был одет в неброский элегантный камзол синего цвета. Черные с проседью волосы обрамляли лицо мудрого человека, привыкшего к сложным переговорам и умеющего скрывать свои чувства. Его тёмные глаза смотрели внимательно и изучающе, словно он постоянно анализировал происходящее даже в своей семье.

Обозначив поклон присутствующим, я занял свободный стул и с облегчением увидел знакомые приборы – нож и вилку. К счастью, приборов было не десять.

Отец, перекрестившись, начал читать молитву: «Очи всех уповают на Тебя, Господи, и Ты даёшь им пищу их в своё время…». Все молились вместе с ним.

В своё время я считал себя верующим, посещал церковь, иногда исповедовался и причащался, знал несколько молитв. И даже спрашивал у батюшки благословения на работу в игровой индустрии. Но та церковь была православной, а здесь – католическая. Хорошо, что тело вспомнило выработанную за десять лет моторику, и я положил крест слева направо. А вот молитва в памяти всплывать не захотела. Сложив в молитвенной позе руки, я зашевелил губами, делая вид, что молюсь про себя.

Первый уровень квеста «Поешь с семьей и не спались» был с трудом, но выполнен.

В открытую дверь медленно и величаво вплыло здоровое блюдо, при котором был повар. Затребовал у подсознания «справку» про него:

«Партон Самюэль, 36 лет, знаток кухни, пылкий характер, глубоко увлечен едой. Беспощадно борется с мухами, тараканами и грызунами. В порочащих связях замечен с Камиллой».

Поставив блюдо на край стола, Самюэль торжественно, словно совершая религиозный обряд, начал раскладывать порции, подав еду сперва главе семьи. Желание голодного желудка отключить мозг я с трудом переборол. Украдкой понаблюдал за остальными и, подражая их движениям, начал есть. Изысканное мясное рагу с луком, морковью, фенхелем и, на удивление, с каштанами просто таяло во рту. Порция с моей тарелки исчезла, и организм завопил: «Ещё, ещё!». Оказалось, Самюэль не ушёл. Переместившись к столу, он наполнил мою тарелку второй раз.

– У тебя сегодня, Набулио, на удивление отличный аппетит, – нарушила молчание моя мама.

– Наверное, расту, – ответил я.

Три пары глаз с удивлением уставились на меня. Понять бы, где я ошибся? К счастью, в это время Самюэль торжественно внёс супницу, и за столом вновь стало тихо. Было непривычно есть сначала мясо, а потом суп. Но организм потребовал топлива после утренних нагрузок. Овощной суп оказался невероятно вкусным, и в нем снова были каштаны. На десерт кухонный кудесник угостил нас каштановым тортом с изюмом и броччио – нежнейшим сыром из козьего молока. Все блюда запивали сильно разбавленным вином, которое даже в таком виде пахло дикими цветами, миндалем и чёрной смородиной. Это был настоящий праздник для гурмана вроде меня. Оставалось решить, как завершить этот вкусный квест без потери набранных очков.

– Наполеоне, я знаю, ты сейчас опять сбежишь в свою библиотеку, но вечером у нас состоится серьёзный разговор, – вдруг заявил отец.

За эти слова я был готов его расцеловать. Он же прямо объяснил мне, как быть дальше!

– Хорошо, – послушно ответил я.

Мы с Жозефом вышли из-за стола и направились к двери. После трапезы я почти бегом скрылся в библиотеке. Мне требовалось больше знаний о мире XVIII века, и я надеялся найти здесь журналы с рассказами о происходящем, а также отыскать любимые книги Наполеона. Однако, похоже, что стресс этого дня оказался слишком силен, и детское тело потребовало отдыха. А моя душа все еще была в полном беспорядке, и я не мог даже сосредоточиться на поисках нужных книг, всё возвращаясь мыслями к потерянным близким. И они, издалека, снова помогли мне.

В моей прошлой жизни супруга занималась цигуном и в целом здоровым образом жизни, включая духовные практики. У нее даже был свой канал «Двигайся правильно, живи здорово». Она приучила меня справляться с тяготами жизни медитацией осознанности. Эта практика учит открыто и непредвзято наблюдать за окружающим миром, а главное – за своим разумом, позволяя мыслям, эмоциям и ощущениям возникать и проходить, не цепляясь за них и не увлекаясь ими.

«Ох, как же она там? – тут же вспомнил я, и меня снова укусила тоска. – Она ведь успела выбежать, наверняка успела…»

Буду лучше использовать ее науку для своего спокойствия, а не травить душу. Я сел на пол, скрестив ноги, выпрямил спину и положил руки на колени, ладонями вверх. Медленно сосредоточился на каждой части тела, начиная с пальцев ног и продвигаясь вверх. Постепенно хаос в голове стал утихать. С точки зрения христианства такие занятия – не грех, хотя и опасны: можно потерять связь с реальностью. Апостол Павел писал: «Христианину всё можно, но не всё полезно».

Похоже, сегодня был не мой день. Сосредоточившись на точке между бровями, я неожиданно вновь оказался в астрале. Словно и вправду выпал туда. Сперва меня окружила искристая темнота, а вскоре передо мной возникла знакомая ледяная арена.

«Опять бой?! Покой нам только снится», – подумал я, настраиваясь на сражение.

Глава 4

Однако арена полностью проявилась, а врага так и не было. Пол и стены арены заволакивал ледяной серый туман. То тут, то там, из него хаотично пробивались зеленовато-желтые стебли с розовыми шариками из мелких цветов.

Тест «найди лишнюю деталь в картине мироздания» я прошел на отлично и занялся вымораживанием странной растительности. Слова, пришедшие извне, зазвучали как погребальный колокол – глухой, тревожный, будто в нём слышался чей-то последний вздох.

– Не надо… Остановись… Больно…

Я резко замер, оглядываясь вокруг, но никого не увидел.

– Кто ты? – настороженно спросил я, пытаясь найти источник голоса.

– Облигатный паразит, – раздался чуть приглушённый ответ.

– Какой ещё паразит?

– Облигатный, – терпеливо повторил голос. – Я не могу существовать в физическом мире без донора.

– И зачем ты мне? – раздраженно спросил я.

– Я могу поделиться знаниями и научить разделять свое сознание.

– Хм, ладно… Для начала расскажи, как я вообще оказался в чужом теле?

– Твоё прежнее тело погибло. Душа распалась и отправилась в безвременье.

– Безвременье? – переспросил я, пытаясь осмыслить. – А как она снова собралась?

– Безвременье – это первородный хаос, в котором отсутствуют физические константы. Там нет ни пространства, ни времени. Душа же – это пазл, который каждое разумное существо собирает на протяжении всей жизни.

– Я не аутист, чтобы все время пазлы собирать, – заметил я.

– Нет, – спокойно продолжил голос. – Просто пазл – это самое близкое для тебя понятие, которым можно описать устройство мира.

Он помолчал, словно проверяя, понимаю ли я его. Затем продолжил:

– Душа любого мыслящего существа напоминает плоский пазл. У неё есть неразрушимый центральный элемент – ядро, вокруг которого в течение жизни собирается мозаика информационных осколков.

– Осколки типа как кусочки пазла? – уточнил я.

– Да. Каждый осколок имеет свой цвет. Тёмные, гнилые кусочки появляются при совершении плохих деяний, например, при убийствах или предательстве. Светлые возникают, когда в жизни искренне любишь, хранишь верность, сострадаешь и помогаешь другим.

Я слушал, постепенно начиная улавливать логику. Голос продолжал объяснять:

– После смерти ядро души из безвременья отправляется на перерождение, а энергией для этого служат сформировавшиеся вокруг него информационные пазлы. Чем светлее мозаика, тем лучше мир для перерождения, тем сильнее новое тело и личность.

– То есть, как в играх-рогаликах, где после смерти я начинаю заново, но с бонусами, зависящими от предыдущей игровой сессии, – пробормотал я.

– Именно. Светлые пазлы служат валютой для улучшения следующего этапа бесконечной игры в жизнь. А тёмные, наоборот, тормозят развитие, накладывают дебаффы. Энергии хватает лишь на отправку в захудалые миры с больными с рождения телами.

– А если светлых пазлов вообще нет, одни тёмные? – спросил я.

– Тогда ядру не хватит энергии для перерождения, и оно растворится в безвременье.

Я невольно поёжился.

– А что со мной?

– Вокруг твоего ядра все кусочки были странные, бесцветные. Они не распадались на энергию. Ты завис в безвременье, не отправляясь на перерождение, но и не растворяясь.

– Странно… И что вы сделали?

– Мы решили провести эксперимент. Отправили твоё ядро на перерождение, используя нашу энергию, чтобы посмотреть, как будет формироваться твоя новая мозаика. К сожалению, произошёл сбой. Вместе с ядром перенеслась вся твоя информационная мозаика. Ты попал не в тело новорождённого, а в десятилетнего ребёнка. При этом ты накрыл маленький пазл Наполеона своим большим и просто стёр его личность.

– Стёр? – переспросил я, чувствуя, как холод проходит по спине.

– Трагическая случайность. Отчасти – наша ошибка.

– Я могу что-то сделать? – спросил я после недолгой паузы.

– Теперь ты можешь заглядывать во фрагменты его пазла, поднимая свои. Но старайся делать это как можно реже, чтобы не нарушить общую картину своей жизни.

Я выдохнул, пытаясь осмыслить услышанное.

– Ладно… Ты можешь ответить на любой вопрос?

– Этого не может сделать ни одна сущность во Вселенной. Но многие глобальные вопросы мне по силам, – последовал ответ.

– Тогда перейдём к разделению сознания, – решительно сказал я. – Что? Где? Когда?

– Решение нескольких задач или одной задачи, разбитой на фрагменты, путем искривления пространства и замедления времени в личностном подпространстве, при помощи выбранного алгоритма самой простой пузырчатой сортировки, где возможные решения находятся в глубине разума и поднимаются к коре головного мозга. Неправильные решения лопаются. А оставшиеся в произвольном порядке активируют мыслительную деятельность и по сигналу извне выдают решение данной задачи, не нарушая психологического, физического и умственного состояния организма в данной точке времени и пространства, – ответило деловито существо.

– Паразит, ты паразит! Ты не выпендривайся, а на пальцах объясни! – раздражённо выпалил я.

– У меня нет пальцев, – грустно отметил паразит.

– Объясни кратко и понятно, что мне это даёт?

– Ты сможешь быстро получать правильные ответы на свои вопросы из подсознания. Для активации просто мысленно скажи «Распараллеливание». Кроме того, вспомни утреннюю драку с Антонио. Именно я активировал фрагмент дракона, позволив тебе замедлить время вокруг себя. Именно так ты победил соперника.