Колыбельная ведьм. Скриптум Первый

Дверь в аудиторию распахнулась.

Свет моего щита погас, и я упала на холодный пол, ничего не видя сквозь помутившую зрение тьму.

– Эстер! Эстер! – кричал Тадеуш.

– Отойди, мальчишка, – это была Санторо.

Резкий хлопок по щеке заставил меня распахнуть глаза и всё-таки сфокусировать взгляд на склонившейся надо мной женщине.

– Профессор… – прошептала я.

– Вы молодец, Эстер, – тихо сказала она. – Вы спасли брата.

Октябрь, 155 год от Зимнего Совета, 1890 год от Рождества Первозданного

Резко сев на кровати, я впилась пальцами в виски и начала раскачиваться из стороны в сторону. «Нужно выйти отсюда!» Желание уйти из Академии было внезапным и безумным. После таких ярких воспоминаний о прошлом… о Тадеуше… Стены давили на меня. Хотелось забыться, притвориться кем-то другим.

Я быстро щёлкнула пальцами, открывая брешь в подпространство. «Я же должна была отложить сюда какие-то вещи на всякий случай… Вот, это подойдёт…»

Достав простое зелёное платье с золотыми пуговицами, я натянула его прямо на камизу, даже не пытаясь в таком состоянии зашнуровать корсет. Едва только последний крючок был застёгнут, я выбежала из комнаты. «Воздух. Мне нужен воздух».

Оказавшись на улице, я с трудом перевела дыхание. Бег по лестницам Академии был тем, по чему я не скучала ни мгновения. Первый порыв к побегу уже прошёл, и теперь прохладный ночной воздух отрезвлял мысли.

«Ну и куда ты собралась?» – спрашивала я сама себя. Желание забыться никуда не исчезло, вот только бездумное хождение по венецианским переулкам принесло бы больше размышлений, чем отрешённости. «Может, пойти в кабак? Алкоголь должен притупить разум».

Я понимала, что собиралась совершить глупость: помнила о словах Джиованни Калисто и странной реакции людей на улицах. Но в ту ночь мне было всё равно. Возможно, мне даже хотелось найти неприятности.

Хотя нет… Я просто хотела снова почувствовать рядом присутствие Тадеуша, хотя бы став им ненадолго – притворившись, ведь, будь Тадди на моём месте, он непременно утопил бы печаль на дне стакана с самым крепким алкоголем, как делал не раз во время учёбы.

Отмахнувшись от голоса разума и всякой осторожности, я пошла прочь от Академии, считая удары своих каблуков по каменной брусчатке.

VIII. Поэзия и вино

«Упражняться в поэзии нужно ежедневно. Это не только тренирует ум, но и способствует улучшению здоровья. Да, мой друг, я имею в виду то самое здоровье, которое вы поправляете на шёлковых простынях с синьорой Франко. Помните: ничто так не пробуждает в женщине желание заняться любовью, как поэзия».

(Из письма неизвестного.)

Шум, запах кислого итальянского вина и перебродившего пива, визгливая музыка и толпа пьяных тел. Кабак, в который я забрела, был воплощением того, как священникам представлялась Геенна. Он был именно тем, что я искала.

Конечно, можно было пойти в «Уголок Данте» – питейное заведение ведающих, но там шанс встретить кого-то знакомого был бы слишком велик, поэтому я оказалась в безымянной дыре в доках.

Первый реакцией было желание развернуться из уйти, особенно когда я поняла, как много людей было в маленьком душном помещении. Но по возвращении в Академию непременно вернулись бы и мысли о смерти Тадди. Этого я допустить не могла.

Мне потребовалась изрядная выдержка, чтобы протиснуться через дурно пахнущие тела к стойке. Кабатчик, чьё прокопчённое солнцем лицо было изрыто оспинами, грозно выплюнул:

– Чего надо, милочка?

– Самое крепкое, что у вас есть, – пробормотала я.

– Чего-чего?! – не расслышав меня, мужчина тут же отвлёкся на шум за моей спиной. – Эй, Орвино, ещё раз ударишь по столу, я твоим лицом его вытру! Понял?! Так чего тебе налить?

Я не сразу поняла, что последний вопрос снова был обращён ко мне и, окончательно растеряв весь настрой, тихо попросила:

– Бокал вина.

Кабатчик неодобрительно цокнул языком: видимо, вино здесь было не самым популярным напитком, – но всё-таки извлёк из-под стойки мутную запылённую бутылку.

– Ну, держите! – он небрежно подвинул ко мне стакан и до краёв наполнил его вином странного ржавого оттенка. – Три медяка.

Я слишком поздно вспомнила, что так и не успела обменять деньги.

– М-м-м… Вы британские пенсы принимаете?

– Чего?! – кабатчик уже было потянулся, чтобы забрать кружку, как к стойке подскочил высокий мужчина в белой рубашке с нахально распахнутым воротом. – Поэт? А тебе чего опять надо?

– Я заплачу за синьорину, – мужчина кинул на стойку три медных чентезимо.

– Я сама… – попыталась остановить его я.

– Ну что вы! Чтобы такая прелестница, как вы, могла насладиться вечером, это слишком ничтожная цена.

Наигранная щегольская ухмылка не произвела на меня никакого впечатления. Более того, натиск мужчины был скорее тревожащим, чем лестным. Но хорошая сторона в его «подвиге» всё же была: меня не выгнали из кабака.

Схватив стакан, я коротко кивнула:

– Спасибо.

Поэт явно понял, что собеседник из меня так себе, и не последовал за мной к самому дальнему столику.

Забившись в уголок, я сделала первый глоток. Кислое, вязкое вино заставило меня скривиться. Я поспешно отставила бокал в сторону: от этого пойла можно было не то что забыться, но и получить отравление. Никакого желания делать второй глоток у меня не было. К тому же в кабаке так смердело алкоголем, что опьянеть можно было, просто глубоко вздохнув.

Гомон голосов сливался в единый шум, который отлично перебивал мысли. От количества людей вокруг меня немного трясло, но выбор столика в углу, вдали от большинства пьяниц, был отличным решением. Паника не накрывала меня полностью. Кроме того, дрожь и тревожность здесь всё равно не шли ни в какое сравнение с теми чувствами, которые я испытывала, лёжа в одиночестве в комнате и думая о Тадди.

– По многочисленным просьбам… – уже знакомый мужчина, оплативший моё вино, забрался на стол в центре кабака.

Толпа одобрительно заулюлюкала.

– Давай что-нибудь жизненное! – крикнул кабатчик.

– А лучше про богачей!

Поэт театрально-учтиво кивал на все предложения, брошенные из толпы.

– Вы читали новость про отравление одного из членов Совета дожей? – спросил он заговорщицким тоном.

– О! Давай! – подбадривали его люди.

Прочистив горло, поэт заговорил:

– Синьор, надменно вздёрнув бровь, с насмешкой холодно сказал: «За тех, в ком голубая кровь!» – неспешно поднял свой бокал. – «Служанка в тёмном закутке – в одной руке пустая склянка. Ожоги яда на щеке и мысль: «Скорей бежать из замка!»

Кабак погрузился в тишину, а спустя несколько секунд со всех сторон раздались недовольные выкрики:

– Это чё было?

– Ни черта не понял…

Я с волнением смотрела на поэта, ожидая увидеть на его лице разочарование или обиду, но ему, казалось, было всё равно. Мужчина изящно спрыгнул со своей импровизированной сцены и уселся за один из столиков в другом конце зала.

«Странная поэзия для кабака, слишком литературная», – подумала я.

– Наконец-то Орден их снова прижмёт. А то обнаглели эти ведьмы!

Одной фразы, раздавшейся за соседним столом, хватило, чтобы я забыла о поэте.

– Ты вообще читал, что они делают? Убивают зверски, тела для каких-то своих ритуалов разделывают… – полная женщина лет пятидесяти, чьё лицо от выпитого покрывали красные пятна, говорила с почти засыпающим гондольером.

Гондольер, в отличие от своей собеседницы, выглядел довольно трезвым, но очень уставшим. Ему можно было дать не больше сорока лет, хотя тени под глазами делали лицо старше и угрюмее.

– Бернардо, ты вообще меня слушаешь?! – зашипела женщина.

– Ага, слушаю, Приска, слушаю. Ведьмы жрут младенцев… – пробормотал гондольер.

– Да при чём тут младенцы! Ведьмы – отродья хаоса, и Ордену надо было давно их всех пожечь, а не перемирие заключать. Будь проклят их Зимний Совет!

Женщина говорила о ведающих с такой злобой и ненавистью, что я невольно вспомнила прошлогоднюю встречу с докерами.

– Приска, чего ты от меня хочешь? Все уже говорят, что ведьмы в тех убийствах виноваты, но никто не спешит их сжигать, – тихо ответил гондольер.

– Вот именно! Народу надо подняться! Самим Ордену помочь! Я уже в пятом кабаке это говорю: скоро меня услышат, и зажгутся костры! – смеялась Приска.

А я… Я задала вопрос раньше, чем успела подумать о последствиях. Даже не так: раньше, чем вообще успела подумать.

– Вас обидел кто-то из ведающих?

Женщина удивлённо обернулась к мне и смерила оценивающим взглядом.

– Ещё чего, ragazza![19] Я с хаосом никогда не якшалась и не собираюсь.

Я задумчиво посмотрела на своё едва пригубленное вино.

– Хотите выпить? У меня что-то нет настроения.

Женщина подозрительно покосилась на бокал, но я уже увидела в её глазах одобрительный прищур.

– А чего это ты хочешь меня угостить?

– Просто так. Если я не пью, то зачем вину пропадать? А вы, может, меня разговором уважите.

– А ты мне нравишься, ragazza! – женщина схватила бокал, а её товарищ Бернардо пододвинул мой стул к их столу.

Гондольер на удивление тепло мне улыбался, как будто был искренне рад возможности больше не оставаться с Приской наедине.

– Ну, скажи-ка! Ведьмы – зло? – начала женщина, едва только я пересела к ним.

– А люди – зло? – тихо спросила я.

– Э-э-э, чего?

– Ну, вы же сказали, что тех, кто совершает убийства, надо сжигать. Сколько тут, в Венеции, за год случилось убийств? Не только ведьминских. Всех.

Гондольер Бернардо почесал сальную голову.

– Точно не скажу, но навскидку штук сорок.

– Ты откуда знаешь? – буркнула на него Приска.

– Поплавай на гондоле с моё – не такое услышишь, – пожал он плечами.

– Сорок убийств… – кивнула я. – Вы говорили, что газеты пишут об убийствах, совершённых ведающими. Сколько из них произошло по их вине?

– Я читал о трёх случаях, – сказал Бернардо.

– Я о пяти! Пяти, представляете! – взвизгнула Приска.

– Пусть будет пять, – вежливо кивнула я. – Предположим, что пять убийств совершили ведающие.

– Что тут предполагать?! В газетах чёрным по белому было написано!

– Хорошо, пять убийств по вине ведающих, – не стала спорить я. – А остальные тридцать пять?

Приска и Бернардо задумались.

– Десять – это пьяные стычки в кабаках. Мы, гондольеры, о таком точно знаем, – сказал мужчина. – Ещё пара штук – отравления в домах богачей. Обычное для Венеции дело.

– О! А я слышала, что у нас маньяк новый завёлся: кажется, кто-то из докеров – остальные, наверное, его рук дело! – гадко захихикала Приска.

– Маньяк… Интересно. Пьяные стычки и отравления тоже. Виновных, по-вашему, тоже надо сжигать? – подводила я разговор к нужному итогу.

– Зачем? – женщина удивлённо захлопала глазами. – Их в тюрьму надо. В крайнем случае – повесить: преступники же.

– Вот и я о том же. Преступники бывают ведающими, а бывают простыми людьми. Они могут быть богачами и бедняками, – улыбнулась я. – Но из-за нескольких убийц вы ведь не начинаете ненавидеть весь род человеческий.

– Ничего ты не понимаешь! – Приска залпом допила моё вино и ушла к стойке.

Гондольер остался сидеть рядом со мной, задумчиво глядя куда-то в стену.

«Бесполезно, – думала я. – Люди боятся того, чего не понимают. Так всегда было и всегда будет». Когда я собиралась встать, меня остановил голос Бернардо.

– Нет.

– Простите?

– Никто не ненавидит род человеческий из-за того, что какие-то stronzo[20] совершают преступления, – тихо сказал мужчина. – Да и ведьм… э-э-э… ведающих ненавидеть всех неправильно.

– Надеюсь, многие люди похожи на вас, синьор, – благодарно улыбнулась я.

Бернардо тоже растянул губы в усталой, но вполне приятной улыбке.

В этот момент у стойки раздался звон бьющейся посуды.

– Ты как мою жену назвал?! А ну, иди сюда! – закричал невысокий мужчина на своего собутыльника, вдвое выше него.

В мгновение ока и так неспокойное место превратилось в месиво из пьяных, дерущихся тел.

Бернардо вскочил на ноги.

– Уходите, синьорина. Это надолго.

Гондольер бросился в гущу драки, пытаясь остановить хоть кого-то, но его усилия были безуспешны. Я заозиралась, ища путь к отступлению, но выход был заблокирован основной гущей борьбы.

– Следуйте за мной, здесь есть задняя дверь.

Появившийся передо мной уже знакомый поэт указал на относительно свободное пространство за стойкой кабатчика: там действительно виднелась дверь.

Драка подбиралась ближе: в стену за моей головой прилетела пивная кружка, вдребезги разбившаяся от удара. Я пригнулась, сдерживаясь от того, чтобы применить магию.

– Уходим, синьорина, – поэт уже настойчивее указал на дверь. – Такие драки не заканчиваются быстро.

Поняв, что другого выбора не было, я неуверенно последовала за мужчиной. Тот отталкивал с пути пьяниц и всячески ограждал меня от драки.

– Вы только не магичьте, синьорина, тут и без этого неспокойно, – вполголоса посоветовал поэт.

– Как вы догадались? – пробормотала я.

– Тут кроме слова «ведьма» других названий таким, как вы, не знают. А вы мало того что ведающих упоминали, так ещё и защищали их. Вот я и предположил.

В этот момент я почувствовала себя последней дурой. Мне казалось, что я элегантно пыталась вывести Приску и Бернардо на гуманные рассуждения о ведающих, при этом не показывая своей заинтересованности. А оказалось, что абсолютно посторонний человек, который и разговор-то наш слышал только издали, сразу понял, кто я и что пытаюсь сделать.

Раздражённая на себя за глупость и на поэта за открытие этой глупости, я прошипела:

– Чужие разговоры подслушивать нехорошо.

– Тогда откуда мне брать вдохновение для поэзии? – с ухмылкой парировал мужчина, ничуть не обидевшись.

Дальнейший диалог на эту тему стал невозможным: крики в кабаке стали особенно громкими, и за ними я не слышала даже собственных мыслей.

Кабатчик куда-то скрылся: то ли пошёл останавливать драку, то ли, наоборот, сбежал от неё, поэтому поэт по-хозяйски открыл передо мной тонкую заслонку, отгораживавшую пространство за стойкой, и пропустил меня вперёд.

Дверь, к которой мы стремились добраться, оказалась незапертой, и уже через пару секунд я выскочила на улицу, жадно ловя ртом прохладный ночной воздух. Цель моего визита в кабак оправдалась на все сто: я отвлеклась от всех мыслей.

– Как вы, синьорина? – поэт, вышедший вслед за мной, плотно закрыл дверь.

– Всё в порядке, – отдышавшись, ответила я. – Спасибо, что помогли.

– Как можно не помочь прекрасной донне! – ухмыльнулся мужчина, театрально кланяясь.

В его ужимках было столько фальши, что я невольно поморщилась, на что поэт удивлённо приподнял бровь.

– Простите, – попыталась оправдаться я. – Мне непривычен такой… стиль общения.

– Понимаю. Хотя обычно женщинам нравится, – пожал плечами поэт.

– Всё может быть. Я говорю лишь о себе.

– Меня зовут Адриан Николетти, – искренняя, спокойная улыбка совершенно преобразила лицо мужчины.

Он уже не казался ни щеголеватым, ни ветреным. Мне стало интересно, было ли это ещё одной маской или именно таким он был на самом деле.

– Я Эстер Кроу.

Поэт коротко и без лишнего бахвальства поклонился.

– Вы ведь нечастый гость в таких местах? – спросил он, кивая на дверь в кабак.

– Верно. Это был почти что мой дебют.

– Яркий получился, – улыбнулся мужчина.

Не зная, что на это ответить, я решила постепенно заканчивать это внезапное знакомство.

– Если вы скажете мне свой адрес, то я смогу завтра отправить деньги, которые вы отдали за мой напиток.

– Если вы хотели узнать, где можно снова меня встретить, можно было просто спросить, – широкая белозубая улыбка на слегка загорелом лице мужчины снова была наигранно кокетливой.

– Я серьёзно, синьор Николетти.

– В таком случае не скажу ни слова. И вы можете называть меня просто Адриан.

Улочка погрузилась в неловкую тишину. Я никогда не испытывала сложностей в общении с противоположным полом, по крайней мере, в дружеском и профессиональном смысле. С моими знакомыми мужчинами можно было обсудить дела или учёбу или просто поболтать. Но диалог с Адрианом не складывался.

Я даже не знала, как тактично попрощаться.

– Я, наверное, пойду…

– Позволите вас проводить? – спросил поэт, галантно предлагая опереться на его локоть.

– И вы не боитесь ночной прогулки с ведьмой? – не удержалась я от колкости, в ответ на которую ожидала шутки или ухмылки.

Но мужчина на удивление серьёзно покачал головой.

– Не боюсь, если, конечно, вы не боитесь прогулки с незнакомцем.

Первым и, наверное, правильным желанием было отказаться от сопровождения. Я ничего не знала об этом мужчине, и за тот короткий диалог, что состоялся между нами, не могла составить о нём даже примерное мнение: слишком уж хорошо Адриан надевал разные маски.

Но, вспомнив историю с докерами, я всё-таки кивнула.

– Буду благодарна, если вы меня проводите. Однако знайте, что если в ваши планы входит убить наивную ведьму, то я вас прокляну.

– Уверяю вас, мои намерения самые что ни на есть рыцарские, – усмехнулся Адриан. – Ведите.

Под руку я всё-таки его не взяла, и, шагая на приличном расстоянии друг от друга, мы с поэтом двинулись по ночным улочкам Венеции в сторону Академии.

Спустя пять минут уже довольно комфортного молчания мужчина заговорил:

– Эстер… могу я задать вопрос магического характера?

От такого внезапно вопроса я сбилась с шага.

– Конечно, но пока не услышу вопроса, не могу обещать, что отвечу.

– Разумеется, – кивнул мужчина. – Я знаю, что ведающие специализируются в разных направлениях магии. Но, возможно, вы что-то знаете о заколдованных артефактах?

Ещё больше удивившись, я неуверенно протянула:

– Что-то я точно знаю. О какой конкретно вещи идёт речь?

Поэт ответил не сразу. В темноте мне сложно было прочесть эмоции на его лице, но то, как долго он подбирал слова, уже показалось тревожным.

– Не так давно мне подарили перо. Когда я пишу стихи с его помощью, в моей голове звучат рифмы и слова… – наконец произнёс он. – Эти слова мне не принадлежат, как и голос, который их произносит.

По моей спине пробежали мурашки.

– Адриан, я специализируюсь на проклятиях. И честно вам скажу: то, что вы описали, звучит нехорошо.

– Понимаю, – пробормотал поэт. – Но то, что даёт мне перо, те тексты, которые остаются после него на бумаге, – это… чистое искусство.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Mi scusi (ит.) – прошу прощения. (Здесь и далее – примечания автора).

2

Воскресное жаркое (Sunday Roast) – традиционный британский обед, подающийся по воскресеньям. Состоит из мяса, тушёных или варёных овощей и пудинга из кляра, в который наливается подлива.

3

Кантуччи – итальянское твёрдое печенье с орехами.

4

Карабинеры – полиция или жандармерия в Италии.

5

Vultus est index animi (лат.) – глаза – зеркало души.

6

Дормиторий (лат. dormitorium) – спальное помещение, общежитие.

7

Buona notte (ит.) – доброй ночи.

8

Амазонка – исторический женский костюм для верховой езды.

9

Шоссы – исторические высокие чулки.

10

Чентезимо – медные монеты мелкого номинала в Италии.

11

Лиры – золотые и серебряные монеты в Италии.

12

Мария (Мари) Лаво – знаменитая жрица вуду из Нового Орлеана.

13

Граф Сен-Жермен – французский алхимик и оккультист XVIII века, чья личность до сих пор окутана тайнами.

14

Елена Васильевна Глинская – мать Ивана Грозного.

15

Реньер де Сен-Реми – мать Нострадамуса.

16

Sagaciter (лат.) – аккуратность.

17

Ordinis (лат.) – порядок.

18

Фамилия Кроу (Crow) переводится с английского как «ворона», к чему отсылает прозвище, данное близнецам Вивьен.

19

Ragazza (ит.) – девчонка.

20

Stronzo (ит.) – сволочь.