Колыбельная ведьм. Скриптум Первый

Профессор Калисто явно чувствовал себя неуютно. За весь разговор он ни разу не улыбнулся, хотя тонкие морщинки в уголках глаз и говорили о том, что улыбки были ему свойственны.

– Синьорина Кроу… – начал мужчина.

– Можете звать меня Эстер, – кивнула я, надеясь разрядить обстановку.

– Эстер… Я… – профессор снова сжал руки. – Я не тот человек, который должен сообщать вам эту весть. Но ректор Санторо попросила меня, а Ковен оплатил портал.

– Ковен? – переспросила я.

Сердце пропустило удар.

– Эстер, ваш брат… – Джиованни тяжело выдохнул.

Ещё один удар.

– Ваш брат погиб в результате неудачного эксперимента.

Удар.

– Мне очень жаль…

Я вспомнила тёмный венецианский переулок год назад:

– Я люблю тебя, Тадди.

– А я тебя, Колючка.

Я всегда думала, что Тадеуш почувствовал бы мою смерть. Он бы ощутил, что я сгинула в каком-нибудь пустынном месте, не справившись с проклятием. Мы ведь близнецы. Мы чувствуем друг друга.

Были близнецами. Чувствовали.

– Когда? – я не узнала собственный голос: настолько он был тихим и дрожащим.

– Вчера утром, – ответил Джиованни.

«Вчера утром я решила поспать подольше», – вспомнила я. Где же хвалёная интуиция ведьм? Где связь близнецов, которую так воспевали во всех книгах? Где всё это, если я спала, когда он умер?

– Тадди… – имя брата сорвалось губ.

– Проклятие! – крикнул Джиованни, бросаясь ко мне.

Я почти ничего не видела сквозь слёзы и сначала не поняла, что холод и вой в ушах – это не боль потери, а завывание проклятых сущностей. Оглянувшись, я увидела в тумане фигуры.

– Колючка, иди ко мне… – Тадеуш, живой и здоровый, улыбался мне с другого конца холма. Он протягивал руку, приглашая подойти к нему.

– Тадди! – прошептала я, делая первый шаг.

Тёплая рука профессора Калисто крепко схватила меня за плечо.

– Это не Тадеуш. Вы знаете, что это не он, – твёрдо сказал мужчина, смотря мне в глаза.

Он резко развернулся так, чтобы я больше не видела призрачные фигуры.

– Знаю, – прошептала я.

– Я не могу использовать «Очищение», но могу дать вам сил, – взмахнув рукой, профессор извлёк из карманного пространства пузырёк с красной жидкостью.

– Отвар из розмарина? – тихо спросила я.

Мужчина кивнул.

Быстро выпив содержимое пузырька, я едва не задохнулась от жара, прошедшего по горлу.

– Розмарин и немного чешуи саламандры, – добавил Джиованни. – В ближайшие несколько минут вы можете использовать максимум своего резерва.

С трудом вздохнув, я вновь взглянула в проклятый туман. Закрывать глаза уже было бессмысленно, ведь голос Тадеуша был повсюду:

– Сестрёнка, мне холодно. Пожалуйста, иди ко мне.

– Requiescat in pace! – чувствуя, как отвар прибавляет и физических, и магических сил, я снова начала творить заклятие Очищения.

На этот раз плетение, которое моя рука создавала в воздухе, было намного сложнее. «Тадеуш мёртв». Я сбилась, задыхаясь от рыданий.

– Эстер, сестрёнка, пожалуйста, обними меня… – голоса из тумана проникали в самое сердце и рвали его на кусочки.

– Силой ветра и земли, водой, что часть меня, огнём, что горит в груди, я освобождаю тебя от зла!

Заменив классическую формулу очищения на изобретение профессора… ректора Санторо, я упала на колени и двумя руками упёрлась в землю.

– Тадди! – вместе с именем брата, сорвавшимся с губ, из рук вырвалась и магия.

Последнее, что я видела перед тем, как потерять сознание, – это выжженные вересковые пустоши и взволнованное лицо профессора Калисто. А затем во тьме осталась только одна мысль: «Тадди мёртв».

V. Что я пропустила за год?

«…Я прошу вас также позаботиться и о моей дочери. Любые вопросы, связанные с организацией похорон, решайте со мной или с моими поверенными. Эстер нет нужды принимать участие в этом, особенно учитывая обязательства, которые ей предстоит в скором времени взять на себя».

(Из письма Александра Кроу.)

«Надо вставать. Ещё одна проклятая пустошь – и диссертация будет готова». Сквозь сон я чувствовала странное покачивание. «И письмо нужно перед уходом написать… Письмо Тадеушу».

Брат.

Воспоминания ножами впились в голову.

– Тадди! – я вскрикнула, резко открывая глаза.

Надежда, что я окажусь в сторожке на пустошах, умерла очень быстро.

– Это был не кошмар, – мой сорванный голос звучал ужасно.

– Вы очнулись, слава Гекате! – профессор Калисто поднялся из кресла напротив меня и вгляделся в моё лицо.

Я же полулежала на короткой кушетке. А слева – за окном дирижабля – медленно приближалась Венеция.

– Почему я здесь?

– Вы смогли очистить пустоши, но отвар и такая сильная магия иссушили ваши силы, – мягко пояснил профессор. – Как я уже говорил, меня послали за вами в спешке, и я вынужден был доставить вас на дирижабль, заказанный Ковеном.

– Я не понимаю… – прошептала я, смотря на облака за окном.

Джиованни усталым жестом взъерошил волосы.

– Эстер, я знаю, насколько вам сейчас тяжело. Повторюсь, если бы ректор Санторо могла путешествовать порталами, она преподнесла бы вам скорбную весть намного мягче, – он замялся, доставая из внутреннего кармана пиджака конверт. – А теперь я должен передать вам кое-что ещё.

Мужчина протянул мне письмо. Оно было запечатано сургучной каплей с оттиском головы ворона.

– Что это? – спросила я, сжимая бумагу дрожащими пальцами.

– Я не знаю, что внутри. Мне лишь было велено отдать письмо вам в руки, – профессор отвёл взгляд.

Разломив печать и достав из конверта плотный лист дорогой бумаги, я попыталась сфокусироваться на буквах.

Леди Эстер Кроу,

от лица Триумвирата Ковена я выражаю вам искренние соболезнования в связи с трагической кончиной вашего брата.

Фамилия Кроу всегда была и всегда будет одной из важнейших в истории ведьмовского сообщества. Мы внимательно следили за вашими успехами в сфере проклятий как за время обучения, так и за последний год. На данный момент вы являетесь единственным достойным кандидатом на освободившуюся должность профессора проклятий венецианской Академии. Триумвират Ковена предписывает вам незамедлительно прибыть в Венецию и принять полномочия.

Ради ведающих. Ради памяти профессора Тадеуша Кроу.

С уважением,

Ворон

Письмо выпало из ослабевших пальцев.

– Профессор Тадеуш Кроу, – тихо повторила я единственную фразу, которую пока что запомнила из письма.

– Мы были мало знакомы, – признался Джиованни. – Но студенты его любили.

Кровь стучала в висках, а руки била мелкая дрожь. Мне хотелось выть, кричать, разрушать. «Ковен хочет, чтобы я заняла место Тадди? Ворон действительно написал мне такие слова спустя день после его смерти?!»

– Я правильно понимаю, что письмо – это приказ, а не просьба? – мне удалось говорить относительно спокойно.

– Вы сами знаете, что наречённых ведьм и ведьмаков очень мало. А тех, кто окончил Академию так же блестяще, как вы, вообще нет, – с грустью ответил Джиованни. – Проклятия – опасный и сложный предмет. Мне кажется, у Ковена нет выбора.

– Поэтому они решили не оставлять выбора и мне? – спросила я. – Они хотят, чтобы я украла мечту у своего мёртвого брата?

– Эстер, я… – подобрать слова профессор так и не смог.

– Вы не могли бы оставить меня одну? – с трудом подавив волну гнева и проглотив рыдание, я посмотрела на Джиованни.

Во взгляде мужчины не было жалости, только мягкое сочувствие.

– Я бесконечно восхищаюсь вашей стойкостью, – тихо сказал он. – Но иногда слёзы и плечо, в которое их можно выплакать, действительно облегчают душу.

– Откуда вы знаете?

Мне хотелось, чтобы он ушёл. Мои слёзы за всю жизнь видел только один человек – Тадеуш.

– Он правда мёртв? Его нет? – наконец поняла я.

Ничего не говоря, Джиованни пересел на кушетку рядом со мной. Он вежливо держался на небольшом расстоянии, не касаясь. Я сама уткнулась лицом в его плечо, пачкая ткань синего плаща слезами.

– Он всю жизнь хотел преподавать! Но никогда не интересовался опасными экспериментами! Как это могло произойти?! – шептала я, захлёбываясь воздухом, который втягивала через рот слишком быстро.

– Вам всё расскажут по прибытии, – беспомощно отвечал профессор. – Я действительно знаю очень мало.

Вскоре слёзы иссякли, словно кто-то выключил их. Осталась лишь пустота.

– Эстер… У меня есть ещё одно письмо. Я боялся, что оно может сделать вам больнее, но всё же обязан отдать его.

Джиованни достал новый конверт, и почерк брата на нём снова выбил воздух из моих лёгких. Я бездумно смотрела на письмо до тех пор, пока профессор Калисто не поднялся на ноги.

– Мы скоро прибудем. Я буду прямо за дверью. Если что-то понадобится, просто позовите.

Мужчина вышел, тихо прикрыв за собой дверь.

Открыть конверт я решилась далеко не сразу и минут пять просто водила пальцем по немного неровным буквам: «Для Колючки». Тадеуш отказывался учиться каллиграфии и всегда писал так, как ему было удобно.

Надорвать уголок, достать письмо… Такие простые действия вдруг оказались непомерно сложными, и всё же я справилась с собой, развернув послание.

Я знала, что каждое слово в моей голове будет звучать голосом Тадди. Каждое слово будет убивать.

Сестрёнка, это первое прощальное письмо, которое я решился тебе написать.

Я зажала рот ладонью, чтобы заглушить рыдания.

Ты, наверное, пишешь такие перед каждым походом на пустоши, как и обещала. А я вот тоже решил кое-что исследовать.

– Что, Тадди?! Что ты решил исследовать?

Разумеется, письмо не слышало моих вопросов. Тадеуш уже меня не слышал.

Эстер, если ты читаешь это письмо, то, возможно, меня нет в живых. Конечно, я надеюсь, что мы читаем его вместе и смеёмся над моей глупостью… Но на всякий случай я хочу тебе кое-что сказать: я люблю тебя, сестрёнка. И я верю, что ты станешь лучшим профессором, чем я, когда поймёшь, что это твоя судьба.

Твой Тадди

29 октября, 155 год от Зимнего Совета,

1890 год от Рождества Первозданного

Одни и те же слова. Мои слова.

Я была уверена, что однажды именно Тадеуш получит такое письмо от меня. Я даже не задумывалась о том, какую боль оно причинило бы ему. А теперь у меня был ответ: все острые и удушающие чувства впивались в голову и в грудь, не давая думать, не позволяя даже до конца осознать произошедшее.

«Мы писали одинаковые письма…» – понимала я.

– Тадди, прости меня, – шёпот вырвался из груди с новым, уже почти беззвучным рыданием.

И когда в дверь каюты постучали, письмо в моих руках насквозь промокло от слёз. Нетвёрдым шагом я вышла в коридор дирижабля к профессору Калисто.

– Мы в Венеции, – сказал он, отводя взгляд от моего наверняка опухшего и покрасневшего лица.

– Я хочу увидеть его.

– Конечно, он в крипте Академии.

На этом разговор был исчерпан, и мы направились к выходу из дирижабля, уже на подходе к которому в нос ударил знакомый венецианский запах рыбы и тины.

– Профессор Калисто… – я вспомнила вопрос, который так и не удосужилась задать. – Лорду Кроу… кхм… Отцу уже сообщили?

– Да. Он прибыл в Венецию утром.

После этих слов мой тщательно выстроенный мир окончательно разлетелся вдребезги, и, когда мы с профессором сходили с дирижабля на венецианскую пристань, я едва не упала, благо Джиованни поддержал меня под локоть. Я коротко кивнула. Этот мужчина по-прежнему оставался незнакомцем, принёсшим страшную весть. И мне пока трудно было составить о нём мнение или оценить собственное отношение.

В свете закатного солнца Венеция казалась вовсе не такой прекрасной, как я помнила. Всё вокруг было насмешкой.

– Вы готовы идти? – тихо спросил Калисто.

На секунду мне стало интересно, что бы он сделал, скажи я «нет». Но усложнять происходящее не хотелось, поэтому я тихо ответила:

– Да.

Глаза сами нашли башню Академии, возвышавшуюся над городом. Я много раз представляла себе, как вернусь в неё и буду гордиться своим братом-профессором.

Но что, если бы я согласилась стать ассистентом Санторо в тот вечер после наречения? Тадеуш сам говорил, что мог выбрать другое направление, если бы я хотела стать профессором. Что, если бы он остался в живых, пройди я по его пути?

Я покачала головой, не позволив чёткому итогу размышлений сформироваться в голове, и двинулась вслед за Джиованни по скрипучей деревянной пристани в глубь города. А там, в башне, меня ждало тело Тадеуша… И отец.

Я не знала, что сказать ему при встрече. Он всегда воспитывал во мне силу воли. Злился, если видел слёзы или хоть какие-то чувства. «Как он хочет, чтобы я реагировала на смерть брата? Молча и с достоинством?..» Да, папа наверняка желал от меня именно такой реакции, но я всегда его подводила.

«А он? Каково ему потерять любимого ребёнка?» Мне сложно было представить слёзы горя на глазах отца. По крайней мере, не при мне.

Я не сразу заметила, что мы с профессором дошли уже до площади Сан-Марко. Как и всегда на закате, она была полна людей.

– Не вздохнуть… – слова вырвались, хоть я и не хотела их произносить.

– Прошу прощения?.. – Джиованни удивлённо поправил очки на носу.

– Мысли вслух. Не обращайте внимания.

Профессор понимающе кивнул и ускорил шаг. Я даже подумала, что он понял, как мне неуютно на площади.

Ужасно не хотелось, чтобы о моих слабостях кто-то знал, и я была благодарна Джиованни за то, что он не стал вдаваться в расспросы.

Нелюбовь к людской толчее была со мной с самого детства. «Хотя… почему нелюбовь. Возможно, я обожала бы быть среди людей. Я бы хотела». Но стоило оказаться в толпе или под взглядом многих глаз, как неконтролируемая паника поглощала разум. И сколько бы я ни пыталась вспомнить причины такой реакции, всегда натыкалась на стену, которая отгораживала ранние детские воспоминания от тех, что пришли со мной во взрослую жизнь.

– Смотрите…

– Эка вышагивает! Глядит свысока, будто лучше нас…

У меня не было привычки прислушиваться к чужим разговорам, тем более в Венеции, где гомон голосов смолкал только по ночам. Да и в речи смешивалось слишком много языков. Я знала и английский, и итальянский, но их сочетание порой всё ещё вводило меня в ступор. Однако в этот раз что-то было не так. От шепотков вокруг по спине поползли мурашки. Я стала замечать всё больше взглядов, направленных на нас с профессором Калисто, и не могла понять, чем они были вызваны.

Компания из нескольких женщин в модных платьях перешёптывалась. Они прикрывали лица веерами, и слов было не разобрать. Взгляды, обращённые на Джиованни, казались испуганными, ненавидящими и настороженными. Представители рабочего класса не скрывались вовсе – я с удивлением заметила, как на нас указывают пальцем:

– Да нормально выглядит…

– Что ж нормального?! Он хаос во плоти!

Не выдержав повышенного внимания, я решилась задать Джиованни вопрос:

– Почему все так смотрят на нас?

– На меня, – быстро ответил он. – Цвета Академии в одежде привлекают внимание. В связи с последними событиями это логично.

«С последними событиями?.. – не поняла я. – Что же ещё могло произойти за год?»

Пересилив себя, я огляделась и с удивлением поняла, что студентов Академии на площади не было. Ни одного человека в знакомой синей форме, хотя занятия уже должны были закончиться. «Да что происходит?!»

– Я год была на пустошах и не читала ни единой газеты, – осторожно начала я, стараясь больше не смотреть по сторонам так явно. – Что произошло за это время?

Женщина с ребёнком на руках отшатнулась, когда Джиованни прошёл мимо неё.

– Боюсь, сейчас не лучшее время для рассказа, – ответил ведьмак, с грустью глядя на младенца, заплакавшего от резкого движения матери. – Многое изменилось, и наше положение снова стало шатким.

– Шатким?

Джиованни настороженно посмотрел на людей рядом с нами. Многие прислушивались к нашему разговору. Лицо профессора смягчилось, когда он вновь взглянул на меня.

– Я буду рад ввести вас в курс всего происходящего, когда мы окажемся в Академии. Здесь… это небезопасно и неразумно.

– Спасибо, – кивнула я, чувствуя ещё больше тревоги, хотя казалось, все эмоции уже иссякли.

«Что может означать «шаткое положение»? Новый конфликт Ковена и Ордена?..» Моё поколение ведающих уже почти не сталкивалось с ненавистью и гонениями. Нас не боялись и почти никак не выделяли среди простых людей. Конечно, случалось всякое: инцидент с докерами год назад был тому доказательством. Да и Орден, в отличие от Ковена, никогда не давал забыть о прошлом ни ведающим, ни простым людям.

«Неужели они начинают новые гонения? – страшная мысль плотно укрепилась в разуме. – Мы все читали о том, как наши предки скрывались, как сгорали на кострах, но ощутить это на себе… Геката, упаси!»

Должно быть, размышления всё-таки перешли в некую эмоцию на моём лице, потому что Джиованни серьёзно сказал:

– Эстер, я не хотел вас пугать. Прямой опасности для нас сейчас нет. Скорее временные сложности, с которыми Ковен разберётся.

– Дело в Ордене? – я подняла взгляд на колокольню собора Святого Марка.

Там красовался угловатый символ Ордена Первозданного.

– Прошу вас, не здесь. – Профессор пошёл ещё быстрее, в очередной раз уйдя от ответа, и мне стало сложно за ним поспевать.

Самым страшным было то, что «временные сложности» обычно не боялись обсуждать на улице. Проблема явно была глубже, и я просто не могла понять, что же такого случилось всего за год моего отсутствия.

Опустив глаза, я шла за Джиованни.

– Свежий выпуск! Мы впустили хаос в свою жизнь! Интервью со святым отцом Братоломью! Ведьмы – зло? – крики мальчишки – разносчика газет – были подобны удару молнии.

– Что он несёт?! – не выдержала я, хватая профессора за локоть.

Он даже не взглянул на ребёнка.

– Сплетни. Как всегда.

– Что значит «ведьмы – зло»?! – задать вопрос тихо мне не удалось.

Венецианцы, находившиеся поблизости, стали ещё больше коситься на нашу пару. Профессор хорошо держал лицо: внешне он не казался ни смущённым, ни встревоженным таким вниманием.

– Если вы хотите получить ответы, то нужно добраться до дома.

Мне нужно было успокоиться. Успокоиться и не устраивать сцен. Что бы там ни было, в меня и Джиованни Калисто пока никто не кидался камнями, а значит, вопросы и страхи могли подождать.

«Дом, – поняла я. – Он назвал Академию домом». Я тоже называла её так ещё совсем недавно.

Внезапная страшная мысль заставила сбиться с шага. Потребовался ещё миг, чтобы сформулировать вопрос:

– Профессор Калисто… Смерть моего брата как-то связана с событиями, о которых вы упомянули? С заголовками в газете. С отношением людей к нам.

Сердце билось где-то в горле, а уголки глаз снова щипало от слёз. В ожидании ответа я прикладывала все усилия, чтобы скрыть свой страх и слабость.

– Нет, Эстер. Трагедия, случившаяся с профессором Кроу, была именно такой, как я и сказал: неудачный эксперимент, – мягко ответил мужчина. – Мне жаль.

Укол разочарования, что я испытала, был постыдным. Если бы Тадди погиб по вине Ордена или фанатиков, мне было бы кого винить и куда направить боль и ненависть. А теперь я лишилась и этой малости. Оставалась лишь пустота.

«Держи лицо, Эстер, как учил отец», – приказала я себе.

– Покупайте свежий выпуск! – крики разносчика газет постепенно отдалялись.

– У вас не найдётся трёх чентезимо[10]? Я меня пока только фунты.

Проследив за моим взглядом, направленным на мальчика, Джиованни нахмурился.

– Вы вряд ли найдёте в газете хоть каплю правды.

– И всё же я предпочитаю знать мнение не только ведающих. Газеты полезны для понимания общих настроений, – твёрдо сказала я.

– В таком случае рекомендую прочесть её позже, в более спокойной обстановке, – неуверенно кивнул он.

– Конечно.

Мужчина достал из кармана жилета серебряную лиру[11].

– Не уверена, что у мальчика будет сдача, – нахмурилась я.

– В таком случае сегодня его счастливый день и он сможет отдохнуть, не продавая больше газет, – усмехнулся профессор. – Всё равно чентезимо у меня нет.

– Я возмещу вам лиру, как только дойду до банка.

Он снисходительно улыбнулся.

– Не стоит. Я не обеднею.

– И всё же…

– Эстер, купите газету. Со всем остальным разберёмся позже, – отрезал Джиованни, протягивая лиру.

Взяв монету, я поспешила к разносчику газет. «Всё равно верну…» – решила я. Мне всегда было трудно принимать подарки и даже позволять кому-то платить за кофе. Тадеуш пытался научить этому искусству, но не вышло.

– О, синьорина! Этого слишком много…

Быстро сунув в руку мальчишке лиру, я взяла туго скрученную газету и направилась обратно к Джиованни. Разносчик газет больше не пытался вернуть мне деньги и просто крикнул вслед:

– Да хранит вас Первозданный, синьорина!

Только по розоватому отсвету на газетной бумаге я поняла, что солнце уже почти село.

– Я забыла, как быстро тут наступает ночь.

Джиованни посмотрел на небо и улыбнулся.

– Неудивительно, ведь вы провели год в Британии. Там солнца вовсе не бывает.

– Это стереотип! – воскликнула я.

– Неужели, – беззлобно рассмеялся профессор.

Его смех ненадолго отвлёк меня от мыслей о Тадеуше, но лишь ненадолго. Разговор дальше не складывался, и всё моё внимание приковала к себе до боли знакомая башня.

Мы уже пересекли магический барьер, не дающий простым людям войти в переулок, ведущий к обители ведающих, и теперь перед нами открывался величественный вид на Врата Триады – главный вход в Академию.

Я скучала… Мне хотелось задержаться. Запомнить Академию такой, какой она была для нас с Тадди. «Волшебный дом, в котором исполняются мечты. Место, где мы были счастливы». Теперь всё должно было измениться.

Сжав руки в кулаки, я двинулась за Джиованни в Академию.

VI. Крипта

«Многие известные ведающие были преподавателями Академии. И пусть некоторые из них жили во времена, когда Академии в привычном нам виде не существовало, они работали вместе с Ковеном, преподавая искусство магии будущим ведьмакам и ведьмам, и уже позже были названы почётными профессорами. Их имена можно также найти в нашей крипте: вне зависимости от настоящего места захоронения, Ковеном было принято решение увековечить память об их вкладе и в стенах главного – Венецианского – колледжа Академии».

(Отрывок из путеводителя по Академии для первых курсов.)

Академия не изменилась, и это радовало. Мне хватило потрясений, а знакомые арочные окна, мраморные полы, запах трав и декоктов давали хоть какую-то уверенность в стабильности.

К счастью, комендантский час уже вступил в силу, и студенты в синих мантиях по коридорам не ходили, иначе в каждом я искала бы родные черты.

– Если вы не против, мы сразу направимся в крипту. Ректор Санторо ожидает вас там, – сказал Джиованни.

– Конечно… – кивнула я. – Никогда не думала, что крипта Академии – это действительно крипта, а не музей.

– Ведающих нельзя оставлять в городских моргах: их сразу забирают на изучение. Поэтому в каждом колледже Академии есть своя крипта, – тихо объяснил профессор.

– Вероятно, мне повезло, что я не знала об этом раньше.

На это Джиованни уже не ответил. Я лишь заметила, что он старался держаться поближе ко мне, словно готовясь подхватить в случае обморока. «Не волнуйтесь, профессор. Я выдержу. Должна выдержать».

Спуск в крипту был долгим. От бесконечных лестниц, ведущих под землю, начинала кружиться голова.

– Простите за это, – смущённо пробормотал Джиованни. – Обратно ректор поднимет нас быстрым способом.

– Но вы ведь тоже профессор, – нахмурилась я. – У вас должен быть доступ к таким перемещениям по Академии.

– Профессор алхимии, – напомнил он. – Моих способностей хватает, чтобы делать зелья и прочие магические субстанции. Иногда пользоваться подпространством, но только в экстренных случаях. А в практическом применении магии я не силён.

– И всё же вы стали преподавателем в старейшем колледже Академии, – недоверчиво спросила я.

– Я очень одарённый алхимик, – ухмыльнулся профессор.

Мне показалось, что в его словах был какой-то подтекст. Не похвальба и не бравада, а как будто… горечь. Однако расспрашивать об этом у меня просто не было сил.

Спуск занял почти двадцать минут, но в итоге мы достигли крипты. Она разительно отличалась от всех помещений Академии, в которых мне доводилось побывать. Здесь не было лёгкости итальянской архитектуры, почти не было ощущения магии. Под ногами хлюпала вода: любые подвалы Венеции были подвержены этой напасти, – и арочные своды из тёмного камня давили со всех сторон. «Смотри вниз, Эстер. Не поднимай глаза», – уговаривала я себя.