Байки старого психиатра по-новому

– Так, давайте-ка расскажите, что случилось?

– Дык чего, опять напился и безобразничает! Обзывает по-всякому, бутылку ему подавай! Измучил он меня!

– Он у психиатра наблюдается?

– Конечно, уже давно, он инвалид третьей группы. Ой, вот грех, конечно, но я молюсь, чтоб бог его прибрал! За что мне такое на старости лет?

Больной с одутловатым дряблым лицом спал сном праведника. Хоть и с трудом, но всё-таки мы его разбудили. Он быстро принял сидячее положение и испуганно уставился на нас.

– Здрасьте, а чего случилось-то? Чего такое-то?

– Так это тебя надо спросить. Говорят, что ты плохо себя ведёшь, скандалишь.

– Нет, вы что, какие скандалы? – удивлённо спросил он. – Мам, зачем ты их вызвала? Я же ничего такого не сделал!

– Да-а-а? А кто на бутылку-то требовал? – возмущённо спросила мать. – Кто меня обзывал? Ты забыл, что ли, как безобразничал?

– Да где я безобразничал? Я у тебя денежку попросил, ты не дала, и я сразу спать лёг!

– Ой, да хватит уже придуряться-то! Как «скорая» приехала, так сразу паинькой стал!

– Так, женщина, хватит! Дайте мне с ним побеседовать! – решительно прервал я эту перепалку. – Рассказывай, Михаил, тебя что-то беспокоит?

– Нет, ничего, всё нормально. Лекарства я пью.

– А ты часом не знаешь, с чем на учёте-то стоишь?

– Да вроде какое-то поражение мозга и расстройство личности.

– И в чём же это всё выражается?

– Ну это… У меня с памятью беда, башка болит то и дело.

– Ничего не видится, не слышится?

– Раньше у меня «голоса» были.

– А сейчас?

– Нет, уже давно.

– Миш, но ты сам-то понимаешь, что пить тебе вообще нельзя ни капли? Ведь допьёшься до психоза и опять в больницу попадёшь!

– Да я знаю. Нет, всё, больше не буду, честное слово!

– Вот и хорошо.

– А вы меня не заберёте?

– Нет, в этот раз не заберём, а дальше всё будет от тебя зависеть.

– Спасибо, спасибо вам! Всё, я честно говорю, больше не буду!

И тут мать возмутилась:

– Нет, а почему вы его не забираете? Это что такое?

– Признаков психоза у него нет. С чем мы его повезём и на каком основании?

– Что значит «на каком основании»? Значит ему теперь можно надо мной издеваться?

– Нет, не можно. Просто вызывать нужно не «скорую», а полицию.

– Ну всё, я на вас жалобу напишу!

– Всегда пожалуйста, это ваше право.

Здесь может возникнуть вопрос: а не мог ли Михаил скрыть симптомы психоза? Так вот, отвечу категорично: не мог. Всё дело в том, что галлюцинирующего больного видно сразу: в ходе беседы тот непременно к чему-то прислушивается и приглядывается. Да, на словах он может решительно отрицать обманы восприятия, но их обязательно выдаст характерная мимика.

Вот и всё, закончилась моя смена. Вдоволь нас укатали. Переработка хоть и получилась, но не стал я её оформлять, посчитав, что с моей стороны это было бы как-то не по-людски. Ведь не только мы, а все бригады пахали изо всех сил.

А на следующий день, как всегда, приехали мы на дачу. На этот раз пересилил я себя и в лес не пошёл, полностью отдавшись огородным делам. А вот друг-сосед Фёдор, с моей лёгкой руки, замутил настоящий грибной бизнес. Теперь он регулярно выкраивает время на сбор и последующую продажу строчков. Супруга его хоть и высказывает по этому поводу недовольство, но не столь рьяно. Понимает она, что Фёдор без алкоголя как рыба без воды. Так уж лучше пусть он его покупает на свой дополнительный заработок, чем пробивает брешь в семейном бюджете. Единственное, что огорчает Фёдора, так это скорое окончание строчкового изобилия. Но ничего, уже не так долго осталось до «настоящих» грибов. Успеем мы ещё «оторваться»!

Душевный дачный вечер

Наконец-то установилось стабильное комфортное тепло. Теперь по улице можно не спеша идти, не страдая от пронизывающего ветра и сыплющего в лицо холодного дождя. Да, тепло – это, конечно же, хорошо, вот только есть одно удручающее «Но». Синоптики спрогнозировали, что предстоящее лето будет жарким, а главное – засушливым. Это значит, что о приличном урожае грибов нечего и мечтать. Ну а кроме того, огородным растениям тоже будет некомфортно, ведь они предпочитают дождевую воду. Хотя есть надежда на ошибочность этого прогноза.

У крыльца медицинского корпуса, с усталыми лицами, стояли коллеги из предыдущей смены.

– Всех приветствую! Как смена прошла? – поинтересовался я.

– Да ну её <нафиг> такую смену! – мрачно ответил фельдшер Матвеев. – Весь день и всю ночь без заездов катались. Ночью в два часа приехали, легли, минут через сорок нас подняли, а потом так до утра и гоняли.

– А на что в основном ездили-то?

– Да в основном на давление и головные боли. Обычно-то после двенадцати или часа они утихают и спать ложатся, а сегодня все как с цепи сорвались, до утра вызывали.

Не сразу заметил я, что молодая фельдшер Дарья Савельева стояла чуть в стороне от нас с заплаканным лицом, выражающим неизбывную тоску. В руке её была истлевшая до фильтра сигарета, про которую она забыла, поглощённая тяжкими думами.

– Даша, что случилось? Никогда я тебя не видел такой расстроенной, – обратился я к ней.

– В тюрьму меня посадят, Юрий Иваныч, – тихо сказала она.

– Да что такое произошло-то, Даша? С чего у тебя такой настрой?

– Ночью нас к пьяной женщине вызвали, она на улице валялась. Рядом какие-то алкаши были, и мы их попросили помочь в машину загрузить. Её сначала на мягкие носилки положили и на них надо было на каталку поднять. Ну короче, они промахнулись и уронили её прямо на асфальт. Она скорей всего головой ударилась. Потом всё-таки загрузили. Я начала её осматривать, а она вдруг задёргалась и умерла. Мы сразу давай её качать[3], но всё бесполезно. Увезли потом в «судебку».

– Ну нет, Даша, ты погоди расстраиваться. Во-первых, надо вскрытия дождаться. Кто знает, может она от чего-то другого умерла? А во-вторых, ведь не ты же лично её на каталку укладывала и не ты роняла.

– Да это понятно, но я же как старшая бригады должна была контролировать.

– Даша, бывают явления совершенно непредсказуемые. Какими бы мы ни были внимательными и правильными, но стечение обстоятельств оказывается сильнее нас. Ну а старший врач что сказал по этому поводу?

– Да примерно, что и вы.

– Ну вот видишь! Так что, Даша, не мучай себя! И вообще, жизнь прекрасна, удивительна! Если выпить предварительно…

Дашино лицо просветлело и на нём появилась лёгкая улыбка. И от этого у меня на душе потеплело.

Сделал я все положенные к смене приготовления и на конференцию пошёл. В конце своего доклада старший врач предыдущей смены раздражённо высказался:

– У нас сложилась катастрофическая ситуация с кардиографами. Аж восемь штук стоят на пункте в ожидании ремонта. Причём уже восьмой день. Некоторые фельдшерские бригады работали без них, а это, сами понимаете, грубейшее нарушение.

– Андрей Ильич, этот вопрос напрямую относится к вам! – обратился главный врач к главному фельдшеру. – Объясните, пожалуйста, во-первых, почему оперативно не проводится ремонт, а во-вторых, почему массово ломаются кардиографы? Мы же их только в прошлом году получили с новыми машинами.

– Игорь Геннадьевич, инженер по ремонту заболел.

– Слушайте, Андрей Ильич, по сути, идёт неисполнение контракта, но вы почему-то сидите на попе ровно! Что, во всей «Медтехнике» заболевший инженер единственный? Почему вы не обратились туда, чтоб решить вопрос с заменой мастера?

– Я звонил туда, но они сказали, что все заняты.

– Да это что за детский лепет, Андрей Ильич? Их надо не упрашивать их, а просто тупо ткнуть носом в контракт! Короче, сегодня вы должны этот вопрос решить. Ну а в чём причина поломок?

– Я думаю в неправильной эксплуатации и небрежном обращении. В основном у фельдшерских бригад они находятся в безобразном состоянии, с перекрученными проводами. А в итоге кабели отведения просто ломаются.

Тут вмешалась фельдшер Романова:

– Не знаю у кого как, а к нашему кардиографу мы бережно относимся, ничего там не перекручено. Но он всё равно сломался и начал всем одинаковые кардиограммы рисовать.

– Антонина Николаевна, там нет никакой поломки, – сказал Андрей Ильич. – Просто каким-то образом у него включился демо-режим. Сейчас пойдёмте вместе и я покажу, как он отключается.

Далее главный врач задал Андрею Ильичу вопрос на засыпку:

– А ещё мне непонятна такая штука, – продолжил тему главный. – Вы регулярно подаёте отчёты, в которых пишете, что кардиографов у нас завались. Если не ошибаюсь, то шестьдесят три. Так? Так. И вот тут самый интересный вопрос: почему при таком огромном количестве бригадам их не хватает? Ведь сломанных-то всего восемь, а не сорок восемь.

Тут Андрей Ильич покраснел и сбивчиво сказал:

– Ну тут как… Много на списание идёт, а ещё у всех спецбригад сразу по два. Я хотел позабирать, а они не отдают ни в какую.

– Короче говоря, Андрей Ильич, учёт техники вы как положено не ведёте. Поэтому будем проводить внеплановую инвентаризацию.

– Понял, – мрачно ответил он. – Но ведь всё дело в том, что нет у нас старшего фельдшера, ответственного за медтехнику. Наталья как уволилась в прошлом году, так на мне всё это и повисло.

– Ну а что делать, Андрей Ильич? – сказал главный. – Вакансия открыта, кадровики объявления давали. Не можем мы силой кого-то притащить на эту должность, сами понимаете. Вот как найдётся работник, так тут же вас освободим от этих обязанностей. А пока готовьтесь к инвентаризации, от неё уйти не получится. Всё, коллеги, если вопросов нет, то всем спасибо!

Андрей Ильич относится к той категории людей, которые, как бы ни старались, не в состоянии вести строгий учёт чего-либо. Потому как не дано это. По секрету скажу, что и ваш покорный слуга такой же. Если назначить меня на соответствующую должность, то я, сам того не желая, непременно устрою непреодолимую путаницу и завалю всю работу. Так что, не осуждаю я его.

После конференции вновь на улицу вышел, чтоб очередную дозу никотина принять. И тут же стал очевидцем внезапно вспыхнувшего конфликта. К стоявшему рядом со мной фельдшеру Антону Куликову вдруг подскочил водитель Николай Березин и весьма агрессивно стал предъявлять претензии:

– Ну ты чё, стукач, блин? <Нафига> ты меня вложил, а? Тебе за это премию, что ли, дадут?

– Да, я написал на тебя докладную, – спокойно ответил Антон. – Потому что ты уже достал. Лезешь туда, куда не надо.

– Тебе рожу, что ли, разбить? – не унимался Николай.

– Ну давай, попробуй, – флегматично сказал Антон, который был моложе, крепче и на голову выше своего оппонента.

– Да пошёл ты <нафиг>! – подвёл итог Николай и, махнув рукой, удалился быстрым шагом.

Моё до неприличия большое любопытство взяло верх, и я поинтересовался у Антона причиной столь замечательного диалога.

– Да он достал уже! Лезет в нашу работу, как будто он не водитель, а старший врач. Вчера вечером скандал устроил из-за того, что я детские вызовы беру.

– А его-то какое дело? – не понял я.

– Ха, какое! Он думает, что бригада, которая берёт детские вызовы, работает без заездов и без ночного отдыха.

– Это что за дурь?

– Дурь, конечно, но ведь ему ничего не докажешь. И это ещё не всё! Его величество очень недовольно, что якобы я слишком часто в стационары вожу. И это опять не всё. Потом он сделал вид, что сломался, и меня потом на другую машину пересадили.

– Ну, это уже все границы переходит! – возмутился я.

– Вот и я о том же, – согласился Антон. – Я ж не просто так докладную написал. А ещё он надоел своими байками про то, как в спецназе ГРУ служил. Из него спецназовец, как из меня президент России!

– О, эти байки он и мне в своё время рассказывал, – вспомнил я. – Уж до того договорился, что ему после ранения обе скуловые кости заменили на титановые.

– Ахаха! Юрий Иваныч, так он и мне это втирал! Ну неужели он сам не понимает, что со стороны по-идиотски выглядит?

– Нет, Антон, не понимает. Он же находится в плену у своих комплексов. Соврёт как-нибудь поцветистей, создаст сам себе иллюзию возвышения над окружающими, и на какое-то время полегче ему станет.

Вот и вызовок прилетел, первенец наш: боль в груди у женщины семидесяти двух лет.

Подъехали мы к ухоженному, добротному частному дому. Никто нас не встречал. Но мы люди не гордые, вошли в незапертую калитку. Во дворе к нам метнулась жутко свирепая дворняга. Свирепая до такой степени, что, поскуливая, замахала хвостом и разлеглась, подставив пузо. Не прошли мы мимо, погладили её, забавно причмокивающую от удовольствия.

В доме нас встретила женщина с извиняющейся улыбкой:

– Здравствуйте! Я вас к маме вызвала, у неё с сердцем плохо. Она мне позвонила, и я сразу приехала.

– Она лежачая, что ли? – спросил я.

– Нет, что вы! Она сама всё хозяйство ведёт и ходит везде.

Больная с крашеными тёмно-русыми короткими волосами и лицом без единой морщинки выглядела гораздо моложе своего возраста. Лежала она на диване и что-то читала в смартфоне.

– Здравствуйте, Екатерина Сергеевна! Что с вами случилось?

– Ой, да вы знаете, я и сама-то никак не разберусь. У меня такая боль, как будто от спины до груди кинжалом пронзают. Никак не пойму, то ли позвоночник болит, то ли грудь, то ли всё сразу.

В таких случаях всегда нужно начинать с записи ЭКГ. Лента выползла и решительно опровергла мой мрачный прогноз: не было там ничего угрожающего. А вот давление было высоковато: сто шестьдесят на девяносто. Выставил я дорсопатию грудного отдела позвоночника и ухудшение течения гипертонической болезни. Полечили мы Екатерину Сергеевну как положено и настоятельно порекомендовали посетить поликлинику. Уж хотели было распрощаться, но дочь обратилась ко мне:

– Доктор, подождите, пожалуйста. Дело в том, что она целыми днями пашет в огороде. Прямо как трактор! Ведь двенадцать соток – это не шутка! Но ей на своё здоровье наплевать. А главное, зачем это всё надо? Мы ей уже сто раз предлагали купить и овощей, и фруктов, и ягод! Картошки хоть десять мешков привезём!

Екатерина Сергеевна, терпеливо выслушав речь дочери, спокойно сказала:

– Люда, перестань. На эту тему я уже сто раз говорила: огород – это моя жизнь. Пока я в уме и в силах, буду им заниматься. Ну а потом, с чего ты решила, что я пашу на износ? Всю тяжёлую работу за меня сделали. Участок под картошку трактор вспахал, грядки – Миша Кузьмин мотоблоком. Вода есть, таскать её не надо. Где уж я перетрудилась-то? Так что, доктор, не беспокойтесь, не надо со мной воспитательные беседы проводить.

– Не буду, Екатерина Сергеевна, – ответил я. – Болезнь-то у нас с вами одинаковая: непреодолимая садово-огородная зависимость. Если меня лишить всех этих дел, то не знаю, что со мной будет. Наверное, тяжкая депрессия накроет.

– Приятно видеть родственную душу! – сказала она. – А у меня ведь как получилось-то? До пенсии я этими огородными делами почти и не занималась. Так, цветы посажу, зелени немножко, да и всё. Я всю жизнь школьным учителем проработала, математику преподавала. Считала, что не должна интеллигентная женщина в земле ковыряться. Да, вот такой дурой была. Всё делал мой муж покойный. И по дому, и на огороде, всё на нём было. Как вспомню, так проклинаю свою глупость…

– Нет, не надо так себя казнить. Что было, то прошло, и мы ничего изменить не в силах. Нужно жить настоящим. Ведь прошлого мы не воротим, будущее жутковатое и неопределённое. А потому, давайте будем держаться за настоящее. Ладно, Екатерина Сергеевна, пора нам ехать, а то начальство «ая-яй» сделает. Здоровья вам!

– Спасибо большое! Задержитесь на минутку, скажите свои данные, и я на вас благодарность напишу.

Свои данные мы скрывать не стали. Н-да, долго мы на этом вызове пробыли. А всему виной я, старый болтун, расселся и начал почём зря языком молотить.

Побаивался я, что замечание сделают, но ничего, всё обошлось. Вместо замечания вызов пульнули: болит живот и рвота у женщины пятидесяти восьми лет.

Открыл нам коренастый краснолицый мужчина. Он находился в той замечательной стадии алкогольного опьянения, когда настроение повышается до маниакальности и все проблемы кажутся ничтожно-мелкими.

– Здравствуйте, господа медики! – бодро поприветствовал он нас. – Я вас к жене вызвал. Она, дура этакая… Нет, это я любя, вы не думайте ничего такого! Я её больше жизни люблю! Короче, она салом объелась. Брат мой свиней держит, он у меня настоящий фермер…

– Извините, давайте-ка мы сразу к ней пройдём, и она сама нам всё расскажет, – решительно прервал я его монолог.

Больная лежала на кровати со страдальческим и почему-то испуганным выражением лица.

– Здравствуйте, что случилось?

– Живот сильно болит и ничего не помогает.

– Давно болит?

– С ночи. Я три раза пила <Название общеизвестного спазмолитика>. На полчаса поутихнет, а потом опять…

– А что вы ели-пили?

– Ой, да сала я вчера переела. Оно мягкое, нежное, очень вкусное, да ещё и с чесночком! Я большой кусище враз съела.

Тут в разговор встрял муж, нетерпеливо топтавшийся тут же:

– А я тебе говорил, не надо так обжираться! Не слушаешь ты меня, а зря! Ты же видишь, что всё по-моему выходит!

– Витя, да перестань ты уже, ради бога! – сказала она ему. – Ну зачем ты выпил, неужели перед людьми-то не стыдно?

– Нет, а чего мне стыдиться? Я что, валяюсь или безобразничаю? Я, между прочим, за тебя переживаю! – ответил муж и обиженно вышел.

Живот был мягкий, слегка вздутый, болезненный в проекции поджелудочной железы. Глюкоза крови высоковата: семь и восемь. При боли в животе мы обязаны делать кардиограмму, чтоб не пропустить абдоминальный инфаркт миокарда. Но в этот раз, ничего подобного не было. Ввели мы ей спазмолитик и в хирургию свезли. Муж, кстати, перестав обижаться, поехал сопровождать. И всю дорогу, не умолкая, засорял мозг моим парням.

Велено в сторону Центра двигаться. Но мало ли, что велено. Доехать однозначно не дадут, в самый-то наплыв вызовов. И точно: поехали на ДТП с пострадавшими.

Место происшествия находилось на одном из центральных проспектов с очень плотным движением транспорта. Сотрудники ГИБДД были уже на месте. Выяснилось, что один из автомобилей слишком резво выехал с второстепенной на главную и получил приличный удар в бочину от другого авто. Серьёзно пострадавших нигде не просматривалось, и это очень нас обрадовало. Пострадавшей оказалась молодая женщина, виновница ДТП, и мы сразу привели её в свою машину.

– Что вас беспокоит?

– Голова болит и шея.

– Они сами по себе заболели или из-за травмы?

– Ну конечно из-за травмы! Он же в меня въехал со всей дури!

– Тошноты, рвоты нет?

– Тошнит немного. А когда он в меня врезался, я вроде бы даже сознание потеряла.

– В больницу поедем?

– Нет, я потом сама приду. Вы, главное, у себя в документах всё зафиксируйте.

Пострадавшую я внимательно осмотрел, но никакой патологической неврологической симптоматики не углядел. Ретроградной амнезии не было, момент ДТП она помнила, хоть и сказала, что теряла сознание. Выставил я ей под вопросом закрытую черепно-мозговую травму и краниоцервикалгию. Нет, это не ругательство, а всего лишь боль в голове и шее. Ну а потом откланялись мы, отъехали подальше, и я отписал всё, что нужно. Всю документацию я всегда оформляю полностью сразу после вызова. Некоторые коллеги копят, а потом всё скопом отписывают по возвращении на Центр или подстанцию. Но я считаю это тратой лишнего времени. Ведь намного рациональней приехать с уже оформленными карточками, быстро сдать их на закрытие и почувствовать себя свободным человеком. До поры до времени, конечно.

Попросились было на обед, но диспетчер Надежда, видимо, посчитала, что мы ещё недостаточно проголодались, и дала вызов. И был он, к сожалению, самым что ни на есть профильным, от которого никак не отвертишься. В общем, ждал нас мужчина пятидесяти трёх лет, решивший с чего-то запсихозничать.

У подъезда «хрущёвки» нас встретила женщина:

– Здравствуйте, вот, пришлось вас вызвать. Брат совсем уже рехнулся. Допился до полного безумия, дурак дураком стал. Какую-то околесицу несёт, ничего не соображает.

– А вы вместе с ним живёте?

– Нет, я вот в этом доме живу, каждый день к нему прихожу, да бывает, что и не по одному разу. Но ему теперь постоянная нянька нужна, мало ли что он натворит. И ещё боюсь, что куда-нибудь уйдёт и потеряется, ведь с памятью-то у него совсем беда. Я каждый раз внушаю, чтоб не смел никуда уходить. К нему ещё бывшая жена и дочь приезжают. Ведь, казалось бы, развелись, разбежались, чужими людьми стали. А они всё равно навещают его. Ой, дай им бог здоровья!

– Давно ли он пьёт-то?

– Давно, очень давно, с молодости. Но раньше-то он держался. У него же высшее образование, инженером работал на электростанции. А потом пьянку на первое место поставил и всё потерял. Начал какими-то шабашками заниматься от запоя до запоя. Ой, что тут рассуждать, человек конченый, уже не исправишь и не вылечишь. Теперь у меня забота, как ему инвалидность оформить.

– Сегодня он выпивал?

– Нет, точно не выпивал. Я уж признаюсь вам честно, что приношу ему через день по чекушечке. Ему теперь много-то не надо, рюмки три выпьет и сразу в лёжку.

– А почему же вы нас именно сегодня вызвали? Ведь не сейчас же у него это началось.

– Потому что увидела, как он газовый вентиль отвёрткой ковыряет. Вот я и всполошилась. Вы же сами понимаете, что может случиться.

Больной, услышав щёлканье замка, вышел к нам в прихожую. На лице, покрытом красными пятнами, кустилась жиденькая растительность. Одет он был весьма оригинально: сверху – грязная голубая рубаха с коротким рукавом, а низ полностью обнажённый.

– Витя, да ты что делаешь? – возмутилась сестра. – Ты зачем штаны-то снял? Неужели не стыдно? Ну-ка, давай быстро надевай!

После того, как больной обрёл относительно пристойный вид, начали мы беседу беседовать.

– Ну что, Виктор Алексеич, рассказывайте, как себя чувствуете, есть ли жалобы?

– А как я себя чувствую? Нормально всё, я здоровый человек.

– Это хорошо. А где вы сейчас находитесь?

– Я вон из того дома сюда пришёл.

– То есть, это не ваша квартира?

– Не знаю, я потом разберусь.

– Виктор Алексеич, какое сегодня число?

– Десять двенадцать две тысячи одиннадцать.

– Понятно. А вот это кто стоит?

– Как кто, моя сеструха родная, Галина.

– А как зовут вашу дочь и бывшую жену?

– Да откуда я знаю! – раздражённо сказал он. – Я в Израиле десять лет под землёй жил!

– Ну и как вы туда попали?

– С Кольского полуострова. А до этого я в Нидерландах был.

– Ну и чем вы там занимались?

– Был лейтенантом госбезопасности. Почитайте газеты, там про меня всё написано.

– Виктор Алексеич, а в какой стране мы живём?

– В эсэсэре.

– А кто наш президент?

– Ельцин.

– Да почему же Ельцин-то?

– Как почему, он же генеральный секретарь компартии. Он мне тут как-то звонил, сказал, что я теперь генерал-лейтенант госбезопасности. А вообще, мы с ним часто перезваниваемся, разговариваем обо всём.

– О как! Ну что ж, поздравляю с присвоением нового звания!

– А у меня в швейцарском банке пять миллиардов долларов! – гордо сказал больной и расплылся в довольной улыбке.

– Счастливый вы человек, товарищ генерал-лейтенант! Но давайте-ка поедем в больницу, там отдохнёте от нелёгкой службы, подлечитесь.

– А куда, в Израиль, что ли?

– Нет, там, конечно, не Израиль, но тоже очень хорошо, вам понравится.

– Поехали!

Да, допился Виктор Алексеевич, можно сказать, до предела. Алкоголизм уже в третью стадию перешёл, которая, кстати сказать, не так часто встречается. В этой стадии больные деградируют, устойчивость к алкоголю снижается. Опьянение наступает от самой минимальной дозы. Да и пьют они уже не столько для удовольствия, сколько для устранения тяжкой абстиненции.

А ещё Виктор Алексеевич показал яркий Корсаковский синдром с характерными для него конфабуляциями, то есть ложными воспоминаниями. Всё, что улетучилось из памяти, больная психика заменила фантастической нелепицей. Здесь имеются в виду «путешествия» в Израиль, Нидерланды и Кольский полуостров. Ну и конечно же, «общение» с давно покойным Ельциным.

Прогноз здесь, конечно же, самый что ни на есть, мрачный. Нет, острота психотической симптоматики сгладится. Но о полном восстановлении нормальной психики даже и речи быть не может.

Вот и разрешили, наконец-то, обед. Поздновато уже, мою любимую выпечку уже скорей всего разобрали. Ладно, не смертельно это и для меня даже полезно. Стыдно признаться, но за зиму я живот отрастил и теперь проблемы с одеждой появились. Очень хочется специальной гимнастикой заняться, вот только лень проклятущая не позволяет.