Дорога туда… 1 том Сила Медведь

Некоторое время Медведь посматривал на него. Невысокий, почему-то в форме дружинника: стёганная с ватной прослойкой куртка с отложным, меховым воротником и широким поясом-ремнём, к которому был приторочен короткий меч, на голове шапка-ушанка, на ногах синие галифе с жёлтыми лампасами, что подтверждало его причастность к высокому рангу. Так что он вполне мог сойти и за главу пары улиц. Сапоги с высоким голенищем. Нашею намотан серый шарф, концы которого были затянуты в узел. Так сейчас модно у дружинников, что ли? Все почему-то так ходили. Сила заметил это ещё в своём Районе. Могильщику хотелось рассмотреть глаза главы, но из-за темноты и снега их было плохо видно, даже зрение оборотня не помогало. «Зеркало души» могло о многом сказать. Уж больно встречающий их человек был похож на неживого. Мертвяка даже при солнечном свете, если хорошее колдовство, можно было отличить только по глазам. И голос у него был жуткий. И двигалсячуть деревянно. Однако, если учесть, что упырьпытался совсем недавно его укусить, значит, живой глава Развесёлой. Вампир на мертвяка в любом случае не напал бы.

– Предлагаю мимо проехать, – сказал Могильщик, когда закончил оценивать старшего квадрата, как ежели бы он был противником.

– Вот согласен я с тобой, брат Медведь, да только гостиница, о которой тот чудик говорил, и есть та самая, к которой мы ехали. Свободных номеров на десять километров нету-то. А снег до утра будет идти.

– Не поеду я в эту темноту. Добром оттуда не веет, – буркнул Сила.

– Предлагаешь в повозке спать? – дал лёгкого петуха Кощей. Глаза Скомороха так и округлились в ужасе от предстоящей поездки ночью, да ещё зимой.

Медведю на это было всё равно, он и в поле мог заночевать, снег и холод его не страшили, авот Кощей, тощее существо, у которого одни кости да кожа на них натянутая… ладно-ладно, проглядывает там и мускулатура какая-никакая, чего уж душой кривить – мог замёрзнуть даже когда на улице плюс двадцать.

– Ты полдорогив повозке проспал. Ничего, не окочурился.

– Я спал, потому что день был. И снег не шёл. Утром будет ещё холоднее, ты же это знаешь.

– Хочешь в ту тьму въехать? – сурово осведомился Медведь, давая понять, что туда он ни под каким предлогом не поедет.

– Нет, но и спать в повозке не хочу.

– Ты уж выбери что-то одно, потому что третьего варианта у нас нет.

– Сегодняшний прогноз погоды ничего хорошего нам не обещает, – заговорил совершенно чужой, хриплый голос. Сначала Медведь не понял кто. Может глава? Однако звук шёл со стороны рядом стоявшего упыря. Он кутался в чёрное явно ему не по размеру пальто, сутулился, вжимая голову в плечи и пытаясь спрятаться в накрученном на шею шарфе. И вроде вампиры к холоду привычные, однако этот чуть ли не как Кощей, стучал зубами. – С закатом, столбик термометра опустится ниже двадцати, снег усилится, влажность подымется до семидесяти-семидесяти пяти процентов. Ветер будет умеренным, однако просим соблюсти осторожность и если у вас нет срочных дел, воздержитесь от выхода на улицу. За сутки предположительно выпадет месячная норма осадков…

– Ворона. Ворона упала, – кивнула Ворона.

На голове у упырки была шапка-ушанка. Уши шапки были опущены и верёвочки стянуты в бантик под подбородком. Сверху на шапку был повязан цветастый платок. Тулупчик был застёгнут на все пуговки, сверху намотан шерстяной платок. Только сейчас Сила отметил внешний вид девчонки. Надо сказать совершенно дурацкий вид.

– Завтра в северных районах ожидается потепление до минус восемнадцати, однако уже к обеду ветер усилится и градусник термометра опустится до минус двадцати пяти. На улицах гололедица. Выпавшая норма осадков может привести весной к подтоплению некоторых районов… – продолжил упырь.

– Ворона, – топнула ногой Ворона и почудилось в этом негодование.

Кощей сказал:

– Да рты закройте оба, мать вашу!

Ворона и кровосос в голос зашипели на Кощея, а тот зыркнул так, что они спрятались за Медведя и тут же стали выглядывать из-за него, поглядывая на Скомороха жуткими широко открытыми глазами. Час от часу не легче. Сначала нападал, теперь товарищем заделался, потом гляди в побратимы запишется… Упырь решил к ним присоединиться?! Что вообще происходит? От одной не успели избавиться, другой прилетел. И вроде как тоже подросток? В чём суть? И почему именно Медведю досталась такая честь?!

– Так вы решили, гости дорогие? – вопросил глава, не двигаясь со своего места.

– Пожалуй, мы переночуем в повозке, здесь, если вы не возражаете, – сказал Медведь.

– Возражаю, – ответил глава всё тем же холодным, не живым голосом.

Сила нахмурился, Кощей фыркнул. Такого ответа Могильщик не ожидал. А глава, будто дав им время осознать – всего-то несколько секунд, продолжил:

– Ночь будет длинная, снежная. Холодная. После полуночи ожидается резкое понижение температуры. Здесь у нас частенько так. Правда обычно в лютеньподобные явления, а вот в этом году аномалия, в морозень. Поэтому я прошу вас проследовать за мной в гостиницу или же уехать прочь, за пределы нашего квадрата. Вы уж меня извините за столь грубое к вам отношение. Я не хочу утром обнаружить ваши обледеневшие тела. К тому же, у нас тут не безопасно.

– Ты чего несёшь? Какие обледеневшие? – фыркнул недоверчиво Кощей и прищурился, дабы разглядеть получше старшего. – Да и ежели обледенеем, потом оттаем.

– Не сомневаюсь, – отозвался глава.

– Тогда мы поедим, – вернулся к теме насущной Сила и махнул головой в сторону повозки. – Спасибо за предложение и всего хорошего.

– Я вас провожу, – сказал глава, но Кощей воспротивился.

– Мы сами, – махнул он рукой и подошёл к коням.

Нарисовав в воздухе пару рун, Кощей приложил их ко лбам мертвяков, затем положил ладони им на морды, закрыл глаза. Кони, ни чем не отличавшиеся от живых, разве что белёсыми глазами, стояли спокойно. Им не за чем было волноваться, они мертвы. Некоторое время Скоморох рылся в своей голове, выискивая нужный маршрут. Каким-то образом карта дорог, да и всего мира, вместе с сёлами, городами, гостиницами и постоялыми дворами была в головах колдунов, они могли спокойно идти выбранным маршрутом и переносить нужный маршрут в головы мёртвым коням, благодаря ворожбеному знаку. Через некоторое времяруны мягко вспыхнули красным светом, а после осыпались пеплом вниз. Новый маршрут загружен. Можно ехать. Волшба всегда происходила без всяких вспышек и суеты, и Могильщик частенько спрашивал Кощея: как же всё-таки так получалось? И Скоморох всё время ему отвечал одно и тоже: да хрен его знает.

Кощей запрыгнул на передок,и прежде, чем Сила взмахнул вожжами, глава взял под поводья коней и, посмотрев на Медведя, твёрдо сказал:

– Я обязан вас проводить.

Сила спорить не стал, как и Кощей. Лишь переглянулся с братом и крепче перехватил поводья. На мгновение появилось желание предложить главе сесть на облучок, рядом с ними, но тут же пропало. Странный он, а странных надо держать на расстоянии. Впрочем и поближе было бы не плохо, но пожалуй так, как есть, будет лучше всего.

Далее путь потёк в гулкой тишине. Снег продолжал падать, поднялся ветер. Холодные хлопья то и дело резали щёки, лоб и губы, но Медведь упрямо сидел на своём месте, тулуп хранил на себе небольшие капельки влаги. Сила смотрел вперёд. Пост проехали просто, будочник явно не радостный появлением путников и кутаясь в меховой, довольно приличный плащ, на который Медведь обратил внимание, лишь отвёл «коромысло» в сторону. Недобро проводил их взглядом.

Неширокая дорога скоро кончилась, и они спокойно свернули направо, оказавшись перед развилкой. Мёртвые кони, как и полагалось заколдованным скакунам, повернули ещё раз направо, глава их не останавливал. По правую руку показались огоньки, и Сила ощутил странную радость от того, что темнота осталась позади. Вроде как и голоса послышались. Он не боялся, но неприятности Медведю были ни к чему.

В какой-то момент снег стал идти медленнее и поредел. Справа Сила увидел высокий, многоэтажный дом. Он тянулся длинной стеной, уходя из снеговой завесы в снеговую даль. И конца и края его не было видно. В каждом окне горел свет, разный свет: то красный, то синий, то зелёный, то золотистый. И слышались смех и разговоры. Но Сила не мог понять слов, будто они сливались в одну длинную, монотонную мелодию. И вскоре свет превратился в жидкую, киселеобразную массу и начал стекаться в одну плоскость, больше похожую на радугу. И Медведь перестал бы смотреть и заткнул бы уши ладонями, но неожиданно понял, что не может повернуть головы и моргнуть. А впрочем, нет, он моргнул. Вернее, опустил отяжелевшие веки, и свет с шумом голосов померк, как и мир, что окружал их.

Некоторое время Сила чувствовал лёгкость и пустоту, это когда никакие мысли не одолевают, когда рутина позади, когда ночь и время отдыхать. Когда наелся и напился горячего чаю с мёдом, когда подушка обманчиво мягкая, а одеяло тёплое, и когда вытянув ноги, на кровати, принимаешь любую позу, в какой удобно… И когда точно знаешь, что завтра вставать не рано, можно подремать ещё пару минут в постели, а потом подняться и неспешно заняться какими-то неважными, а может и важными, но обычными делами. И когда знаешь, что ничто не потревожит твою обыденность, никакая дальняя новость, никакая ворона, залетевшая ночью в приоткрытое окно, никакие мертвецы, которых надо захоронить по традициям, с обрядами, потому что за это Силе платят – это его работа. И не надо поднимать тяжёлый меч и идти рубить врага али демона, обращаться медведем внутри тебя, а потом и Зверем, который так же живёт внутри тебя, и не надо прятаться за щитом и спать где попало, и не надо прощаться с товарищами… Это спокойный сон, куда проваливаются дети, засыпая после шумного и по непривычки беспокойного дня, что принёс слишком много открытий…

– Медведь, – услышал Сила спокойный голос Кощея.

Вопрос: как здесь, в этой тягучей и умиротворённой темноте и тишине оказался Скоморох, повис в воздухе. Иногда мёртвые снятся, иногда живые. Мёртвые к смене погоды, живые… Иногда чужие люди приходят во снах, творят там что хотят, потом уходят… Нет ничего удивительного в том, что ему приснился брат.

Однако, после того, как тьму озарило кольцо яркого, золотисто-алого огня, Могильщик понял – он не спит. Вернее спит, да только всё не так обычно, как казалось на первый взгляд. И глаза у него открыты, и он видит простой мрак и прибывает в нём.

– И какая была разница, где приключения на задницу искать: в гостинице или на улице, – пробурчал недовольный Кощей, сидя в непроглядной темноте по-турецки в паре шагов от него. В этом мраке не было ни верха, ни низа, ни пола, ни потолка. И стен не было тоже. Но Сила стоял, а Скоморох сидел и был занят делом. Он медленно, с удивительной для него осторожностью вытягивал из темноты тонкую, чёрную нитку, на которой были повязаны узлы.

– Ворожба, – проговорил Медведь, констатируя факт.

– Да. Усыпили, гады. Ведьмачеи, сволочи. В сонном логове заперли. Терпеть не могу распутывать их узлы. Знаков не начертить, мечом не взмахнуть…

– Проклятия нет?

– Нет, брат.

– Порча?

– Только логово снов. Видно на порчу или же проклятие силёнок не хватило. А может подумали, что для нас логова сна будет достаточно.

– Ворона! – вскрикнула где-то в стороне упырка и вынырнула из кромешного мрака, вытянув вперёд руки. – Ворона… Ворона… Ми… Ми…

– Да тут я, – сказал Медведь и взяв Ворону за руку потянул на себя. Упырша прижалась к Силе, обняла его цепкими, тонкими ручонками и заплакала. – Дочка… Папа… Ми… Ми… Папа. Ворона…

– Так ты точно не её отец? – пробурчал Кощей, не отрываясь от работы.

– Кончай уже, – скривился Медведь.

– Готовься, – сказал Скоморох, и в следующее мгновение тьма расступилась, открыв огромное поле с ярко зелёными цветами, которые сочились алыми каплями. Некоторое время Сила смотрел на цветы, а потом рыкнул. Не получилось.

– Хороша ворожба, – продолжал бурчать Кощей, не отрываясь от занятия. Он вытягивал нитку откуда-то из сгустка темноты, что надвигалась вновь и вновь, расширяясь, будто клякса на бумаге и затапливая неестественно ярко-зелёный луг. – Несколько узлов навязали. Надеюсь не так много, а то и сдохнем там, а потом пролежим хрен знает сколько, пока голова не сгниёт и не отвалится. А может, они отрубят наши бедные головы, пока мы будем блаженно прибывать в этом срательном сне. И тогда отправимся мы в космическую темноту, а потом по звёздному пути…

Медведь ничего не ответил. Он смотрел на поле плачущих алым цветов, в котором они теперь с Вороной стояли и в котором сидел Скоморох, вытягивая из наступающей темноты всё ту же нить. Мрак, спокойно пожиравший яркие цветы и за одно Кощея, заставлял отступать. Правда отступать было некуда. За спиной было то же самое, что впереди.

– Ворона, Ми… Ми… дведь… Ворона, – пискнула последнее слово она и вжалась в него так сильно, будто искала в нём защиты.

– Готовься, – сказал Кощей, затем потянул нитку на себя. Нитка неохотно подалась навстречу Скомороху, засочилась гнилью в районе одного из мелких навязанных на ней узелков. Медведю даже показалось, что он ощутил запах тлена. Кощей, не долго думая, потёр подушечки пальцев друг о друга и сжал узелок между ними. Рун не нарисовал, однако у каждого колдуна с детства были пальцы покрыты ворожбеной краской, что позволяло им рисовать знаки. Она была невидима, но колдовство имела. Потому Кощей и прижигал ею нитку, ничего другого им не оставалось. Ворожба слабенькая, но когда творил её сильный колдун, получалось мощно.

Узелок вспыхнул алым огоньком, затем пропал и нитка расширилась, а потом взорвалась изнутри. В следующий миг сменилось место прибывания.

– Ага, – зачем-то сказал Кощей, не отвлекаясь от ворожбы.

Медведь осмотрелся вновь. Луг с цветами исчез. На этот раз их окружило огненное кольцо, и гибкая горящая лента сужалась с каждым вращением, вытягиваясь языками пламени в их сторону в виде острых мечей. При каждом витке лента, сокращая диаметр круга, будто ускользала от вновь наступающей тьмы, но при этом пыталась уничтожить тех, кто стоял в центре. Тут Сила помочь Кощею был не в состоянии. Колдовать Могильщик не мог. В мире были люди всякие: и ведьмачеи, и колдуны – они подразделялись на бледных и мрачных. Были оборотни: лисы, волки, медведи. Упыри. У некоторых силы были совместимые, например, оборотень – колдун. Могильщик был простым перевёртышем, когда Кощей просто мрачным колдуном. Потому сейчас Силе оставалось стоять на месте и ждать, когда брат закончит с ворожбой.

– Готовься, – вновь сказал Скоморох. Новый лёгкий взрыв, и мрак сменил декорации.

Огненное кольцо исчезло, теперь это была серая, унылая пустошь. Ничего особенного, только под ногами черепа. Изглоданные или истлевшие не важно, блестели в бледном свете неясной сферы, что торчала над землёй, будто солнце. Тёмными глазницами они смотрели на них, что не радовало от слова совсем. Черепа укрывали землю полностью, в некоторых отдалённых местах высились небольшими горочками. Картина была жуткая.

Ворона, оторвавшись от Медведя, но продолжая цепляться за него тонкими пальчиками, глянула по сторонам, затем посмотрела вниз, покривилась, зашипела, подняла ногу и наступила на один из черепов. Тот даже и не думал крошиться, лежал себе на месте и всё. Ворона отпрыгнула, споткнулась о каркас человеческой головы, чуть не упала, злобно рыкнула, уставившись на кости. Потом посмотрела на Могильщика глазами-попрошайками. А что он мог сделать? Если только захоронить. Но для того, чтобы захоронить нужно место, а его как раз-таки и не было. Да и бессмысленно это делать: они в ворожбеном сне. Тут хоронить не надо, тут ждать надо, пока Кощей закончит уничтожать узлы на этой чёртовой нитке, что выведет их из логова ведьмачьего морока в реальность.

Когда за спиной раздался рык, Сила, старясь не делать резких движений, обернулся. Ворона последовала его примеру. То, что они увидели, Силе совсем не понравилось. Ворона же, надо отдать упырке должное, не верещала, не прыгала и не вжималась в него от страха. Она просто остолбенела, глядя широко открытыми, изумлёнными глазищами на то, что медленно выползало из наступающей на пустошь темноты.

– Какая же ты гадость, – прошептал Сила, всматриваясь в уродливую то ли человеческую, то ли свинячью морду монстра, что порыкивал и приоткрывал пасть, одаривая непрошеных гостей сонного адского царства гнилой вонью.

Монстр был огромен, нечто подобное за частоколом Большой Столицы Медведь частенько встречал, когда хаживал с Игорем Воевателем в походы. Земля полнится демонами. У нечисти была огромная башка с выпирающими жёлтыми буркалами, под парой этого уродства располагались ещё два вполне человеческих глаза. И не ясно было, чем являлись эти жёлтые выпирающие отростки: глазами ли, с точками чёрных зрачков и красными тонкими капилярами, или же надбровными дугами. Под огромным пятаком усеянная острыми зубами пасть с полными синюшными губами, по бокам, на выступающих то ли скулах, то ли круглых щеках, ещё по рту с длинными клыками. На высоком лбу синие и алые шишки, а на макушке, как венец, корона из острых отростков, уходящих тонкими пиками в темноту. По бокам располагались вполне нормальные, человеческие уши, слишком маленькие для такой огромной башки. Глядя на эту жуткую морду, можно было увидеть человека, и именно от этого по спине бежали мурашки. А ещё нечто липкое коснулось сердца и души, когда Медведь осознал, что если эта тварь их сейчас слопает, то в реальности их убивать уже не надо. И Могильщик, дабы спасти их, не сможет обернуться, чтобы вступить в бой с нечистью, и не сможет в форме человека убить её тоже, потому что здесь он лишён всего, а вот демон наоборот может всё.

– Кощей, – тихо и спокойно сказал Медведь. – Поторопись.

– Тороплюсь, Сила, тороплюсь, – бубнил Скоморох, вытягивая следующий узелок из темноты. – Готовься, – предупредил он и прижал науз.

Как только сменились декорации, Сила огляделся. Нет, не вышли из логова. И правда, наплели узелков, сволочи!

На этот раз они оказались у обрыва. Площадочка, где они замерли, была такой узкой, что пришлось прижать Ворону к себе. Ворона была хрупкая и лёгкая, почему-то одетая в простое льняное платьице, а рука Могильщика была могучая, в ней силы было больше, чем весила упырочка. Медведь же был одет в простые порты, лапти и в рубаху. Сила прижал девчонку к себе крепко, и она повисла в его руке, как веточка сливы, вцепившись однако в его плечо своими тонюсенькими пальчиками.

Кощей сидел у самого обрыва и продолжал тянуть нить из мрака, что клубился в паре метрах от того места, где он находился. Дул сильный ветер и по склону высокой скалы, что каменной серой громадой нависала над ними по правую руку от них лезло ещё одно жуткое существо. Оно было змиеподобное, шипящее, такое же уродливое и опасное.

Почему-то в этот момент Сила подумал об упыре, который налетел на них. Подумал и тут же забыл.

– Кхе, – вдруг кашлянула Ворона, и Медведь быстро бросил на неё взгляд. Бросил и тут же вернулся к змею, который в какой-то момент неожиданно оказался намного ближе, чем был секундой назад.

– Кхе, – повторила Ворона, и Медведь, нахмурившись, вернулся к упырке. Вспыхнувшая в его голове мысль заставила Силу внимательнее присмотреться к ней.

Ворона кашлянула ещё раз и выплюнула сгусток чёрной массы. Потом покривилась, сглотнула задумчиво и снова кашлянула. В этот момент Медведь ощутил как по телу заскользило нечто неприятное. Оно было склизкое, влажное и холодное. Окутывало его, словно одеяло. Но не тёплое. Холод пробрал до костей, коснулся сердца, окутал органы. Всё произошло настолько быстро, что Медведь не успел толком осознать смену состояния. В тот миг, когда Сила прислушался к холоду, Кощей тихо кашлянул и выплюнул противную массу, а затем начал задыхаться. Про змея Медведь уже и забыл, потому что сам ощутил противный привкус во рту, открыл его и принялся выплёвывать, в надежде, что эта чёрная дрянь вот в этот самый момент закончится. Но та не заканчивалась и теперь лезла и из носа тоже. Ворона упала на колени, схватилась за горло. Сила хотел было крикнуть Скомороху, чтобы тот поторапливался, но не смог, лишь забулькал. Впрочем, Кощей сам знал, что надо спешить. И он спешил, тянул нитку, но нужного узла всё никак не было. Медведь бегло подумал, что может есть другой способ выбраться из логова снов, однако тут же осадил себя: было бы, давно уже применили бы эту возможность.

Забытый Силой змей наконец прополз весь путь и, оказавшись над ними, протянул тело, выгибаясь лентой в параллель плато, на котором они находились. Он открыл зубастую пасть, Медведь глянул на него мутным взором. Три ряда острых зубов, раздвоенный, широкий, жирный язык. Змей потянулся вниз, жертвой его был как раз Сила, пасть расширилась ещё больше. Такая заглотит одним махом и всё. Даже перемалывать не надо. Но в этот момент Кощей дёрнул нитку на себя. Та с явным нежеланием потянулась из сгустка темноты. Узел, что был на её конце оказался последним и больше прежних. И Скоморох, используя сразу четыре пальца, сжал науз, выплёвывая вместе с тем жирную, чёрную массу.

Получился пшик, никакого громкого и жуткого взрыва, яростного огня или же яркого света. Ничего такого, что можно было бы описать одним словом: мощно. Однако сон тут же спал, а Медведь взмахнул руками, затем оттолкнулся ногами, потом ещё и ещё, и вынырнул из болотистой воды на поверхность. Нет, не просто вынырнул, а выпрыгнул!

Скоморох сумел в густой жиже начертить пальцами символы и поджёг воду ворожбой, и вода вместе с огнём резко расступилась, создав проход по мрачному, илистому дну. И замер Кощей в центре этой узкой тропки. Ворона вырвалась невредимая, ещё в ворожбеном пламени обращаясь в птицу. Правда пролетела недалеко, упала у самой кромки воды и забила крыльями, то ли каркая, то ли крякая.

Медведь ещё не достиг земли, когда заметил, как в него полетело копьё. Сила сумел схватить его у самого наконечника, неловко приземлиться на ноги. Он сразу же метнул копьё обратно и рыгнул вонючей жижей на землю. Однако не успел он разогнуться, как его отбросило назад булавой. Яркая вспышка, и Медведь уже летит обратно в жижу, что горит. Жаль не на ту тропку, которую Скоморох проторил для себя. Огонь же брата не причиняет боли, потому что это «свой» огонь.

Кощей злится. А когда Кощей злится, гореть может всё, что лежит в радиусе нескольких десятков метров.

– Гни-иды! – рычал Скоморох, скрипя зубами. – Я от вас пустого места не оставлю. Суки! Как же холодно, мать вашу!..

Сила обратился в медведя в воде, ступил задними лапами на дно, здесь было не глубоко, половина головы выглянула из воды. В этот момент огонь резко разлетелся языками в стороны и сник, обернувшись искрами, запрыгавшими по поверхности болота и по той тропинке на которой стоял брат. Могильщик оставил это без внимание, волшба Скомороха его сейчас не волновала.

Медведь медленно и не торопясь присел, задержав дыхание, подождал несколько секунд и прыгнул вверх. Прыжок получился не высоким. Приземление жёстким. Может нападавшие и не думали, что оборотень окажет сопротивление, а может думали, что Сила лёгкая добыча и копья с ворожбеной, объятой ярким светом булавой, хватит для того, чтобы успокоить его. Однако Медведь был закалён в жестоких боях, потому такие удары для него, разве что щекотка. А ещё с противником он цацкаться не любил. Оказавшись рядом с татями, взмахнул передними лапами так, что оторвал головы сразу троим, затем откусил пол-башки четвёртому и порвал острыми когтями пузо пятому. Всё это было проделано чёткими, отработанными за долгие годы ударами, быстрыми движениями. Хоть Медведь в форме зверя был здоровым, метра два с половиной в высоту и в ширину наверное так же, быстроты на первый взгляд неуклюжему бурому перевёртышу было не занимать.

Оставив мёртвых и тяжело раненного противника лежать на земле, медведь повернулся к другим троим: к мрачному колдуну и двум оборотням. Правда дойти до них не успел. Болото забурлило, затем вновь взметнулось вверх, раскидывая вонючие воды в стороны. На илистой тропе появился костяной уродец. Он был слеплен ворожбой Скомороха из останков тех, кто нашёл здесь свой последний приют: человеческих, лошадиных, собачьих, птичьих и чёрт знает чьих ещё. От осознания этого Медведя вдруг замутило.

Рядом с костяком стоял Кощей, стуча зубами, но уже объятый мягкой, алой тепло-аурой. Он вскинул руки, приготовившись отправить на трёх оставшихся разбойников своего воина возмездия.

Перевёртыши быстро обернулись в лис, для Медведя на один зубок, для Кощея – всего лишь размяться. Однако мрачный колдун казался не таким уж и слабым. Лисы потявкали, попрыгали на Медведя, определив для себя противника. Сила глянул на них и вдруг в голове мелькнула мысль: они что думают, раз он огромный медведь, то будет медлительным, и они с лёгкостью с ним разберутся? Серьёзно? Неужели не чувствуют в нём силу? Впрочем, Могильщик тут же об этом забыл. Мотнул большой головой, дёрнул ушами, раскрыл пасть, показывая жёлто-белые здоровые клыки. Затем сделал шаг вперёд, чуть слышно порыкивая. Мол, давай, мелюзга, нападай!