Гром среди ясного Крыма

– Ну, – вздохнула она, – тогда почему он так настойчив?

Саша закусила губу, ощущая, как внутри всё снова сводит в узел.

– Потому что любит контролировать. Как и все мои бывшие.

Марина посмотрела на неё внимательно, словно пытаясь разобрать каждое слово.

– Ладно, и что ты будешь делать?

Саша судорожно сглотнула, убрала ладонь со стакана и сжала её в кулак.

– Я… Не знаю. Пока мне просто очень больно.

Марина выдохнула, откинулась на спинку шезлонга и спокойно сказала:

– Саша, тебе нужно сменить обстановку. Прогуляйся. Побывать в Новом свете и не сходить на Тропу Голицына – преступление.

– Я не в настроении идти пять километров под палящим солнцем.

– И не надо. Можно зайти через Можжевеловую рощу. До неё тут близко. Выйдешь к самым роскошным видам очень быстро.

Она сделала паузу, позволяя Саше осознать сказанное, а затем продолжила:

– Там очень круто. Особенно на закате. Тебе это точно пойдёт на пользу.

Саша молча смотрела в сторону моря.

– Хорошо, – наконец произнесла она.

Марина кивнула.

– Тогда договорились. А когда вернёшься мы с тобой напьёмся и обматерим этого твоего Рому так, что икать будет. Согласна?

Саша снова кивнула, слабо улыбаясь, хотя внутри всё ещё ощущалась пустота.

К вечеру жара начала спадать, но воздух до сих пор был душным, наполненным запахами моря, пыли и нагретого за день асфальта.

Саша собиралась ехать на Пчёлке. Уже взяла ключи, покрутила их в пальцах.

Но в последний момент передумала.

Она не знала почему – просто вдруг ощутила, что не хочет садиться за руль. Может, чем дольше продлиться прогулка, тем меньше мыслей в голове останется. Она сунула ключи обратно в сумку и пошла пешком.

Узкие улочки Нового Света оказались не такими уж простыми для прогулки. Здесь почти не было ровных, привычных дорог – всё время приходилось либо подниматься вверх, либо спускаться вниз. В какой-то момент Саша даже ощутила лёгкую слабость в ногах – после затяжного подъёма следовал крутой спуск, а затем снова дорога начинала ползти вверх.

Она вздохнула и продолжила идти мимо припаркованных впритык машин, которые стояли здесь, будто их насильно втиснули в узкие проезды, мимо старых домиков, у ворот которых местные продавали персики, виноград, инжир – прямо в ящиках, без вывесок и рекламы.

Одна пожилая женщина сидела на низком стуле у калитки, лениво переговариваясь с покупательницей, пока в её руках мелькали купюры. Девочка рядом с ней с восхищением смотрела на огромный арбуз, поддёргивая мать за руку.

Саша замедлила шаг, но не остановилась. Она продолжила идти, и вот уже потянулись сувенирные лавочки.

Магниты, ракушки, браслеты из дешёвых камней, расписные бутылки с вином, тёмные стеклянные фляги с настойками. Когда-то она бы обязательно что-то купила – простую безделушку, браслет, что-то, что могло бы потом напоминать ей об этом месте.

Но теперь Крым ассоциировался только с болью. С местом, где её предали.

Но измена ли это была?

Саша остановилась перед одной из лавочек, машинально скользнув взглядом по деревянным фигуркам чаек.

Она всё твердила себе: Рома ей ничего не обещал.

Тогда почему внутри всё сжималось, будто от предательства?

Стоило ей задержать взгляд на сувенирах, как продавец тут же оживился.

– Девушка, смотри, какие магниты красивые! Возьми вот этот, с Генуэзской крепостью, ручная работа! Или вот, керамическое панно, море, чайки, всё как настоящее!

Саша уже собиралась вежливо кивнуть и уйти, но вдруг взгляд зацепился за маленький кулон среди прочих украшений.

Простой, без лишнего блеска, на тонкой чёрной нити. Медальон.

А внутри, аккуратно выгравированная, гроздь винограда.

Она замерла. Горло сжалось, дыхание стало чуть глубже.

Всё внутри болезненно дрогнуло.

Продавец мгновенно уловил её внимание и тут же подался вперёд.

– Красивый, правда? Серебро, очень аккуратная работа. А если хочешь что-то особенное, есть такие же с именами.

Но Саша его уже не слышала. Она смотрела на кулон и чувствовала, как боль в груди отозвалась глухим эхом. Что-то внутри толкнуло её к этому кулону. Она не понимала, зачем.

Просто в следующий момент её рука уже тянулась к сумке, вытаскивала кошелёк, а пальцы цепляли две тысячи и протягивали продавцу.

Он даже не удивился – быстро, ловко пересчитал деньги и, улыбаясь, вложил медальон в маленькую замшевую коробочку.

– Вот, держи, красавица! – он протянул ей покупку, явно довольный лёгкой сделкой. – Хороший выбор! Виноград – к достатку, к благополучию! А ещё говорят, что тем, кто носит такой символ, всегда возвращается то, что они потеряли.

Саша слегка дёрнула уголком губ, но не ответила. Она знала, что отдала в разы больше, чем этот тонкий серебряный медальон стоил на самом деле.

Но почему-то это не имело значения.

Она сжала коробочку в ладони, подержала несколько секунд и сунула в сумку.

Наконец, Саша дошла до входа в Можжевеловую рощу.

Тропа была понятной, без развилок – потеряться здесь было невозможно, даже если идти впервые.

Слева возвышалась гора Орёл – массивная, с крутыми склонами, словно наблюдающая за всем, что происходит внизу. В её теле, в самой скале, был вырублен знаменитый грот Голицына, в котором когда-то хранилось вино.

Марина рассказывала его историю. Когда-то там хранили бочки, оставляя в каменной прохладе. Но теперь эта деталь казалось насмешкой.

Куда бы Саша ни пошла, винодельня напоминала о себе. Всё, что было связано с вином, пропитало её жизнь.

Саша медленно пошла по тропе, уводящей её в сторону мыса Капчик. Вначале дорожка была узкой и каменистой, окружённой низкорослыми, покрученными ветром деревьями и густыми зарослями можжевельника. Под ногами шуршали мелкие камни, перемешанные с сухими иголками и листьями, а в воздухе витал насыщенный запах хвои, нагретой солнцем, смешанный с морским бризом.

Сначала моря почти не было видно: оно мелькало сквозь деревья небольшими яркими синими кусочками. Но по мере того, как Саша поднималась выше, деревья расступались, открывая всё больше и больше пространства перед её глазами.

Навстречу шли многочисленные туристы. Усталые, но довольные лица, яркие футболки, соломенные шляпы, телефоны, полные фотографий. Кто-то оживлённо делился впечатлениями, кто-то тихо шёл рядом, погружённый в свои мысли. Пары держались за руки, дети бежали впереди родителей, смеясь и пугая птиц, взлетавших из кустов.

Саша шла одна, будто двигаясь против течения, и чем дальше она уходила, тем меньше становилось вокруг людей. Постепенно туристов сменяла тишина, нарушаемая только шелестом листьев и далёким шорохом волн. Чем дальше она шла, тем шире становился обзор: море начинало доминировать, раскрывая перед ней бесконечную синюю гладь, пересечённую мелкой рябью от лёгкого ветра. Горизонт сиял золотистым и розовым оттенками, предвещая красивый закат.

Когда Саша достигла подножия мыса, перед ней открылся вид, от которого захватило дыхание.

Капчик выступал вперёд, напоминая огромного, окаменевшего морского зверя, погрузившего голову в гладь моря. По обе стороны от него лежали две бухты: слева – глубокая, скрытая от посторонних глаз, окружённая острыми, серыми скалами, казавшаяся какой-то таинственной и даже немного зловещей; справа же открывалась другая – невероятно прозрачная и светлая, с берегом, усыпанным мелким золотистым песком, похожая на тихий райский уголок.

Солнце медленно погружалось за гряду гор, очерчивая их острые, причудливые пики золотистым светом. Небо горело сотнями оттенков розового, лилового и янтарного, отражаясь в водной глади так, что граница между морем и небесами казалась размытой.

В груди что-то болезненно сжалось, но уже через мгновение это ощущение сменилось небывалым, пронзительным восторгом. На мгновение Саша забыла обо всём, и ей захотелось заплакать – не от боли, не от горя, а от чего-то прекрасного, неизъяснимого, что сейчас переполняло её сердце.

Саша вдруг шумно выдохнула, будто до этого момента всё время боялась сделать это по-настоящему. Сердце, казалось, пропустило удар. Она достала из сумки коробочку с кулоном, осторожно открыла её и внимательно посмотрела на тонкий серебряный медальон с выгравированной гроздью винограда.

Вокруг было пусто и тихо, лишь лёгкий бриз играл с её волосами, трогая кожу прохладными прикосновениями. Она огляделась, выбрала ближайший большой камень, подошла к нему и села, чувствуя прохладную шероховатость под ладонями.

Несколько секунд она смотрела на кулон, будто колебалась, стоит ли делать то, что задумала. А потом, решившись, осторожно надела его на шею. Металл оказался неожиданно тёплым, будто нагретым её собственными переживаниями.

А дальше пальцы сами потянулись к телефону, лежавшему в кармане. Саша медленно разблокировала экран и увидела десятки уведомлений от Ромы.

Сердце застучало громче. Она глубоко вдохнула, собираясь с силами, и открыла переписку.

Саша смотрела на экран телефона, и всё внутри сжалось в тугой, болезненный узел. Цепочка сообщений от Ромы тянулась вниз, одно за другим, короткие и длинные, требовательные и осторожные.

«Саша, возьми трубку. Нам нужно поговорить.»

«Пожалуйста, ответь. Это важно.»

«Я не понимаю, почему ты пропала вот так, без объяснений.»

«Ты хотя бы дай мне шанс объяснить, что случилось вчера.»

Саша крепче сжала телефон в руке, чувствуя, как пальцы начинают дрожать. Она не хотела это читать, но не могла остановиться.

«Я знаю, как это выглядело. Но всё не так, как ты подумала.»

«Я хочу поговорить с тобой, глаза в глаза. Просто дай мне возможность объяснить.»

«Ты не обязана мне верить, но хотя бы выслушай меня.»

«Саша, пожалуйста. Не молчи. Я схожу с ума.»

«Ты считаешь меня полным уродом, но я просто хочу, чтобы ты знала правду.»

Последнее сообщение заставило её сердце болезненно ёкнуть:

«Позволь мне хотя бы попытаться всё исправить. Прошу тебя.»

Саша не поняла, в какой момент её глаза снова наполнились слезами. Экран телефона расплылся перед ней, и боль, казалось, хлынула с новой силой, смешавшись с непонятным, отчаянным желанием поверить Роме. Она с трудом подавила в себе порыв бросить телефон в море, крикнуть что-нибудь в пустоту или просто убежать оттуда.

Но вместо этого она осталась сидеть на камне, неподвижная, с кулоном на шее и телефоном в руке, чувствуя, как что-то глубоко внутри неё медленно ломается.

Пальцы сами открыли окно для набора сообщения. И сами набрали быстрый машинальный текст.

«Я сейчас на тропе Голицына. Гуляю. Если хочешь – приезжай. Буду здесь ещё где-то час.»

Саша не успела даже выдохнуть, как телефон коротко завибрировал снова.

Ответ от Ромы появился на экране молниеносно, словно он ждал её сообщения.

«Никуда не уходи. Скоро буду.»

Она почувствовала, как сердце сделало болезненный кульбит в груди, а по телу прошла волна тревожного тепла. Саша взглянула на сообщение ещё раз, глубоко вдохнула и медленно выдохнула, словно пытаясь успокоиться.

Теперь ей оставалось только ждать.

Саша подняла глаза от телефона и только теперь заметила, что неподалёку от неё на смотровой площадке стояла молодая пара. Они явно спорили, и даже на расстоянии можно было уловить напряжение, повисшее между ними.

Парень держал в руках камеру и растерянно переводил взгляд с экрана на девушку, которая, скрестив руки на груди, раздражённо повторяла ему тихим, но резким голосом:

– Ты вообще нормально можешь сфотографировать? Ну сколько раз повторять?

Парень виновато пожимал плечами, пытаясь занять нужный ракурс, но, очевидно, у него ничего не получалось. Девушка закатывала глаза и глубоко вздыхала, всем своим видом показывая, что терпение её на исходе.

– Опять ужасно получилось! У меня тут ноги, как у слона! – наконец сказала она громче. – Ты издеваешься надо мной?

– Я стараюсь, – тихо пробормотал парень, снова нажимая на кнопку.

Саша невольно усмехнулась. Даже здесь, среди невероятной красоты природы, люди умудрялись находить поводы для конфликтов. Она отвернулась, но уголки губ слегка дрогнули от лёгкой, грустной улыбки.

Саша вдруг почувствовала, что тоже хочет запечатлеть эту картину – невероятный закат, мягкий свет, горы, постепенно растворяющиеся в сиреневом сумраке. Но, подняв телефон, вдруг замерла и снова опустила руку.

Она не хотела прятать этот момент в галерею фотографий, не хотела запирать его в память телефона, который можно выключить, потерять или разбить. Она хотела сохранить его иначе: впитать глазами и запомнить сердцем.

Саша медленно провела взглядом по изгибам гор, касающихся воды, по небу, окрашенному в сотни тонких оттенков от алого до сиреневого, по морю, которое казалось сейчас таким спокойным, что хотелось раствориться в нём самой.

Эта картина была красивее любой фотографии, потому что принадлежала только ей. И потому что, возможно, спустя время, именно эти цвета, этот свет и эти ощущения смогут снова согреть её изнутри.

Когда небо уже окончательно потемнело и воздух наполнился прохладой, телефон снова завибрировал в ладони. Саша мгновенно вздрогнула, прочитав сообщение:

«Я у входа. Где ты?»

Сердце тут же забилось быстрее, и она, едва сдерживая судорожный вздох, набрала в ответ:

«Я возле мыса Капчик.»

Только отправив сообщение, Саша осознала, что руки её заметно дрожали, а внутри похолодело, словно внезапно началась осень. В груди разливалось что-то плотное и тягучее. Что-то среднее между дурацкой надеждой и липким страхом.

Прошло около пяти минут, казавшихся бесконечно долгими, когда она вдруг услышала шаги. Сначала отдалённые, почти неслышные, потом чёткие, приближающиеся, знакомые. Она замерла, глядя прямо перед собой, не решаясь повернуться.

Саша боялась того, что увидит в его глазах. Боялась, что голос выдаст её дрожь, а лицо – слёзы, которые были готовы сорваться в любую секунду.

Шаги приближались, хрустели по мелким камням, а она просто продолжала смотреть на море, пытаясь успокоить бешено колотящееся сердце.

Рома остановился за её спиной и несколько секунд молчал. Казалось, что даже ветер притих, уступая место повисшему напряжению.

– Саш, посмотри на меня, – наконец тихо произнёс он.

Она медленно вдохнула, чувствуя, как сердце колотится где-то в горле, и осторожно повернула голову.

Рома стоял в нескольких шагах, освещённый остатками заката, серьёзный, уставший и странно растерянный, совсем не такой уверенный, каким она привыкла его видеть.

– Ты неправильно всё поняла, – сказал он тихо, почти осторожно.

Саша горько усмехнулась и резко выдохнула.

– Я неправильно поняла? – её голос был полон дрожащей обиды. – Ты хочешь сказать, что я слепая, что ли? Она была на тебе! Голая! И я не заметила, чтобы ты сопротивлялся.

Рома опустил глаза, чуть сжал челюсти.

– Да, она приехала. Без приглашения, без предупреждения, – он поднял взгляд, и в его глазах вдруг промелькнула та же боль, которую чувствовала сейчас сама Саша. – Я сам не ждал её появления. Анна… Была частью моего прошлого, очень болезненной частью, но это давно закончилось.

Саша горько усмехнулась, пытаясь скрыть, как ей тяжело.

– Не выглядело так, будто что-то закончилось, – с трудом выговорила она.

Рома шагнул ближе. Теперь он стоял всего в нескольких сантиметрах, и ей пришлось поднять голову, чтобы взглянуть ему в глаза.

– Анна всегда появлялась, когда ей вздумается. А два с половиной года назад она пропала насовсем. – он произнёс это тихо, почти устало. – С тех пор я переболел и перегорел. Но когда я отказал ей во встрече, она решила приехать сама.

Саша ощутила, как внутри снова закололо от его слов.

– И ты просто впустил её? – горько прошептала она. – Почему?

Рома снова отвёл взгляд, но только на секунду, затем взглянул на неё так, что у неё болезненно заныло сердце.

– Потому что растерялся. Потому что она умеет играть на моих слабостях, и я… Я не знаю, Саша, как тебе объяснить это так, чтобы не звучало жалко.

– Ты её любишь? – резко перебила она, чувствуя, как по щеке предательски катится слеза.

Это был неожиданный вопрос. Саша не собиралась его задавать. Рома помолчал, словно взвешивая каждое слово, а потом выдохнул:

– Нет. Не сейчас. Уже давно нет. Но она была частью моей жизни, и это всегда сложно. Я не могу её стереть навсегда, как бы ни хотел.

Саша тихо рассмеялась, не скрывая горькой иронии.

– Да, такое не сотрёшь. Такую, точнее. Она… Очень красивая.

Рома поднял руку, словно собираясь дотронуться до неё, но остановился в последний момент, сжав пальцы в кулак.

– Саша, это ничего не значит. Да, я допустил ошибку, что впустил её, но между нами уже давно всё в прошлом.

– Почему она была на тебе, Рома?

– Потому что вошла без стука, скинула с себя плащ, а я даже не успел ничего сказать. Пожалуйста поверь. Аня для меня ничего не значит.

– А я? – сорвалась она, и голос её дрогнул. – Я-то хоть что-то значу?

Рома вдруг мягко взял её лицо в ладони, заставляя посмотреть ему прямо в глаза.

– Ты не «хоть что-то», – проговорил он низко, почти шёпотом. – Ты гораздо больше.

Саша замерла, чувствуя, как слёзы снова начинают застилать глаза. Ей хотелось верить. Очень сильно хотелось.

– Я не знаю, верить тебе или нет, – прошептала она, уставившись куда-то ему в грудь.

Рома осторожно, почти с опаской, прикоснулся пальцами к её подбородку и чуть приподнял её лицо.

– Зачем мне тогда срываться и приезжать? Знаешь, даже если бы ты сказала, что уже сидишь в Москве… Я бы всё бросил. Ты ведь пообещала не уезжать.

Саша глубоко вздохнула, прикрыла глаза, позволяя его словам проникнуть глубже.

– Пообещала, но… Всё было проще, – призналась она почти неслышно.

– Знаю, – сказал он тихо, почти на выдохе. – Поэтому я здесь. Потому что не хочу, чтобы ты снова исчезла.

Саша подняла глаза, посмотрела ему в лицо, и ей вдруг так отчётливо захотелось просто обнять его, забыв обо всём на свете. Но она не двинулась с места.

– Я не могу… Не могу так просто… – произнесла она, пытаясь удержать голос твёрдым.

Рома чуть заметно кивнул.

– Понимаю, – ответил он серьёзно, уверенно. – И не собираюсь настаивать. Но мне нужно было тебе обо всём рассказать.

На несколько секунд повисла тишина, а затем Рома тихо и осторожно сказал:

– Уже поздно, Саш. Осень на носу, ночи холодные. Пора возвращаться.

Саша неохотно кивнула, медленно поднялась с камня и поправила кулон на шее. Ей не хотелось уходить. Но он был прав. По телу уже бегали мурашки.

Они пошли обратно по тропе молча. Вокруг уже сгустились глубокие сумерки, воздух стал прохладным и влажным, пахло солью и можжевельником, но теперь этот запах почему-то не успокаивал, а лишь усиливал внутреннюю дрожь. Тишина между ними казалась тяжёлой, густой, почти физически ощутимой. Оба молчали, словно боясь спугнуть что-то важное, что едва-едва проступало между ними.

Когда они дошли до выхода из рощи, Рома остановился и негромко сказал:

– Моя машина здесь. Если хочешь, могу подвезти.

Саша кивнула:

– Да, спасибо. «Гавань ветров». Тут недалеко. Улица Шаляпина 11А.

Они дошли до УАЗика, Рома открыл дверь, она села рядом, осторожно пристегнувшись, будто каждое движение могло что-то нарушить, сломать тонкую нить между ними.

Всю дорогу оба не сказали ни слова. Рома смотрел прямо перед собой, сосредоточенно сжимая руль, Саша же отвернулась к окну, глядя на ночные огни за окном и ощущая, как сердце стучит всё чаще.

Когда они подъехали к отелю, Роман остановился и заглушил мотор. Наступила полная тишина, в которой оба боялись произнести хоть слово. Саша замешкалась, потом всё же сказала:

– Спасибо, что приехал.

Рома повернулся к ней. Его взгляд был напряжённым, но в то же время мягким и искренним:

– Спасибо, что ответила.

Она хотела ещё что-то добавить, но не нашла слов. Вместо этого просто быстро выдохнула и потянулась к дверной ручке.

– Спокойной ночи, Ром.

– И это всё?

Саша тяжело вздохнула.

– А что ещё?

Рома подвинулся чуть ближе и произнёс очевидное:

– Я чувствую недосказанность. Скажи, ты собираешься обратно в Москву?

Саша поджала губы, мешкала пару мгновений, а затем пробормотала, глядя под ноги:

– А зачем мне оставаться? Никита меня больше не преследует, долг его не интересует.

Эти слова прозвучали резче, чем она планировала, и Роман чуть сильнее сжал пальцы на руле, отвернувшись к окну. Его голос прозвучал тихо и глухо, почти неразборчиво:

– Никита не оставил тебя в покое. Это он устроил весь кошмар с винодельней.

Саша замерла, сердце болезненно кольнуло.

– Что ты имеешь в виду?

Рома устало прикрыл глаза, а потом сказал медленно, отчётливо, будто каждое слово причиняло ему боль:

– Вбросы про банкротство «Романовых лоз» – это его рук дело. Он целенаправленно хочет навредить, нанести удар по моей репутации и бизнесу.

Саша почувствовала, как внутри всё холодеет. По телу поползла неприятная дрожь. Она с ужасом вспомнила злые, полные угроз сообщения Никиты, вспомнила его холодный голос, его обещания наказать её за то, что она посмела уйти. Теперь всё стало ясно.

– Господи… – Саша прижала ладони к щекам, чувствуя, как лицо заливает стыд и ужас. – Это всё из-за меня…

Она прикусила губу так сильно, что почувствовала привкус крови во рту.

– Нет, Саша, это не твоя вина, – Роман повернулся к ней и посмотрел серьёзно, но его взгляд был мягким и усталым. – Это только моя проблема, и я с ней разберусь. Ты здесь ни при чём.

Но его слова не помогли. Саша по-прежнему отчётливо чувствовала тяжесть вины. Всё внутри сжималось от осознания, что она снова принесла боль и проблемы человеку, которому этого никогда бы не пожелала.

– Я не думала, что он зайдёт так далеко, – тихо выдохнула она, пытаясь справиться с нахлынувшими эмоциями.

– Никто не думал, – отозвался Рома, чуть повернув голову к ней. —, повторюсь, это не твоя вина. Я разберусь.

Саша молчала, понимая, что это ничего не меняет. Ком в горле не уходил.

– Прости… – наконец выдохнула она, еле слышно.

– Не за что, – он посмотрел на неё, уже спокойнее. – Правда. Ты не должна просить прощения за то, чего не делала.

Несколько секунд они сидели молча. Затем Саша, чувствуя, как сжимается сердце, снова потянулась к двери и тихо произнесла:

– Ладно… Будем на связи.

Саша вновь коснулась ручки двери, но Рома вдруг резко схватил её за запястье и потянул к себе. Она не успела даже удивиться, как он оказался совсем близко. Одной рукой он осторожно взял её за лицо, пальцами чуть коснувшись щеки, второй по-прежнему держал за руку, словно боясь, что она сейчас исчезнет, растворится, если он отпустит хоть на секунду.

И прежде, чем она успела выдохнуть, он прижался к её губам.

Это не был нежный, осторожный поцелуй. В нём чувствовался острый вкус отчаяния, болезненного желания сделать хоть что-то, удержать, не отпустить. Ромины губы двигались настойчиво, требовательно, словно он хотел в этом одном жесте сказать ей всё, чего не мог выразить словами.

Сначала Саша замерла, ошеломлённая неожиданностью, а потом медленно закрыла глаза и ответила ему, теряясь в поцелуе, позволяя себе забыть обо всём, что её мучило.

Но почему-то именно сейчас, когда его ладонь была тёплой на её щеке, когда его дыхание смешивалось с её собственным, она почувствовала, как слёзы снова начинают предательски катиться по лицу.

Она не понимала, почему плачет. Может, от облегчения, может, от страха снова поверить и снова ошибиться. Или от того, что в груди явственно проявилось щемящее чувство, которому Саша поддаваться не хотела.

Когда Роман отстранился, его глаза тревожно блестели в полутьме. Он осторожно коснулся её лица, стирая слезу большим пальцем, и тихо, почти виновато прошептал:

– Прости, я не хотел…

Она не дала договорить: сама потянулась вперёд и снова нашла его губы.

Дыхание участилось, стало глубоким, прерывистым, а пальцы непроизвольно сжались на его рубашке, притягивая ближе. Рома ответил на этот жест немедленно, жадно, властно. Его губы стали горячее, требовательнее, язык скользнул в её рот, и она почувствовала, как внутри вспыхивает знакомое обжигающее желание.

Рома прижал её к себе, обхватил лицо руками, его ладони были горячими, чуть грубыми, пальцы скользнули в волосы, погружаясь в них, заставляя Сашу задрожать. Она тихо, бессознательно застонала прямо ему в губы, потеряв остатки сопротивления.

Он отстранился лишь на мгновение, едва дыша, посмотрел ей в глаза – и она поняла, что он тоже потерял контроль, что между ними нет в очередной раз разрушились все преграды. В следующую секунду его поцелуи скользнули вниз, к шее, к изгибу подбородка, касаясь кожи там, где сильнее всего бился пульс.