
Полная версия
Долгая дорога в дюнах II. История продолжается
– Ну хватит, мужики. Вы-то небось уже хватили как следует, а теперь на трезвого кидаетесь, – примирительно ушел от больной темы Калнынь. – А, между прочим, я вам новость привез. – Он полуобернулся в сторону Марты и слегка поклонился ей: – Ваша настойчивость, Марта Екабовна, вознаграждена. Буквально вчера принято решение о строительстве средней школы в поселке.
Марту покоробило от его барственно-снисходительного тона.
– Вы как будто делаете мне личное одолжение. Эту школу нужно было построить двадцать лет назад, – сухо ответила она.
– Да что же это такое, на самом деле?! – на правах хозяйки возмутилась наконец Илза. – Ободрали гостя, как липку, да еще живьем готовы слопать! А ну-ка, дорогие мои, всех прошу к столу.
Разом выстрелило несколько бутылок шампанского, полилась шипучая пена. С бокалом в руке Калнынь встал и дождался, когда воцарилась полная тишина.
– Дорогие мои земляки, – начал он, – думаю, за все, за что можно было выпить, вы уже выпили. Но есть у меня тост, которого не поднять не могу. Он за тебя, Илза. Ведь сегодня и твой день тоже…
Сидевшая напротив Илза улыбнулась смущенно и обняла Бируту.
– Когда-то я тебя, совсем девчонку, – продолжал Калнынь, – привез сюда с маленьким узелком и огромным глобусом учить наших заброшенных, истерзанных проклятой войной ребятишек, начать здесь новую светлую историю. Помнишь тот глобус, Илза?
– С дыркой от пули, – подсказала Хельга. – Он теперь у нас в школьном музее.
– Неужели сохранили? – растрогался Калнынь. – Молодцы… Так вот, хочу тебе пожелать, чтобы твои, нет, наши дети продолжали эту историю достойно. Знаю, что тебе несладко пришлось. Одной, без мужа, такую дочь вырастить – это…
Калнынь запнулся, увидев, как побледнела Илза, проглотив неподатливый комок в горле. Она старалась, но не могла удержать подступивших слез. Не в силах овладеть собой, Илза кинулась прочь из-за стола. За нею вскочила Бирута. Среди гостей прошелестел шепоток, кое-кто с осуждением поглядывал на Калныня – кто тебя, мол, за язык тянул.
Калнынь смущенно откашлялся, вопросительно оглядел сидящих за столом, не понимая, чего он такого несуразного сморозил.
– Это завсегда – где бабы, там сырость, – проворчал Марцис; его тоже задела недотепистость Калныня.
Но кто-то находчивый рявкнул спасительное «Горько!», чтобы не дать погибнуть тосту, и гости оживились, начали чокаться, заговорили. Жених, довольный тем, что наконец вспомнили о деле, потянулся было к невесте, но в этот миг из мощных динамиков вырвалась в сад музыка. Около магнитофона, громоздкостью напоминавшего шкаф, Эдгар поправлял только что прилаженные соединительные провода.
Повскакала с мест заскучавшая молодежь. Сразу образовался круг, в котором азартно заизвивались, задергались в бурном африканском ритме «Бони М» парни и девушки. Воспользовавшись устроенным им самим шабашем, Эдгар бесцеремонно, прямо из-под носа ошалевшего от неожиданности жениха, уволок невесту в круг танцующих. Живые волны скрыли новую пару. Валдис заметался было, попытался пробиться за невестой следом, но ничего не вышло. Только белое облачко фаты всплывало то тут, то там, как в водовороте. Быть скандалу, если бы не чья-то тяжелая лапища, которая увлекла Валдиса на дальний конец стола – а там теплая мужская компания обещала поддержку и понимание. Жених особенно не сопротивлялся.
А за домом уже палили из ракетниц – верный признак, что рыбацкое веселье набрало силу и входит в зенит. Ярко вспыхивали в темнеющем небе голубые и зеленые кометы, с шипеньем сваливались в сырую от росы траву. В восторге и ужасе от близости выстрелов взвизгивали девчонки.
А Илза все плакала, уткнувшись в старое пальто на вешалке за дверью. Слышать не хотела справедливых упреков Бируты:
– Это надо – наприглашать столько народу! Чуть не два колхоза приперлись – и все из-за него одного! – старательно пилила она. – Миллионерша! Что, он так не приехал бы? Будто не знаешь, что всем этим мужикам все равно к кому и куда, лишь бы выпивка была дармовая!
– Жди, приехал бы… Что-то не похоже, – всхлипывала Илза. – Марту вместо себя прислал, ничего умнее не придумал.
– Ну чего ты себя заводишь? – без особой уверенности в голосе увещевала Бирута. – Сама знаешь, какие у него сейчас неприятности.
– А у него всегда неприятности. Только у меня сплошные удовольствия. Дочку одна растила да всю жизнь от нее скрывала, что родной отец в соседнем колхозе живой-здоровый, даже не кашляет.
– А кто, кроме тебя, дуры, виноват? Он никогда от Хельги не отрекался. Сама ведь его гнала.
Илза быстро вытерла слезы, поправила прическу, взглянула на Бируту с вызовом, словно видела перед собой не ее, а Артура.
– Не нужны мне его подачки! Обойдусь!
– А раз такая гордая, нечего выть. Настроение только себе и людям портить, – и, вздохнув, Бирута добавила: – Приедет, куда он денется.
Марта стояла одна в тени деревьев. Куталась в большую вязаную шаль и, пряча зависть под снисходительной полуулыбкой, смотрела, как отплясывает молодежь. Как же ей хотелось сбросить с себя эту элегантную старческую попону, а с нею лет двадцать в придачу и влиться очертя голову в буйный танец молодой жизни!
Сама того не замечая, она покачивала плечом в такт ритму. Неслышно подошел Калнынь и встал рядом. Она даже не сразу почувствовала его, а заметив, хотела отойти, но он остановил ее:
– Простите, Марта Екабовна, может быть, вам покажется дурацкой моя просьба… Очень хотелось бы с вами потанцевать.
Марта только зябко повела плечами.
– Благодарю, но, увы, я уже стара для таких танцев.
– Напрасно вы на себя клевещете, – Калнынь вздохнул и отвел глаза. Видно было, что никак он не решался сказать что-то еще, не о танцах.
– Я понимаю, конечно, сейчас не время и не место для подобного разговора, – наконец заговорил он. – Но должен откровенно вам сказать – свадьба скорее предлог, чем… Я приехал сюда ради вас, – Калнынь снова вздохнул, помолчал немного, продолжил: – А может, и ради себя. Поверьте, мне тяжко думать, что вы считаете меня лично виновным в изломах вашей судьбы.
Ресницы Марты дрогнули. Что-то уже подзабытое, дотлевающее вновь вспыхнуло и ожгло душу.
– Боюсь, вы напрасно тогда приехали. Для такого разговора время давно прошло и никогда не настанет.
– Прошу вас, не будьте так неумолимы. Кажется, вам никогда не была свойственна эта категоричная прямолинейность.
– Этому хорошо учат следственные изоляторы НКВД. Какая разница – лично по вашей милости или по милости такого, как вы, я там оказалась. Все вы винтики одной адской машины. Вы служили им тогда и сейчас продолжаете верно служить. Значит, приняли, все для себя оправдали. Или же лицемерили и продолжаете этим заниматься, что еще отвратительнее.
– Я вполне понимаю, кого вы подразумеваете под этим огульным «им», – Калнынь тяжело и неприязненно смотрел на свою собеседницу. – Только ведь парадокс: и Артур, и даже вы служите все-таки «им» же. Хотя в душе презираете. Это не лицемерие?
Марта повернулась к нему, чтобы наконец стать лицом к лицу.
– Вот поэтому наш разговор и не получится, Андрис Ягонович. Вы не видите разницы между тем, чему служите вы, и тем, чему служит Артур.
– Это лишь иллюзия, которой вы тешите непомерную гордость или отгораживаетесь от действительности, – спокойно возразил Калнынь. – Более того, отыскивание подобных различий – абсурд, пока вы живете и действуете в пределах нашего строя. Никому не дано от него изолироваться. А если у вас не хватает мужества открыто заявить о своих расхождениях с ним, значит, в душе вы ощущаете правоту и силу нашей системы.
Марта слегка вздрогнула. Последние слова Калныня отчего-то напомнили ей голые стены, зарешеченное окно… Слепит свет лампы на столе у молодого следователя в темно-синей форме НКВД. Он раздраженно кричит что-то. Но только слов не разберешь в оглушительном перестуке колес и вое паровозного гудка…
– Из-звините, я, кажется, немного вам тут… – от смущения Валдис безжалостно теребил щегольской галстук-бабочку, пока не сорвал с шеи совсем. – Ну вот, так и знал.
От непомерного счастья жених, похоже, как следует накачался, но изо всех сил старался держаться в рамках, сообразно своему высокому статусу, и на всякий случай от дерева больше, чем на полшага, не отходил – какая-никакая, а опора.
– Простите, вам тут… Как его… Вы это, Хельгу не видели?
– Нет, сынок, мы твою невесту не прячем.
– Ну да, я так и понял… Из-звините, – очень расстроенный, он повернулся, но отошел недалеко.
– Да, признаться, я оказалась не права, – с колючей резкостью заключила Марта. – У нас с вами вышел-таки необычайно содержательный разговор.
– А знаете… ее нигде нет, – в полном отчаянии пожаловался Валдис. Он теперь зашел к ним с другого фланга. – Я вот хожу-хожу… Всех спросил, а ее никто не видел!
– Ну как же ты так растерялся? – Калнынь слегка приобнял парня, чтобы тот, чего доброго, не потерял равновесия и не упал. – Давай пойдем вместе, поищем твою красавицу. Небось с подружками секретничает.
Калнынь даже обрадовался комичному поводу, он хотел закончить разговор с Мартой. И уже жалел, что начал его.
– Там вдруг музыка… и все побежали. Она тоже, я за ней, – открывал душу Валдис. – А потом ребята, мы с ними коньяк, кажется… – и, пугаясь собственной решительности, осторожно спросил: – А может, мне ее убить?
– Пока погоди, сынок, – с серьезным видом посоветовал Андрис, – с этим всегда успеешь.
– Да? – обрадовался истерзанный ревностью и подозрениями жених. – Правда? Я тоже так считаю.
С трудом, но упорно Валдис проталкивался сквозь плотную толпу танцующих. К его поискам уже присоединилась компания дружков. Настроенные очень решительно, разъяренные пропажей невесты, они готовились жестоко отомстить за поруганную женихову честь.
– Отстань, дурак! – скандально взвизгнула какая-то девчонка. По светлому вечернему платью ее приняли было за сбежавшую новобрачную. Цепляли мимоходом и других, пользуясь поводом побузить. Девушки испуганно жались к своим кавалерам. Парни из приезжих тоже понемногу заводились – честь их дам и их собственная независимость оказались под угрозой.
– А ну, треска тухлая, не напирай.
– Чего-чего?! Я тебя трогал, вонь болотная?
– Тише, ребята, чего не поделили? – пытался урезонить их кто-то из старших, но его бесцеремонно отпихнули.
Взвинченная до предела компания рыскала по двору. Зашли на кухню, где старушки колдовали над пирогами. Наведались в сарай. Кто-то очень добросовестный заглянул в пустую кадку. Спугнули с сеновала отчаянную парочку. Но невесты след простыл.
– Стойте! – крикнул Валдис, растолкав гостей и выдернув из розетки шнур магнитофона. На секунду тишина парализовала безудержное веселье. – Стойте! А где этот летчик? Летчик где?
Страшная догадка потрясла всех, но больше всех самого Валдиса. Как же он раньше-то не заметил, что они исчезли вдвоем! Теперь в самом деле все припомнили, что летчика тоже давно никто не видел. Начались смешки, пополз двусмысленный шепоток.
– Живем, ребята! – грубо схохмил кто-то. – Завтра у соседей на второй свадьбе погуляем!
Кругом заржали. Валдис стоял как оплеванный, чуть не плакал. Невольно все повернулись в сторону Марты.
– Успокойся, Валдис, – к удивлению гостей, она ничуть не смутилась. – Может, сидят где-нибудь, поговорить решили.
– Поговорить?! – голос жениха поднялся чуть не до визга.
Но, отстранив трясущегося от негодования Валдиса и забыв о гостеприимстве, вмешалась Илза:
– О чем, интересно? О чем ей с вашим Эдгаром говорить?
– О чем? – Марту задел бесцеремонный тон хозяйки. – Может быть, есть-таки о чем.
Илза молчала, не сводя с Марты покрасневших глаз. Бесконечно длилась затянувшаяся напряженная пауза. Казалось, еще секунда – и произойдет непоправимое: взрыв, катастрофа. Но тут вмешалась Бирута:
– Девочки, мальчики! Ну что вы, ей-богу! Бросьте чепухой заниматься. Как ушли, так и придут. Не делайте из мухи слона.
И вдруг из какого-то дальнего угла сада, словно услышав шум, появились Хельга и Эдгар. Спокойные, улыбающиеся, они и не подозревали, какой здесь разразился скандал. На минуту гости затихли – так потрясла всех неслыханная наглость залетного гостя.
– А ну, иди… Иди сюда! – Валдис ухватился за рукав Хельгиного платья.
Но Эдгар спокойно, невозмутимо отстранил жениха и закрыл новобрачную широкой спиной.
– Полегче, жених, полегче. Какие будут вопросы?
– Да я тебя счас уничтожу, летун! – задохнувшись от бешенства, оскорбленный жених неуклюже бросился на Эдгара. – А ты отойди отсюда! – Он грубо оттолкнул Хельгу.
Эдгар ловко перехватил его руку и завел за спину.
– Слушай, лапоть! Если ты еще когда-нибудь еще толкнешь мою сестренку, я тебя так размажу, что смывать будет нечего.
– Какую еще сестренку? – не понял Валдис. – Ты мне макароны-то не накручивай!
– Родную, сокол, родную, – ласково и угрожающе улыбнулся Эдгар и, не считая нужным пускаться в дальнейшие объяснения, обратился к разгоряченным парням, кипевшим за спиной жениха:
– Да не напирайте вы, пахари моря! Закусить мною всегда успеете. Может, для начала хоть выпьем за здоровье молодоженов?
Медленно трезвея, Валдис повернулся к Илзе и, не скрывая возмущения, брякнул:
– Никак не пойму, что это у вас тут происходит?
– Да ничего особенного не происходит, – не глядя на мать, ответила за нее Хельга. – Просто мамы-папы играют в свои игрушки, а мы им добросовестно подыгрываем.
Краем глаза она уловила отчаянный взгляд матери, но не остановилась, решив, видимо, разрубить наконец разом все узлы.
– Да-да, подыгрывали, чтобы тебя не расстраивать. Сколько лет с отцом встречаемся, как подпольщики. Вот эту штуку, – она показала на свое янтарное колье, – вместе с ним ездили в Ригу выбирать. Да вытащите вы, в конце-то концов, головы из песка!
Поставил свою точку и Эдгар, поддержал сестру:
– Правда, мать, кончали бы вы свое кино. Самим уж небось в зубах навязло – мазохизм, да и только! Конспираторы…
А потом слегка извиняющимся тоном обратился к притихшим от жадного любопытства гостям:
– Вы уж не обессудьте, что мы тут немного по-семейному поговорили. Надо же когда-нибудь во всем разобраться, а случай только сейчас представился. – Сказал и обнял одной рукой Марту, другой – сестру, давая понять всем, что, как бы там ни было, а все это только их семейное дело, и он никому не позволит вмешиваться. Какое-то новое, еще неизведанное чувство – мужчины-защитника – проснулось в нем и сразу сделало серьезнее, взрослее.
Глава 4
Машина летела по пустынному ближе к вечеру шоссе.
Первый сидел за рулем сам. Стрелка спидометра медленно, но неизбежно клонилась к ста, но вел он уверенно, даже чуть небрежно, явно получая удовольствие. Он был еще очень молод, лет тридцати, не больше, и метил, конечно, гораздо выше и дальше заурядной должности первого секретаря райкома. Его карьера только начиналась. Она представлялась ему ясной, как это шоссе с четкой разметкой, убегающее за горизонт.
Молчаливый и сосредоточенный Артур сидел рядом. Первый мельком взглянул на него. Они были вдвоем в машине.
– Поймите меня правильно, Артур Янович, по-человечески мне тоже очень неприятна вся эта история. Без году неделя, как говорится, в должности – и уже конфликт. Не хотелось бы начинать с этого. Тем более конфликтовать приходится с вами, заслуженным человеком, ведь ваше хозяйство – гордость района. – Голос у Первого был ровным, благожелательным, таким же, как сам секретарь – невозмутимый аккуратный блондин с равнодушными и оттого беспощадными глазами.
– Все же я полагаю, вы направляете ко мне комиссию за комиссией не затем, чтобы лишний раз порадоваться достижениям колхоза? – мгновенно среагировал Артур. Он ждал и гадал, как Первый начнет разговор, но, независимо от этого, решил сразу играть в открытую.
– Что ж, вы правы, – Первого несколько смутила такая прямота. – К сожалению, мой предшественник допускал серьезные ошибки, не проявлял должной принципиальности в некоторых вопросах… Конечно, это не могло не сказаться и на работе вашего хозяйства.
Чтобы продлить паузу, Первый протянул руку и щелкнул клавишей магнитофона, вмонтированного в переднюю панель. Теперь слышалось только ровное гудение хорошо отлаженного двигателя. Артур промолчал, ни словом не обмолвился о снятом полгода назад руководителе райкома.
– Мой долг… Наш с вами долг, Артур Янович, выявить и искоренить просчеты.
– Надо отдать вам должное, вы рьяно взялись за дело.
– Именно так, – не захотел услышать иронии Первый. – Но не считаю вас своим противником. Более того, не хочу, чтобы вы оставались в стороне.
– То есть? – искренне удивился Артур. – Вы что, предлагаете мне на самого себя клепать?
– Это совершенно лишнее, – ласково улыбнулся Первый. – Фактов и так набралось предостаточно. Весь вопрос в том, как к ним отнесется уважаемая комиссия. – Он бросил быстрый взгляд в зеркало заднего вида и продолжал: – Или как смогу расценить их я, будучи членом той же комиссии. Вы ведь не первый год на руководящей работе, опытный хозяйственник, и должны понимать, что это значит.
Под колесами зашуршал гравий, защелкали по металлу камешки. Машина остановилась на обочине.
– А, теперь я, кажется, понимаю, для чего мы так безбожно превышали допустимую скорость – чтобы приотстал наш пышный эскорт.
Они вышли из машины. В сосновой роще через дорогу быстро сгущался фиолетовый сумрак.
– Только, по-моему, ни к чему, Раймонд Гунарович, весь этот дешевый детектив. Давайте откровенно: вам нужна моя безоговорочная лояльность или добровольная отставка?
– Не торопитесь, – усмехнулся Первый, и его белесые брови приподнялись. – Вы, конечно, понимаете, я искренне заинтересован решить все здесь, на месте. Я даже надеюсь, что у нас отпадет надобность докладывать в Ригу. Это ведь больше в ваших интересах, чем в моих. – Он многозначительно глянул на Артура и пошел в сторону рощи, давая возможность председателю обдумать последние слова, по-видимому самые главные.
Страстно заливались в предвкушении ночи лягушки. Бледный туман, тихое дыхание задремавшей земли, наползал на тяжелые от вечерней росы травы, сбивал с толку обманчивыми видениями. Все вокруг казалось фантастическим, нереальным. Колдовство сумерек изменило все, что было обыденным и знакомым днем. Оборотням да лешим бродить бы по этим извилистым тропкам в такой обманчивый час.
Шли размеренно, неторопливо. Оберегая начищенные ботинки, Первый выбирал дорогу посуше.
– Я понимаю, – без упрека в голосе рассуждал он, – с Путнынем вам жилось вольготнее. Он на многое просто закрывал глаза. Естественно, меня вы теперь считаете чуть ли не личным врагом.
– Ошибаетесь, Раймонд Гунарович, не личным, а врагом дела, за которым и я, и сотни других людей.
Гулко ахнула птица в чаще, захлопала крыльями.
Первый остановился, равнодушные глаза его сузились. Артур ожидал вспышки гнева, но Круминьш оказался куда как выдержанный. Только головой покачал.
– Вот-вот, Артур Янович, настораживает меня такой ваш подход. «Мое дело», «мое хозяйство», отрыжки кулацкой философии, – ход был тонкий: Первый давал понять, насколько он выше любой личной неприязни. – С хозяевами мы разобрались еще в семнадцатом.
Давно бы привыкнуть, но Артура приводила в бешенство такая наглая демагогия.
– А сейчас добиваете! Лучше всех знаете, когда и что сеять, где строить, как ловить! Зерно гноим, рыбу за борт вываливаем! Вы ее даже принять не можете. И все системы работают нормально, – передразнивая дикторов радио и телевидения, сорвался-таки Артур. – Да еще в чужом кармане любите считать – не дай бог, кто-нибудь из нас лишнюю копейку заработает!
Банга понимал, что его ярость бессильна и бесполезна, но она была единственным облегчением для униженного человека.
– Копейку? – насмешливо переспросил Первый. – Нет, Артур Янович, тут, пожалуй, не копейкой пахнет. Я думаю, вам хорошо знакомы последние документы партии. Или у вас особое мнение по их поводу?
– Да, особое, – напрямик резанул Артур. – Мы с соседями сидим на одном берегу, у одного моря. Когда начинали, они побогаче нас были, а теперь… У вас забота о том, чтобы не дело поправить, а районные показатели. И красиво выглядеть!
За разговором они вышли на небольшую поляну и здесь остановились. Вокруг только сосны и тишина. Как будто и нет в полукилометре широкой современной автострады. И вообще ничего нет, кроме безгрешной, чуждой людским страстям природы. Нелепыми, как в сюрреалистическом видении, казались здесь, в спокойном первозданном мире деревьев, травы, глухих лесных сумерек, эти двое в строгих пиджачных парах, крахмальных сорочках под галстук. Но люди не замечали своей нелепости и неуместности.
– Так вот, я согласен с ними объединяться, но сперва пусть сделают то, что давно могли сделать. Опыта своего мы не скрываем – берите и учитесь. А плодить захребетников – не есть партийная позиция. Вот такое у меня особое мнение.
– Значит, опытом поделиться согласны, – Круминьш сделал небольшую паузу и как бы невзначай бросил: – А как насчет шведской снасти?
– Что-что? – насторожившись, переспросил Артур, явно застигнутый врасплох.
Первый сразу почувствовал это и не упустил случая дать почувствовать председателю всю шаткость и щекотливость его положения.
– А то, что произносить красивые слова можно, имея на это моральное право и чистые руки… Кстати говоря, хороший хозяин рыбу за борт не выбрасывает. Хотя о чем я – существует комиссия, коллектив, и вам придется ей давать самые подробные объяснения. Думаю, выводы последуют соответствующие… Объективные, – не без издевки добавил Первый.
Но Артур еще не понял, не оценил, насколько тут глубоко копнули. Его лишь разозлила двусмысленность слов Первого.
– Я готов дать любые объяснения, но только не вам, – это уже была откровенная дерзость, – а компетентным специалистам, которые относятся к своим служебным обязанностям как профессионалы, а не жонглеры цифрами, директивами и прочими бумажонками. – Он круто развернулся и пошел назад, к машине.
Сквозь деревья уже виднелось шоссе, когда, шагая крупно и размашисто, Круминьш нагнал Артура. До опушки оставалось несколько десятков метров.
– А вы не думаете, что эти объяснения могут оказаться для вас не таким простым делом, каким оно представляется сейчас?
– Семь бед – один ответ, – безразлично отозвался Артур. Для него разговор был окончен.
– Как знать!
На обочине возле оставленной Круминьшем «Волги» стояли еще две таких же машины. В свете фар маячили силуэты неторопливо прохаживающихся мужчин. Один из них был в прокурорской форме. Он недовольно взглянул на Круминьша. Больше никто не выказал удивления по поводу длительного отсутствия двоих. Молча стали рассаживаться по машинам. Заминка вышла, когда Артур собрался сесть к Круминьшу, с которым ехал с самого начала. Лысеющий прокурор указал ему на распахнутую дверцу своей машины.
– Нет, попрошу вас в нашу машину, Артур Янович.
Артур непонимающе оглянулся, но «Волга» Первого уже рванула с места. Председателю ничего не оставалось, кроме как выполнить весьма корректный приказ.
Глухо шумел ветер в вершинах сосен. Эдгар шел один. Вдалеке еще догуливала свадьба, слышались песни и смех. В ночном небе вспыхивали одна за другой зеленоватые звезды. На прощание опять палили из ракетниц.
Луч света неуверенно зашарил по стволам сосен, накатил издали стрекот мотоцикла. Генератор работал плохо, поэтому свет пульсировал, то исчезая, то появляясь снова. Когда мотоцикл лихо тормознул рядом, Эдгар даже присвистнул от удивления. За рулем уверенно восседал Валдис. А ведь только что еле на ногах держался.
– Слушай, родственник, – не глуша мотора, крикнул он, – давай быстро в правление! Тебя по междугородке вызывают. Обзвонились, даже дома искали…
– Меня? Откуда? – От волнения у Эдгара даже горло сжалось. Неужели Лилька?
– А хрен его знает. Баба какая-то бормочет в трубку, ничего не понять.
– Где правление? В какую сторону? – и, не дождавшись ответа, Эдгар бросился в темноту.
– Стой, чудик! – Валдис развернул машину на заднем колесе и мигом догнал его. – Садись, подброшу.
Эдгар колебался, всматриваясь в водителя строже инспектора ГАИ.
– А ты как, вообще, нормально на этой штуке?
– Эх ты, а еще вертолетчик! Не боись – земля рядом, – и он лихо поднял на дыбы своего трескучего стального коня.
В полупустой комнате Эдгар сразу увидел на столе черный обшарпанный телефон, рядом лежала снятая трубка. Он так резко схватил ее, что чуть не уронил аппарат.
– Лилька! – закричал он срывающимся от нетерпения голосом. Трубка молчала. – Алло! Лиля, это ты?
– Нет, это не Лиля, – неожиданно прорезался строгий женский голос. Видимо, на том конце только что подняли трубку.