Страстная любовь

Они оба похожи на ситуации для захвата задницы.

Мои щеки пылают, когда я вспоминаю, как стэн провел рукой по изгибу моего тела. Я всегда думала, что смогу отмахнуться от подобного. Когда я еду на skytrain, люди постоянно натыкаются на меня. Но в случае с ним речь идет о намерении – о том, как он прикоснулся.

Мне казалось, что это неправильно. И я долго не могла уснуть, думая об этом. Я поняла, что услышала позади себя его резкий, рваный вздох, когда его пальцы впились в меня.

Именно этот вздох подтолкнул меня к действию.

Этот маленький вздох повторяется в моих ушах. От него у меня мурашки по коже. Из-за него я не хочу показываться на работе. Кажется, что это не должно меня так сильно беспокоить, но все же беспокоит. Я не уверена, кому доверяю настолько, чтобы рассказать об этом. Я могла бы рассказать уэсту, но я знаю, как он отреагирует, а я не хочу, чтобы его посадили в тюрьму.

Поэтому я выбрала райана. Милый, любимый, надежный райан.

"у меня есть кое-что, о чем я надеялся узнать ваше мнение".

Он отрывается от прокрутки в телефоне и смотрит на меня, на его лице появляется ободряющее выражение. "да, детка. Конечно".

"итак, вчера, в конце той большой встречи, к которой я готовился – ну, ты знаешь, какой?"

Его глаза не отрываются от экрана, но он кивает. "да, конечно. Вы ходили и бормотали эту презентацию под нос по меньшей мере неделю. Готов поспорить, ты справился".

"точно. Да. Это тот самый. И все прошло хорошо. Но…" я сжимаю пальцы на коленях, чашка с чаем забыта на стойке передо мной. Я полностью сосредоточилась на райане, пытаясь набраться храбрости, чтобы высказаться. Но райан обратил свое внимание на видео, на котором, похоже, енот принимает ванну.

"в конце встречи я что-то показывал своему боссу стэну. И он дотронулся до меня. Ну, он схватил меня за задницу".

У меня перехватывает горло, когда райан резко поднимает голову в мою сторону. "вот дерьмо", – первое, что он говорит, но в его словах есть нотка веселья. Как будто это как-то забавно.

"да. Вот дерьмо."

Райан выпрямляется, услышав мой резкий тон, и наконец-то выглядит обеспокоенным. "как ты думаешь, он это сделал? Типа, это было специально?"

У меня щиплет переносицу от того, что это первое, о чем он спрашивает. "да, это было сделано специально".

"черт. Ты в порядке?" он кладет трубку и уделяет мне все свое внимание, хотя я понимаю, что хотела бы, чтобы он этого не делал. Я думала, что мне нужно его внимание, но теперь я корчусь под его взглядом. Оказывается, об этом было проще говорить без его пристального взгляда.

Я бодро, уверенно киваю, чтобы скрыть тот факт, что я не знаю, все ли со мной в порядке. "я сказала ему, что собираюсь отнести это в отдел кадров, но они уже ушли. Так что теперь я вроде как готовлюсь к тому, чтобы пойти туда и сообщить им об этом".

Он шумно выдохнул и пересел на свой табурет, положив руку мне на ногу, прежде чем сказать самое ужасное, что он когда-либо говорил мне. "черт, . Прости меня. Я знаю, как важна для тебя эта работа. Может, лучше притвориться, что этого не было? Эти крупные компании" – его пальцы касаются моего бедра, прежде чем сжать его, и я чувствую, что отшатываюсь от его прикосновения, – "держатся как можно дальше от скандала. А для тебя это все еще относительно новая должность… Мне бы не хотелось, чтобы это оказалось под угрозой".

Я ошеломленно молчу. Я смотрю на мужчину, с которым прожила последние два года, и внутри меня закипает ярость и опустошение.

Мой рот двигается, как и мое тело, но не вместе с тем, что я чувствую внутри. "да. Конечно. Не хотелось бы ничего ставить под угрозу".

Я киваю, поглаживая его руку, которая все еще лежит на моей ноге. Но я не уверена, кто кого здесь успокаивает.

Я знаю только, что реакция райана – это не то, чего я от него хотела.

Именно поэтому я беру его руку и убираю со своего тела.

"я рад, что вы согласны. На вашем месте я бы просто продолжил свою работу".

Если бы я был на вашем месте.

"угу", – только и смогла вымолвить я, отстраняясь от него.

"я знаю, детка. Я знаю". Он пытается ободряюще сжать мое плечо, и меня захлестывает волна дискомфорта. Я не хочу, чтобы ко мне прикасались. "когда ты проработаешь в индустрии столько, сколько я, ты поймешь, что мы должны смотреть на некоторые вещи сквозь пальцы, если хотим быть успешными".

В ответ я насмехаюсь и делаю внутреннюю пометку впредь не обращать внимания на сексуальные домогательства. Это особенно несносное высказывание, исходящее от человека, который всю ночь был на ужине с большими шишками в своей компании. Я знаю, что райан считает свои слова благими намерениями и поддержкой, но мне хочется ударить его прямо в лицо.

Милая, профессиональная, обладающая степенью mba бельмонт не бьет людей, поэтому я сдерживаю порыв и бормочу: "спасибо", прежде чем уйти.

Несоответствие между нашими переживаниями – это копье в моем сердце, но не то, которое я хочу выместить на райане в данный момент. Я не могу позволить себе быть безрассудной.

Но то, что он даже не выглядит расстроенным? Это умно.

Мне не нужно было, чтобы кто-то пришел и выбил все дерьмо из стэна, но я бы соврал, если бы сказал, что мне это не понравилось. Возможно, было бы приятно чувствовать, что человек, с которым я делю свою жизнь, прикрывает меня. Что он будет защищать мою честь – как бы старомодно это ни звучало. Даже малейшей искры ярости по поводу моей безопасности, несправедливости всего этого было бы достаточно.

Черт, я бы не отказался от объятий.

Я не понимаю ни того, ни другого.

Когда я собираюсь уходить, райан поднимает мне большой палец вверх и говорит: "иди и возьми их, тигр", – из-за стеклянной двери душевой.

Меня тошнит в поезде всю дорогу на работу.

Меня начинает трясти, когда я поднимаюсь на лифте на наш этаж.

Я опускаю глаза, зная, что если мне удастся уединиться в своем крошечном кабинете, то за закрытой дверью я смогу вернуть себе самообладание.

Но меня перехватывает линда из отдела кадров. На ее лице написано извиняющееся выражение еще до того, как с ее губ сорвались слова.

"доброе утро, розали. Как только вы устроитесь, не могли бы вы зайти ко мне в кабинет?" "да, конечно". Мой голос дрожит, когда я киваю.

Мы обмениваемся одинаковыми принужденными улыбками, но когда я отворачиваюсь от нее, по моей щеке скатывается большая, жирная слеза. Потому что я точно знаю, что будет дальше.

Глава третья

Последний час мы с корой провели на ступеньках полуразрушенного сарая, изучая результаты днк "киндред". Пока я искал в интернете достоверные оценки точности тестирования kindred, она тихо сидела рядом со мной и ждала. Я видел, как она закатила глаза, когда я набрал тот же вопрос, только сформулированный по-другому.

В свою защиту скажу, что насколько точным является тестирование kindred? Может дать другие результаты, чем тестирование kindred?

"так ты уверена, что я твой биологический отец?" вопрос звучит глупо для моих ушей, но мне трудно переварить эту новость.

"абсолютно уверена". Кора возится со шнурками, а я смотрю на каракули, сделанные черным маркером на белом носке ее кроссовок. Когда-то я тоже так делала. "недавно я узнала, что мои родители пользовались услугами донора спермы. И это нас связывает".

Я должен обнять ее или что-то в этом роде? Выглядит жутковато, учитывая, что я ее совсем не знаю. Вместо этого я решил узнать побольше информации.

"ты… Ты…" я провожу рукой по волосам, расстроенный тем, что не могу подобрать слова. "у тебя есть дом?"

Ее ответный вздох настолько драматичен, настолько возмущен, что у меня подрагивают губы. Это напоминает мне мою сестру, уиллу.

"так ты пришел, чтобы найти меня…"

"ага. И я нашел тебя. Твое имя в новостях, потому что у тебя новая продюсерская компания и все такое. Дети в наши дни неплохо разбираются в интернете".

"я просто… Мне жаль. Мне трудно это переварить. Я не ожидала… Ну, тебя".

Ее обломанные, отполированные до черноты ногти обводят покрытый каракулями резиновый носок туфель. "ты сдал сперму. Чего вы ожидали?"

"выйти из этого здания со столь необходимой сотней долларов в кармане".

Между нами воцаряется неловкое молчание. И чувство вины закрадывается в душу. Мне нужно сдерживать свое отношение, а не быть придурком по отношению к ребенку. "мне было девятнадцать. Я не думал о чем-то большем. Никогда не думал, что там может быть ребенок".

Она насмехается. "ты забыл о донорстве?"

Я пожимаю плечами, опираясь локтями на колени. "вроде того". Мой взгляд устремляется в сторону коры. "прости".

Ее глаза снова закатываются, но щека на мгновение тоже подрагивает. "все в порядке. Я думала, что ты под кайфом или что-то в этом роде. Твой отец – знаменитая рок-звезда. Зачем тебе сто баксов?"

В моей груди раздается хихиканье, и я опускаю голову. "я умирала от желания увидеть rage against the machine во время их тура воссоединения. Но мой отец, каким бы богатым и знаменитым он ни был, не финансировал мой или моей сестры образ жизни. Он старался преподать нам жизненные уроки и не допустить эффекта серебряной ложки. В тот момент я только что поступила в университет и была на мели. Учеба была оплачена, но я работала в баре, чтобы платить за квартиру и есть". Я качаю головой, вспоминая тот разговор с отцом. "он не выделил мне сотню баксов на билеты. Сказал мне, что трудолюбивые люди ставят на первое место самое необходимое и иногда обходятся без лишнего".

Ее губы подрагивают, и она отводит взгляд. "вау. Ты действительно показал ему".

Я не успеваю отреагировать на это, как меня осеняет: мне придется рассказать родителям о коре. Я думаю? Я не знаю, зачем она здесь и чего хочет.

"как будто зак де ла роша сыграл роль в моем зачатии, и я думаю, что это очень круто". И с тех пор они ни разу не были в туре, так что кто может вас винить, правда? Достойное вложение денег".

Я смеюсь, потому что как же иначе? "я ценю твою логику в этом вопросе".

Кора улыбается, но улыбка грустная. Она сказала мне, что ей двенадцать. Но она кажется мудрой не по годам, утомленной миром так, как не должно быть у двенадцатилетних.

Мой голос звучит грубо, когда я говорю: "хорошо, давайте представим, что я действительно ваш биологический родитель. Что привело тебя ко мне на порог?"

"какой порог? Это место – помойка", – угрюмо бормочет она, и я оглядываюсь через плечо, чтобы убедиться, что это действительно помойка без порога.

"вообще-то, это дом". Я указываю на дом в стиле ремесленника за сараем. Он не идеален, но близок к этому. Новый и деревенский одновременно. А вот сарай? Да, над ним нужно поработать.

Но я знаю, что это будет стоить усилий. Вид на озеро, запах хвои на ветру. Весна в воздухе, и как только все зазеленеет, это место станет впечатляющим.

"мой отец умер".

Одно это предложение останавливает меня на месте. Ее пальцы все еще судорожно сжимаются, глаза все еще опущены, но я неподвижно наблюдаю за ней.

"я сожалею о вашей потере". Боже, это звучит так убого. У этого парня умер отец, а я превращаюсь в заурядную открытку из hallmark.

Но ей, кажется, все равно. На самом деле она снова пожимает плечами. Видимо, это ее фирменный прием. "он очень долго болел. У него был als, так что мы знали, что это произойдет, понимаете? Не то чтобы это был какой-то большой сюрприз".

Я тяжело сглатываю, решив дать ей выговориться, а не ввязываться в то, что явно не является моей историей.

"моя мама…" она вздыхает, и весь ее торс поднимается и опускается с тяжелым выдохом. "моя мама плохо справляется без него. Они были влюблены друг в друга в старших классах, но родили меня позже. Проблемы с зачатием и все такое. И у нас нет никого, кто мог бы нам помочь".

Давление сильно и тяжело давит на мою грудь. Такое ощущение, что чья-то обутая нога прижимает меня к земле и все больше и больше нагружает мои легкие. Я изо всех сил стараюсь дышать ровно, но кора, кажется, этого не замечает.

"я думаю, ей нужно пожить где-нибудь… Где есть поддержка". Теперь ее голова покачивается, и я вижу, как она тщательно взвешивает свои следующие слова. "я провела кое-какие исследования и уверена, что у нее клиническая депрессия. Типа… Тяжелой. Поэтому я начала искать для нее разные места, понимаешь? Может быть, стационарный центр. В округе их несколько. Я также немного поговорил об этом с консультантом в моей школе. Но поскольку я несовершеннолетняя, она сказала, что меня, скорее всего, переведут в приемную семью, если только мы не договоримся о родственных связях. Сейчас она делает мне одолжение, что не звонит в социальную службу".

Теперь моя очередь опустить голову и провести пальцами по носкам сапог, чтобы было чем занять руки. Интересно, как мы сейчас выглядим, сидя бок о бок и подражая движениям друг друга?

"оказывается, ты – моя единственная живая семья. Ну, кроме мамы".

Черт.

"нет тетушек, дядюшек, бабушек и дедушек? Кого-то, кого ты знаешь лучше, чем меня?"

Она фыркает, и я вежливо отвожу взгляд в ее сторону. Я не знаю ребенка, но, похоже, она из тех, кто не захочет, чтобы я пялился на нее, пока она плачет.

Я знаю, что не стал бы. Может, это наследственное.

"нет. Оба родителя были единственными детьми. Бабушка и дедушка умерли".

"хорошо". Я киваю, все еще глядя на наши туфли. "хорошо".

"хорошо, что?"

"ладно, давай отвезем тебя домой. Может, поговорим с твоей мамой".

Краем глаза я вижу, как она поворачивается и смотрит на меня. "вот так просто?"

Я выпрямляюсь и прислоняюсь спиной к шатким ступенькам позади меня. Внутренне я схожу с ума. Я не готова к такому дерьму. Я даже не знаю, что значит "родственное размещение". Как это выглядит. Что требуется. Но если я – единственное, что стоит между этой девочкой и приемной семьей, то, черт возьми, как я буду спать по ночам, если скажу "нет"? В глубине души я слишком мягкий для этого дерьма.

"да. Вот так."

Ей двенадцать. Ей не нужно беспокоиться о деталях. Этим займутся взрослые. Мой адвокат. Мой адвокат, белинда, которая убьет меня за это.

Я практически слышу ее. Ее голос звучит так, будто она выкуривает по пачке в день. Она, наверное, будет ругать меня за то, что я всегда такой яростный засранец, а потом выбираю самые неподходящие моменты, чтобы у меня было самое большое кровоточащее сердце.

Она не ошибется.

Затем я встаю, запираю входную дверь на "свалку" и трусцой бегу к своему mercedes g-wagon. "поехали, парень", – зову я в ответ, махая рукой через плечо. "нужен туалет? Перекусить? Мы можем взять бургер по дороге". Мне нужно двигаться. Двигаться. Мне нужно продвинуться по этому пути настолько далеко, чтобы не думать об этом слишком много и не придумывать новые причины, по которым я не должен этого делать.

Потому что в глубине души я знаю, что так будет правильно. Неважно, насколько безумным это кажется. Я доверяю своей интуиции.

Кора не отстает от меня. Она скользит на пассажирское сиденье, и я чувствую, как она смотрит на меня. Вероятно, она озадачена тем, как я перешел от сравнения ее со средой аддамс к тому, что, черт возьми, я собираюсь сейчас сделать. "я бы никогда не отказалась от бургера".

Проверяя карманы на наличие бумажника, я спрашиваю: "вы достаточно высокий, чтобы сидеть на переднем сиденье?"

"мне двенадцать".

Я вздыхаю и нажимаю кнопку запуска, гул моего внедорожника заполняет тихую кабину. "похоже, в наши дни дети остаются в автокреслах до тех пор, пока им не разрешат пить, так что просто пытаюсь перестраховаться".

Она фыркает и защелкивает ремень на защелке. Я ловлю себя на том, что смотрю на ее профиль, пытаясь найти в ней частички себя. Язвительные фразы – точно мои. Возможно, отличный музыкальный вкус. Черные кружева. Может быть, даже тяжелые брови, из-за которых она как будто хмурится.

Мы молча выезжаем за пределы моего участка, и только когда я доезжаю до конца длинной, обсаженной деревьями дорожки, я понимаю, что не знаю, куда еду.

"подожди. Где ты живешь?"

Она опускает взгляд, пряча под ним морщинки. "в калгари".

"это… Это более трех часов езды".

Она прикусывает внутреннюю сторону щеки, прежде чем взглянуть на меня. "да. Прости".

"как вы сюда попали?" у меня горит сигнал, но я еще не повернул.

"автобус. Потребовалась вся ночь с остановками".

"твоя мама разрешила тебе проделать весь путь на автобусе за одну ночь?"

Она поворачивает голову и смотрит в окно. "наверное, она проспала мой уход и до сих пор не встала с постели".

Мы останавливаемся перед обычным двухуровневым домом на улице, полной таких же домов. Прямо по улице находится школа. На обочине стоит хоккейная сетка, клюшки и перчатки сложены стопками, как будто детей отпустили на обед в середине игры.

С виду это совершенно обычный семейный район. С аккуратными подъездами и автомобилями среднего класса.

Единственное, что кажется необычным на участке коры, – это газон. Он подстрижен, как и все остальные, но линии не совсем ровные. По сравнению с соседними домами в этом месте есть что-то неухоженное. Частично задернутые шторы в середине дня создают впечатление, что дом почти закрыт, как будто люди, живущие здесь, уехали в отпуск.

Но я знаю, что это не так.

Кора выпрыгивает из машины и захлопывает дверь сильнее, чем нужно, а затем направляется к входной двери. Я следую за ней, оглядываясь по сторонам, чтобы убедиться, что никто не наблюдает. Это нереально: приехать с ребенком, о существовании которого я не знал, в дом, в котором я никогда не был, и встретить женщину, которая… Использовала мою сперму?

Я провожу рукой по щетине, приближаясь к входной двери.

"извините за беспорядок, – пробормотала кора, нажимая на замок и проталкиваясь в дом.

И она не шутила. Я стою у входа и разглядываю стоящий передо мной дом с открытой планировкой. Может, мой офис и похож на свалку, но этот дом – как темная, затхлая пещера. По телевизору идет новостная программа, достаточно громкая, чтобы я слышал, как ведущий что-то бормочет, а внизу бежит бегущая строка. Кухня нуждается в уборке. На захламленном столе лежит коробка из-под пиццы. Рядом с ней остатки молока. Грязная посуда сложена в раковине.

Здесь пока не пахнет гнилью, но есть запах застоя. "чувствуйте себя как дома", – говорит кора. "я пойду позову маму".

Затем она скрывается за углом, надевает туфли и поднимается по лестнице.

Я продолжаю неловко стоять в подъезде – не знаю, как почувствовать себя здесь как дома. Мне хотелось бы сделать уборку и открыть окна, но это кажется мне излишеством.

Забавно, что звание самого горячего миллиардера в мире не готовит тебя к подобному. Это был глупый титул, и теперь у меня есть доказательства. Во время поездки кора не была особенно откровенна. Каждый раз, когда я спрашивал о ее маме, она отворачивалась и смотрела в окно, прежде чем пробормотать наименее подробный ответ. У меня возникло ощущение, что она защищает свою маму, по-своему ограждая меня. Избегает разговоров.

Я узнаю этот ход, потому что я тоже так делаю. Но на этот раз я попал в ситуацию, которая может сложиться по-разному. Все это может так эффектно взорваться.

Я достаю телефон, чтобы проверить время. Я жду еще десять минут, прежде чем снова проверить телефон.

Затем я слышу шорох, два звука шагов, и вот передо мной стоит женщина, которой на вид около пятидесяти – она не может быть намного моложе моей мамы. Хотя на этом сравнение с мамой заканчивается. Я думала, что кора выглядит усталой, но эта женщина выглядит пораженной.

Она подходит к нам с ошеломленным выражением лица, но, подняв свою затекшую руку, берет мою и улыбается. "привет, я мэрилин".

"привет, мэрилин. Я форд", – тихо отвечаю я, разглядывая ее мешковатую одежду, спутанные волосы и складки на щеке – предположительно от сна. Только что проверив телефон, я понял, что еще нет и двух часов дня – не самое обычное время для вторника.

Если подумать, кора должна была быть сегодня в школе.

"приятно познакомиться", – добавляю я, отступая от женщины.

Она кивает и снова улыбается мне. На этот раз она водянистая. Она соответствует ее дрожащему голосу и шальной слезе, скатившейся по щеке. Она соответствует словам, которые она произносит дальше. "кора сказала, что ты здесь, чтобы помочь нам".

При одном взгляде на защитное выражение лица коры, вцепившейся в ослабевшую руку матери, я понимаю, что вступил на путь, с которого нет возврата. К этому времени мне следовало бы научиться больше защищать себя. Но, видимо, я еще не усвоил урок, потому что уже знаю, что вложился настолько, что не уйду.

"да, мэрилин. Я бы хотела помочь, чем смогу".

Глава четвертая

Зубы проводят по нижней губе, как медиатор по гитарной струне. Я сжимаю руль, не сводя глаз с дома моего брата, который также был домом нашего детства.

После двух недель хандры, без работы, без направления и полной жалости к себе, я официально вернулась в роуз-хилл. В город, где я выросла. Город, в который я редко возвращаюсь. Город, по которому я не замечала, что скучаю, пока мне не стало отчаянно необходимо вернуться домой. Безопасное место, где можно приземлиться, пока я лечу свои раны и разбираюсь со своей жизнью.

Я просто ехала по крутой гравийной дорожке, той самой, с которой упала в детстве. С поцарапанными коленями и кровью на новеньких белых кроссовках я плакал, пока мой брат отмывал меня из шланга, словно я был лошадью. Я был опустошен, но сегодня, вспоминая об этом, я усмехаюсь.

Забавно, что момент, который казался таким незначительным, в итоге может заставить вас улыбнуться.

Я окидываю взглядом ферму, расположенную на западной окраине города. Скалы над фермой отделяют нашу землю от шоссе. Эта главная магистраль была буквально взорвана в горах давным-давно, и теперь ограждение из цепей, прикрепленное к скале, не дает осколкам упасть на дорогу или на нас.

Слева я вижу живописное озеро. Оно возвращает меня в те времена, когда летом на его берегах можно было кататься на тюбингах целый день и устраивать подростковые вечеринки с кегами, а зимой – кататься на коньках, ловить рыбу со льда и кататься на снегоходах.

Я смотрю направо и вижу дом моих родителей гораздо дальше на холме. Только верхушка крыши высовывается из-за деревьев. Когда уэст взял на себя управление фермой, они переехали "подальше", или так они утверждали.

По правде говоря, они всю жизнь беспокоились об уэсте, и я не уверен, что они справятся с тем, что он слишком далеко от них.

Оглянувшись на дом брата, я делаю глубокий вдох, чтобы набраться смелости войти туда и притвориться, что у меня все замечательно.

Прямо перед тем, как спросить, могу ли я немного передохнуть.

"к черту, . Тащи свою задницу сюда", – бормочу я, распахивая дверь машины и направляясь к крыльцу. Я не стал запирать машину. Если у кого-то хватит смелости забраться на нашу землю, чтобы украсть мое дерьмо, то я аплодирую его стойкости.

Честное слово, я бы спросил их, где они его берут, потому что у меня нет ничего свежего.

Кажется, я не сделал ни одного вдоха после того глубокого вздоха на переднем сиденье. Теперь я просто задерживаю его, когда тянусь к двери, чтобы постучать и покончить с этим. Не успевают костяшки пальцев соприкоснуться, как дверь распахивается, и все дыхание, которое я сдерживал, высасывается из моих легких.

Форд грант.

Мой желудок опускается к ногам с самым тревожным ощущением.

Мне приходится откидывать голову назад, чтобы встретиться с его изумрудным взглядом. Он всегда был высоким, но сейчас он просто… Большой.

"форд".

Он смотрит на меня, и от тяжести его взгляда мое сердце гулко бьется о ребра.

"привет."

Его темные брови нахмурены, и я не могу не заметить, что его волосы, которые раньше были более русыми, потемнели в зрелом возрасте. Теперь они глубокого каштанового цвета, а русый оттенок проявляется только тогда, когда на них падает свет.

Аккуратно подстриженная щетина обрамляет его высокие скулы. Загорелая кожа на его горле подрагивает, адамово яблоко выпирает из майки цвета хаки.

Бог. Должно быть, прошло не меньше десяти лет с тех пор, как я видел его в последний раз. Можно было бы подумать, что за это время он стал менее неловким, но, видимо, нет. Потому что он стоит на месте и смотрит так, будто никогда меня раньше не видел.

Поэтому я протягиваю руку и кривлю губы. "не уверена, что вы меня помните. Меня зовут розали бельмонт. Мы проводили июль и август, обмениваясь колкостями друг с другом, пока следовали за моим братом, уэстоном белмонтом".

Он качает головой, лицо его бесстрастно, когда он выходит на крыльцо и протягивает мне свою теплую руку. "верно. Розали. Должно быть, я так хорошо научился отгонять тебя, что совсем забыл о тебе". Из моей груди вырывается смех, а в глазах собираются непрошеные слезы.