Горечь отверженных

Полина Измайлова

Горечь отверженных

ГОРЕЧЬ ОТВЕРЖЕННЫХ

Роман

Событийная канва романа построена на реальных событиях

семьи. Трёхлетняя девочка брошена в бурный водоворот житейских событий, год за годом пытается завоевать благосклонность приёмных родителей, но постоянно терпит

неудачи. Несмотря на все трудности, она делает всё, чтобы воплотить в жизнь свои мечты. Постоянно преодолевая всё новые и новые жизненные преграды, героиня двигается вперёд к заданной цели. Увлекательное сюжетное действие

не оставит равнодушным ни одного читателя.

ГЛАВА ПЕРВАЯ

ПЕРВОЕ ОСОЗНАНИЕ СВОЕГО Я

Интересно, как происходит первое осознание своего я? Наверное, у тех, кто счастлив, оно происходит гораздо позже, нежели у тех, кому приходится пережить в нежном возрасте горькие потрясения. Первое осознание своего я пришло вместе с тем, когда я впервые поняла, что мир окружающий меня совершенно чужд. Так произошло со мной летом 1958 года.

Однажды я проснулась в большой тёмной комнате. Из темноты в отсветах маленьких мерцающих огоньков со стен на меня смотрели незнакомые лики. Всё, что окружало, было совершенно чужим, и я ощущала невыносимый страх. Мне захотелось немедленно уйти из этого страшного места. Я попыталась встать, но моя кроватка вдруг закачалась, и я от страха зажмурилась. Немного погодя я открыла глаза, взялась руками за край кроватки и стала внимательно осматривать комнату. Первое, что я поняла, было осознание того, что моя кроватка не касается пола, и я не могу с неё слезть. Едва я начинала шевелиться, как кроватка начинала угрожающе раскачиваться, издавая при этом тонкий скрип. Не взирая на страх я всё-таки перегнулась осторожно через её край, чтобы посмотреть на сколько высоко от пола я нахожусь. Первое, что я увидела – это то, что прямо подомной на полу спит человек с большой бородой. Страх снова парализовал меня, и мне захотелось лечь и заснуть, а затем проснуться в другом месте, но любопытство было сильнее страха, и я всё же решила осматривать комнату. В дальнем её углу стояла большая кровать и на ней спали две пожилые женщины, которые были мне тоже не знакомы. Видимо, скрип, издаваемый кроваткой, при моих движениях их разбудил. Они обе проснулись, а затем встали с кровати и подошли ко мне. Женщина, которая была поменьше ростом и с совершенно белыми волосами проговорила тихим и ласковым голосом:

– Ну, давай знакомиться милая! Меня зовут Арина, для тебя я бабушка Арина, – затем она указала на стоявшую рядом женщину,– а это моя дочь Дарья и ты будешь её называть бабушка Даша, а тебя мы будем звать Полина.

Так в первый раз я осознала своё я, под именем Полина. Тихий и нежный голос маленькой бабушки вселял в меня уверенность, тогда, как бабушка Дарья, которая была почти на голову выше бабушки Арины, внушала мне некоторое опасение. После церемонии краткого знакомства большая бабушка Дарья взяла меня на руки, словно пушинку, и отнесла на большую кровать. Всё это она проделала так быстро, что мне показалось, что я просто пролетела через всю комнату, у меня буквально перехватило дух, и я зажмурилась. Маленькая бабушка заметила мой испуг, и она тут же пожурила большую бабушку:

– Дашенька, право же стоит быть деликатней, ведь малышка и так напугана, а тут ещё ты так бесцеремонно с ней управляешься.

– Простите маменька, я и не подумала. Я помню, как мои мальчишки любили, когда я их кружила почти под потолком, а они от радости заливались смехом.

– Полине нужно время, чтобы привыкнуть к нам и к новой обстановке, может тогда и ей понравится летать на твоих руках по воздуху.

Бабушка Арина нежно погладила меня по голове и сказала:

– Это теперь твой дом, здесь мы будем жить все вместе, и тебе здесь будет хорошо, потому что мы все тебя любим.

Я не понимала значения её слов, но её голос меня успокаивал, и я верила, что рядом с ней мне будет не так страшно в этом незнакомом месте. Я внимательно посмотрела на неё, и одарив улыбкой, придвинулась поближе, проявляя таким образом к ней своё доверие. В то время, когда я едва начала успокаиваться к кровати неожиданно для меня подошёл тот, кто спал на полу. Он был странно одет. На нём, как и на бабушках было надето, что-то напоминающее платье и тоже тёмного цвета. У него были длинные тёмные волосы, которые ниспадали длинными волнистыми прядями. Усы и борода почти полностью закрывали его лицо и потому, когда он начал говорить, страх снова завладел всем моим существом. Его голос был низким и раскатистым, как гром. Он протянул ко мне свои руки и произнёс:

– Я твой дедушка и зовут меня Трофим, но ты можешь мне говорить просто «дедушка».

После этого он погладил меня по щеке. Руки у него были мягкие и приятно пахли, эти ощущения меня немного успокоили. После короткого знакомства дедушка направился в другую комнату, и я невольно вздохнула.

Так началось моё осознанное проживание в семье священника Шакина Трофима Даниловича с его супругой-матушкой Дарьей Ивановной и тёщей Ариной Аристарховной. И протекала эта размеренная жизнь в городе Попасное, Донецкой области в Украине. Это самое начало моей осознанной жизни было весьма тревожным и совсем непонятным для меня. Мне приходилось вникать во все житейские мелочи этого незнакомого дома. Большая комната, в которой все спали, служила одновременно и гостиной, и столовой, и игровой. Самым важным объектом для меня был большой круглый стол, стоявший в центе комнаты. Он был застелен тяжёлой длинной скатертью.

Массивные ножки стола были скреплены между собою большими перекладинами, а место их перекрещивания было прикрыто большим деревянным кругом. Стол стал моим излюбленным убежищем. Я могла часами сидеть на круглом пятачке, не желая общаться ни с бабушками, ни с дедушкой. Они, видимо, понимая моё состояние понапрасну меня не и беспокоили. Иногда я приподнимала край скатерти и наблюдала, что делают бабушки. Большая бабушка часто садилась за швейную машинку и долго шила, почти не поднимая головы. Маленькая бабушка почти всегда возилась с пряжей, всё это происходило почти в полном молчании. Дедушка часто и надолго уходил, а по приходе обязательно протягивал мне под скатерть кулёчек с конфетами. По вечерам они все уходили в маленькую комнату, где было много огоньков и сильно пахло чем-то едким. Дедушка там что-то долго читал, а бабушки стояли на коленях и иногда пели и кланялись до пола. Это было совсем не понятно и повергало меня в непроизвольный трепет. Я тихонько подходила к дверям и с интересом наблюдала за происходящим. Мне нравилось смотреть, как в мерцании свечей светятся лики на иконах, и они будто оживают. Во всех комнатах этого дома почти всегда царил полумрак и прохлада. Маленькая бабушка иногда подолгу лежала на кровати с мокрым полотенцем на голове. Большая бабушка, часто смачивала его в холодной воде, и бережно прикладывая его ей на лоб, сокрушалась вслух:

– Ну, от чего эта скверная мигрень ни как не покинет вас матушка, а мучает неизменно всю жизнь. Вот ведь чисто наказание какое…

Бабушка Арина подолгу лежала, почти не шевелясь, и иногда тихонько постанывала. Мне её было так жаль, что иногда совершенно неожиданно на глаза наворачивались слёзы. Я их быстро смахивала рукой. Мне отчего-то казалось, что их никто не должен видеть, что это стыдно. Откуда было это ощущение непонятно, но сохранилось оно на всю жизнь. Ближе к ночи бабушки укладывали меня спать с собой на большой кровати, так – как ложиться в колыбель, подвешенную к потолку я боялась и протестовала по этому поводу. Большая бабушка, уложив меня, всегда мне пела одну и ту же песенку:

– Баю-баюшки-баю,

Жил мужик на краю.

Он не беден, ни богат,

У него десять ребят.

Все по лавочкам сидят,

Кашку с маслицем едят.

Баю-баю, баю-бай,

Поскорее засыпай.

Это была первая в моей жизни песенка, которую я услышала, и она отпечаталась в моей памяти навсегда. В то время, как бабушка пела, я всегда представляла дом с большой столовой, где стоит большой длинный стол, во главе которого сидит мужик, а рядом с ним стоит большая кастрюля с кашей. Все детки сидят вокруг стола и ждут, когда им подадут кашу. Я прикрывала глаза и так живо всё это представляла, будто стояла на пороге дома и наблюдала за этим семейным обедом. Вот так каждый вечер я засыпала, погружаясь в чужое семейное счастье…

Мне её больше никогда и никто не пел, но она жила в моей душе своей неугасимой жизнью, как символ вечного тепла и покоя…

Размеренно протекали дни. Я понемногу освоилась, стала выходить на веранду, где было очень светло. Сквозь множество маленьких стёклышек проникали тёплые лучи солнца. Немного погодя я стала выходить во двор и любоваться цветами в палисаднике. Мир постепенно становился разнообразнее. Но мне не хотелось говорить, я могла, но не хотела. Я только слушала и вбирала в себя всё происходившее вокруг меня, деля при этом на всё светлое и тёмное, таким было тогда осознание окружающего мира. Дом, он тёмный, мне в нём страшновато. Веранда светлая, там легко дышать. Дедушка – тёмный, я его немного боюсь, хотя он добрый. Большая бабушка тёмная – я замираю в её присутствии. Маленькая бабушка светлая – мне с ней так хорошо молчать…

Так и в тишине и славной размеренности проходили мои первые осознанные дни в доме радушных людей. Большим, и незабываемым событием для меня явилось разжигание печи. Однажды дедушка открыл скрипучую дверцу на печи, положил туда поленья, а затем при помощи газеты и спичек зажёг огонь. Языки пламени охватили поленья и они стали потрескивать. Это зрелище, так заворожило меня, что в тот момент, когда дедушка закрыл дверцу, я произнесла свою первую фразу:

– Дедушка, я хочу смотреть!

Дедушка, даже вздрогнул от неожиданности, а глаза его стали влажными. Он погладил меня по голове и проговорил:

– Ну, слава Богу, вот ты и заговорила. Ну, конечно же, смотри милая.

Он принёс мне маленький стульчик, и заботливо меня усадил, чуть поодаль.

– Ближе нельзя, Поленька, что бы искры тебя не достали, ведь они очень горячие, понимаешь?

В знак согласия я просто кивнула головой и сразу заметила, как дедушка огорчился, и тут я впервые ощутила чувство жалости, мне не хотелось его огорчать, и я сказала то, чего от меня ждали:

– Я всё поняла дедушка.

Дедушка так обрадовался, что тут же позвал бабушек и сообщил им, что внучка, наконец, заговорила. Следующим моим достижением было то, что однажды вечером, я стала подпевать бабушке колыбельную. И опять все взрослые так радовались и так хвалили меня, что я ощутила некую уверенность в себе. Страхов становилось всё меньше и меньше. Тёмные образы постепенно уходили, и вместе с ними уходила моя скованность. Я начала не только отвечать на вопросы, но и высказывать свои желания и предпочтения. Мир вокруг меня стал ярче, и я уже прониклась нежной привязанностью к бабушкам и дедушке. Каждое утро я просыпалась с приятным ощущением того, что меня уже ждут и к завтраку приготовили всё то, что я люблю. Мне обязательно скажут « Доброе утро, Поленька, а мы тебя ждём к завтраку!», и начнётся новый день, проведённый в полном согласии и радушии.

И именно в то время, когда в моей душе появилось ощущение тепла, мой, едва возродившийся мир, был в одночасье разрушен…

С утра всё начиналось как обычно. Бабушки приготовили на печи гречневую кашу, и поскольку была уже зима, и на веранде было холодно, мы сели завтракать за большим столом в комнате. Во время нашей размеренной и тихой трапезы, вдруг, с шумом открылась дверь, и в неё, один за одним, буквально ввалились с громкими возгласами два больших человека. Я моментально скрылась в своём убежище под столом. Я тогда подумала, что когда эти шумные незваные гости уйдут, я выйду и доем свою кашу, а потом мы с дедушкой пойдём в сарай за дровами…

Но этот день был началом следующего этапа моих бесконечных испытаний. Поначалу никто не обращал внимания на моё отсутствие, и я привычно примостившись на перекладинах, слегка приподняв тяжёлую скатерть, наблюдала за происходящим. Прибывшие гости, насколько я поняла, являлись дедушке Трофиму и бабушке Даше детьми, поскольку они их называли мамой и папой, это с трудом умещалось в моём сознании, поскольку эти « дети» были такими большими, шумными и вообще казалось, что они из другого мира. У большой толстой тёти были короткие кудрявые волосы. Платье на ней было очень яркое и короткое, с большим вырезом. На её шее были большие бусы, которые постоянно болтались и при этом издавали лязгающий звук. Большой дядя всё время улыбался и постоянно говорил тёте:

– Тише Галочка! Не надо так громко говорить, у нас так не принято.

Но видимо тётя плохо его понимала, она продолжала громко и быстро говорить, при этом постоянно размахивая руками. Дедушка и бабушки хмурились и в основном молчали. Но вдруг тётя, как будто, вспомнив что-то важное, спросила довольно громко, но медленно:

– Да! А кстати, где же наша девочка?

Я интуитивно поняла, что речь обо мне, и в тоже мгновение, все страхи возвратились, буквально парализовав меня.

Я увидела, как после этих слов на глазах моих бабушек появились слёзы, а дедушка тяжело вздохнул. А большая тётя, вдруг изменив голос засюсюкала:

– Ну, где же наша малышка прячется? Выходи поскорей, папа с мамой приехали, забрать свою малышку к себе.

После этой фразы у меня буквально случился провал в памяти. Не знаю, через какое время я пришла в себя. Сначала вернулись звуки. Я слышала тихие голоса, но я их не различала. Долго ещё не хотелось открывать глаза. Мне не хотелось снова увидеть эту громкую тётю.

Великая вещь любопытство. Я всё же приоткрыла глаза и увидела, что все теперь сидят за столом и уже при зажжённой люстре. Теперь больше всех говорил дедушка, а остальные только кивали головами. Меня это немного успокоило. Я верила, что дедушка – он главный и всё будет, как он скажет…

Но немного погодя большая тётя резко встала и громко заявила:

– Мы её родители и мы лучше знаем, что для неё будет лучше! В вашем доме она ещё долго будет дикаркой, у вас ведь и людей то не бывает, а её надо к нормальным людям. У нас сейчас не так много времени, мы хотим непременно встретить новый год с моим братом в Ставрополе. Там мы представим свою дочь моим родственникам. У них есть сын, чуть старше нашей девочки, вот она и пообщается с ним, пообвыкнет среди людей. Да, а кстати, каковы её успехи то за это время? Она хоть заговорила, а то ведь стыдно будет перед людьми, если она всё время будет молчать, люди то могут подумать, что она не в себе.

После этих слов, большой дядя взволнованно проговорил:

– Ну, что ты такое говоришь Галочка!? Ведь малышке столько пришлось пережить, ей нужно время, чтобы освоиться, а нам стоит запастись терпением.

– Не говори чепухи, что она понимает, чтобы переживать. Прошло уже полгода, она всё давно забыла, и её надо скорее переучивать, и я теперь этим займусь вплотную.

Дедушка с нескрываемым недовольством посмотрел на сына и с досадой в голосе произнёс:

– Мало тебе Галя Володи для твоей дрессировки, так тебе дитя подавай. Смотрите вы оба, это ведь душа невинная, её невзначай и загубить можно с таким необдуманным рвением. Девочка ведь едва отходить стала. Вы хотя бы написали, посоветовались с нами, а то вот явились, как снег наголову, да ещё к тому же спешите с отъездом. Ведь надо же было всё по-человечески сделать, размеренно. Пожили бы все вместе, дали бы ей время привыкнуть к вам, а там уж и попытаться объяснить, что к чему. Так нет, вы прямо с порога заявили, мама, мол, и папа прибыли! Просим любить и жаловать! А она и слов-то таких не знает сейчас, да и к тому ж вы её своим видом и шумом напугали до потери сознания, это вам о чём-нибудь говорит? Конечно же, нет, для вас это не имеет значения, ведь вы запланировали встречу в Ставрополе, и это выше интересов маленькой девочки.

Интуитивно понимая, что эти тётя с дядей не к добру, моё сознание опять дало сбой и видимо надолго. Оно вернулось позже, на следующее утро, со щемящей болью утраты. Боль и страх буквально парализовали меня, лишив способности говорить и двигаться. Моё сознание в момент неожиданного прощания будто раздвоилось, и я смогла вдруг наблюдать всё происходящее со мной со стороны. Я помню, как стояла на веранде одетая, как на прогулку. Бабушки не могли сдержать слёз и не прерывно вытирали их платочками, дедушка хмурился и что-то говорил дяде. Тётя, стояла вся красная от злости и, видимо, совсем потеряв терпение, вдруг истерически закричала:

– Хватит, хватит уже наставлений, на поезд опоздаем! Всё, Володя, бери Полину, и пошли!

И в это время девочка, наблюдавшая со стороны, закричала девочке стоявшей около дедушки: « Беги, беги, прячься скорей!», но девочка не могла бежать, ноги её не слушались, но не только ноги, ей хотелось обхватить дедушку за ногу и попросить его, чтобы он не отдавал её этим « детям», но она почему-то не могла этого сделать. Единственным признаком сознания были слёзы, которые покатились по щекам…

И вот большой дядя подхватил меня и широкими шагами направился прочь из дому. Как только я оторвалась от земли, внутри меня будто что-то щёлкнуло, и свет сразу померк…

Сознание вернулось уже в поезде. Я лежала на большой скамье, рядом сидела большая тётя, а на другой лавке напротив, большой дядя. Какая-то незнакомая тётя лежала прямо над нами и смотрела на нас.

– Ой, смотрите, ваша девочка проснулась! Девочка, а как тебя зовут?

– Полина её зовут! Ну, что вы к ребёнку пристали, видите ведь, что она ещё сонная. Да и боится, первый раз вот на поезде едет.

– Да, я что, я просто так. Я ведь всё понимаю – у самой дети.

После этих слов тётя отвернулась и больше с нами не заговаривала.

Большая тётя склонилась ко мне и зашептала:

– Ты называй меня мамой, а то все люди подумают, что ты невоспитанная плохая девочка, а дядю называй папа, так все хорошие детки делают, и им за это дарят подарки и дают конфеты. Хочешь конфетку?

В ответ я лишь покачала головой. Тёте это явно не понравилось, и она спросила у дяди:

– Володя, как ты думаешь, она меня поняла?

– Я думаю да, ведь она покачала головой.

– Но что это значит, да или нет?

– Галочка, ведь ты сначала сказала о нас, а затем о конфетах, я думаю, она отказалась от конфет. Ты не требуй от неё слишком многого и тебе будет легче её понять.

– Мне было бы легче её понимать, если бы она говорила.

– Галочка давай не будем это обсуждать в её присутствии, это ведь неловко.

– Скажите, пожалуйста, неловко! Да что она там понимает!

– Ну, этого мы наверняка не знаем, но если понимает, то нам трудно будет наладить с ней отношения, если она будет знать, как мы о ней недостойно судим.

– Ерунды не городи, тоже мне воспитатель новоявленный нашёлся.

ГЛАВА ВТОРАЯ

ПОРОЖДЕНИЕ НОВЫХ СТРАХОВ

Обрывки памяти с трудом собираются воедино. Следующее яркое впечатление, изумившее меня, – это большая комната с очень ярким светом и поразительным запахом. Этот незнакомый и приятный запах исходил от большой ели, которая стояла посередине комнаты, вся переливаясь огнями гирлянд. Ель возвышалась до самого потолка, все её ветви были украшены замечательными сверкающими игрушками. Это было невиданное до этого дня великолепие, которое буквально ошеломило меня и осталось навсегда приятным ощущением радости при созерцании украшенной ели. Вывел меня из оцепенения мальчик, который поразил меня не меньше. Он был в костюме клоуна, но тогда я этого не знала и меня его одеяние удивило. Одна половина его костюма была из белой ткани, а другая половина из красной. На голове красовался высокий колпак с большими цветными шарами. Мальчик приветливо улыбался. В руках у него был большой цветной пакет. Он протянул его мне и проговорил звонким голосом:

– Меня зовут Саша, а это подарок для тебя от дедушки мороза.

Проговорив это, он указал рукой в сторону ёлки. Под елью стоял большой дед Мороз и Снегурочка. Это мне тоже Саша объяснил, ибо до этого в моей жизни всего этого или не было, или я этого совершенно не помнила.

После этого ко мне подошла красивая тётя с яркими губами и в красивом, цветастом, очень ярком платье.

– А кто это у нас такой маленький!? Ну, скажи, как тебя зовут, малышка?

Я не отвечала, я осматривалась по сторонам, всё, что я видела, так отличалось от того к чему я привыкла. Всё вокруг было яркое, светлое. Многие предметы мебели и то, что стояло на ней, мне было не знакомо. Меня одолевало любопытство, и поскольку меня никто больше не трогал, я с интересом принялась исследовать комнату, в которой находилось большое количество совершенно незнакомых мне вещей. Взрослые тем временем стали усаживаться за стол, они громко говорили, смеялись и всё это они делали во время еды. Они довольно долго ели и пили, но потом один незнакомый дядя

подошёл к какому-то ящику, покрутил его за ручку, и из ящика вдруг громко запела тётя. У меня от страха мурашки поползли по коже. Как только тётя в ящике запела, все сидящие за столом встали и начали кружиться парами вокруг стола. Я отошла к окну, где стоял маленький стульчик, и присела на него, пытаясь успокоится. Сердце моё сильно стучало, и было тяжело дышать. Мне было очень жарко и очень хотелось пить, но я не знала, где в этом доме ведро с водой…

Мои мысли перенесли меня тут же в маленький дом, где жили добрые бабушки, где всё было таким знакомым. На веранде, на большой лавке стояло ведро, а рядом стояла маленькая кружечка, и я всегда сама могла напиться, когда мне этого хотелось. А ещё на веранде стоял большой умывальник, и мне около него ставили стульчик, потому что мне нравилось пить из него, ловя маленькую струйку воды ртом, а на большом столе под салфетками всегда лежало что-то вкусненькое, и я всегда могла полакомиться, и меня никто за это не ругал. В комнате на печи всегда стояла кастрюлька с моей любимой гречневой кашей. От этих воспоминаний мне стало так хорошо, что я немного успокоилась.

В то время, когда я придавалась приятным воспоминаниям, ко мне подошёл Саша и предложил посмотреть, что находится в подарочном пакете, который я так и не открыла. Не долго думая, он перевернул пакет, и всё его содержимое высыпалось прямо на пол. Хорошо, что Саша стал мне объяснять, что передо мной находилось, потому что я раньше таких диковин не видела. Сначала указав на яркое яблоко, он сказал, что это апельсин и сразу стал руками снимать с него кожуру, а затем он легко разделил его на дольки и предложил мне их попробовать. Вкус был необычным и просто замечательным. Потом Саша протянул мне что-то коричневое, липкое и сказал, что это финики. Я попробовала, и мне показалось, что это слишком сладко, и ещё было очень неприятно от того, что пальцы остались липкими. Саша, видя мою растерянность, продолжал меня удивлять. Он поднял с пола очередное лакомство и сказал, что это грецкий орех. Взяв несколько штук в руку, он направился в сторону двери, жестом приглашая меня за собой. Я послушно последовала за ним. Всё, что происходило дальше, меня тоже очень удивило. Саша с хрустом разламывал орехи, зажимая их дверью. Я оглянулась, думая, что на шум прибегут тёти и станут ругаться, но тёти и дяди сами шумели так громко, что нашего шума они не слышали. Орехи мне тоже очень понравились, но теперь ещё больше хотелось пить. И я решилась заговорить с мальчиком.

– А где у вас ведро с водой? Мне очень пить хочется.

Мальчик поднял брови и сказал с удивлением:

– А у нас нет ведра, у нас вода в графине, пойдём, покажу.

Он взял меня за руку, и мы пошли, судя по всему на кухню.

На кухне возле стола стояла какая-то тётя. Саша попросил у неё воды. Тётя посмотрела на меня и спросила:

– А это, что за девочка с тобой?

– А это мне сестру знакомиться привезли, её зовут Полина, и она младше меня на три года.

– А может вам дать лимонаду?

– Ой, тётечка Сонечка, давайте нам лимонаду, конечно!

Тётенька стала наливать в стакан воду, которая была цветом, как чай, но она пузырилась и шипела.

Саша взял стакан и стал быстро пить. Я осторожно поднесла стакан ко рту и немного пригубила, было сладко, но пузырьки били в нос, и я морщилась. Саша, который уже выпил, с нетерпением мне говорил:

– Да пей же ты скорей, а то пузырьки все выйдут!

Но мне пузырьки мешали, и я пила медленно, а Саша с нетерпением меня подгонял:

– Ну, пей же ты быстрей, а то все пузырьки выйдут!

Мне пузырьки мешали, и я пила медленно, а Саша с нетерпением меня подгонял:

– Ну, скорей же! Скорей!

Лимонад – это было ещё одно большое открытие в моей маленькой жизни. Но после выпитого, я почти сразу как-то странно себя почувствовала. У меня всё поплыло перед глазами, рот наполнился сладкой слюной, и у меня началась мучительная рвота. Ноги мои ослабли, и я села на пол. В уходящем сознании я слышала причитания тёти Сони: