Чиним всё

– Чёрт с ней с этой диетой, кот! Сейчас я положу тебе твоих любимых… – но чем конкретно она собиралась умасливать кота, Настасья Андреевна так и не договорила.

Она даже не успела дойти до кухни, застыв в коридоре, прижав руки к груди, будто сейчас с ней случится сердечный приступ.

Семёна она не видела, а только слышала его сдавленные урчания и шипения. Однако теперь она понимала, почему кот так кричал и почему никак не успокоится. Её взору представилось другое, то, что никак не укладывалось ни в одну из картин её мира. От чего просторный и в меру освещённый коридор вдруг стал мрачным и узким, а стены словно надвигались на неё с двух сторон.

На кухонном столе, аккурат на тех самых бумажках из ЖКХ, сидела огромных размеров чёрная кошка и сверлила её своими зелёными глазами. Длинный тяжёлый хвост свисал со стола и нервно дёргался из стороны в сторону. На полу лежала пополам расколотая любимая чашка.

Позади той самой кошки, которой ну никак не должно быть здесь, в окне можно было увидеть, как работала стройка, как перемещался кран. Настасья Андреевна слышала где-то над собой всё то же громкое тиканье часов. Но слышала и другое: испуганное шипение и какие-то утробные звуки, что издавал её кот, вжавшись где-то, судя по звукам, под мойку. Видела огромную кошку, которая, как чёрное пятно, закрывала от неё дневной свет от окна.

Что делать в такой ситуации, старушка, даже ввиду её богатого жизненного опыта, не знала. То есть, сама жизнь (или же разыгравшаяся фантазия) подкинула ей очередной ребус, перегрузив и без того усыхающий мозг. Поэтому она закатила глаза, схватилась за стену и, обмякнув, упала на пол, окончательно лишившись чувств.

Тем временем кошка глянула в сторону, где продолжал шипеть кот, ухмыльнулась, а затем грациозно спрыгнула со стола. Теперь она стала размером с самую обычную кошку. На мягких лапах грациозная тварь дошла до лежащей на полу старушки, нюхнула тапочек, а потом мягко прыгнула на неё. С той манерой, что делают обычно все коты, желая поласкаться и понежиться на своём хозяине.

Добравшись до груди, кошка громко замурчала и принялась топтать Настасью Андреевну, мягко впиваясь когтями в её впалую грудь. Кошка хоть и, явно, получала от этого всего невероятное удовольствие, распустив длинные усищи и продолжая громко и утробно мурчать. Но с другой стороны, это было частью некого ритуала, а не банальные инстинкты.

Насытившись, кошка разлеглась на груди у старушки и вытянула длинные лапы до самой её шеи. Зевнула, обнажив острые зубы, прикрыла глаза и на том упокоилась. Настасья Андреевна всхрапнула, а рот её разомкнулся, как это обычно бывает, когда та погружается в глубокий и продолжительный сон.

Кошка же, будто того и дожидаясь, на миг приоткрыла один глаз, глянула в сторону окна, откуда лился дневной свет. Собранные жалюзи тут же с шуршанием упали, а свет, что ещё лился сквозь их щели, тут же померк.

Реальность угасала с воплями Семёна, который, хоть и не успокоился, но становился всё тише и отдалённее.

Когда же кошка открыла глаза, она обнаружила себя в высокой траве и даже порадовалась, что её перенесло туда, где тепло и полно сочной зелёной травы. Она приподнялась на лапах и потянулась с той грациозностью и лёгкостью, на какую способны только представители кошачьих.

Она тряхнула головой и, высунув любопытный нос из кустов, принюхалась. Её довольная мордочка тут же сделалась капризной. Она увидела кресты и надгробья за разномастными оградками, что спорили между собой своими убранствами.

Отряхнув со всего своего тельца влагу травы, кошка вышла на узенькую тропинку и осторожно проследовала, прислушиваясь к голосу собственной интуиции. То есть, совершенно не понимая, куда ей идти.

Завидь такую чёрную красоту на кладбище, слишком суеверный – перекрестится. А любитель кошачьих точно бы потянулся, чтобы приласкать такую беззаботную оторву. Но поблизости никого не было, так что кошка быстро засеменила на своих тонких лапках, трубой подняв изящный хвост.

Кладбище «спало» в своём обычном сне. Разве что ветер, что качал траву, кустарники и деревья, немного тревожил покой этого места. Да и птицы, для которых, что кладбище, что парк, пели свои слишком радостные песни, даже не предполагая, что подобные нотки тут совсем неуместны.

Кошка же, навострив морду и прищуриваясь на солнце, беззаботно прогуливалась вдоль надгробий и крестов. Могилки то были вовсе не защищены оградками, то буквально находились в плену массивных ограждений. Встречались и памятники, где давно отбывшие на тот свет представали над ней камнем в натуральную величину. И даже попался небольшой склеп, в окружении бетонных горшков с розами.

Наконец, углубившись в ту часть кладбища, где стали встречаться более скромные и более старые могилы, кошка повела ухом. Она точно слышала, как кто-то всхлипывает, и вприпрыжку последовала на звук, который то прекращался, то выделялся более отчётливо. Однако ветер тут же подхватывал и уносил звук куда-то в сторону.

Всё же провидение и её кошачье чутьё не подвели, и вскоре она увидела горюющую женщину лет пятидесяти в скромном платье над одинокой могилой с покосившимся крестом. Женщина изо всех сил старалась не плакать, пряча всхлипы в кружевной белый платочек. Другой же рукой она крепко держалась за оградку побелевшими пальцами.

Так продолжалось какое-то время, чем вызывало невероятное любопытство у кошки. Её морда, с виду кошачья, стала на какое-то время походить больше на недоумённую человеческую. Стоило бы ей, конечно, обратиться в своё истинное обличье, чтобы перестать видеть этот мир снизу вверх. Вот только она могла быть замеченной, а посему рисковать не могла.

В какой-то момент, словно опомнившись, женщина тут же приосанилась, промакнула слёзы, как актриса, которой пора сходить со сцены. Огляделась по сторонам и ушла вверх по тропинке. Видимо, для того, чтобы исполнять какую-то другую роль на какой-то другой сцене.

Убедившись, что поблизости больше никого нет, кошка подбежала к могиле, над которой только что горько убивалась женщина, а затем проскользнула сквозь изгородь. Прыгнув на заросшую сорняками насыпь и, уставившись на крест, кошка фыркнула.

– Никаких тебе имён и дат, похоронили как пса! – сказала она вслух, отчего вздрогнула, напугав саму себя. Нечаянно она могла призвать тех, кого не следовало.

Узнав всё, что ей было нужно, точнее, не узнав ничего, кошка быстро побежала следом за женщиной. Надеясь, что ей всё же удастся узнать чуть больше, влекомая чистейшим любопытством, она семенила по тропинке.

Заслышав голоса, кошка замедлилась и сошла в траву, двинувшись на перерез, сквозь оградки, могилки, пробегая под скамейками и столами с уродливыми ножками. И, наконец, добралась до места, где собралась небольшая женская компания.

Подле уже знакомой женщины стояла так похожая на неё и Настасья Андреевна. Только вот здесь она предстала перед нами в молодых и куда привлекательных годах. Здесь были и другие женщины, возрастом куда старше, но в их лицах угадывались похожие черты. Родственники, одним словом, что пришли навестить покойного.

Кошка подошла как можно ближе. Так близко, чтобы можно было понять, насколько свежа могила и можно было прочитать надпись на табличке. Что-то подсказывало кошке, что конкретно в этом случае она уж точно должна быть. Как и фотография, хотя она не представляла, какой от этого мог быть толк. Но всё же.

Да, могила была свежа, может, прошёл месяц или около того. По крайней мере, свежее той, около которой натурально и по-настоящему лила слёзы, судя по всему, мать Настасьи Андреевны. Здесь же она играла роль собранной и невозмутимой женщины.

– Когда обещал приехать Игорь? – бросив взгляд на Настасью, спросила женщина.

– Нам с ним редко дают говорить, но я думаю, около месяца.

Женщина, кажется, удовлетворилась ответом и тут же выскользнула из-под руки дочери, которую она держала скорее дежурно. Затем присоединилась к другим своим родственницам, оставив дочь пребывать в своих мыслях. Та отошла назад, присела на скамейку и опустила глаза, теребя измятый платок.

Кошка, чьё любопытство ни на секунду её не отпускало, как можно ближе подобралась к могиле. На неё смотрел статный мужчина с суровым лицом и косым пробором. Под круглой фотографией значилось имя «**** Андрей Андреевич». Ниже дата рождения и смерти.

Кое-какие догадки у кошки всё же образовались, но всё равно информации было недостаточно.

Тогда, рискуя рассыпать и без того хрупкий сон старушки, кошка решилась на отчаянную меру, а именно вышла к молодой версии Настасьи Андреевны и стала тереться о её ноги. Та сначала испугалась, вздрогнув всем телом, а после, не в силах противостоять этой ласковости, наклонилась к животному, чтобы ответить ей тем же. Кошка изогнулась, не желая даваться в руки. Отбежала чуть в сторону и обернулась на Настасью призывно.

Настасья робко глянула на мать, которая о чём-то увлечённо болтала с другими женщинами, а после посмотрела на кошку, которая всем видом показывала, что хочет, чтобы та последовала за ней. Но что-то было ещё в этой кошке, а что конкретно Настасья никак не могла понять. Поэтому ей не оставалось ничего другого, как пойти и узнать, чего же хочет от неё непонятно откуда возникшее здесь, на кладбище, животное. Совершенно не предполагая и не осознавая, что телом она вовсе не здесь, в этом летнем, пусть и полном печали, дне. Что её тело покоится на холодном полу, а она сама издаёт на всю квартиру трубные звуки. А на груди её чёрным пятном лежит свернувшаяся клубком кошка, перед которой была поставлена самая сложная задача. И от решения её зависела если не жизнь, то существование двух мужчин, которые по неизвестной причине решили срастись в одно тело.

– Никаких зацепок, – пробормотал Антон Сергеевич, просматривая заметки в смартфоне, откинувшись на спинку кожаного кресла. На офисном столе стоял компьютер старой модели с потухшим экраном, в котором, как в кривом чёрном зеркале, отражалось полное, как Луна, лицо то ли менеджера, то ли врача, и всё медицинское убранство помещения.

Антон Сергеевич, как ему и было положено, облачился в белый халат. Его примеру последовал и Илья Петрович. Правда, на худощавом парне если ещё нормально смотрелся халат, то стетоскоп выглядел, как хомут на еле живой кляче. Тот сидел напротив и попивал горький и порядком надоевший ему кофе из заляпанной кружки с надписью «Это кружка доктора». Электронные часы под потолком зелёными цифрами показывали 21:15.

– Ничего необычного в истории Настасьи Андреевны я не отследил. По крайней мере, из той информации, что у нас есть.

– Но тем не менее, наши господа продолжают срастаться, и непонятно, почему это происходит, – отозвался Илья Петрович.

Повисла тишина, нарушаемая едва слышной работой всевозможных медицинских приборов и электроники, что издавала редкие писки.

– Родилась 21 мая в 19** году, – Антон Сергеевич решил начать с самого начала. – Отец – заводчанин, мать – учительница. Классика. Приехали сюда до рождения Настасьи Андреевны, из села Т****. Никаких особых жизненных трагедий и драм я не смог найти. Отучилась в местном педколледже на учителя русского и литературы. Вышла замуж в 18 лет и прожила с Игорем Семёновичем до самой его смерти. Детей не было. Сейчас на пенсии.

– Болезни? Травмы? – спросил сонный коллега и потянулся за медкартой, что за всю жизнь старушки уместилась в одну толстую тетрадь, и принялся листать.

– Ничего интересного. Так, ОРЗ, ОРВИ, жалобы на уши пару лет назад, и сейчас беспокоят спина и суставы. Исправно проходит диспансеризацию, можно сказать, здорова как бык, – ничего не понимал Антон Сергеевич.

И снова тишина. Только всполохи дыхания тех двоих на кушетке, за занавеской. «Братьев» хоть и ввели в искусственную кому, но это не остановило процесс, а лишь немного замедлило.

– Ты прав, у нас тут только отсутствие внутренней опоры, которая подкосила её на фоне её интрижки. Но она хорошо держалась, раз пошло осложнение на уши, – Илья Петрович совсем «сдался». Кофе теряло свою силу, тут было необходимо что-то позабористее. Например, крепкий, восьмичасовой сон с дальнейшим и продолжительным отпуском.

– Неужели она вообще не испытывала чувство вины по поводу этого? Обычно это приводит к раку. Да и в тайне её интрижку сохранить не удалось. Болтали, наверно, будь здоров! Оттого и случилось осложнение на уши, всё логично.

– Да, бог сплетен был, наверняка, рад такому подношению. Тем более, в те времена…

– Тут бы, по-хорошему, залезть к ней в голову, но я так и не нашёл какого-то чудного прибора, который позволил бы нам это сделать…

– Согласись, что это было бы слишком хорошо, да и потом лишило бы все наши дела того интереса, с которым нам то и дело приходится чинить судьбы, а то и жизни наших подопечных… – начал было рассуждать вслух Илья Петрович, уже кулаком пытаясь прикрыть разрывавшийся от зевания рот.

Но вдруг осёкся и принялся обыскивать шкафчики под столом, а после замер, уставившись красными глазами на маленький холодильник, словно пытаясь его просканировать.

Антон Сергеевич знал этот взгляд, который хоть и был предзнаменованием того, что в скором времени у них получится разгадать загадку. Вот только ничего хорошего не сулил. Другими словами, Илье Петровичу в голову пришла некая сумасшедшая идея, которая либо кончится очень плохо, либо увенчается успехом.

Худощавый парниша посмотрел на часы под потолком, чего-то прикинул в уме, а после, ничего особо не сообщая коллеге, сбросил халат со стетоскопом и бросился к выходу.

Антон Сергеевич даже не стал того окликать. По опыту знал, что это совершенно бесполезное сотрясание воздуха, так как его друг всё равно ничего не ответит. И не потому что тот был снобом или не хотел раньше времени обнадёживать коллегу. На деле всё было куда проще: Илья Петрович полностью и с азартом уходил в свои мысли, боясь потерять связь с любой из них, даже самой бредовой. Хотя, Антон Сергеевич немного догадывался, учитывая специфику дела и той трудности, с которой им пришлось столкнуться. А если его догадки подтверждались, то Антон Петрович заранее не ждал ничего хорошего. Ему оставалось только одно: просто ждать, присматривая за двумя голубчиками и не дать тем, по возможности, превратиться в одного человека. Ведь дело было даже не в деньгах и даже не в простом человеческом сострадании.

Неудачи в их деле – чреваты ужасными последствиями. О которых менеджер, он же мастер, он же врач старался не думать, так как страх провала всегда порождает серию неудачно принятых решений. Что и приводит тебя в точку, где все твои страхи воплощаются в реальность. Вот только чаще всего в самой извращённой форме.

Так что, Антон Сергеевич сделал свой выбор: он расслабился, сдавшись заранее всем возможным негативным последствиям, а затем разбудил мышью компьютер и принялся раскладывать пасьянс-косынку.

Глава 3

– Тебе не обязательно это делать, все и так уже знают, что ты самый лучший.

– Нет, дело не в этом. Я его сын. И если поединок заставит его признать это, так тому и быть.

– Но что ты хочешь этим добиться? Что тебе нужно?

– Я хочу, чтобы он уважал меня.

Быстрый и мертвый (The Quick and the Dead)

Антон Сергеевич, конечно, «дразнился», когда сказал, что у них не было прибора, с помощью которого можно залазить людям в головы.

Был такой прибор.

Прошлой весной к ним на починку принесли пылесос марки Самсунг. Красный, блестящий, на четырех колесах, компактный и простой в использовании. С виду похожий на легковой автомобиль.

Длинный шнур питания прятался внутри самого пылесоса, в маленькой коробке, намотанный на барабан. Чтобы извлечь шнур, необходимо было приоткрыть крышечку и тянуть до упора, иначе шнур тут же «заползал» обратно.

Шланг был наполовину мягкий, гофрированный, с круглым наконечником, для подсоединения к корпусу. Вторая половина – трубка с удобной ручкой и щеткой на конце.

Именно с этим пылесосом в обнимку сидел и медленно напивался прямо из бутылки Илья Петрович в своей мастерской, на втором этаже. Как уставший от дел и правления царь, тот сидел на офисном, еле живом, стуле посреди технического хаоса и беспорядка своего захламлённого государства.

Пылесос и пылесос, но с ним творилось нечто странное.

Мужчина, что позвонил однажды к ним в мастерскую, не решился обратиться в «обычную». Там ему едва ли помогли, и, возможно, посоветовали обратиться к психиатру.

– Я по объявлению, – проговорил мужчина в трубку, когда Антон Сергеевич ответил на звонок. Звонивший пытался сохранять твердость в голосе, но не получалось.

Менеджер хорошо знал эти дрожащие нотки. Вот только сочувствие уходило на второй план, на первый – интерес и азарт. Какое же хитрое устройство в этот раз просится к ним в руки?

– Слушаю вас, что случилось?

Мастера давали объявление на местном радио. Оно появлялось вставками в перерывах ночной передачи про городские легенды и всякие необъяснимые явления. Ведущий рассказывал загадочные истории города и региона, принимал звонки от слушателей. Те могли поделиться своими наблюдениями и получить совет от ведущего передачи.

На серьезных щах, с полуночи до двух, ведущий объяснял, что делать с разбушевавшимся домовым. Как приструнить призрака и успокоить какое другое потустороннее существо, если вы с ними повстречались в лесу или местных горах.

Авторами и спонсорами этой самой передачи являлись владельцы мастерской «Чиним всё».

Под маской ведущего прятался практикующий врач психиатр-психотерапевт, пятидесятилетний дядька с добродушным лицом как у шарпея и с огромным блестящим островком на большой голове, Анастас Кулакин. Днем, по будням, он изгонял из своих пациентов одних духов. Два раза в неделю, по ночам, он общался с суеверным и впечатлительным населением, которым довелось иметь дело с чертовщиной.

Во всякую мистику Кулакин не верил, зато прекрасно понимал, какие шутки может вытворять мозг, находясь в различных измененных состояниях. Живо и с интересом тот выслушивал звонивших и ни в коем случае не подвергал сомнениям их рассказы. Наоборот, поддерживал, а после выводил на терапевтические беседы. Тот спрашивал о недавних событиях из их жизни, про детство и вредные привычки. И, о чудо! В большинстве случаев, барабашка, что тревожил звонившего, прекращал свою шумную деятельность. Потому как те, спустя время, прорывались на прямой эфир и осыпали ведущего благодарностями. А тот был и рад, еще и потому что никто не видел Кулакинских краснючих ушей, так как врач совершенно не умел принимать похвалу. Зато прекрасно справлялся с поставленной перед ним задачей – собирать вокруг себя людей, которые сталкивались с чем-то необъяснимым.

Да и потом, звонившие оставляли след в виде номера телефона. Так что, найти и связаться с ними позже или же как-то их отследить, не составляло никакого труда.

Если, конечно, случай был, действительно, аномальным и требовал особого внимания.

Именно этим и мотивировали свою идею мастера, когда нанимали врача-психиатра. Потому как понимали, что в большинстве случаев имели дело не с представителями иного мира, а с банальной разыгравшейся фантазией.

Но были и единичные случаи, которые не стоило оставлять без внимания. Радио было одним из источников, откуда мастера-потусторонщики могли черпать именно такие заявки.

Таким образом Илья Петрович и Антон Сергеевич стали кем-то вроде хранителей этого города. Они не только изучали предметы, которые вели себя странно и пополняли свои же арсеналы.

Некоторые аппараты не просто пугали, а натурально, как в случае с пылесосом, представляли серьёзную опасность. Так что их следовало изымать, изучать и, либо использовать в своем деле. Либо ликвидировать, заменяя на безобидные аналоги и отдавая клиентам в якобы починенном виде.

Поэтому когда в обычный будний день в мастерскую позвонил испуганный мужчина, Антон Сергеевич весь обратился во внимание. Прекрасно понимая, откуда у него их контакты.

– Что случилось? – повторил свой вопрос как можно дружелюбнее менеджер. Много раз бывало, что люди, не в силах нести, по их мнению, бред, попросту бросали трубку. Или какое-то время молча висели «на проводе», а после сбрасывали звонок.

– Прошу отнестись к моему делу крайне серьёзно, – сказал тот и шумно выдохнул в трубку, – Что-то странное творится с нашим… кхм… пылесосом.

– Вы можете принести его на диагностику?

Мужчина помедлил, а после осторожно выдал:

– Я закрыл его на ключ в кладовой. Вы… Вы можете приехать и его посмотреть?

– Говорите адрес, – со всей серьёзностью проговорил Антон Сергеевич и, нацелившись острым карандашом на лист, приготовился записывать. Черкнув только ему понятные каракули, он пообещал приехать сейчас же. После задрал голову и крикнул Илью Петровича, чтобы тот собирался на срочный выезд.

Илья Петрович хорошо помнил тот день, впрочем, как и любые другие случаи, по которым ему приходилось выезжать. Чаще всего это были, как еще говорят на «скорой», «ложные» вызовы. С чем-то стоящим они сталкивались довольно редко. Но тот день ему запомнился потому, что впервые он испытал мистический страх. Как интерн, на смене которого умер его первый пациент.

Именно о том вызове вспоминал Илья Петрович, обнимаясь с корпусом пылесоса, держа его у себя на коленях. Он походил на мальчишку с огромной игрушечной машинкой. Мастер то и дело присасывался к горлышку бутылки и пустым взглядом смотрел в потолок. И думал, думал, думал, возвращаясь к тому дню, когда им попался этот самый загадочный предмет, лишь внешне похожий на пылесос.

В тот день Илья Петрович ковырялся с кнопочной нокией, здесь, на втором этаже мастерской, сидя за тем же столом. В пепельнице, полной искорёженных окурков, томилась не докуренная сигарета. Дымок витиеватым столбиком отравлял и без того прокуренное пространство.

Фоном, на старом телевизоре подключенным к кассетному видеомагнитофону, шел фильм с его любимой Шерон Стоун «Быстрый и мёртвый». Кино это он видел раз сто, если не двести, поэтому особо не отвлекался на то, что происходило на экране, исполосованным серой рябью. Да, кассета, в прямом и переносном смысле была засмотрена до дыр.

Илья Петрович уже хорошо знал, когда появлялась его любимая актриса, поэтому приподнимал голову лишь в те моменты, когда камера брала её крупным планом. Особенно хороша та была, по его мнению, в широкополой шляпе, когда были видны только её глаза.

– Иду! – крикнул мастер, но продолжал ковыряться в настройках старого телефона. До Ильи Петровича лишь отдаленно доходило, что нужно бросить это занятие, но загадочная штука того по-прежнему не отпускала.

Прекрасно понимая, что смысла продолжать нет, он положил мобилку на стол и схватил с одноногой вешалки потёртую куртку и нырнул в один из рукавов.

Мобилка прожужжала и пиликнула.

Илья Петрович свёл брови к переносице и схватил оживчший «кирпич». На черно-белом экране появилось изображение конвертика.

Мастер сел, как и был, на скрипучий стул, не до конца одевшись, и нажал на кнопку, чтобы прочесть смс.

«Не ходи :)» – прочитал про себя Илья Петрович сообщение, что пришло с номера 915. Ладонь моментально взмокла, отчего тот едва не выронил телефон на бетонный пол. Тот, хоть и славился своей неубиваемостью, но для мастера представлял невероятную ценность.

«Почему?» – набрал сообщение Илья Петрович и нажал на отправить. Пока он ждал ответа, его сердце било так, что отдавало в ушах.

Через пару мгновений ему пришел ответ.

Маленький фак, сложенный из символов.

– Ах ты! – психанул задохнувшись мастер и нырнул в куртку, а после, прикинув что-то в уме, растерянно сунул мобилку в оттянутый карман.

На пороге мастерской стоял Антон Сергеевич. Тот, видимо, совсем заждался коллегу и решил проверить, как у того дела. Заодно проделать такие полезные для него упражнения в виде поднимания по лестнице. Так что, добродушный толстячок видел всё. Он хоть и не любил находиться здесь, в этом отравленном никотином помещении, но всё же иногда и по важным делам заглядывал на территорию мастера.

– Как успехи? – спросил он, хотя на лице старшего мастера итак всё было написано.

Илья Петрович не стал утруждать себя объяснениями, а только подошел к Антону Сергеевичу и сунул под нос переписку. Чем сначала вызвал у менеджера недоумение, а затем мальчишескую ухмылку.