Фиолетовый платок и кроссовки «Найк». Часть первая

Шейзия обвёл замершую толпу расфокусированным взглядом и торжественно резюмировал:

– Вот потому нам и дается физическое тело и сознание, чтобы мы своими поступками могли видоизменять свою душу. Беда в том, что абсолютное большинство прожигает годы бессмысленным образом жизни, а потом эта грязь отпечатывается на душе и переходит в следующее воплощение. Представьте себе жбан, кастрюлю, алюминиевый бидон. Грубо, конечно, но наша душа в момент ее зарождения выглядит как новенький металлический сосуд: дутый, звонкий, без единой царапины. Но вот человек начинает проживать жизнь, а проводит он ее, как мы знаем, по большей части весьма хреново, и так же тупо умирает. И раз – на бидоне появляется царапина, и вот она как раз и переходит в новое воплощение. А в следующей жизни он кого-то убьет – и на жбане уже не царапина, а вмятина. И так далее, и вот – сколько ходит сейчас людей с израненными душами и покалеченными судьбами, а кого за это винить, если он сам себя так вел в прошлых жизнях и продолжает в этой? – И что же делать?

– И что делать? – раздалось несколько голосов с нескольких сторон.

Шейзия загадочно улыбнулся и поднял указательный палец:

– К счастью, не всё потеряно, есть много способов совершенствования души и тела. Можно заниматься йогой, буддизмом, цигуном и другими практиками, но всегда помнить главное – делать всё это осознанно. А что такое осознание, как не само знание предмета? Да, как это ни банально звучит, но знание – это сила. И в подтверждение могу сказать – мы дожили до тех счастливых времён, когда существование тонких материй признало даже научное сообщество.

Фархад ещё в середине длинной и малопонятной для него лекции художника заметил пасмурного Какена – тот, видимо, всё же соизволил выйти в свет и присоединился к толпе у ковра, хотя и с другой стороны, явно не желая выдавать свою общность с дервишами. Теперь, когда речь зашла о науке, Какен заметно оживился и начал вслушиваться в слова Шейзии с интересом.

Между тем Сергей оказался довольно подготовленным и настырным собеседником. Если большинство присутствующих воспринимали речь художника практически с благоговением, то двойник Боуи с сомнением покачал головой и спросил:

– И где же доказательства ваших слов? При всём уважении, наука и магия представляют совершенно разные, даже противоположные подходы к происхождению мира. Главный научный метод – это опыт. Научное исследование, подтверждённое, к примеру, в Америке, даст точно такие же результаты в Японии или, скажем, на Южном полюсе. А что магия? На одного человека действует так, на другого иначе, или вообще не действует. Я хочу, чтобы меня поняли действительно правильно, я – полностью на вашей стороне. Например, сегодня с утра я поработал со всем пространством города и предотвратил серьёзное землетрясение. Почему я меня это получилось? – Потому, что работал я с тонкими сферами. Наука не может и неизвестно, сможет ли когда-нибудь прогнозировать землетрясения, а мы это умеем.

– К чему вы всё это говорите? – устало выдохнул Шейзия. Было видно, что самоуверенный человек в джинсах начал его утомлять.

– Это я к тому, – продолжил Сергей, – что наука и магия не делают одно и то же. У каждой из них своя сфера деятельности, и смешивать их не следует. Мы работаем там, где наука не может дать точных ответов. Если говорить относительно к человеку, то наука работает с твёрдым физическим телом, а магия – с тонкими телами, сам факт существования которых научные методы напрочь отрицают. Давайте уже отделять одно от другого.

– Вы меня не поняли, – замахал руками Шейзия. – Вы сейчас рассуждаете как скептик. Согласен с вами, давайте будем оперировать научными терминами. Вот вы говорите, что человек состоит из твёрдой материи, а я уверенно отрицаю – нет. Уже не будем приводить азбучную истину о том, что он на семьдесят процентов – вода, хотя и это тоже имеет место. Всё сущее на Земле – это системы разных молекул, а молекулы представляют собой решётки атомов. Теперь представьте себе атом – это крохотное ядро, вокруг которого вращается такой же микроскопический электрон. Размеры электрона в сравнении с радиусом его орбиты просто несопоставимы – разница огромна, это всё равно что представить габариты первого искусственного спутника и всей нашей планеты. Только в случае с атомом спутник летает не вокруг гигантского земного шара, а вокруг такого же маленького спутника, при том, что радиус вращения такой же или ещё больше. Я хочу сказать – что атомы практически состоят из одной пустоты. Не только человек, но и даже стена этого здания управления связи – твёрже и прочнее трудно представить, и она тоже фактически пустая. А если заглянуть внутрь электрона, что современной науке пока не удалось – что там? – скорее всего, там такая же картина, ещё более мелкие частицы, тоже летающие в громадной пустоте, или же волны, некие искривления пространства, то есть, возможно, там вообще абсолютный вакуум, и получается, в конечном итоге, всё вокруг нас состоит не из твёрдого вещества, а из ничего, из волн и искривлений. Так вот, мы подходим к главному. Теперь мы видим, что человек – это система одних частиц, непрерывно вращающихся вокруг других. К каким элементарным частицам относятся электроны? Правильно, относятся к лептонам. Ранее считалось, что лептоны и это те самые мельчайшие стройматериалы, из которых состоят атомы, но сейчас уже есть научные труды, опровергающие это. Лептоны, в свою очередь, состоят из аксионов и микролептонов, тоже основанных на силе вращения, а вот вращаются они не сами по себе, а по инерции, идущей от торсионных полей. Торсион по-французски означает кручение, эти поля открыл учёный из Парижа, не помню фамилию. По его расчётам, диск, находящийся в идеальных условиях, будет крутиться непрерывно, приводимый в действие торсионными воздействиями. То есть, если на него не оказывает влияние сила тяжести, трение и прочие факторы, то его работа будет вечной.

– Это вечный двигатель! – послышался громкий восхищённый возглас. Его издал Какен, внимательно пропустивший сквозь извилины весь предыдущий монолог.

Шейзию реакция Какена явно подбодрила. Он приветливо ему кивнул и продолжил, обращаясь исключительно к Сергею:

– Да, всё в этом мире приводится в движение микролептонными и аксионными полями, они же торсионные. Но есть разница, в какую сторону вращаются микролептоны. У большинства растений и животных они вращаются в правую сторону, а вот современные люди состоят из левосторонних полей. Левостороннее вращение имеют вирусы, болезнетворные палочки, злые духи, раковые клетки. Теперь отгадайте, почему большинство людей в этом мире несчастны и постоянно болеют? Почему у нас такая не радующая продолжительность жизни? Да, верно, всё дело в левостороннем кручении их полей. Я, конечно, сильно упрощаю, – если почитать специальные научные монографии, там на этот счёт можно найти намного больше интересного, но в целом всё обстоит именно так. Мой ковёр сконструирован по всем правилам современной науки, пребывание на нём в течение получаса каждый день выравнивает торсионные поля в теле человека и направляет их в правую сторону.

– Но как же конкретно он работает? – задал вопрос Какен, с интересом и даже некой жадностью разглядывающий чудодейственный ковёр. – Каким образом вы смогли раскрутить торсионные поля с такой силой? Ведь на практике их влияние очень небольшое, даже ничтожное? И как же другие силы инерции, кроме торсионных? Как же принцип Д’Аламбера, третий закон Ньютона, сила Кориолиса, в конце концов?

– Физику никто не отменял, – кивнул Шейзия, – но вы сейчас говорите о материальных вещах. Микролептонные силы действуют на тонком плане, где законы школьной физики уже несостоятельны. Ведь и в Эвклидовой геометрии параллельные линии никогда не пересекаются, но мы-то знаем, что там бывает только в лабораторных условиях, на практике же они еще как сходятся и расходятся, словно рельсы на сортировочных станциях. На тонком плане торсионные частицы обладают буквально сверхъестественной силой, они могут всё. Например, они могут взаимодействовать с тахионами – элементарными частицами, открывающими возможности к перемещению со скоростью света. Что, выглядит как фантастика? Нет, будущее уже наступило.

– Короче говоря, – сделал вывод Сергей, – микролептоны – это очень перспективная тема…

– Не просто перспективная, – многозначительно отметил Шейзия. – Серьёзными исследованиями на эту тему уже занимаются. Не у нас, конечно, а в России, но придёт день, новые веяния дойдут и до нашей провинции. Товарищ, трогать ковёр руками нельзя, я же говорил, его энергетическое тело от этого может сильно пострадать.

Последняя фраза относилась к попытке Какена прикоснуться к яркому ковру обеими руками. Услышав предостережение, Какен словно очнулся от сна, вздрогнул и быстро ушёл за пределы толпы. Ерлан и Фархад, которым долгий научный диспут уже надоел, последовали за ним.

Какен стоял под сенью раскидистого дерева на другой стороне улицы. Вспышка любопытства в его глазах сменилась прежним выражением злости и безысходности.

– Вот шарлатан, – пробормотал он, как только подошли друзья.

– Ну, по крайней мере, у него есть целая крепкая концепция, – сказал Ерлан, бросая мечтательный взгляд на толпу вокруг ковра и на поясной кошель Шейзии, распухший от множества купюр. – Смотрите, сколько народу собралось. Похоже, с деньгами у него всё в порядке…

– Да ну их всех с его деньгами и дурацкой концепцией, – высказался Какен. – Лично я не отказался бы сейчас от здорового гамбургера и порции картошки.

– Это же вроде иностранная еда, – осторожно произнёс Фархад. – Неужели здесь есть такое?

– Есть, – уверенно подтвердил Какен. – Возле гостиницы “Казахстан”, в пристройке. Там делают корейские гамбургеры, каждый подается завёрнутый в отдельную тонкую бумагу. Попробуешь один раз – и станешь их рабом навсегда. Были бы деньги…

– Да, мы тоже не прочь перекусить, – согласился Ерлан, почёсывая голодный живот. – Вот только чем и на какие деньги…

Все трое умолкли, потупив взоры в асфальтовое покрытие улицы, поскольку безжалостная пирамида потребностей спустила их внимание из высоких материй к недовольному бурчанию желудка.

Долго им так стоять не пришлось, поскольку со стороны Зелёного базара послышались грохотанье и бренчание целой сотни различных народных инструментов: то приближался весёлый парад кришнаитов. Сотни мужчин, женщин и детей в оранжево-жёлтых тогах неторопливо шли по Арбату, растекаясь по всей ширине этой далеко не самой узкой в городе улицы. Они несли бубны, дудочки, барабаны и металлические тарелочки, применяя их во всю силу мышц или лёгких. Дедок-оркестр в сравнении с этим бедламом производил шума не более чем обитатели дома престарелых в тихий час.

Пока друзья зачарованно смотрели на это зрелище, к ним подбежала невысокая девушка лет шестнадцати, задрапированная в золотистую штору и в сланцах на босых ногах. Её лицо и руки были разрисованы сложными индийскими узорами, а во лбу зияла ярко-красная точка, похожая на след от сквозного огнестрельного ранения. Девушка оглушительно гремела двумя пустыми тыковками на ручках, полными камешков, и, пританцовывая, пела нескончаемую харе кришну.

Подбежав к трём хмурым парням у обочины дороги, молодая харе кришна остановилась, прекратила бряцание и приветливо протянула им флайер со словами:

– Приходите сегодня в Дом учёных, туда придет гуру из Америки, ученик самого Бхактиведанты. Он объяснит, как стать преданным вайшнавом и следовать верному пути.

– Один уже показал нам верный путь на целых семьдесят лет, – проворчал Какен. – Похоже, ничего хорошего из этого не вышло.

– Приходите, – пропела девушка, нимало не обидевшись на неуместное замечание. – Там будут традиционные индийские угощения, выпечка.

Весть об угощениях сразу заставила Какена переменить свой пессимистический настрой в отношении кришнаитов.

– А когда начнётся лекция? – быстро спросил он.

– Через полтора часа, мы все как раз туда направляемся, – последовал мелодичный ответ. – Обещаю, вы не пожалеете. Это на улице…

– Да знаю я, где это, сам учёный, – заторопился Какен. – Задний вход Академии наук. Вы идёте?

Последняя фраза предназначалась Ерлану и Фархаду, которых, однако, увещевания девушки в шторе не убедили.

– Как-то странно они выглядят, – замялся Ерлан. – Мы, наверно, в следующий раз…

Какен не стал их уговаривать.

– Ну, как знаете, – сказал он и направился вверх по улице Фурманова.

– Вот так он всю жизнь… – пробормотал Ерлан, глядя вслед Какену. – Пытается зайти в науку с заднего входа.

– Можно было пойти с ним, там выпечка… – неуверенно сказал Фархад.

– Посмотри на них, какая там у них выпечка? Давай лучше сходим на базар, у меня там есть знакомая, может покормить в долг. Главное, чтобы сегодня была её смена. Только книги сначала дома оставим.

На базаре оказалось, что Ерлан не врал: его знакомая оказалась на месте и без лишних слов поставила каждому по чаше с ароматным лагманом, а потом ещё и чаю налила. Во время трапезы Ерлан без остановки нахваливал благодетельницу, крича на всю столовую и повторяя одни и те же комплименты раз по тридцать – так, что несколько посетителей не выдержали и ушли, оставив свои тарелки полупустыми.

– Ерлан, ты нам всех клиентов распугаешь, – строго произнесла знакомая, вертлявая женщина лет тридцати в кружевном чепчике и белом поварском халате.

Ерлан в ответ поднялся, зажал её в угол и несколько минут шептал что-то на ухо. Девушка улыбалась и в итоге растаяла. Засмеявшись, она хлестнула ухажёра тряпкой по плечу и отправилась собирать посуду с освободившихся столов.

– Учись, – хвастливо заявил Ерлан, когда они вышли из базарного павильона. – К женскому полу нужен особый подход. Ничего, это только начало. Как только у нас появятся деньги, я её приглашу куда-нибудь.

После обеда друзья пришли в хорошее настроение. Беседуя и хохоча, они дошли по короткой улице до парка панфиловцев и долго бродили там по обсаженным соснами аллеям, любуясь на дёрганых белок и стаи вечно ненасытных голубей.

В один из парковых ресторанов стекались массы самого разношёрстного народа. Женщины и мужчины шли в повседневной одежде, с усталыми сосредоточенным лицами, то есть явно планировался не той, а что-то другое. На крыльце два радостных человека раздавали листовки и зазывали людей внутрь. Делать всё равно было нечего, поэтому Ерлан и Фархад присоединились к сосредоточенным людям.

Около сотни стульев в помещении ресторана не хватило на всех желающих. Народу скоро набилось под завязку, стояли даже в фойе и вокруг сцены. В общем-то, это трудно было назвать сценой – так, небольшое возвышение, на котором во время мероприятий обычно сидят невеста с женихом и их свидетели.

Ерлану и Фархаду повезло: они подошли в числе первых и заняли стулья примерно в десятом ряду. На сцене началось движение, организаторы выставили белые картонные коробочки и пластиковые баночки с неизвестным содержимым.

– Похоже, мы на поминках оказались, – шепнул Фархад, имея в виду появившийся на столах портрет улыбающегося кучерявого мужчины, чьи безупречные ослепительные зубы намекали на импортное происхождение их обладателя.

– Было бы хорошо, – отозвался Ерлан. – Обычно на таких мероприятиях дают угощения. Потом, если что, с собой остатки заберём.

Угощений, однако, не дождались. Из скверных динамиков вдруг зазвучала громкая тягучая музыка, пробивающая всё тело и рвущая на части желудки. Под истошные вопли Тины Тёрнер организаторы и с десяток их приближённых выстроились перед сценой, подняли руки вверх и принялись ритмично раскачиваться в разные стороны, одновременно зазывая весь зал повторять их движения. Часть присутствующих последовали их примеру, однако большинство осталось сидеть и растерянно глазели друг на друга и на беснующихся организаторов, походивших в этот момент на одержимых перед началом процедуры экзорцизма.

Песня стихла, но кошмар только начинался. Организаторы бегали по залу взад-вперёд, орали воодушевляющие лозунги, демонстрировали плакаты с некой продукцией и ватманы со стремящимися ввысь графиками. Из всего сказанного Ерлану понравилось только красивое многозначное слово “Шизандра” – кажется, это было название одного из лекарственных препаратов. Только минут через сорок прозвучало название “Гербалайф”, и тогда всё стало понятно. Благополучный человек на портрете оказался пока ещё не жмуриком, а председателем всей этой безумной корпорации, организаторы, соответственно, были его подчинёнными. Многим стало не по себе, и они тихо, по-английски ушли, но две трети зала всё еще сидели к моменту окончания длинной и неинтересной рекламной акции. Завершилось тем, что главный организатор – пухлый лысоватый парень в очках, призвал всех новичков подходить к своим супервайзерам и договариваться с ними о начале сотрудничества.

Ерлан и Фархад сидели, словно прибитые к стульям. Они обалдели от шумной музыки, жары и запаха пота, который источали они сами и другие такие же ошалевшие посетители. Также, как и все остальные, они не поняли новомодного слова “супервайзер”, что не помешало супервайзерам материализоваться, пойти в народ и предлагать свои услуги. Тут же, как водится, выявились подробности, о которых позитивные организаторы умолчали.

– Как это так? – возмущалась полная женщина с большой сумкой на коленях. – Получается, я должна купить у вас продукции на сто долларов? А где мне их взять?

– В этом и вся суть, – пояснял её потенциальный супервайзер. – Так делается бизнес. Вы берёте продукции на сто долларов, продаёте и получаете двести долларов. Потом покупаете на двести долларов…

– А у меня нет ста долларов, у меня вообще нет денег, – начала закипать женщина. Сидя на стуле, она ростом была почти вровень с худеньким компактным супервайзером. Тот, обладая хорошо развитыми телепатическими способностями (конечно же, благодаря чудодейственным заморским препаратам), инстинктивно отошёл на шаг назад.

– Дайте мне их взаймы, я продам товар и верну их вам, – предложила здоровая тётка, поднимая руку и пытаясь зацепить супервайзера за край вязаного свитера.

– Нет, это будет неправильно, – повторил тот, постепенно увеличивая безопасное расстояние между свитером и пухлой карающей дланью, судорожно зачерпывающей воздух в поисках добычи. – Вся суть в том, что первоначальный взнос вы должны сделать сами.

– Почему так, не могу взять в толк, почему вы говорите, что в этом вся суть? – рассвирепела женщина.

Похожие сценки разыгрывались по всему залу. Атмосфера, как и температура в помещении, заметно накалилась, и Ерлан кивком головы предложил покинуть эту юдоль печали.

На улице было прохладно, и дело уже шло к вечеру. Друзья несколько минут стояли у крыльца и не могли надышаться свежим воздухом. Впечатлений было столько, что они молчали.

– Да, полная шизандра, – единственное, что смог выговорить Ерлан.

– Вот-вот, и я говорю, – подтвердил Фархад, указывая пальцем куда-то сквозь деревья.

Ерлан вгляделся и увидел длинную процессию людей в белых одеяниях. Они шли по соседней парковой аллее по направлению к старому храму.

– Пойдем, на это надо посмотреть, – предложил Ерлан, и они заспешили к новым приключениям.

Зрелище было не для слабонервных. В начинающихся сумерках посреди деревьев двигались несколько десятков человек, в основном молодых девушек, хотя были тут и мужчины, и женщины постарше. Все были закутаны в белёсые простыни, закрывающих туловище, ноги и всё прочее так, что непокрытыми оставались только лица и кисти рук. На головах красовались клобуки сложной формы: у кого-то треугольником, кто-то навертел чалму, у некоторых из головных уборов торчали спицы, делающие людей похожими на огромных цапель. Девушек из подобного сборища друзья уже видели днём на Арбате. Как и кришнаиты, многие несли диковинные музыкальные инструменты, но встречались и крепкие парни с палками, лопатами и даже арматурами.

Глаза у всех участников шествия были стеклянные, настроение решительное. Прохожие останавливались и смотрели на странную колонну, а одна старушка не побоялась и спросила:

– Доченька, вы куда идёте?

Белая цапля, которой было адресовано обращение, остановилась и ответила:

– Впереди Страшный суд, Эммануил придёт. Нам нужно укрытие, и вы прячьтесь, пока есть время.

– А что будет, если не спрятаться?

– Начнутся сели и землетрясения, разверзнутся хляби небесные. Только храм сможет укрыть истинных детей Матери.

– Так храм давно уже не работает, – не отставала бабка. – Там сейчас музей или склад, это я с семидесятых годов помню.

– Ничего, это нам подходит, – успокоила её девушка. – Мы спасёмся, а остальных поработят, вошьют чипы в мозг, и станете все вы поклоняться Зверю.

– Какому зверю? О чём ты, дочка? – бабка задала ещё несколько вопросов, пытаясь вытянуть из цапли информацию, но то вернулась в колонну и на внешние раздражители более не реагировала.

Белые люди вышли на площадь перед старой церковью. Здесь путь им преградила государственная машина в лице нескольких милиционеров и двух десятков солдат внутренних войск. Огнестрельного оружия у них не было, но серая цепь ощетинилась рядом чёрных устрашающих дубинок.

– Вот что, товарищи! – воскликнул молодой белобрысый капитан в залихватски надвинутой фуражке со старым советским гербом. – Быстро развернулись и разошлись. Здесь парковая зона, шествия и акты самосожжения запрещены.

Белая колонна полностью вышла на площадь и в гробовом молчании остановилась в нескольких метрах от милиции. Так они стояли минуты три, сверля друг друга взглядами.

– Не поняли, что ли? – прервал безмолвие капитан. – Расходимся, даю вам ещё один шанс, потом всем вам придётся проехать с нами в управление.

– Братья и сестры! – раздался возглас. – Перед нами легион Антихриста! На каждом из них метка Зверя! Они преграждают нам путь к спасению!

Кто именно кричал, оставалось непонятно, но голос был явно мужской, и из тех, к чьему мнению другие участники шествия прислушивались. Во всяком случае, они стали медленно наступать на милиционеров, которые, в свою очередь, сделали несколько шагов назад. В белых рядах послышалось тягучее песнопение, некоторые угрожающе выдвинули вперёд палки и железяки.

Неизвестно, чем бы закончилась эта сцена, если бы позади шествия не завизжали моторы: это на двух армейских грузовиках к милиции примчалось подкрепление. Теперь численное преимущество было уже не на стороне белых братьев и сестёр, и они внезапно кинулись врассыпную, позабыв напрочь о конце света и Антихристе.

Недавняя статика резко сменилась бешеной динамикой: по всему парку с дикими криками бегали люди в белом, за которыми гонялись серые милиционеры и солдаты. Если им удавалось встретиться, несколько солдат хватали белого человека, скручивали ему руки и тащили к грузовикам и подъезжающим жёлтым уазикам. Случайные прохожие оказались в центре этой круговерти и растерянно озирались либо тоже начинали бестолково нестись куда-то в пространство.

Ерлан и Фархад остолбенели на мгновение, не зная, как им поступить. Мозг в подобных ситуациях обычно отключается, тем более у Фархада, который вообще не привык обращаться к помощи этого человеческого органа. В паре метров от них милиционер с погонами сержанта схватил мелкую девушку в белом одеянии. Та пищала и вырывалась, но сержант заломил ей руки назад и пытался поднять с асфальта, чтобы отвести к машинам. Коллеги сержанта в этот момент были заняты своими делами в других частях парка и не смогли прийти к нему на помощь, если бы что-то пошло не так.

Думал об этом Фархад или нет, неизвестно, но он, словно тигр, набросился на сержанта со спины, вытащил его дубинку из петли в портупее и со всей силы ударил милиционера по плечу, а потом ещё и по голове. Фуражка слетела с головы сержанта, и тот, охнув, повалился на пыльную землю. Девушка вырвалась из ослабевших рук захватчика и быстро убежала.

Фархад поднял ногу, явно желая раздавить потерявшему сознание милиционеру грудную клетку, но в это время Ерлан пришёл в себя от неожиданности, подбежал к нему и резко дёрнул назад. Только тогда Фархад пришёл в себя и понял, что он натворил. Ерлан выхватил у него из рук дубинку, провёл ею у себя под мышкой, потом ещё вытер носовым платком, забросил палку в ближайшие кусты, затем взял Фархада за руку, поскольку тот стоят столбом и тупо смотрел на поверженного стража порядка, и быстро поволок зарвавшегося ученика к выходу из парка.

К счастью, в общей сутолоке никто не обратил внимания на эту небольшую сценку. Практически все вокруг носились в ритме броуновского движения, истошно орали и дрались между собой, поэтому два компактных парня в неброских одеждах беспрепятственно добрались до чугунной ограды парка и выбрались на перекрёсток улиц Гоголя-Карла Маркса. Здесь Ерлан насильно заставил Фархада сменить бег на быстрый шаг, и они ушли вниз, к Арбату.

По пути Ерлан в самых непарламентских выражениях сообщил Фархаду всё, что он думает о его необдуманном поступке. Фархад молчал, погружённый в свои мысли. В надвигающихся сумерках они не заметили, как прошли весь длинный пешеходный отрезок Арбата и очутились дома.