Школа

– А чем ты и все они: Фара и прочие, – занимаетесь? – спросил Бахыт. – Дисками и кассетами?

– Ну, – замялся Мустафа. – Можно сказать, что и дисками в том числе тоже.

Мустафа привёл Бахыта на маленькую полянку в зарослях камыша, которая выходила на узкий кусочек пляжа. Над поляной нависали ивы, и здесь было очень уютно. Мустафа вытащил из сумки несколько лесок с многочисленными крючками и вместе с наживкой забросил их в реку. Затем он достал из спрятанного в камышах ящика две облезлые деревянные скамеечки и уселся на одну из них.

– Садись на стул, – сказал Мустафа Бахе. – На земле сейчас не посидишь, холодно уже. Сейчас мы с тобой тяпнем, как положено на рыбалке.

На ящике Мустафа разложил нарезанный заранее чёрный хлеб с колбасой и луком и поставил бутылку минеральной воды. Затем он снял с пояса флягу, обтянутую зелёной тканью, и отвинтил крышку.

– Это спирт, – сказал Мустафа, кивнув фляжке и улыбнувшись, словно доброму другу. – Я его сам развожу и добавляю туда сок лимончика. Получается неплохо.

Мустафа налил спирту в два маленьких гранёных стаканчика и подал один из них Бахыту. Тот никогда не пил алкоголя, но спирт оказался, на удивление, приятным на вкус и в голову не бил, тем более что больше двух стаканчиков Мустафа пить не позволил, сказав, что у него ещё сегодня дела.

– Вот так и живём, – сказал Мустафа, жуя хлеб с колбасой. – Вечером – карате, с утра – рыбалка, а потом – дела, так что, как видишь, не бездельничаем. А вот и рыба клюёт.

Мустафа вытащил леску и снял с крючков толстую рыбину.

– А что это за сферы влияния в городе? – спросил Баха, когда Мустафа положил рыбу в пакет. – Этот Фара, получается, в нашем районе в авторитете?

– Да нет, – отмахнулся Мустафа. – Я же говорю, они просто шпана, шушера, и их сферы влияния имеют значение только для них самих. А в городе сейчас полный балаган, никто ни за что не отвечает и ничего не держит. И, насколько я знаю, так было всегда. Где-то на севере или в других городах с этим делом полный порядок: один-два законника, которые всем руководят, под ними районные авторитеты и положенцы, а потом уже идут смотрящие, которые держат отдельные дворы и улицы. А у нас – бардак. Смотрящих по районам никто не назначал, во всяком случае, я об этом не слышал, положенец в городе, по слухам, остался только один, где-то в рыбацком посёлке, сидит дома и боится высунуться. Его пытались несколько раз вытаскивать на разборки, чтобы он помог по справедливости решить дело, а он либо вообще не приходил, либо мямлил там что-то невразумительное. Был ещё один милиционер, офицер с кавказской фамилией – он когда-то обеспечивал связь между зоной и городом, так его тоже задвинули – отстранили от работы, и он сейчас мелким бизнесом занимается, а по вечерам от скуки пьёт и стреляет со своего балкона из пневматической винтовки по местным хулиганам. Говорят, только в школах идёт какое-то движение, но в эти дела я не посвящён, и не знаю, кто там смотрящих назначает.

– У нас вроде бы есть такой, – отозвался Бахыт.

– И кто же он? – спросил Мустафа, вытаскивая на берег очередную рыбу.

– Амантай его зовут, высокий такой, волосы длинные, может, знаешь?

– Нет, с малолетками я не знаком, – ответил Мустафа. – И что, он там у вас вроде как за главного?

– Да. Это он натравил на меня пацанов в день прописки.

– А, прописка… – усмехнулся Мустафа. – Слышал о таком. Выходит, до сих пор народ так развлекается? И что, много кого уже прописали?

– Не знаю, но меня точно, – зло ответил Баха. – Толпой на одного. А этот длинный стоял сзади и смотрел, как меня бьют. Ну, ничего, я с ним ещё посчитаюсь.

– Как посчитаешься? – спросил Мустафа.

Баха молча достал из кармана нож и поиграл им в руке.

– Раньше я его держал дома, а теперь ношу с собой, в портфеле, – сказал Баха.

– А до того, как пускать в ход этот аргумент, ты с ним пытался как-то контактировать? – спросил Мустафа. – Или он с тобой? Не верю, что эта прописка была просто для их удовольствия. Наверняка после этого они к тебе подходили. Было такое?

– Было, – ответил Баха. – Через несколько дней на перемене я сидел в классе, – я всегда сижу в классе на перемене, потому что со мной никто не хочет разговаривать. Так вот, я сидел в кабинете, и ко мне подошёл один щегол, из младших классов. Белобрысый такой, не знаю, как по имени. И говорит, что меня в коридоре ждут. А я вижу – там к стене прислонился Амантай – он всегда так стоит, стены подпирает, как будто упадёт вот-вот. Этот мелкий несколько раз позвал меня, а я не пошёл. Амантай потом ушёл, и больше ко мне не подходил. Я думал, меня опять бить будут, но ничего, больше ничего не было.

– Ну что ж, это хорошо, – заключил Мустафа.

– Что же хорошего?

– Понимаешь, тебя били не только для тебя, но и для других. Не думаю, что они каждого новенького так мочат толпой. Просто тебе не повезло, тебя решили выбрать как пример для других. У них там не только новеньких, но и своих хватает, и далеко не все из них ведут себя так, как надо этому Амантаю. А стоял в коридоре он не просто так – по переменам он деньги собирает. Когда я в школе учился, у нас тоже такое было. Тебя позвали, а ты не пошёл. Не знаю почему, но от тебя отстали, и я думаю, что навсегда. Возможно, во время прописки ты слишком рьяно сопротивлялся, а может, и после этого кому-то успел уже рёбра пересчитать, просто мне не говоришь. В любом случае, они решили, что к тебе лучше не лезть, после твоей прописки и так у них денежные сборы увеличились – ведь мало кто хочет так же по шее получить.

– Да, я тогда хорошо дрался, – сознался Баха. – Их просто много было, но я успел некоторым неплохо вломить – троих после этого я видел с приличными фонарями под глазами.

– Вот видишь, значит, я прав. Никто с тобой связываться больше не хочет. Хотя на месте этого Амантая я наоборот таких вредных каждый день прессовал бы за школой, пока они не превратились бы в послушных овечек. Ты ведь теперь самое опасное явление для него – недобитый враг, который уже показал свой характер, и ходит спокойно в его владениях. Он либо не до конца понимает опасность с твоей стороны, либо не так уж и сильна его власть в вашей школе, и никто поэтому не хочет по его указке тебя жизни учить. Прописка была для них просто идиотским развлечением, а чтобы систематически прессовать, нужна определённая степень настойчивости и собранность, чего у этих малолеток нет и, боюсь, никогда не появится. А спускать дело на тормозах в данном случае неправильно. Не сегодня-завтра ты его прирежешь где-нибудь в туалете, на том и кончится его карьера сборщика податей.

– Это точно, – подтвердил Бахыт. – Вот завтра пойду и прирежу.

– Ну, это я так, образно сказал, – с некоторой опаской сказал Мустафа. – Я верю, что ты его можешь ткнуть хоть сегодня, но, знаешь, за решётку ты всегда успеешь отправиться. Поверь мне, там совсем не так романтично, как кажется некоторым. И ничего это тебе не даст. Я тебе советую бросить мысли об этом и переключиться на более продуктивные сферы. Ты парень целеустремлённый, доверять тебе можно. Давай двигаться вместе? Я вообще-то один всегда работаю, но раз ты меня спас, я считаю своим долгом тебе помочь.

– Как помочь?

– Добрым советом, конечно же. Кто тебя в такой ситуации убережёт, кроме меня? Ты с собой нож носишь и мечтаешь его в этого Амантая сунуть, и я по тебе вижу, что ты бы так и сделал, если бы я тебе случайно не встретился. И, возможно, в твоём случае иного выхода для тебя не было: денег нет, родителей нет, никому ты не нужен, остаётся только завалить кого-то и пойти в тюрьму – там хоть кормят. А со мной ты научишься многому, поверь мне, не пройдёт и полугода, как ты ни в чём не будешь нуждаться.

– И что же надо делать?

– Я уже сказал. Для начала оставь все мысли о мести и тому подобное. Зачем тебе эти тупые школьники? Я в твоём возрасте в школу вообще уже практически не ходил, а сам себе на кусок хлеба зарабатывал. И тебе пора уже начинать остепеняться. Есть у меня как раз на примете два хороших дела, думаю, на этой неделе всё разведаем и пойдём. Там на месте я тебя введу в курс, а пока до этого никому не говори ни слова, что вообще со мной знаком. Хотя кому ты скажешь, если тебя никто не знает.

Мустафа продолжал туманно разглагольствовать, а полиэтиленовый мешок тем временем уже порядком наполнился рыбой. Бахыт, нисколько не оставив мыслей об Амантае, рассеянно слушал. Небо тем временем совсем уже прояснилось и посветлело, а в кустах позади уютно устроившихся собеседников послышалось шуршание, и на полянку неожиданно вышли три угрюмых субъекта в рыбацкой одежде. У двоих из них были багры, а третий нёс тяжёлый рюкзак с поклажей.

От новоприбывших повеяло такой явной враждебностью, что Бахыт перестал играть с ножом и сунул его в карман, однако придерживая там на всякий случай оружие в потной руке. Мустафа поднялся на ноги и, криво улыбаясь, протянул рыбакам ладонь. Те по очереди поздоровались, и самый высокий и грузный из них, взрослый мужчина с обветренным красным лицом, спросил с вызовом:

– Ты что это, Мустафа, на нашей территории делаешь? Разве тебе до этого не объяснили, что так нельзя?

– Да что ты, Кабан, – смешался Мустафа. – Разве такое было, чтобы я на чужое зарился?

– Было, – отчеканил Кабан. – И не раз. Все вокруг говорят, что ты мастер приходить на готовенькое. А тебя в этом самом месте месяц назад Сашка и Жерех уже встречали, – и Кабан посмотрел на своих мрачных спутников. – Тогда они тебе не вломили, а, выходит, надо было, потому что по-хорошему ты не понимаешь.

– Да ладно тебе, старик, что я могу тут сделать? Вы своей сетью за пять минут ловите больше, чем я за весь день. Да и прихожу я сюда иногда, не чаще раза в месяц, как ты сам сказал.

– Неважно, раз в месяц или два раза в день, – отрезал Кабан. – Место наше, так что давай, отчехляйся по полной, а то ведь ты нас знаешь.

Кабан и Сашка сжали в руках багры, а Жерех опустил поклажу на землю и достал из-за спины продолговатый свёрток. Мустафа взглянул на них и виновато опустил взгляд. Рыбаки сразу же успокоились. Сашка нагнулся и поднял пакет с рыбой, наловленной Мустафой. После этого он и Жерех повернулись, чтобы отправиться дальше, но Кабан, вместо того, чтобы уходить, пристально посмотрел на Баху.

– А почему это малой сидит и не здоровается? – спросил он.

– Я поздоровался, – тихо сказал Баха.

– Что-то я не видел, – недоверчиво проговорил Кабан. – А в кармане у тебя что? Ну-ка покажи.

Баха сильно сжал в кармане нож, а Мустафа сказал Кабану:

– Братишка не при делах, старик. Он ещё школьник, оставь его, мы же с тобой всё равно договоримся, свои люди ведь.

Не обращая внимания на Мустафу, Кабан подошёл к Бахыту и протянул руку со словами:

– Давай сюда ножичек. Спроси у своего дружка – он подтвердит, что всё оружие на моей территории принадлежит только мне.

Баха молчал и не двигался.

– Сашка, подними его, – негромко сказал Кабан.

Сашка, в своём огромном башлыке и болотных сапогах похожий на лешего, надвинулся на Баху и угрожающе направил на него острый багор.

После тягостной пауза Бахыт встал и, исподлобья глядя на Кабана, сделал шаг назад, к реке. Его рука в кармане напряглась, и он был уже готов броситься на рыбака с ножом, но в последний момент Мустафа опередил его и крепко схватил своего невыдержанного друга за локоть. Баха напрасно дёргался и вырывал руку – Мустафа держал его мёртвой хваткой. Посмотрев по правую руку от Кабана, Баха увидел Жереха, который подкрался сбоку и направил на него дуло ружья, выглядывающее из свёртка. Тупой и ничего не выражающий взгляд Жереха красноречиво свидетельствовал, что он не задумается, прежде чем выпустит в грудь Бахе добрый заряд крупной охотничьей картечи. Это взгляд неожиданно успокоил Бахыта. Чувствуя, как холодеют его руки, он выпустил нож и позволил Мустафе передать его Кабану. Тот равнодушно оглядел нож и положил его в широкий карман своей пропахшей рыбой куртки.

Жерех и Сашка опустили своё оружие, а Кабан сказал:

– Чтобы через час тебя здесь не было.

После этого рыбаки собрались и исчезли в зарослях.

Мустафа покачал головой и сказал:

– Ну что ж, за час мы ещё много успеем наловить.

Но Баха махнул рукой и направился было домой. Его голова была опущена, а взгляд выражал крайнюю степень затравленности. Мустафа остановил его, почти насильно усадил и заставил выпить немного водки. Выпив также сам, он задумчиво произнёс, виновато глядя на Баху:

– С другой стороны, наверно, хватит тебе уже получать от всех подряд. О ноже не беспокойся – у меня их куча, найду тебе ещё получше, чем тот. А после обеда давай я зайду к вам в школу и посмотрю на этого Амантая. Мне надо его увидеть, чтобы оценить этого вашего громилу и придумать, как тебе его наверняка завалить. Да ты не бойся, я тебя не засвечу. Ты ходи сам по себе, а я его найду и просто издалека посмотрю. А после школы я к тебе подойду и обсудим, что нам дальше делать. Согласен с таким планом?

Баха, уже потерявший было надежду расправиться со своим обидчиком, благодарно посмотрел на Мустафу и кивнул.

4.

– Вот здесь очень узко, смотри, не замарайся. А тут голову береги – очень низко, и кирпичи торчат – не ушибись.

Мустафа и Баха, согнувшись почти до четверенек, пробирались в секретное убежище Мустафы в подвале одной из пятиэтажек. Здесь стояла затхлая прохлада, пахло канализацией и плесенью. Мустафа петлял между лабиринтами труб и колонн, ориентируясь в почти кромешной темноте по одному ему известным ориентирам: крошечным зарубкам на кирпичах, нарисованным мелом и краской знакам и пятнам копоти на потолке.

– Этот подвал – особый, – говорил Мустафа, осторожно пробираясь между трубами. – Он сухой, а в наших микрорайонах это редкость. В центре дома другие, и там редко бывают потопы, а у нас подвалы словно созданы для хранения воды. Этот подвал почему-то всегда был сухим. В детстве я с друзьями часто тут лазал, но только мне пришла в голову идея запомнить это место и использовать потом его на практике. Ну вот, уже пришли.

Мустафа с усилием отодвинул тяжёлый, весь покрытый ржавчиной лист гофрированного железа, за которым открылась закрытая на замок дверь в небольшую каморку.

– Вот мы и дома, – сказал Мустафа, пропуская Баху вперёд и закрывая за собой каморку тем самым куском железа.

В каморке был низкий потолок и чисто выметенный бетонный пол. Окна не было, но свет проникал сквозь щели под потолком. В каморке стояла старая пружинная кровать без матраса, возле неё примостился небольшой колченогий столик с двумя табуретками и низенький шкафчик.

– Чувствуешь, как здесь тепло? – спросил Мустафа. – Снаружи проходят трубы отопительной системы, но внутрь комнаты они не заходят. Если не знать, что здесь есть комната, снаружи невозможно её заметить, иначе сантехники давно бы её вычислили. А так я могу приходить сюда, когда хочу, и отдыхать. Однажды я здесь хоронился три дня подряд безвылазно, когда надо было на дно упасть. Потом, правда, не выдержал и перешёл домой к одной знакомой, но при желании тут можно вечно жить. Основная проблема в таких подвалах – это комары, они даже в сухих подвалах житья не дают, но здесь их почти нет. Не знаю, почему, может, здесь какая-то геопатогенная зона или ещё что-то в этом роде. Но для нас это в любом случае только плюс.

Мустафа разлёгся на кровати и сказал Бахе:

– Там внутри шкафчика есть открытая бутылка водки и заварной чайник с чаем. Так что если хочешь…

Баха отрицательно покачал головой, но из любопытства посмотрел в шкафчик и убедился, что там есть не только указанные предметы, но и ещё кое-что из столовой утвари – правда, всё это было потёртым и потрескавшимся, но чистым и вымытым.

– Я это всё с помойки натаскал, – сказал Мустафа, указывая на мебель и утварь. – Ты не представляешь, сколько нужных вещей люди выкидывают. А потом ещё нашего брата винят: воруете, мол… Ну, это я так, к слову. Тут в подвале есть ещё каморка сантехников, они её на замок закрывают, но я подобрал ключ, так что можно и туда ходить. Там есть рукомойник с водой и розетка, так что можно и посуду помыть, и чаю вскипятить – кипятильник у меня тоже есть, посмотри. Они тут бывают редко, и когда приходят, то их издалека слышно, они ключами гремят, когда главную железную дверь открывают. Пока они доковыляют до туда, десять раз можно убежать. Я не люблю грязи, поэтому сразу мою посуду и пол мету, чтобы тут свинарник не устраивать. Так вот, ты тоже можешь сюда приходить, как домой, мы ведь теперь с тобой в одной упряжке, да?

И Мустафа дружески хлопнул Баху по спине.

– Ты Амантая видел? – спросил Баха.

– Видел, конечно, – сказал Мустафа. – Ты это, водку всё же вытащи и налей, а то горло пересохло. Я его сразу по твоему описанию узнал, действительно, тип ещё тот. И я на него не только посмотрел, но и кое-что разузнал. Нашёлся у меня там знакомый среди ваших – вернее, братишка знакомого, ну, я у него невзначай и расспросил про этого Амантая. Деньги, как он говорит, на «общак», он стал собирать недавно, всего только около года. До этого он, как все, сидел по дворам и курил, а потом, видимо, деньги на сигареты понадобились. Как я понял, он в основном дерёт с нескольких терпил, которые у него есть – так сказать, любимые мальчики для битья, а остальных просто так стращает, для порядка.

– Да, есть такие, – подтвердил Баха. – У нас в классе тоже двое есть: Аркаша и Владя. Он их каждую перемену вызывает, и, как я думаю, деньги у них берёт. Они ещё недавно с фингалами под глазами ходили.

– Точно, и в других классах тоже та же картина: берёт вот таких белобрысых из интеллигентных семей и ставит их на счётчик, и потом они его вечными рабами становятся. А что касается прописки, то ты в этой школе был вообще первым и единственным, кого таким образом прописали. Это Амантай услышал, что в армии или на зоне так иногда делают, и тоже решил устроить представление, чтобы другим отбиваться от рук неповадно было. И ещё одну вещь я у вас в школе увидел. Пришли ребята с соседней девятнадцатой школы.

– Они почти каждый день приходят, – кивнул головой Бахыт.

– Это было уже после уроков. Их человек десять зашло. Они сели на скамейке в вестибюле и немедленно принялись отбирать деньги у всех школьников подряд и приставать к вашим девчонкам. А Амантай всё это видел, но только поздоровался с ними и прошёл дальше. Многие ваши пацаны смотрели на этот беспредел и явно были недовольны. Но никто ничего не сделал. И так, ты говоришь, происходит каждый день?

– Почти что каждый. Если их учителя или директор не выгоняют, то они вот именно так себя и начинают вести.

– И какой ты из этого можешь сделать вывод? – задушевным голосом спросил Мустафа, опрокинув шкалик водки.

–Ну, то, что у них самих в школе скучно, – предположил Баха.

– Это тоже, – отозвался Мустафа. – Но я имел в виду другое. Сопоставь все факты: Амантай чморит только интеллигентиков, общак он собирает около года, и то не со всех, прописывали только одного тебя, ну а про девятнадцатую школу я вообще молчу. Если бы я был смотрящим за школой, то я уж точно не позволил бы чужим отбирать мои деньги и приставать к моим девчонкам. Ты сегодня сам на своей шкуре убедился, как держат свою территорию браконьеры. Они готовы убить даже малолетку, который к ним вторгся. Ведь для них рыбалка – это главное и единственное дело жизни. Сравни их с поведением этого вашего Амантая. Да ведь ясно, что он просто возник на пустом месте, потому что кому-то рано или поздно всё равно пришла бы в голову идея собирать общак со школы. И ясно, что он далеко не самый лучший смотрящий, школьники за ним не идут, и при первом удобном случае положат на него с превеликим удовольствием. Если лишить его возможности собирать общак, то он немного, конечно, погрустит, а потом снова сядет во дворе и будет курить сигареты, никому не мешая, как раньше.

– А как же с пропиской, тогда остальные разве не его слушались? – недоверчиво спросил Баха.

– Я узнал у своего знакомого, как тогда было дело, – невозмутимо ответил Мустафа. – Делать было нечего, после каникул все были полны энергии, и когда Амантай предложил «прописать» кого-нибудь из новеньких, все его сразу поддержали. Драться никто не хотел, для них это было развлечением. Если бы один недоумок не перегнул палку, тебя бы просто подняли на смех и отпустили. Так что поверь мне, друг, никакой реальной власти и уж тем более авторитета у Амантая нет. Он даже один коридор контролировать не сможет, не говоря уже о целой школе.

– И что мне теперь делать? Идти и мочить его?

– Торопиться не надо, – успокоил Мустафа. – Для начала немного подготовься. С этого момента называй меня, как хочешь, но желательно либо Учителем, либо Сенсеем. Курс обучения не займёт много времени. Сегодня немного теории, а завтра экзамен, вот и всё. Послезавтра начнёшь разрабатывать свою цель.

– Будем тренироваться? – обрадовался Баха, вставая с табуретки.

– Да чего мне с тобой тренироваться? – лениво спросил Мустафа. – Ты молодой, сильный, а этот Амантай – худосочный орангутанг, и мне его уже жалко. Этакая высохшая жердь, и та полезла в смотрящие. На что только деньги не толкают народ! Это я поэтическим языком выражаюсь, а тебе всё равно надо его опасаться. Он выше тебя на голову и старше, так что завалить его всё равно будет нелегко. И запомни, что мои сегодняшние умозаключения доступны только нам с тобой, а для вашей школы он всё ещё так и остаётся главным авторитетом, так что наобум на него лезть нельзя. Попрёшь на него без всякого повода и среди бела дня – остальные школьники, даже те, кто, может быть, его не любят, тебя сразу же забьют на месте, потому что это будет означать, что ты поступаешь не по понятиям.

– А как будет правильно?

– Это надо думать, как его спровоцировать и себе не навредить. Давай для начала в общем поговорим. О тебе, например.

– А чего обо мне говорить?

– К примеру, мы раскритиковали этого твоего Амантая, – Мустафа усмехнулся, видя, как Баху передёрнуло при слове «твоего», – волосы у него длинные и крашеные, как у бабы, морда грязная и всё такое. А ты на себя посмотри. Ну, одежда у тебя всегда одна и та же – это ясно, другой нет. Но это не значит, что её надо месяцами не стирать и не гладить. От тебя воняет, ты не замечаешь? Сегодня же вечером постираешь и погладишь всю свою одежду. Причёска у тебя вроде нормальная, только голову надо мыть каждый день. И эти твои усы – зачем они тебе? Думаешь, старше выглядишь? Вряд ли. Можешь с усами у себя в ауле ходить, а здесь ты должен быть чисто выбрит.

– При чём здесь усы? – разозлился Баха.

– Слушай и делай, что я говорю, – авторитетно и спокойно сказал Мустафа. – Если ты хочешь вызвать на бой главного бандита в школе, тебе придётся ставить на кон всё, что у тебя есть. Если ты проиграешь, то вряд ли уже вернёшься в эту школу. А если победишь, то станешь на его место…

– Очень мне нужно его место…

– А тебя и спрашивать не будут – сразу же заставят. А это значит, что тебе до этого надо уже… как бы это сказать… завоевать симпатии, что ли. Кто же захочет идти за человеком, от которого воняет бараном?

Бахыт промолчал.

– Дальше, – с удовлетворением продолжал Мустафа. – Тебе надо научиться правильно говорить. Это сразу не приходит, но после регулярных занятий и это освоишь. Специальный воровской язык, конечно, знать не обязательно, да и кто его сейчас толком знает, – но основы нормального базара освоить надо, со временем ты поймёшь, что это намного важнее, чем мускулы и самопалы. И, самое главное, надо полностью быть в курсе законов того мира, в котором вращаешься. Чтобы жить и действовать в соответствии с блатными заповедями, их сначала надо не просто выучить, а сделать их частью себя и своей жизни. Ничего сложного в этом нет. Братва – это те же самые люди, все они когда-то начинали. Надо запомнить несколько простых правил, из которых исходит всё остальное. Три главных, можно сказать, хрестоматийных, жизненных принципа у нас это: не верь, не бойся и не проси. В твоём случае это: не верь никаким россказням про Амантая и про его могущество, вся его слава дутая, как ты увидел, и чёрт всегда не так страшен, как его себе представляют. Не бойся никого и никогда, не носи с собой нож или самопал, кроме тех случаев, когда идёшь на серьёзную разборку, иначе спалишься, погоришь на чепухе. Всегда будь рассудителен и хладнокровен, не лезь в драку, если тебя провоцируют, потому что им только и надо, чтобы ты вышел из себя. И на будущее: ничего не проси, никто тебе просто так ничего не даст, всё надо забирать самому, и тогда люди проникнуться к тебе уважением. Запомнил?

Баха кивнул, проникнувшись житейской мудростью и подивившись её простоте и силе. Мустафа, довольный прилежностью своего ученика, продолжал, лёжа в той же позе на жёстких пружинах кровати:

– Ничего и никому ты не должен – это правило на все времена. И ещё – очень важная вещь – никто не может спросить с тебя за нарушение порядков, которых ты не знаешь. Это при условии, что вообще есть какие-то порядки. Ваша прописка при всей её церемонности была самым обычным беспределом, тебя били просто так, ни за что, а такие вещи нормальной братвой караются очень жестоко. А вот когда тебя звали, а ты не вышел в коридор, ты поступил совершенно правильно. Вместо того, чтобы тебя мочить, им следовало нормально тебе разъяснить, что тебе надо отдавать деньги в общак. А этого не сделал никто ни до, ни после прописки, и до сих пор тебе остаётся только догадываться, какие там у них порядки. Всё это говорит о том, что у них там не нормальные пацаны, а обычные отморозки. Вот такие самые общие правила.