Империя грёз

Императора звали Рубин, хотя к нему не обращались иначе, чем титулами. Даже Берилл понятия не имел об имени души отца. Вообще-то обычно родственники знали подобные вещи, они открывались близким друзьям. Император не считал это нужным.

Суровый мужчина, почти полностью седой, а вот аккуратная борода оставалась темной. Император по возрасту и по статусу уже мог себе позволить не бриться гладко. Его лицо казалось грубоватым, но не лишенным изящества. Грубый камень с тонкой резьбой.

Алмаз больше всех из троих сыновей походил на отца. Но только внешне, а легким характером и постоянной улыбкой точно пошел в мать. Берилл же унаследовал глаза императора: изящный абрис с чуть опущенными уголками. Говорили, что из-за тяжелых бровей взгляд казался хищным, как у дикой птицы, высматривающей добычу.

Берилла ужасно злило сходство. Он не хотел хоть в чём-то напоминать этого человека.

Император был одет в такую же военную форму, как на сыновьях, только грудь мундира украшали длинные полоски орихалка, напоминавшего то ли медь, то ли золото.

– Долго, – недовольно сказал император. Он произносил слова коротко, отрывисто. Привык приказывать.

Он не удостоил Агата даже взглядом и посмотрел на Берилла, но тот не дрогнул. Он не боялся отца, просто хотел проводить в его обществе как можно меньше времени. Узнать, что ему нужно, и уйти.

Помимо императора в комнате находилось еще двое. Яшма, его жена, скорее всего, помогала с бумагами. Высокая и очень статная женщина. Её брак с императором Шеленара носил чисто политический характер и состоялся несколько лет назад, когда она уже была в возрасте, считавшемся непригодным для рождения детей, но самым подходящим для накопления мудрости.

Темное платье, украшенное цепочками, струилось, ткань кроилась особым образом, чтобы юбка не оставалась прямой, а ниспадала потоками. Грудь и руки плотно охвачены, на ладонях перчатки с орихалковыми пуговицами. Украшения эта женщина не любила, предпочитая серьги и заколки для волос в безупречной прическе.

Лишь накидка, тонкая сетка, золотистая, напоминавшая сам орихалк.

Третьим человеком в комнате, к удивлению Берилла, оказался Келнар Данокар, Первый среди грезящих. В традиционных синих одеждах, длинные полы простого камзола повязаны на поясе, так что видны кожаные штаны и сапоги. Берилл всегда полагал, что неброские грезящие больше похожи не на магов, а на военных. Только легкий капюшон на голове никак не мог быть у офицера. И костяная маска на нижней половине лица – считалось, что грезящие привлекают смерть своими силами, поэтому им стоит прятать лица, когда они грезят.

Сейчас маска Келнара была спущена, лицо казалось расслабленным. Агат говорил, что внешность главного мага обманчива: за ленивыми манерами скрывался решительный человек.

Грезящих не звали для разбора бумаг, значит, либо принцы здесь из-за него… либо все трое по совсем иной причине.

– Для вас есть дело, – сказал император.

Он помедлил, и Берилл насторожился. То, что он хотел поручить что-то обоим сыновьям сразу, уже странно, но то, что он замешкался… это сбивало с толку.

– Орихалк иссякает, – продолжил император.

– Шахты далеки от истощения, – осторожно заметил Берилл. Он видел данные.

– Руды добывают столько же, сколько и раньше. Она хуже держит чары.

Берилл вскинул бровь и коротко глянул на Келнара, только теперь заметив на его лице обеспокоенность.

– Грезящие занимаются этим вопросом, – сказал тот.

Император даже не взглянул в его сторону:

– Не сомневаюсь. Но пока вы не понимаете, почему тратите столько же сил, сколько раньше, а результат хуже.

– Да.

В голосе Келнара слышалась досада, а Берилл начал медленно осознавать сказанное. Они стали империей благодаря орихалку. В мире оказалось не так уж много месторождений этой руды, и большая часть – у них.

Только орихалк держал грёзы – так обычно называли любые чары. Поэтому он был таким исключительно дорогим материалом.

– Могут ли маги слабеть, а не орихалк? – подал голос Агат.

Император хмыкнул, как будто ему понравился вопрос. Келнар качнул головой:

– Мы проверили на многих грезящих, прежде чем докладывать императору. Сила моих людей не стала меньше. Их чары не ослабели. Но орихалк перестает их держать.

– Я хочу, чтобы вы разобрались с этим, – коротко бросил император сыновьям. – Выяснили, в чем причина.

– Но это же дело грезящих, – не понял Берилл.

– Их дело – сам орихалк. Вы отыщете Ша’харар.

Агат издал сдавленный звук, который мог быть чем угодно, но Берилл подозревал, что это крайняя степень удивления.

– Мы даже не знаем, где его искать!

– Поэтому вдвоем, – кивнул император. – Можете задействовать любые ресурсы.

Такое разрешение давалось крайне редко и означало, что принцы могут делать что угодно для достижения цели и не спрашивать императора. Даже если захотят привлечь войска.

Только вот это всё равно не поможет в поисках руин древнего города.

– Давно пора было этим заняться, – сказал император.

Если бы ты меньше времени уделял войне и больше – исследованиям, подумал Берилл.

– Ша’харар – не только наследие древних, но и огромная библиотека. Отыщите город и всё об орихалке. Если где-то записано решение проблемы, оно там.

– С чего бы? – спросил Агат.

Берилл разделял сомнения брата. Безусловно, о библиотеках Ша’харара ходили легенды, но это не значит, что в них могло быть что-то об орихалке.

– Так сказали эльхары.

Жреческий орден, дававший пророчества. Порой они действительно были осведомлены о невозможных вещах, но Берилл им не доверял. Мало ли что они там во время транса увидели среди звезд.

К тому же у жрецов свои библиотеки. Они могли попросту знать, что может найтись в Ша’хараре, и выдать эти сведения за божественное откровение. Это император тоже наверняка учитывал и потому верил. Не безоговорочно, конечно, но, если они указали направление, он поддержит поиски.

Его отец почти отыскал легендарный город. Он оставил записи, просто сын ничуть ими не интересовался до сегодняшнего дня.

– Эльхары, – повторил Агат. Он всех жрецов не любил. – Если они так уверены, может, и место сразу сообщили?

На мгновение Берилл подумал, на Агата сейчас обрушится удар. Но при посторонних император не позволял себе подобного, сдержался и сейчас, рявкнув:

– Приступайте!

Оба принца развернулись на каблуках и вышли из комнаты.

– Ша’харар! – воскликнул Агат, когда они оказались по ту сторону двери. – Он бы еще ветер послал ловить!

– Не настолько невозможно.

– Ветер?

– Город.

Агат вздохнул, но не ответил. Он умел вот так молча, очень ярко… не соглашаться. Скрестил руки и отошел подальше от охранявших комнату гвардейцев, чтобы те точно ничего не услышали.

– Наш дед искал этот город, – напомнил Берилл. Он попытался поправить немного жавший мундир. – На Армаранском нагорье несколько руин, одни из них наверняка Ша’харар. Просто после деда никто не стал ими заниматься.

– Предлагаешь копаться в пыли? Предел мечтаний.

– Для начала организовать ученых. Дать задание картографам. Потом разведчики, экспедиция. Ничего сложного.

– Поэтому ты здесь старший и организатор, – проворчал Агат. – Не понимаю, почему император решил, что мы оба должны этим заниматься.

Он никогда не называл его отцом. Впрочем, Берилл тоже.

– Ты не хочешь? – уточнил Берилл.

На самом деле он радовался, что здесь не нужно держать брата на расстоянии – приказ самого императора.

Агат с досадой покачал головой:

– Просто не понимаю мотивов императора. Это настораживает. Но перспектива уехать с экспедицией и задержаться там очень заманчива. Тем более… мне интересно, что можем отыскать.

В Агате начал просыпаться исследователь, и Берилл подумал, что ему еще предстоит выслушивать длинные теории о древних. Стоит надеяться, что они правда найдут книги, тогда Агат нырнет в них, и Бериллу останется только напоминать брату, что иногда стоит спать.

Они не успели продолжить разговор, потому что мимо них прошел один из советников отца, а из комнаты появились Яшма и Келнар. Дела сменяли друг друга.

Грезящий кивнул им, и Агат шепнул Бериллу:

– Узнаю, что им на самом деле известно.

Агат много времени проводил среди магов. Он не учился грёзам, только каким-то базовым вещам, но Келнар и остальные если и не симпатизировали принцу, то уж точно принимали его. В отличие от Берилла, который уютнее ощущал себя с воинами. Или со жрецами – Агат их не любил и предпочитал не пересекаться.

– Не хочешь ли выпить чаю?

Берилл не заметил, что Яшма подошла к нему. Отказаться от приглашения императрицы можно, сославшись на дела, но Берилл не хотел. Он кивнул и взял Яшму под руку. В последний раз бросил взгляд на Агата, беседующего с Первым среди грезящих, и на запертую дверь императорской комнаты.

Яшма шагала молча, но не потому, что ей нечего было сказать, просто она предпочитала беседы за закрытыми дверьми. Она с детства росла во дворце, пусть и в другом, прекрасно понимала правила, по которым он живет. Не то чтобы ей было что скрывать… она призналась однажды, что ей попросту не нравится сама мысль, что кто-то может за ней следить и подслушивать.

До свадьбы Яшму звали Лилайя Кон-Нере, она была старшей сестрой нынешнего правителя Хор-Меневата. Сначала Берилл думал, именно брат прислал её сюда, чтобы заключить союз с Шеленарской империей. Но позже осознал, что Яшма сама настаивала на соглашении. Пусть нрав императора известен, империя оставалась трепещущим сердцем мира.

На родине у Яшмы остались несколько дочерей и взрослый сын, первый муж был местным аристократом и давно умер. Как однажды вскользь обронила Яшма, дома ждал недальновидный брат-правитель, который жаждал воткнуть нож ей в бок. Трон Хор-Меневата не могли занимать женщины, но при дворе Яшма наверняка обладала весом.

Здесь, в империи, она быстро прижилась. Иногда ей даже удавалось влиять на императора, но больше внимания она уделяла образованию и искусству, активно развивая их.

Как ни странно, с обоими сыновьями императора она быстро нашла общий язык. Поэтому Берилл с удовольствием прошел по длинным дворцовым коридорам в покои императорской жены. Здесь было уютно, много ковров, вышивки, картин и гобеленов на стенах. Некоторые были привычны, другие Яшма привезла из Хор-Меневата.

На низком изящном столике слуги разложили чайный набор из такого тонкого фарфора, что он казался невесомым. Берилл предпочитал глиняную посуду. Даже покрытая изящными узорами, она казалась надежнее и весомее. Но фарфор считался роскошью, к тому же Яшма просто его любила.

Её строгое платье не казалось чем-то неправильным в этой гостиной. Но перчатки Яшма сняла, как было принято с близкими людьми или членами семьи. Берилл последовал её примеру.

Когда слуги ушли, Яшма откинулась на кресле, совершенно не по-императорски вытянув ноги. Берилл против воли улыбнулся: раньше только с Агатом он ощущал себя свободно, но теперь и в компании Яшмы расслаблялся.

– Что думаешь? – спросил он.

– О поисках Ша’харара? Чушь полная.

– Не найдем?

– Найдете, конечно, я не сомневаюсь в ваших способностях, – хмыкнула Яшма.

Но продолжать не стала. Она часто так делала, заставляя перебирать варианты. Поначалу Берилла раздражала эта её манера, но потом он начал делать точно так же. Потому что, слушая предположения других, можно многое узнать.

Яшма не стремилась ничего выяснять у принцев, но то ли ей нравилось учить таким образом, то ли слишком привыкла за годы жизни во дворце.

– Всё не так плохо? С орихалком.

– Плохо, – помрачнела Яшма. – Я не знаю всего, но грезящие давно говорили о проблемах. А тут еще и жрецы явились со своими пророчествами. Император не настолько им доверяет, но это возможность понять, что действительно происходит. Раз пока ни у грезящих, ни у ученых никаких идей.

– А зачем нас двоих-то посылать?

Яшма сделала паузу. Берилл сжал в руках свою чашку: он не сомневался, Яшма не станет ему врать, но если она медлила, значит, ничего приятного в её словах не будет. И она просто думает, как подать это мягче.

– Император хотел послать только Агата. Достаточно важное дело, чтобы поручить именно принцу. И тайное, люди не должны знать про орихалк.

– И он занимается книгами. При чем тут я?

– Чтобы присмотреть за ним.

Берилл с удивлением глянул на Яшму, но она явно не шутила.

– Чтобы… присмотреть? За кем? За Агатом?

– Ты же знаешь, твой отец считает, что кровь дашнаданцев от матери дает Агату не только предрасположенность к магии, но и темную силу. Многие так думают.

Перед глазами Берилла возникли новые шрамы на спине брата. О да, отец не уставал напоминать!

– Император вбил себе в голову, – продолжила Яшма, – что сила Агата растет. Если она где-то и проявится ярче, то в древних руинах. Ты нужен, чтобы присмотреть.

Берилл не знал, что сказать. И что, по мнению отца, он должен сделать?

Яшма вздохнула:

– Возможно, жрецы так посоветовали. Они не любят Дашнадан, его жителей и твоего брата. А он, знаешь, не делает проще.

– Он их терпеть не может. Если бы меня чуть не утопили в детстве на обряде, я бы тоже их не любил.

– Они утверждали, это боги захотели забрать того, в ком нечестивая кровь. Жрецы постоянно утверждали, что в Агате есть силы, от которых они хотят очистить. Их обряды никому не мешали, поэтому император позволял. Простые жители после этого считают Агата чуть ли не набожнее тебя.

Берилл фыркнул. То-то бы удивились.

– В последнее время император стал больше прислушиваться к жрецам, – вздохнула Яшма. – С возрастом он чаще думает о смерти и о грехах. Возможно, сейчас тоже повлияли жрецы.

– Присматривать за Агатом, – проворчал Берилл и наконец-то попробовал чай. Цветочный. – Обычно это он за мной присматривает.

– Само задание не так уж плохо, и нам правда нужно знать, что происходит с орихалком.

– Агат сейчас наверняка обсуждает всё с Келнаром Данокаром.

– Грезящие всегда находят общий язык.

– Агат не грезящий!

– Он грезящий больше, чем ты думаешь.

Берилл не стал спорить. Брат говорил ему, что из-за происхождения многие считают его настоящим магом. А на самом деле он не обучается грёзам. Не столько из-за запретов отца, сколько из-за того, что чары у него не выходят. Да, порой бывают всплески силы, но они почти не контролируются.

Он не говорил этого, но наверняка жалел. Маг, которого тянет к магии… и у которого она не выходит. Поэтому он нашел себя в обучении.

– Ты завтракал? – неожиданно спросила Яшма и оживилась, когда Берилл качнул головой. – О, тогда распоряжусь.

– Почему все хотят меня накормить?

– Потому что ты слишком рассеянный, дорогой. И думаешь обо всех вещах сразу, но забываешь об элементарных.

3. Каэр. Ашнара

Каэр предпочитал прятаться в крипте.

Он не испытывал благоговения перед мертвыми, как очень многие в империи. Для него трупы оставались трупами, а память о них – это история. Там, где нет живых, есть тишина и спокойствие, которые порой так необходимы.

Нет наставлений, что и как следует делать.

Помещение было довольно большим, прохладным и очень чистым: императорские гробницы содержались в безукоризненном порядке. Хотя каменный пол оставался неровным, стенные ниши располагались на одинаковом расстоянии вдоль стен. Некоторые углубления темнели гробницами предыдущих императоров, в других мерцали зачарованные грезящими свечи. Точь-в-точь как настоящие, только не истаивают.

Каэр справедливо полагал, что среди грезящих есть те, кто не просто выполняет работу по зачарованию, но и предпочитает делать это… красиво. Потому что у местных свечей даже потеки воска имелись!

Под землей свечи давали немного света, так что крипта укутывалась тенями и полумраком. Каэр устроился на центральном постаменте, сейчас пустом. После смерти императора и свершения всех обрядов над телом его выставляли на всеобщее обозрение. А потом оно лежало именно здесь. Предполагалось, что в крипту приходили прощаться родственники и дворяне. Только спустя время тело с почестями замуровывали в одной из ниш.

Постамент давно пустовал, Каэр подвинул к нему с двух сторон канделябры с зачарованными свечами и подвесил над плечом собственный светильник. Солнечный фонарь походил на часть маяка, зависшую в воздухе. Когда чары слабели, свет угасал, а устройство опускалось ниже, и приходилось отдавать его грезящим для обновления чар.

С точки зрения Каэра, очень непрактично. Но свет действительно был ярким и мощным, а семья Каэра могла себе позволить подобные игрушки. Поэтому его и пускали в крипту – привилегии аристократа.

Правда, сейчас тут почти никто не бывал, и Каэра это полностью устраивало.

Забравшись на каменный постамент, он расположил на коленях папку с листом бумаги и старательно вырисовывал углем береговую линию фехальского побережья.

Вообще-то у картографов имелось собственное помещение в одном из дворцовых зданий, рядом с библиотекой, но Каэр его терпеть не мог. Слишком много людей и шума.

Поэтому он предпочитал брать карты и уходить в крипту, где можно остаться наедине с собой и чертежом в руках.

Он напевал мелодию без слов и так увлекся, что не услышал тихие шаги на лестнице. Отбросил со лба длинную прядь темных волос – мать ворчала, что стоит обрезать, но Каэр упрямо отказывался.

Он любил родителей, но его ужасно раздражало, что они по-прежнему пытаются указывать ему, что делать и как выглядеть. В конце концов, ему уже девятнадцать, в его возрасте император Азурит начал свои завоевания!

Правда, спустя пару лет умер, а империя затрещала по швам.

– Вот ты где!

Едва не выронив уголь (и по чистой случайности не черканув по карте!), Каэр вздрогнул и поднял голову.

– Десять хвостов бездны! Нельзя так подкрадываться!

Девушка рассмеялась и ткнула его в плечо кулаком:

– О, каких словечек понабрался, братец. Что бы сказал отец, если услышал, как ты сквернословишь?

Каэр пробормотал в ответ что-то ворчливое, на миг всерьез представив, вдруг сестра расскажет? Но нет, конечно, она не станет. Да и чего испугался, что отец отругает? Как будто не сам только что рассуждал, какой взрослый!

Каэр вздохнул. Ему нужно что-то весомое, чтобы самому в это поверить.

– Каждый раз удивляюсь, как ты здесь работаешь.

Тишлин огляделась, но без пренебрежения, хотя сама предпочитала шумные залы. В остальном они очень походили друг на друга: среднего роста, темноволосые, с бледной кожей и большими темными глазами. Их внешность называли типично имперской, и мать этим искренне гордилась.

Тишлин завязала волосы тугим узлом, из которого вырывались непослушные пряди, на ней было обычное коричневое платье, как у всех, кто работал в библиотеке. Каэр подтрунивал, что в цвет книг. Он тоже предпочитал простые рубашки и штаны, не так обидно, когда запачкаются углем.

Платья и камзолы они оставляли для официальных приемов.

Тишлин кивнула на каменный постамент для тел, где устроился Каэр:

– Как непочтительно!

– Расскажешь малафисам?

Так называли орден жрецов, который занимался погребениями и смертью. Именно они следили за криптой. И точно сочли бы такое отношение недопустимым. По их мнению, все должны трепетно бояться смерти и любого напоминания о ней.

Тишлин фыркнула и уселась рядом с Каэром. Она тоже не была особенно религиозной.

Старше на два года, она уже занимала важный пост в библиотеке, блистала на приемах и была помолвлена с Эламом Итанисом. Не первым холостяком империи, конечно, даже не старшим сыном рода, но вероятным наследником семьи, к тому же красавцем, богатеем и одним из важных офицеров.

– Если бы ты не прятался под землей, то уже знал последние новости.

– Какие это? – вздохнул Каэр. – Твоя подружка подцепила нового кавалера? Ты нашла очередной заплесневелый том стихов Баодмира?

– Он был гениальным поэтом!

– Извини, – искренне сказал Каэр. Он знал, что сестра обожала поэзию и сама писала отличные стихи. – Так что за новости?

– С утра император вызвал обоих принцев. Говорят, они будут искать Ша’харар.

– Что? Ша’харар?

– Да-да, твой любимый город.

Как он подшучивал над увлечением сестры поэзией, так она не упускала возможности напомнить ему о любви к «пыльным руинам». Каэра очаровывали осколки древних, странные стелы и целые города, до сих пор скрытые под землей и ждущие, когда их разгадают.

– С чего бы? – нахмурился Каэр. – Император не любит ученых.

Что было основной причиной, почему исследования ничуть не продвинулись. А ведь к этому моменту Каэр мог вместо рисования карт изучать древние руины! Если бы кто-то их открыл.

Тишлин пожала плечами:

– Ты же знаешь этих императоров. Что-то он там решил. Главное, они будут искать город.

– Кто сказал?

– Да весь дворец шумит. Младший принц у грезящих, старший сделал запрос в библиотеку. Я решила, ты должен знать.

– Почему?

Тишлин посмотрела на него как на слабоумного:

– Каэр’дхен Ташар! Ты идиот или притворяешься? Это твой шанс. Не ты ли знаешь, где находится Ша’харар?

– Всего лишь догадки, – пробормотал Каэр.

Когда его называли полным именем, он ощущал себя так, будто на его плечи что-то давило. Он не был тем, кого зовут настолько пышно. Юнец-картограф, который всю жизнь увлекался древними руинами и понятия не имел, как вырваться из-под опеки родителей.

Он ведь правда мог помочь. Мысль просачивалась постепенно, как вода сквозь почву проникала в крипту. По капле. Каэр в силах отыскать Ша’харар. Стать частью чего-то… значительного.

Он спрыгнул с постамента, сжимая бумаги:

– Ты права! Я сейчас же пойду к картографам. Попрошу…

– Ты лучший картограф?

Каэр стушевался. Ему нравились карты, он мог часами заниматься ими, сопоставлять… но с точностью у него было плохо, а ценилась именно она, а вовсе не красивая линия берегового залива.

Энтузиазм Каэра как ветром сдуло. Он был слишком юным и совершенно неопытным даже в картографии. Что он скажет? Что с детства изучал всё доступное о Ша’хараре? Что сопоставил все данные старого императора и почти уверен, где нужно искать?

– Они не послушают, – прошептал Каэр.

Тишлин смотрела на него с усмешкой. Самодовольной усмешкой. Она тоже спрыгнула с постамента, весьма изящно, и постучала пальцем по вырезанным на камне символам там, где обычно располагались ноги тела:

– Помнишь, что говорят жрецы? Пять пороков. Среди них и подчинение чужой воле. Не делай такой ошибки и не покоряйся чужим желаниям.

Она повернулась и указала на красивую вязь символов в изголовье:

– А среди пяти достоинств что? Любовь. Её можно использовать себе на пользу.

– Это низко.

– Ничего такого среди пороков нет.

– Всё равно не понимаю, о чем ты. Как я использую любовь, чтобы убедить в своей правоте?

– Потому что убеждать должен не ты.

Вздохнув, Тишлин сказала:

– Иди не к картографам. Иди к Придворному алхимику.

Каэр смутился. Он знал, что сестра сблизилась с Ашнарой Делай, они были почти подругами. Тишлин рассказывала, что старший принц часто бывает у Придворного алхимика, а та, в свою очередь, слишком тепло о нем отзывается.

– Почему ты решила, что там любовь? И что алхимик мне поможет.

– Ты ничего не понимаешь в чувствах, – хмыкнула Тишлин. – Поверь мне, между ними что-то есть. Но принц отрежет тебе язык, если хоть заикнешься о таком. А Ашнара сохранит его в банке.

– Язык мне пригодится, – пробормотал Каэр.

– Покажи Ашнаре свои записи. Она как Придворный алхимик будет участвовать в поисках. Скажи, что я посоветовала поговорить с ней. Она сама донесет это до старшего принца. А даже если нет и мы ошиблись… если Ашнара тебе поверит, ты точно станешь частью этих поисков.

Иногда Каэру хотелось испытывать хотя бы долю той уверенности, что и сестра. Тишлин всегда была такой. Если же что-то из её суждений не оправдывалось, она ничуть не расстраивалась и просто выносила новые. Не переживала, как Каэр.

Вздохнув, Тишлин положила руки на плечи брата и заставила посмотреть себе в глаза.

– Каэр, я желаю тебе только лучшего. Это шанс. Не упусти его.

Он прижал к себе бумаги и подумал, что, наверное, и правда пора прекратить прятаться в крипте. Он уверен, что может больше. Он хочет больше.

Каэр кивнул.

Придворный алхимик Ашнара наблюдала, как слуга обновляет защитные знаки над дверным косяком.

На самом деле это были младшие жреческие служки. Они приходили раз в месяц со своей простенькой лестницей. Ставили её к двери, забирались и рисовали знаки золотисто-оранжевой краской – священной, конечно же.