Томця

– А правда, что в поле когда-то были волки? – довольная вкусной едой и спокойной обстановкой Томця, внезапно заерзала на месте, не способная удержать любопытства.

– Не просто когда-то, а вполне себе не так давно, – тетя Роза кивнула, рукой перебирая волосы на макушке младшего Ержана, который с таким удовольствием жевал свой кусочек, что не замечал буквально никого и ничего. – Откуда такой вопрос?

– Галка сказала, – Тамара опустила голову, опасаясь неизбежного и неизвестного наказания, еще сильнее сжавшись, после сильного пинка под столом.

– А я вот что расскажу. Неля… – она задумчиво посмотрела в голубое небо и шумно втянула воздух. – Неля… Ваша мама лично дала отпор одному такому.

– Мама? – Галина вытянулась в струнку, при этом так забавно завернув уши, что тебе, казалось, вовсе оторвались от головы и прилепились к узкой полоске губ тетушки. – Расскажите, пожалуйста!

– Расскажите, пожалуйста! – поддержала сестрица.

– Не знаю, заслужили ли вы… Хотя, это будет хорошая история о том, как нужно использовать спички, – она покосилась на Ержигита, менявшего цвет лица от багрового к черному, от зеленого к белому и готового провалиться сквозь землю.

– Ваша мама работала в больнице акушером. Половина детей всей округи прошла через ее руки, – теплая улыбка грела ярче солнца. – Но путь до больницы всегда был испытанием. Хорошую дорогу-то все обещают в новой пятилетке. Вот тогда заживем! А пока…

– Па-ка, па-ка, – промурлыкал младшенький, а после сложил губки, издав громогласное, – Прррр.

– Вот-вот, мы тоже так все считаем. Неля закончила ночную смену и возвращалась домой. Было еще темно, до рассвета еще пара часов, но маршрут был ей знаком и вряд ли что-то могло помешать вашей маме поскорее поцеловать своих сладких девочек, – Галка с Томкой переглянулись и едва опустили головы. – Любила вас двоих больше жизни! А как не любить-то! – Роза вздохнула и крепче прижала мальчишек. – Она так спешила, что решила срезать через поле, где как раз на днях был сенокос, и свежая трава, скрученная в огромные мотки, ожидала своего часа. Там-то они и встретились.

– Кто они?

– Неля и волк.

– Ах, – девочки разом закрыли рты руками и выкатили глаза от страха.

– Откуда волк взялся в поле? – недоверчиво переспросил Ержигит, но под строгим взором матери быстро сник.

– Видимо, в поисках еды зверь приблизился к деревне. Он шел беззвучно, пока Нелька не увидела его. И она побежала. Волк за ней. А бегает он куда быстрее. Она попыталась забраться на стог, но не смогла. Тогда она рванула дальше, пока могла держаться на расстоянии. Но он настиг ее у кучи валежника. Упершись спиной, сестра достала из кармана спички.

– Спички?

– Вы даже не представляется насколько полезными могут быть спички в медицине и в быту-то! Но не отвлекаемся, – и все сосредоточили внимание на рассказе. – Она стали поджигать ветки, прутья и все, что попадалось под руки. А волки боятся огня, это всем известно. Но тот зверь был голодный и не отходил далеко. Жаждал своей добычи. И Неля давала ему отпор до тех пор, пока утром не пришли мужики, закончить свою работу.

– И они прогнали волка?

– Зверь почуял неладное и испугался большого числа людей. Она три часа отгоняла его! Три часа! Вот как хотела жить-то!

– А волка поймали?

– Поймали, устроили охоту, да напали на след целой стаи. Тот был кем-то вроде разведчика. Только потом и Тункурус, и Алга, и Дмитриевка смогли спать спокойно. Вот такая ваша мама – настоящая героиня! А вы что, партизаны-партизаны… – Роза покачала головой, но не зло и не сердито, покосившись на Галку с Тамарой, которые не решались поднять заплаканные глаза. – Да ладно… Учитесь и запоминайте, что значит быть матерью!

Глава 2. Вареники с сырой картошкой

Нервное подрагивание телефона на столе, внезапно возжелавшего пуститься в тараканий забег, вырвало меня из задумчивости. Перевожу взгляд на черную гладь, где высвечивается «1 новое сообщение». Работа вынудила развить привычку постоянно быть на связи и почти маниакальное желание, а точнее, конечно, полное нежелание, моментально реагировать на любой запрос. В ленте мессенджера голосовое сообщение от дорогого сердцу пользователя, подписанного просто и скромно Алина плюс сердечко.

– Не сильно занят, а если занят, то ответь, как освободишься, – робкий вздох. – Тут говорила с мамой, и на сердце неспокойно. Егор опять волнует. Он ничего не хочет, а мама и не пытается заставить его сделать хоть что-то полезное. Опять сама собак выгуливала, мусор выносила и картошку несла из Магнума. А Егор что? Правильно, сидел в комнате и играл с Максом. Я не знаю что делать. Вроде все подростки такие, но это же мой брат, не хочу пускать на самотек…

Егору, младшему брату моей супруги, тринадцать лет. Парень сообразительный и весьма способный, но, как наверняка и все подростки в этом возрасте, со своей долей ленцы, а как следствие, с хорошо развитой смекалкой. Ведь на любой отказ нужно подобрать достаточно весомый аргумент и обоснование. Эта мысль вызывает легкую улыбку. Я и сам был когда-то таким.

Разум продолжает раскручивать цепочку. А так ли это было полвека назад? Томця ведь тоже была подростком. Откидываюсь на спинку мягкого бордового кресла и на мгновение закрываю глаза. Странное желание возникает внутри, и не собираясь ему сопротивляться, вновь тянусь к телефону и набираю знакомый номер. Спустя пару гудков слышу теплый голос, не пытаясь сдержать улыбку.

– Да-а, внучек!

– Как твои дела? Как здоровье? – вроде будничный вопрос, но мне действительно важно знать, что у бабушки все хорошо, особенно в это межсезонье, когда и вирусы гуляют, и болячки внезапно обостряются.

– Нормально дела, а как они могут быть. Нормально для нашего возраста, по-стариковски, – бодро звучит ответ, и по голосу чувствую, что все как надо.

– Ну, почему же по-стариковски! – возражаю я и, почему-то слегка усмехнувшись, продолжаю. – Хотел на выходных заехать в гости.

– А я как раз картошки купила, большой такой. Так что налеплю вареничков. Как ты любишь!

– О, да с сырой картошкой!

– С сырой, конечно, а как иначе!

1

Быть, а не казаться, трудом и потом пробивать себе дорогу, зубами вгрызаться в любую возможность, которую преподносит жизнь – принципы, которые повторялись изо дня в день разными людьми вокруг Томци. И она следовала этим канонам, всей душей и сердцем веруя в нерушимость и совершенство устоев.

Главным героем и примером для подражания стала, конечно же, мама, а вернее образ, который создавался из рассказов людей вокруг. Девочка плохо помнила ее саму, но внимательно слушала истории, которые без преувеличения раскрывали таланты и достоинства, без скромности сказано, выдающейся женщины. Неля Козловская. Ее силуэт, характер и поведение, манера речи и образ жизни – все это по частям, осколкам и мелким фрагментам собиралось из обрывков фраз, грустных вздохов, слов соболезнования, примешанных с воспоминаниями и добрыми пожеланиями успеха той, что была как две капли воды похожа на нее.

Жизнь идет своим чередом, где дни, сначала шагая друг за другом, затем постепенно переходя на неспешный бег, складываясь в месяцы и годы. В деревушке же, все больше и больше походящей на поселок городского типа, происходили свои изменения. Старше становилась и маленькая Томця, которая уже уверенно перешла в седьмой класс. Больше и обязанностей и ответственности возлагалось на эти юные постепенно крепнувшие плечи.

Теперь не только воду на полив и про запас нужно было приносить, но и всецело помогать в других бытовых делах, где любимым местом оставался огород. Тома любила возиться с землей, медленно и дотошно выравнивая грядки, не только в длинные и прямые ряды, но и строго по высоте и ширине насыпи. Ни одной лишней травинки на любом этапе роста посева просто не могло возникнуть. Любой, даже мало-мальски безобидно замаскировавшийся сорняк подвергался жесткому анализу и немедленному уничтожению, с хирургической точностью тонкой пластинкой ногтя поддевался корешок и беспощадно удалялся из черной рыхлой поверхности. Все соседи, даже, как говорила баба Полына, мерзопакостная курва Аглая, были в восторге от сада, а как иначе назвать это произведение искусства, которым заведовала Томка.

Почему же добродушная черноволосая старушка, похожая на пухлую переспевшую редьку с пучком ботвы, выбивавшемся из-под блеклого платка в мелкий цветочек, с непомерно крупными пальцами и короткими ножками вдруг сменила статус с верной подруги на столь грубое обращение, знали, разумеется, по секрету, все в округе.

Разругались соседки осенью. Казалось бы, из-за сущего пустяка. Ну, а какие события в мире происходили из-за чего-то по-настоящему серьезного? Аглая, в оправдание будет добавлено, что далеко не она одна, но перст судьбы указал именно на нее, гнала горькую. Да и славилась на всю округу самой отменной и ядреной самогонкой, той самой про которую Иван Васильевич восклицал: «Ух, ключница делала!». И добрая половина, и не добрая так же. советских работников в конце трудового дня так или иначе, кто чаще, кто реже, а заглядывал к ней в гости, чтобы пополнить запасы опустевшей бутылочки. Сама она и рада бы покончить с этой брадой, сама уж настрадалась, о чем громко заявляла при каждом удобном случае, но и лишиться дополнительной копеечки все-таки никак не могла. Муж ее, Яша, наказание божие и кара небесная, за какие такие прегрешения ниспосланная, был ярым фанатом горячительного напитка, а вдобавок ко всему обладал феноменальной способностью чуять алкоголь, что называется, за версту. И Аглая всячески прятала свои плоды. Но, увы, безуспешно.

Как-то раз бедная и несчастная, тянущая на собственном горбу весь дом, конец цитаты, женщина решила предпринять отчаянные меры и, в соответствии с политикой Советского государства дать пьянству бой. Не мордобой, конечно, и не план Багратион, но победить любой ценой слабость этого некогда замечательного и выдающегося художника – Якова. Запретила всем соседям в округе снабжать своего благоверного спиртным, наведалась в ближайшие деревни с такой же просьбой, а также плотно поговорила с Тальяшкой, то есть Натальей из продуктовой лавки, всемогущей повелительницей в вопросах доставания попросту не производимых товаров. И все шло хорошо целых три недели. Аглая не могла нарадоваться доброте и отзывчивости своего супруга, трезвости его рассудка и отсутствию похмельного раздражения. Но все изменилось весьма странным образом.

Ложились спать, Яша был трезв и чист, как стеклышко, ночью никуда не уходил, даже, несмотря на хронический простатит, ни разу не вставал с постели, а на утро был в дупель пьяный, будто безбожно квасил и опустошал запасы алхимической лаборатории супружницы, в надежно запрятанном, им же и подготовленном, подвале. Собственно, днем Аглая и обнаружила, что эти самые запасы значительно истощились. Ни следов проникновения, ни взломов, ничего. Мистика! Чертовщина какая-то, не иначе!

История повторялась на протяжении недели. Чего уж только женщина не делала, и сорокалитровку перетаскивала, и со свечкой кровать обходила, и четверговой солью углы обсыпала, и на всякий случай обкуривала хату алдараспаном. Когда все это эффекта не возымело, Аглая решилась на отчаянный шаг. Она зарубила курицу и подвесила ее за заднюю лапу прямо в центре комнаты на ночь. И вроде все шло хорошо. Но на утро муж снова был пьян. Ни черт, ни гуэй, ни джин, ни злой дух покинуть холера-подери-Яшку не решились.

И вот следующей ночью, лежа без сил, отчаянная женщина думу думала, да страдала от все не наступающих объятий Морфея. Как вдруг слышит звук.

– Чвырк, чвырк, чвырк, – как будто какой кровопийца присосался.

И главное звук этот рядом, над головой. Повернулась. Спит, храпит муженек. Показалось что ли? Но тут опять.

– Чвырк, чвырк, чвырк…

Она снова повернулась. И снова видит, как спит огромная детина. Но когда в третий раз раздался медленный и тягучий: «чвыыырк», она резко соскочила, скинула одеяла и перевернула мужчину на спину. И тут-то стало все ясно. Яшка-поганец умудрился протянуть тонкий шланг от подвала прямо к кровати, чтобы лениво себе потягивать самогонку, буквально не вставая с уютного лежбища. Максимальный комфорт, твою ж налево.

Какая была бы наивность полагать, что этим дело и закончится. Аглая, выждав подходящий момент, когда супружник покинет дом и точно ближайшие часы не вернется, собрала все силы, присущие только хрупкой женщине, что в избу горящую входит и коня на ходу останавливает, да и перетащила баклажки с самогонкой в огород, где закопала строго по центру косых, не в пример тем, что были у Томци, грядок с вислоухой картошкой. Почему по центру? А потому, что вдруг Яшке взбредет в голову взрыхлить землю, прокопает пару-тройку кустов, да и выдохнется. А она, если уж такое и случится, придумает как и куда перепрятать поклажу.

План был просто и безупречен. Но в тот же вечер супружник, вернувшийся в дурном настроении и рьяном желании побыть одному, прямиком направился в огород. И кто бы мог подумать для чего, окучить картошку. И снова логика дала сбой, черт дернул, не иначе, но Яков взял лопату и направился прямиком в центр поля, где под вторым кустом натолкнулся на надежно зарытый клад. Как полагается истинному пирату, нашедшему бесценное сокровище, он решил это делать обмыть. Вновь вернулся пьяным в стельку.

А причем тут ссора Полыны и Аглаи? Все просто, развела судьба двух соседок как раз-таки из-за выдающихся способностей этого самого Яшки. Дед Рафл и баба Полына редко баловались крепким спиртным, но праздничные шумные застолья, а так же тихие и гнетущие поминальные ужины редко обходились без творчества соседки. Намечалась годовщина ее отца, деда Франца, и бабуля выменяла, непомерно дорого и невыгодно по ее собственному разумению, два литра огненной воды, еще и обязавшись пригласить к вечеру и Аглаю с Яшкой.

2

Весь день бабуля суетилась и обучала мастерству внучку. На ужин готовили фирменные вареники с сырой картошкой. Утерев сухой рукой лоб, где в тонких ложбинках, испещрявших спокойное и доброе лицо, наподобие того, как длинная река рисует живописные узоры на степном полотне, остались едва заметные белые следы.

– Тесто должно быть тугое, жесткое, – голос полнился какой-то далекой задумчивости. – Только тогда вареники получатся нежные и не разварятся. Томця, подсоби, у тебя в руках еще много силы, – и бабуля медленно отвела тяжелый взгляд в сторону, бережно доверяя желтую массу рукам внучки. – Вот так, сильнее, не бойся, не цаца какая! Чем больше отдаешь, тем больше получаешь. Себя не жалей, и выйдут варенички на славу!

Воздух наполнен ароматами тепла, уюта, а также квашенной капусты с далекими нотками подсушенных яблок. Вот где творится настоящая магия. Каждое движение руки, подобно взмаху дирижерской палочки или кисти художника, создающего шедевр. На столе, застеленном льняной скатертью с едва заметным цветочным узором, расставлены миски, кастрюли и деревянные доски. В центре – большая чаша с наполненным жизненной энергией тестом, накрытое чистым полотенцем, оно, будто после долгих и упорных пахотных работ, отдыхает и ждет своего часа, чтобы превратиться в тонкие, почти прозрачные кружочки.

Рядом, в плетеной корзине, лежат картофелины – крепкие, с золотистой кожурой, еще пахнущие землей. Промытые под прохладной речной водой, очищенные от слегка шершавой кожуры, они нарезаются на узкие и тонкие полосочки, чтобы после быть измельченные в крохотные кубики. Бабуля учила готовую массу, замешанную с перцем и солью, отправить на сито, под которое подставлена глубокая тарелка, чтобы избавиться от лишней влаги. Свежий укроп, мелко нарезанный, добавляет яркую нотку зелени и аромата, а щепотка соли подчеркивает вкус, делая начинку идеальной.

Тесто, уже отдохнувшее, раскатывается в тонкий пласт. Оно, вопреки своей упругости, поддается легко, словно шелк, и становится гладким, почти сияющим под светом тусклых солнечных лучей, льющихся сквозь занавеску. Баба Полына не любит пользоваться стаканом, чтобы сделать идеальные кружочки, вместо этого она раскатывает небольшую колбаску и нарезает ее на равные кубики, которые еще предстоит раскатать деревянной скалкой.

Края слегка присыпаны мукой, как первый иней на зимнем утре. В центр каждого кружочка кладут ложку картофельной начинки – душистой, перченной и такой аппетитной, что дед Томця не удерживается и пробует на вкус.

– Вот так цинги не будет! – восклицает бабуля и так же пробует ложечку.

Пальцы ловко защипывают края, создавая аккуратные полумесяцы, каждый из которых – маленькое произведение искусства. Края вареников слегка гофрированные, словно кружево, и каждый из них несет в себе частичку души и заботы.

Вода в кастрюле закипает, выпуская клубы пара, которые поднимаются вверх, как дым от костра. Вареники опускают в кипяток, и они, словно ныряльщики, исчезают в глубине, чтобы через несколько минут всплыть на поверхность – пышные, нежные, с легким глянцем. И вот они практически готовы – вареники с сырой картошкой, теплые, аппетитные, с хрустящей корочкой снизу и нежной, тающей во рту начинкой внутри. Первый укус – нужно всегда снимать пробу – и во рту взрывается гармония вкусов: мягкое тесто, обжигающее и согревающее горло, рассыпчатая и сливочная начинка с приятной пикантной пряностью внутри. Это не просто еда – это отражение семьи, где тепло дома и любовь соединяются вместе.

Глава 3. Последнее оскорбление

– Не забудь каждому в тарелочку – кусочек масла! – взгляд скользит от блюда, до краев наполненного варениками, где по каждому золотистому полумесяца плавно растекается расплавленное золото, норовя вырваться за разукрашенную кайму, проплывает мимо стола с нарядной желтой скатертью к фигуре у окна, тепло укутанной в солнечном блеске.

– Конечно, как любит дедушка! – и от каждого слова внутри медленно растекается странное чувство, смешавшее в себе светлую грусть и уютную ностальгию.

В центре стола на салфетке с беззаботными фиалками крупной вязки размещается главное угощение дня. Хотя, пожалуй, нет, не главное.

– Там в духовке традиционный пирог! – едва мысль успевает зародиться, а родной голос уже успевает его озвучить, и я улыбаюсь.

– Бабуль, я так люблю его!

– Потому его и готовлю, внучек, – лицо озаряется улыбкой, и в этот миг не понять, что светит ярче – дневное светило, или глаза в обрамлении рыжей копны волос.

И мы садимся за стол, где в кругу – самые родные люди – мама, папа, бабуля, Алина и малыш Феликс.

– Давайте кушайте, пока горячие, накладывайте!

– Так что там с Аглаей и бабой Полыной? Не из-за вареников же они поссорились?

1

– В шухлятках пошукай! – баба Полына махнула рукой в сторону серванта, разукрашенного объемными цветами и бережно укрытого целой серией паутинок тонкого кружева. Там на видном месте красуется посуда, тарелки и стаканы для гостей, подносы для праздничной подачи, а в выдвижных ящиках нарядные столовые приборы.

Тома бережно накрывает на стол, готовый порадовать гостей. Дед Рафл возвращается вовремя. Именно в тот момент, когда на широкое блюдо с аккуратной и изящной каймой один за одним запрыгивают вареники, попеременно сдобренные кусочком сливочного масла. А следом за ним входят Аглая с Яковом и чуть погодя Люция с Браниславом. Все гости в сборе и занимают свои почетные места, которые каждый определяет для себя сам. Вокруг блюда с ароматными варениками, над которыми мелкими барашками кружатся паутинки пара, расцветают тарелочки, сдобренные добрым кусочком масла. Быть может, оно и останется не тронутым, но быть просто обязано.

– Ну, что ж, по единой? – Яшка задорно потирает руки, но точно обожженный взглядом супружницы затихает и виновато смотрит в сторону. – Ну, к такому-то застолью и поводу, по граммульке-то – не грех.

– Ох, тебе ли не грешно про такое говорить, охламон ты редкостный, горе мое за какие такие проступки ниспосланное, – читается на едва дрогнувших губах, но звучит нечто другое. – Если только в знак уважения.

И дед Рафл достает из серванта синие стопки с объемным рисунком виноградной лозы на широкой подножке, а бабуля приносит баклажку с молочно-мутной жидкостью, эстетично прикрытой кукурузным початком, заблаговременно охлажденную в угоду особых вкусовых ощущений.

Когда тарелки полнятся сочными варениками, а горилка разлита по стопкам, слово берет глава дома.

– Все мы там когда-то будем, да будет земля пухом, хух, – и шумно выдохнув опрокидывает содержимое шкалика себе в горло.

Вместо привычного поморщивания и громкого «ух!», дед настороженно и с недоверием разглядывает опустевший бокал, а затем бросает негодующе вопросительный взгляд на супругу. Полына в легком недоумении, но всеми силами старается виду не подать, но медленно, едва заметно, поворачивает голову в сторону Аглаи. Соседка с таким же отстраненным выражением лица медленно наливается краской, на лбу проступают капельки пота, а губа отчетливо извергают беззвучное «Яшка».

– Ух, хороша! – торжественно нарушает секундное затишье окаянный спутник и искоса, будто боясь получить удар палкой, поглядывает на самогонных дел мастерицу. – А что такое? – не выдерживает давления он и с аппетитом закусывает вареником.

Яков шумно и смачно жует, капли масла стекают по бороде, оставляя заметный блестящий след, картофельная начинка судорожно вываливается на тарелку.

– Вкусные варенички! Давно таких не ел!

Дед недоверчиво оглядывает склянку с огненной водой, нервно вдыхает ее запах и, недоверчиво скривив губы и нахмурив густые брови, вновь наполняет бокалы гостей и свои.

– Ну, как говорится, – Яшка довольно ухватывает рюмку, смачно причмокнув, – между первой и второй, – и вливает содержимое в горло, скривившись и содрогнувшись, точно получив удар плетью, или пухлой ножкой под столом.

Остальные следуют его примеру, но никакого содрогания и хоть мало-мальски заметного намека на хмельной разогрев не испытывают.

– Так-с, – Рафл хлопнул по столу так, что увесистое блюдо с доброй сотней вареников подпрыгнуло, а сами сочные полумесяцы сделали изящный пируэт, с брызгами возвращенные не то силой притяжения, не то любовью к масляным ваннам, – что это такое? – дед указал на бутыль и недовольно пронзил взглядом бабулю.

– Аглая, милая, ты тоже почувствовала, что что-то тут не то, – голос взволновано тонкий, звонкий, точно ручеек, а лицо – бледное, холодное, тревожное.

– А что такое? – Яшка вновь задал свой вопрос, неопределённо кому адресуя, но быстро сжался в комок, заглотнув целый вареник.

– Не могла же выдохнуться! Она, конечно, сутки под крыльцом пролежала, не могла же взять и испортиться, выветриться и стать водой! – подумала Аглая, но сказала: – А что-то не так? – невинно и безмятежно моргнув подряд три раза.

– Что-то не так? – передразнил Рафл.

И так слово за слово, посыпались различные эпитеты, сначала касающиеся слабого обоняния и плохого вкусового восприятия, затем выражение сомнения профессиональности навыков самогоногонения, и после личные характеристики непорядочной женщины Аглая и злоупотребляющего алкоголем Якова. Говорили громко, спорили оглушительно и долго, продолжив бурные обсуждения уже во дворе, как говорится от греха подальше. Быть может, у греков в споре и рождается истина, но в Тункурусе он привел к самому суровому результату, последнему оскорблению. Полына и Аглая развернулись спиной друг к другу, наклонились, задрали юбки и отчетливо обозначили направление следования. На том и разошлись.

Несколько позже выяснилось, что Аглая, в желании надежно укрыть бутыль с горилкой от вездесущего супружника, запрятала его под крыльцом. Под светом дневных луч, испарения алкоголя, преисполненные легкого и характерного аромата, увы, не смогли остаться незамеченными тонким носом Яшки, который, собственно, быстро тайник нашел. Нашел и опустошил, а дабы замести следы преступления, заполнил бутыль простой водой. На несчастье Аглаи, именно в этот день и именно за этой горилкой и пришла Полына.

Глава 4. Экзамен

Горячий напиток обжигал горло, а насыщенный вкус приятно радовал рецепторы. Небольшую пиалу всегда оказывалось проще и удобнее держать в руках.

– У тебя всегда чай – особенный, – отмечаю я, с удовольствием делая очередной глоток.

– Евреи, не жалейте заварки! – улыбается бабуля. – Ну, хоть конфетку возьми! – ее рука скользит мимо пирамидок шоколадных сладостей в цветных обертках, пальцы касаются вафельных рулетов в сахарной посыпке, соседствующих с блестящими ушками.

Бабушка всегда извлекает все содержимое шухляток так, что стол полнится таким разнообразием и изобилием десертов, что даже самые стойкие мысли о правильном питании и диетах улетучивается в один миг. Так принято, что едва гости ступают на порог, то их радуют самым разнообразным угощением.

1

Бабуля обернулась к буфету, где задорно зашуршала упаковкой, а затем высыпала на стол добрую пригоршню белых подушечек.