Рядовой. Назад в СССР. Книга 1

На стене заметил блеклые, незаурядные плакаты, исписанные красными и черными чернилами. Один из них сообщал о необходимости Советским гражданам помогать братскому народу республики Афганистан… Чего, блин? Война в Афгане закончилась в далеком тысяча девятьсот восемьдесят девятом году… Ну, то есть не закончилась, просто Советский Союз по каким-то договоренностям вывел свои войска. А неспокойно там и по сей день.

Повернув голову влево, я увидел другой плакат: «Партия сказала надо, Комсомол ответил – есть!». Рядом еще один: «БАМ – труда и жизни школа!».

– Громов, ты чего застыл? – раздалось позади. – Твоя очередь!

Судя по всему, обращались ко мне. Резко обернувшись на голос, в двух метрах от себя я увидел молодого худощавого парня лет восемнадцати. Его лицо было слегка усыпано веснушками – такие обычно присутствуют у рыжих. Но этого рыжим назвать было нельзя. Стоп! Черт возьми, да я же его знаю… Это Женька Смирнов! Только вот он молодой совсем… И живой! Но как? Он ведь погиб в автомобильной аварии в 1994 году, на трассе «М-4», где-то под Воронежом. Или я ошибся и это не он?!

Я смотрел на него, хлопал глазами и ничего не понимал. Наверное, у меня на лице отразилось именно это, потому что Женька даже рассмеялся.

– Э-э… Да иди уже, ничего там страшного нет!

Я понял, куда он указывал – на деревянную дверь, сто пятьсот раз выкрашенную белой масляной краской. На ней висела кривая табличка с треснувшим стеклом «стоматолог». Над дверью висел продолговатый деревянный стенд: «Слава Советской Армии». Этот был совсем старый, неоднократно отремонтированный. Взаимосвязи между стоматологами и славой Советской Армии, я не нашел…

И тут до меня потихоньку начало доходить… Эти агитационные плакаты, стенды на стенах. Ковровые дорожки, лавки, молодые парни, медсестры… Знакомое помещение, в котором я уже был, только очень давно… Это же призывный пункт! А все присутствующие проходят медицинскую комиссию!

И вместе с осознанием этого факта, я снова обратил внимание на свои худощавые руки и ноги. Кожа была молодой, волос на ней почти не было, мышц тоже не особо. Да как это так? Но это точно мои руки, вон родинка у локтевого сгиба, а рядом еще две, почти незаметные. Вряд ли найдется кто-то еще с таким узором!

Я рывком взглянул на свое предплечье – татуировки десантника там не было. Еще не было. Я что, помолодел?

В голове начался сумбурный аналитический процесс. Версии объяснения произошедшего сменяли одна другую… Выжить после взрыва гранаты я никак не мог, значит, госпиталь, как и медикаментозная кома тут отпадают сразу. Я умер, без вариантов. Но тогда что вокруг меня?

Если рассуждать рационально, то я каким-то загадочным образом попал в Советский Союз бог знает какого года и сейчас нахожусь на призывном пункте?! Я перенесся во времени или в какую-то альтернативную реальность? Ни черта не понятно, зато очень интересно. Это что, такой второй шанс, что ли?

Так, в каком году меня на срочную службу загребли? Кажется, это было лето тысяча девятьсот восемьдесят пятого… Я тогда вообще не желал становиться военным и если бы мне кто-то тогда сказал, что я застряну в вооруженных силах на тридцать лет, я бы от души посмеялся. А поди ж ты как получилось…

Вдруг дверь стоматологического кабинета открылась и оттуда выглянула молодая симпатичная девушка, лет двадцати пяти, не больше. Невысокий рост, густые темные волосы, собраны в конский хвост на затылке, зеленые глаза. Хитрое выражение лица. Короткий халатик. В руке у нее была медицинская карта с торчащими вразнобой страницами. Взгляд выхватывал все это отдельными кусками, как мозаика.

– Громов кто? – громко крикнула она, покрутив головой по сторонам.

– Я!

Она смерила меня недовольным взглядом, затем спросила:

– Чего не заходим? Вас тут семьдесят человек еще!

Нерешительно поднявшись с деревянной лавки, я шагнул к ней. Невольно обратил внимание на ее фигуру – а ничего так! Это произошло машинально, само собой.

Когда дверь закрылась, первым делом я увидел стоматологическое кресло. Но не белоснежное, аккуратное и изящное, какие были в частных зубных клиниках, а что-то совсем древнее и уродливое, больше похожее на дыбу инквизитора. Грубая потрескавшаяся кожа, подставка для ног… Сверху висел продолговатый ящик со стеклом, все это напоминало прожектор. На столе стоял разборный макет человеческой челюсти и какие-то карточки… Ужас какой-то! А в воздухе витал запах, будто тут кого-то препарировали.

У меня душа ушла в пятки. Я никогда и никого не боялся, бился с террористами, не боялся проливать кровь тех, кто представлял угрозу для мирных жителей. А вот стоматологов я боялся до жути! Наверняка, я не один такой…

Ну ладно, хоть девочка симпатичная… Хоть что-то хорошее! Но когда я взглянул правее, то увидел, что молодая врачиха сидела только на приеме документов, а все зубные дела ей были до лампочки.

Зато из-за колыхавшихся на ветру шторок, ведущих в соседнее помещение, вышел огромный верзила под два метра ростом и могучими ручищами. Такому впору отбойный молоток, а не стоматологический инструмент. В толстых как сосиски пальцах, здоровяк держал инструмент, поразительно похожий на гвоздодер. Вроде щипцы, но почему такие большие?

– Ну что, парень? – басом прогудел он, закатывая рукава. – Зубы удалять будем?

Я невольно сглотнул, а врач рассмеялся.

– Спокойно, воин! Шучу я! Садись в кресло!

В прошлом с зубами у меня было не очень. Конечно, самые проблемные места я держал под контролем, а вот бегать и делать всякие чистки и отбеливания – уж извольте, не мое. То же самое касалось врачей, косметологов и прочих массажистов.

Оно ж как, вот к примеру, если у женщины треснет губа и появится небольшой фрагмент омертвевшей кожи, то последуют процедуры вроде всяких масок, масел, увлажнений и тому подобной чепухи… А у мужика просто – отодрал и съел! Все!

Нерешительно шагнул к креслу – от одного только вида душа в пятки уходила – ну точно, на таких в средневековье инквизиторы ведьм четвертовали! Но я-то воин опытный, силой воли держать себя в руках умею…

Сел на жесткое кожаное кресло, а сам невольно ощупал языком зубы – вроде с ними все хорошо. Дыр не обнаружено.

Верзила подошел ближе, врубил свой прожектор, отчего мне пришлось зажмуриться. По характерному металлическому лязгу услышал, как тот перебирает в лотке свой инструмент. Бросив туда быстрый взгляд, я увидел в нем набор садиста, преимущественно из металла. И все это было залито дезинфицирующим раствором.

– Чего ждем, открывай рот! – прогудел тот, склоняясь надо мной.

Ну и я открыл.

Он сунул мне в рот что-то холодное, пахнущее дезинфекцией. Вот так окуни инструмент в хлороформ и можно спать как убитый. А ну как, боль во сне чувствуется?

– Хм… Хм! Неплохо! – бубнил тот, ковыряя то один, то другой зуб. Затем окончив этот не самый приятный процесс, отложил инструмент в сторону и повернулся к медсестре. – Танечка, запишите. Все в норме, явных проблем я не вижу.

Девушка в халатике зашуршала бумагой, потом принялась искать ручку.

– Я могу встать?

– Угу… – прогудел верзила. Кажется, врачу стало скучно – наверняка, с такими габаритами и физическими данными ему так и хотелось выдрать пару челюстей.

Еще с минуту я ждал, пока Таня запишет в мою медицинскую карту заключение врача-стоматолога. Бахнула печать. Затем повернулась ко мне, сунула карту в руки и сухо улыбнулась.

– Свободен! Зови следующего!

Вышел, увидел у стены слегка побледневшего Женьку Смирнова. Заметив мое появление, тот поинтересовался. – Ну как?

– Сойдет… Твоя очередь! – Почему-то я только сейчас обратил внимание, что и голос у меня был совсем не таким, к какому я привык. Но все же это был мой голос.

Тот тяжко вздохнул, посмотрел на собирающуюся за ним очередь и произнес:

– Ну что, я пошел?

Неудивительно, стоматологов боялись все, без исключения, а особенно страшную и ужасную бормашину. Достаточно вспомнить фрагмент из фильма «Иван Васильевич меняет профессию», где стоматолог Антон Семенович Шпак сверлил больному пациенту зуб. У того рука дергалась, будто ему там крупнокалиберным перфоратором карьер долбят.

Следующей дверью был кабинет психиатра. Ну, судя по табличке.

Там было на удивление тихо, пахло какими-то цветами.

За столом сидела уже пожилая дама, возрастом около пятидесяти и что-то неторопливо писала в журнале. Я молча зашел, положил перед ней медицинскую карточку. Обратил внимание, что рядом на столе стоит огромный темно-зеленый фикус с мясистыми листьями, а на стволе кто-то прилепил три куска желтой жвачки. Вроде в СССР это был дефицит.

Сел на стул. И тишина.

Она молчит и пишет, ну а я просто молчу. Одновременно прокручиваю в голове, как оно было в прошлый раз. Но почему-то совсем не помню, вот хоть убей. Стоматолога я тоже не помнил.

Она закончила писать, тяжко вздохнула и подняла на меня усталые глаза.

– Служить хочешь? – спросила женщина.

Ну, а что ей ответить? Раз я уже на медкомиссии призывного пункта, значит, других вариантов не осталось. Хотя, помнится, в прошлом я служить как раз таки не хотел. А вот сейчас мнение было другое.

– Хочу!

Помнится, в прошлый раз я ответил не сразу. А вот на следующий вопрос я тогда ответил категорическим отказом. Потому что испугался.

– В Афганистан полетишь?

– Да можно… – отозвался я, чем слегка удивил врача. Отчетливо заметил, как сократились несколько лицевых мышц.

– Хм, хорошо… На оружие аллергии нет?

– А это как? – вопрос заставил меня улыбнуться. Действительно, странный вопрос.

– Не знаю, – ответила она, пожав плечами. – Вот у предыдущего призывника была аллергия на автомат и штык-нож. А еще он пацифист и с оружием дел иметь не хотел. Знаешь, что я ему посоветовала?

– Что?

– Нетипичную военную службу. Утки за больными в госпитале выносить, сам понимаешь, с чем, да? Ну, тот ответил, что как-нибудь с аллергией своей справится, а пацифизм замнет. Но в госпиталь не хочет.

– Нужно было в строительный батальон отдавать. Там такие звери служат, что им даже оружие в руки не дают. А у меня аллергии нет, – улыбнулся я. Вместе с тем для себя уже давно отметил, что психологи, особенно военные, иногда ку-ку.

– Ну, хорошо! – продолжила женщина, рассеянно посмотрев куда-то сквозь меня. – Какой сейчас год? И месяц.

И тут я, можно сказать, сел в лужу. Ведь я реально не знал, что там сейчас на календаре. Впрочем, несложно догадаться, что раз на улице все зеленое, тепло и солнечно, а внутри призывного пункта идет медкомиссия, то сейчас лето. Ну и память опять же, пришла на помощь. Ведь когда-то я уже был тут.

– Год восемьдесят пятый, наверное! – не став тянуть время ответил я, при этом сделав невозмутимое лицо, а затем добавил: – От рождества Христова! А месяц июнь…

– Угу, угу… А вы когда по асфальту ходите, трещины перешагиваете?

– Не знаю, – я пожал плечами. – А что, это важно?

– Очень. Так как? Перешагиваете?

– Нет, не перешагиваю, ставлю ногу туда, куда придется. И ничего там тревожного я не вижу. И узоров там я тоже не различаю.

– И внутренне это вас никак не беспокоит?

– Совсем.

– Хорошо, хорошо… А кто такой Наполеон?

– В каком смысле? – честно говоря, я даже насторожился.

– Ну, кто? Президент? – она посмотрела на меня с какой-то хитрецой.

– Если вы про Бонапарта спрашиваете, то французский полководец и император. А еще торт есть, Наполеон называется, но думаю, он вас не интересует. Может быть, хватит уже? Пословицы объяснять не буду, они всегда одни и те же, уже надоело.

– М-м… Давай карточку! – вздохнув, тихо ответила женщина. Видимо, ей и самой этот цирк уже надоел – а ну, какой я по счету за сегодня?!

Бывает, что от такой работы психиатры сами с катушек слетают. Помню, одну мадам из нашей базы в центре переподготовки, так та на день рождения своему кролику торт испекла и колпак надела. А потом все это сняла на камеру и в социальную сеть выложила. Сама молодая, только в личной жизни ей не везло. Судя по всему, кролику тоже.

Когда психиатр отписалась в моей медкарте, я поднялся и уже собрался выйти из кабинета, как вдруг неожиданно увидел свое отражение в зеркале. Ну как тут не остановиться?

Я увидел самого себя, в возрасте девятнадцати лет. Зрелище, конечно, еще то. Мозг не понимал, как такое вообще возможно. Как бы не каждый день сбрасываешь тридцать с лишним лет. Зачем-то взял и потрогал собственный еще не морщинистый лоб, мягкие волосы. Паренек в зеркале сделал то же самое – странно бы, если нет…

Это не укрылось от глаз врача.

– Громов, вы кого-то там увидели? – заинтересованно вскинув голову, поинтересовалась женщина.

– Конечно, вон какой красавец стоит, – произнес я, затем рассмеялся и добавил: – Шутка. Просто прическу поправляю.

И не дожидаясь очередного идиотского вопроса, поторопился покинуть кабинет.

Раскрыл медкнижку, увидел свежую размашистую запись психиатра – почерк был невнятный, но суть примерно такова: психологически крепкий, стойкий, уверенный в себе. Может служить в Афганистане. Помнится, в прошлый раз я себя никак не зарекомендовал, а потому и выбора у меня тогда не было – мотострелки и только.

Как оказалось, мой друг Женька Смирнов все еще находился у стоматолога, поэтому в обход кабинета страшного врача пошел следующий призывник. А я увидел дверь в кабинет окулиста.

К счастью, там каверзных вопросов не возникло и все прошло как по маслу. Здоров, потому что со зрением у меня проблем даже спустя много лет не имелось.

Одновременно я задумался, а был ли смысл в том, что я сейчас делаю? Ну, серьезно, ранее я всю жизнь провел на военной службе. Из-за этого у меня и семьи толком не было – только женился, жена забеременела, а меня в длительную командировку. Естественно, рождение дочки пропустил. И много чего еще тоже. Так год, два. А потом жена решила, что ей муж, которого постоянно нет дома, на фиг не сдался. Собственно, на этом семейная жизнь и закончилась. Умудрилась полностью оградить меня от ребенка, сославшись на то, что такой отец дочь ничему хорошему не научит.

И вот теперь передо мной выбор… Либо начать все заново с нуля и заняться чем-то еще… Только сначала срочную службу отслужить. А с другой стороны, я могу вновь пойти той же дорожкой, но исправить все ошибки, предотвратить поражения, выйти совсем на другой уровень. А там, глядишь, можно и на цели покруче замахнуться!

Правда, задней мыслью все равно подумал – если это не галлюцинация и я действительно попал в молодого себя, только на тридцать с копейками лет раньше, то зачем мне все повторять? А с другой стороны, ничего другого я не умел. И учиться не хотелось.

– Так, кто закончил, сдаем документы! – в транзитный зал вошла женщина, которую я узнал – она всю жизнь занималась одним и тем же, оформляя дела и справки призывников на сборном пункте. – Еще раз, документы только мне! Не окулисту, не ветеринару, не стоматологу. Только мне!

Со всех углов раздался дружный смех. Кабинета с ветеринаром тут не было.

Я раскрыл свою медицинскую карту, пробежался глазами по врачам и понял, что у меня остался «не пройденным» только хирург. Пожалуй, самый неудобный врач и все, кто посещал военный комиссариат, знают, почему…

В двенадцатый кабинет, где и располагался член медицинской комиссии, заходили по четыре человека. Так, якобы быстрее. Группа как раз собиралась, я стал замыкающим. Все в разнокалиберных трусах и майках, кто в резиновых шлепках, а кто прямо так, в носках. Естественно, с дыркой.

– Ну что, заходим? – спросил полноватый тип, что стоял первым к двери. Почему-то он посмотрел именно на меня. Кивнул ему в ответ.

В общем, зашли мы, встали в ряд.

Я прекрасно знал, сколько историй ходило про стакан с водой и команду «иди, охладись», но совершенно не ожидал, что у нее будет нелепое продолжение. А остальные, видимо, вообще были не в курсе…

Сначала все шло как обычно, а когда дошло дело до снятия трусов и выявления всяких страшных заболеваний, началось веселье. Во-первых, по канонам вероятности, в кабинет запорхнула молодая практикантка, лет так двадцати. Во-вторых, она была красивая и еще раз молодая. И любопытная.

– Андрей Семенович, простите, что опоздала! – защебетала та. – Автобус сломался!

– Заходите Катерина.

Та запорхнула в кабинет, на мгновение застыла у стола.

Я лишь усмехнулся – было не раз и не два, проходили, поэтому физиологически на появление источника внимания никак не отреагировал. А вот у худощавого парня, с очками на носу, случилось кое-что вполне ожидаемое для сложившейся ситуации. Практикантка окинула ботаника взглядом, хихикнула и, чуть покраснев, склонилась над стопкой медицинских карточек, хотя как раз там для нее ничего интересного не было.

Ну, хирург-то мужик в возрасте, для него это нормальная ситуация, считай, каждый день одно и то же, и оленей среди будущих защитников Отечества хватало. На кой-тут сдалась практикантка – сложно сказать. Скорее всего, прислали по распределению, чтобы опыта набиралась. Ну, или для отвлечения внимания, но на кого-то это действовало как красная тряпка для быка. Вот как сейчас.

– Кгхм… Там за ширмой стеклянная тара, иди. Разберешься! – хирург махнул рукой, не став вдаваться в подробности, а сам недовольно покосился на улыбающуюся девушку. Та едва сдерживалась, чтобы не покраснеть еще больше. Худощавый призывник, и сам уже преобразившись в густо-свекольный цвет, рад был уйти с глаз долой и привести там себя в надлежащий вид.

Мы выполнили пару требований хирурга и все бы хорошо, но тут началось…

Внезапно из-за ширмы раздался звон разбитого стекла. Судя по всему, на пол упало что-то тяжелое и разлетелось вдребезги. Первая мысль – ботаник уронил стакан с водой. Но нет…

– Блин! – раздалось оттуда. Все мы как стояли с полуспущенными трусами, так и обернулись.

– Что там у тебя, Курочкин? – нахмурившийся хирург нехотя поднялся и тоже шагнул за ширму.

– А я не знаю… Какое-то бормотание…

Спустя пару секунд оттуда раздалось на редкость спокойное и вкрадчивое. – О-о… Сынок, ты что, идиот?

Катя уже не могла сдерживаться, она громко хрюкнула от смеха, успев прикрыть рот ладошкой. Застонала, пытаясь удержать рвущийся наружу смех.

– Да я случайно! – попытался оправдаться тот. Прозвучало это совсем жалко.

Не видя, но слыша его голос, можно было представлять что угодно. Из-за болтающейся на ветру ширмы была видна только спина возмущенного хирурга. А я вдруг ощутил характерный запах борща.

– Зачем ты это сделал? – постепенно выходя из себя, спросил хирург.

– Ну, вы же сказали стеклянная тара… Вот я и подумал! Пытался крышку открыть, а она тугая, банка выскользнула и разбилась.

– Это был мой обед! – устало выдохнул тот. – А я тебе про вот этот стакан с водой говорил… Тьфу!

– А что мне с ним делать? Пить?

– Запивать!

– Кого?

– Твою деревню, ты у психиатра был? – рявкнул Андрей Семенович. – Ну чего ты молчишь, а?

– Ну, был!

– И как? Это он тебя научил в борщ совать… Тьфу, прости господи!

– Здоров! – довольно ответил тот, совершенно не понимая, что доктор уже на грани.

– Что-то у меня сильные сомнения на этот счет! – произнес потерявший терпение врач. А потом он взорвался: – Да хватит уже трясти тут своей… Своим! Тьфу! Ноги в руки, трусы на место и марш обратно к психиатру! Бестолочь!

Худощавый кое-как натянул трусы и, виновато опустив голову, потащился к выходу. Практикантка проводила его насмешливым взглядом. Мы тоже улыбались.

– Что ржете? – хмуро посмотрел на нас хирург, вернувшись на свое место. – Знаете, сколько таких я каждый день вижу? Вы у меня уже вот где сидите! Ни дня без идиота! Стране нужны герои, а у нас все больше дураков!

– Так, может, он просто растерялся? – произнес кто-то из оставшихся двоих.

– Ага, растерялся он… Ума не приложу, о чем можно было думать, пытаясь… Ай, ладно! Хотя, должен признать, в его случае помогло…

Покрасневшее лицо девушки уже все было мокрое от истеричного смеха, но она все никак не могла успокоиться. Напоследок, пробормотав что-то похожее на «извините», рванула за дверь.

А Андрей Семенович, быстро начеркав в наших карточках соответствующие записи, выгнал наше трио за дверь. Ну а сам наверняка пошел убирать остатки своего обеда, которые уже нельзя было использовать по назначению.

Я по памяти как-то нашел свою одежду – штаны от спортивного костюма, футболка с какой-то зеленовато-едкой надписью и кеды. Быстро оделся, обулся и понес медицинскую карточку секретарю медицинской комиссии, – оказалось, что я был чуть ли не первым в числе тех, кто уже обошел всех врачей. Оставалось только измерить рост и вес и сообщить их все той же женщине, что про ветеринаров упоминала.

С этим проблем не возникло. Ростомер и типичные советские весы, которыми можно пол проломить, имелись в коридоре, поэтому я все сделал на месте. Сто восемьдесят один сантиметр и шестьдесят шесть килограмм. Маловато, но сойдет. В армии откормят. Данные записали в карточку и сказали ожидать заключения.

Так как внутри помещения военного комиссариата было душно, я решил выбраться во внутренний двор и подышать свежим воздухом. Все равно такие дела быстро не делаются. Заодно нужно было собрать мысли в кучу, понять, что делать дальше.

Теперь я окончательно вспомнил, что это областной сборный пункт, откуда меня и забрали на срочную службу. По памяти отыскал выход на улицу, благо это было несложно, несмотря на лабиринт коридоров, лестниц и комнат.

В центральном зале случайно увидел большой календарь, а над ним электронные часы с зелеными цифрами. Было двадцать восьмое июня 1985 года… Все точно так же, как и в уже прожитой жизни. Вроде бы.

Только на этот раз я намеревался внести серьезные коррективы.

Оказавшись на улице, я твердо убедился, что у меня никакие не наваждения. Сомнений не осталось, я действительно умер, а мое сознание и память каким-то непонятным образом, вернулись во времени, попав в себя же молодого девятнадцати лет. Что же, получается, передо мной открыты все дороги…

Глава 3. Неожиданное обстоятельство

В молодости я вообще не курил, а вот после тридцати пяти сорвался.

Ну а как иначе? Работа крайне нервная, на очередное задание – как в последний раз. И кто бы там что ни говорил, а такие мысли все равно посещают любого, кто едет туда, где стреляют… К тому же семьи нет, разгружаться некуда, все, что я видел на войне, это кровь, страдания и смерть. И все это приходилось носить в себе, разряжаться я так и не научился.

Кто-то начинает курить – это самое безобидное. Кто-то пить. Бывают и такие, что на наркоту срываются, чудить начинают. Таких сразу под списание, потому что в напряженной обстановке могут выкинуть что-нибудь совсем странное. Потом расхлебывай за ними кашу.

И вот прямо сейчас мне нестерпимо захотелось покурить. Конечно, обстановка совсем не боевая, однако как тут не нервничать – ты вроде бы умер, а по факту живой, в молодом теле и многое, что должно произойти, еще не произошло?

Желание я побороть не сумел, но дал себе четкую установку – больше не курить… Все-таки, как бы там ни было, а я за здоровый образ жизни!

Сигареты в карманах, конечно же, не обнаружилось, поэтому я и принялся искать того, у кого ее можно было стрельнуть. Двинувшись налево, я миновал угол здания и метрах в тридцати впереди увидел курилку. На кирпичной стене слева от меня была прибита косая табличка с указателем «Место для курения».

У старой раскидистой липы стояли трое парней примерно моего возраста и судя по беловатым клубам дыма, сигареты у них были. На обеих лавочках лежали сумки, видимо, с рыльно-мыльными принадлежностями и другими личными вещами, что были у каждого призывника.

Без лишних раздумий я направился к ним, и это стало моей первой ошибкой. Да и я, в силу прожитых лет, кое-что запамятовал и даже не попытался определить, знакомы они мне или нет. Двое из этой компании стояли ко мне боком, а третий – спиной. Само собой, заметили меня не сразу, а когда я был уже на половине пути.

– О, Юрец! Гляди, это же Громов! – в тот момент, когда я услышал голоса, понял, что они мне знакомы… И буквально в следующую секунду на меня нахлынуло позабытое воспоминание из подросткового возраста.

Того, что стоял ко мне спиной, звали Юра, фамилия у него была нестандартная – Коньяков. Мой злейший враг из старшего класса, который в школе не упускал возможности поиздеваться над младшими классами, ударить, отобрать что-нибудь или просто зацепить обидным словом. Хулиган, придурок и просто отвратительный и мелочный человек. У меня с ним случались стычки чуть ли не каждый месяц, почти всегда в его пользу, потому что он был раза в полтора крупнее и никогда не ходил один. А крупнее он был не за счет накачанных мышц, а просто потому, что разжирел на родительских харчах. Батя у Коньякова был в исполнительном комитете города, поэтому имел материальный и финансовый ресурс, что позволяло всей семье чувствовать себя хорошо. Втихую от государства, конечно же. Вот Юрик и раскабанел! Спорт для него был всего лишь словом, хотя тот не упускал случая побаловаться шестнадцатикилограммовой гирей, что стояла в школьном спортзале.