Лунный свет среди деревьев

Не знаю, что я сделала. Кажется, что-то вихревое. Все было быстро и фактически на подсознании, потому как страх… он просто взял дело в свои руки. Вокруг меня закрутилась пыль. Больно дернула за волосы – клок точно был выдран. А потом это вот… с моими волосами… было отправлено в ближайшем направлении – за забор.

Я застыла, приходя в себя и промаргиваясь от попавшей в глаза пыли. Нет, я сегодня точно в ударе. И главное – жутко любопытно, что такого сотворила.

Из-за забора донесся возмущенный вопль. Дружный такой. Словно там разом кому-то ноги оттоптали. А потом…

Шлеп. Шлеп.

Темно-бурые комки упали на плиты двора.

Я благоразумно попятилась под крышу, но кто-то не успел и открыл было рот завизжать, однако на попавшую под обстрел девицу предупреждающе зашипели – вопли на сегодня было под запретом.

Над двориком дружно распахнулись зонты – прозрачные такие, где-то с кружевным узором. Они парили над головами у невозмутимо продолжавших прогулку девиц – не первый раз тут явно подобное происходило.

Шмяк. Плюх. Шмяк.

Вонючие бомбочки прилипали к дрожащей под ударами поверхности зонтов. От удушливой вони слезились глаза, и барышни обзавелись платочками, изящно прижав их к губам. А в небо ответной волной уходил рой наших, с женской половины, вонючек. Ровненьких таких. Гладеньких. И, надеюсь, не менее вонючих.

Интенсивность переброски возрастала.

Боевое действо координировалось слажено, без единого звука, жестами. И я с завистью поняла, что хочу так же: уметь создавать прозрачный зонт над головой или вонючку. Желаю не стоять столбом, а принимать участие…

Нет, решено. Учиться и еще раз учиться. Плевать на цветник, на их уважение, но мне нужна цель и занятие, чтобы не оставалось времени на дурь.

Вонь, наверное, доползла до покоев учителей, потому как оттуда… нет, не появился – вылетел разъяренным журавлем старший наставник. Взмыл над забором, чтобы было видно обеим сторонам. Завис. Потом дернулся, уклоняясь от пущенного каким-то тугодумом снаряда.

– Прекратить! – гаркнул так, что меня аж подбросило, а по стене трещины побежали.

Взмах рукава – и в лицо ударил горячий воздух. Вонючки полыхнули, взметнулись вверх комочками пепла и были унесены прочь.

Я осторожно отняла платок ото рта. Воздух стремительно очищался.

– Кто? – рыкнул старший наставник.

Ему ответам была напряженная тишина. Я покосилась на опустившую голову Мейлин, которая тщательно разглядывала плиту под ногами. Можно было, конечно, признаться, но виноваты мы обе, а мне хватит и двадцати страниц на сегодня. Больше, боюсь, не осилю.

– Завтра, – голос наставника приобрел пугающее зловещие, – вы все отправляетесь на уборку храма!

И так как никто не обрадовался, я поняла, что это и есть наказание.

– Вкусно, – Вей потянулся к вишне, взял пару ягод, закинул в рот. Блаженно зажмурился. – Люблю, когда они холодные.

Князь покосился на стоящую на столике охлаждающую вазу, полную спелых вишен. Всучили-таки, хоть он и отказывался.

Повозка неспешно катила по улицам, и скоро очередной город с очередной проверкой окажется позади. Можно вытянуть ноги, расслабиться, избавиться от въевшейся в кожу маски инспектора император.

И главное, было бы за что «награждать» его дурацкой поездкой… Подумаешь, не внял совету вдовствующей императрицы и не принял какое по счету предложение породниться с влиятельной семьей. Не та причина, чтобы заставлять его колесить по стране, наводя страх на подданных. Те не знали, что и думать о свалившемся им на головы «темном» князе. Наверняка, дружно вспомнили, как он лично мятеж подавлял, да мятежников допрашивал.

И уж совсем глупо было надеяться, чтобы кто-то из встреченных им девиц внезапно похитит его сердце.

Князь с завистью посмотрел на безмятежного стража, губы которого уже окрасились в вишневый сок. Вот кому легко… Стой, молчи и следи за всеми.

– Что скажешь? – Вей ухмыльнулся так, что князь сразу заподозрил какую-то пошлость.

– О чем ты? – нахмурился он. Наедине они отбрасывали условности, превращаясь в двух закадычных приятелей.

– О той, кому ты награду вручил. Явно на тебя запала. Дышала так, что даже мне неловко стало.

– Скажешь тоже, – Тяньцзи неодобрительно поморщился. Девица… Да, что там можно было разглядеть? Нос, рот, глаза. Все на месте. Обычное такое… Рядом и посимпатичнее были. – Если бы я на каждую такую… дышащую… реагировал, давно бы уже дважды женатым ходил. Забудь, – посоветовал он, устремив скучающий взгляд за окно.

Сегодня моим надеждам стать магистром магии или хотя бы начать двигаться в этом направлении сбыться было не суждено. Остаток дня мы разбирали скучнейшие философские тексты. И на втором часу одинаково занудного и высокоморального звучания глаза закрывались сами собой, а лицо сводило от попыток удержать зевоту. Некоторые девицы ухитрялись спать с открытыми глазами – полезнейший навык.

Следующим по расписанию шли танцы. Я было обрадовалась, но быстро поняла, что отдохнуть не удастся. Наставница – ей бы в армию, полком руководить – требовала от нас три вещи: синхронность, плавность и изящество. Каждое движение разбиралось по миллиметрам, а потому большую часть времени мы проводили, застыв в разных позах, а ходящая по рядам наставница поправляла нас стиком, похожим на палку.

«Локти ровнее. Подбородок выше. Плечи вниз. Осанка, барышни. Не забываем. Теперь вместе по команде с начала весь танец».

Через час я чувствовала себя марафонцем на финише.

После обеда, который я провела в гордом одиночестве, поедая холодный рис, слегка приправленный скудными овощами, нас посадили вышивать. Расположились мы в павильоне с видом на пруд. Порядка тридцати девиц, сосредоточенных на стежках, которые они выкладывали узором на шелк. Стояла глубокая тишина, разбавленная жужжанием мух, да трепетом занавесок, качаемых ветром. С пруда тянуло прохладой, разбавляя полуденный зной.

Вышивание мне неожиданно понравилось. Можно сидеть, позволив рукам работать, в голове прогоняя занятие по магии. Я пыталась вспомнить все, что знаю: об уровнях энергии, о медитациях, об использовании дара. Выходило до обидного скудно. Еще и нестабильность не давала покоя. Была надежда, что она исчезла после попытки самоубийства, но что-то подсказывало – не все так просто.

– Барышня Чэнь, – донеслось укоризненное. Я отстранилась, оценивая творение. Ну да… на цветок лотоса слабо похоже. Но если оценивать с точки зрения абстракции, моя работа заняла бы первое место, а так… удостоилась сдержанных смешков барышень и разочарованных вздохов наставницы.

После окончания занятий все дружно потянулись на выход кроме меня и Ли Минъюй. Я попросила служку передать ожидавшим меня слугам, чтобы не ждали – отработка наказания и неизвестно, когда буду. И чтобы не беспокоились – доберусь прекрасно сама.

Библиотека, над которой висело вдохновляющее «Врата мудрости открыты всем, кто ищет», встретила нас тем особым запахом бумаги и книжной пыли, которая бывает лишь в подобных местах. Солнце, проникая сквозь окна, подсвечивало ряды со свитками, рукописями. На стенах висели изречения вечной мудрости, по сравнению с которыми собственная кажется ничтожно малой. Даже отличница Ли выглядела смущенно-растерянной.

Наказание для нас уже подготовили. На двух столах лежали листы. Перед ними рукопись. Рядом – кисточка и лоток с тушью.

Что же… Приступим.

Первый лист я испортила напрочь. Рука вроде знала, что писать. Мозг тоже понимал, что писать собираюсь «Благородная госпожа должна олицетворять собой простоту величия», но вот с исполнением не задалось. Мелкие детали не хотели прорисовываться с требуемым масштабом. И с я тоской поняла, что застряла надолго, а ведь хотела воспользоваться случаем и заглянуть кое-куда перед возвращением домой. Тем более, что отец отбыл с утра по делам ордена и собирался вернуться поздно ночью, как мне доложила служанка.

И что теперь? Такой отличный план испорчен собственной криворукостью?

Я отложила кисть. Явно же, что не справляюсь. Тут тренироваться… пару недель регулярно перед сном. Надо будет заняться, кстати. А то ведь странно будет выглядеть, если барышня вдруг разучится писать.

Вздохнула, думая о том, как бы облегчить себе этой неблагодарный труд. С завистью покосилась на соседку, кисть которой уверенно порхала над бумагой.

Взяла чистый лист, но писать не стала. Приложила к странице книги. Если подумать, главное ведь в магии – визуализация. Четкое представление задачи, процесса. Мне нужен отпечаток страницы. В голове что-то такое бродило… вдохновляющее. Я слегка нагрела лист бумаги. Потом представила, как чернила – крошечными черными точками – вытягиваются из книги, проникают в лист, закрепляются там.

Я подняла бумагу с проявившимися на ней иероглифами. С испугом посмотрела на рукопись… Нет, текст остался, но побледнел примерно наполовину и в целом остался читаем.

Фу-у-х, работает. Так-то жульничество чистой воды, но мне очень надо быстро покинуть школу.

Двадцать листов копий я осилила, но выложилась прилично. Неприятно это, когда магия тянет из тебя силы. Словно стареешь осознанно. И, закончив, я посидела, пережидая тошноту и головокружение. Еще бы поесть нормально… Желудок аж свело от голода.

Я сложила ровной стопкой листы. Книгу убрала на полку, к таким же копиям, чтобы не спалиться сразу.

Моя соседка удивленно округлила глаза, когда я поднялась из-за стола.

Не выдержала, спросив:

– Ты уже закончила?

Я кивнула, прижав ладошку ко рту – спать захотелось жутко, еще и подмораживать начало. Зря я, наверное, так выложилась…

– Господин наставник.

Дежурный по библиотеке заглянул внутрь, внимательно просмотрел мои листы. Довольно прищурился:

– У вас, барышня, прекрасный почерк, а вот с нажимом надо поработать. Слабовато чернила кладете.

Это копия у меня слабовата, а не почерк, но наставнику об этом знать не стоит.

– Можете идти, – отпустили меня домой.

Из школы я выходила, словно лазутчик. Выглянула из-за ворот. Проверила правую часть, левую – пусто. Вот радость-то какая!

От такой удачи у меня прям силы прибавились, и я заспешила вниз по улице туда, где заборы были низкими, домики скромными, а улицы узкими. Мне нужен был квартал бедноты.

В моей памяти было одно светлое пятно – няня Линь Яньсяо. Все мои детские годы после смерти мамы были окружены заботой и теплом этого человека. Она во многом заменила мне мать, и я сильно горевала, когда отец посчитал меня достаточно взрослой, чтобы отослать няню, оставив лишь служанку.

Мы виделись пару раз в год. Мне позволялось преподнести няне подарки на Новый год и на день рождения, например корзинку персиков, которые она любила.

Сегодня я сбегала к ней без подарка.

Вот и нужный домик. Узкая калитка, выкрашенная в зеленый цвет. Крошечный дворик, в углу которого росло несколько низкорослых деревьев. Их ветви перегибались над крышей, создавая тень, которая спасала от летнего зноя. У двери стояла старенькая деревянная лавка, покрытая грязно-серым от времени покрытием, а возле печи – круглые каменные плиты для замеса теста. На веранде дремала пара заношенных тканевых туфель. Старушка была дома.

– Линь Юэ!

Меня обняли. Растроганно промокнули краем рукава глаза.

– Выросла-то как! С каждым годом хорошеешь. Такая красавица стала – парням, наверное, больно смотреть!

Любовь в глазах смотрящего делает нас лучше. И я грелась в ее лучах, чувствуя, как оттаивает сердце, как на душе становится тепло. И воздух здесь пах по-особенному – сушеными травами. И дышалось легко, свободно. И колючки, которые меня переполняли после дня с одноклассницами, втягивались обратно.

– После школы? Голодная?

Я могла только кивать. Глаза уже щипало от трогательных слез. Я бы сюда жить переехала. Спала бы на тюфяке на полу. Ела бы простую еду.

Бульон с тофу, рис, овощи, поставленные передо мной, были в разы вкуснее домашних, а еще они были горячими, свежими. Здесь я точно была любимой гостьей. Дома – последней в очереди по обслуживанию. Кем-то незначительным, безмолвным и безответным.

– Ешь-ешь, вот редьки возьми. Соседка угостила, – и мне заботливо положили добавки.

– Бабушка, а ты? – обеспокоилась я.

– Не переживай, – отмахнулась няня, – приготовлю еще. Чем мне теперь заниматься?

Чем? Я обвела взглядом двор. Мы обедали на деревянном щите, расположившись вокруг него на циновках. Взгляд цеплялся за развешанные под крышей пучки трав, явно в горах собранные. Кто-то точно не сидел без дела.

– Лучше расскажи, как у тебя дела, – улыбнулась она мне, и морщинистое лицо наполнилось светом.

Я не хотела ее расстраивать, нагружать своими проблемами, но проклятый болтливый язык!

– Значит, так и не перестал тебя запирать? – рассержено пробурчала няня, крутя в пальцах палочки, словно, примериваясь, как ловчее их моему отцу в глаз воткнуть. – Что и говорить – не свое дитя никогда не будет любимым.

Я так и замерла с палочками во рту, куда положила комочек риса.

– Что? – выдохнула потрясенно. Закашлялась.

– Ох ты, матушки мои, – затрясла няня головой, – я ж тебе говорила уже. Или забыла?

Вот же… память ты моя, дырявая. Причем в прямом смысле этого слова.

– Прости, – откашлялась, – до сих пор не могу привыкнуть.

Мне достался подозрительный взгляд, но любимой воспитаннице готовы были простить не только забывчивость.

– Ну да… Никто и не скрывал этого, просто со временем подзабылось. Мама твоя с тобой на руках здесь появилась. Вдовой назвалась. А господин Чэнь свою фамилию дал, в книгу рода записал. Он, конечно, строгий и будь ты мальчиком, я бы только радовалась такому отцу, но девочке всегда нужно больше любви. Иначе, какой матерью она станет потом? – и в голосе няни прибавилось осуждения.

О материнстве я не думала совсем, но с души прям камень свалился. Не родной. Можно не мучиться больше вопросами о причинах его отношения: я ли такая плохая и разочаровавшая или…

– А кто, – сглотнула комок, вставший в горле, – мой настоящий отец? Был?

– Кто же знает, дитя, – всплеснула руками няня, – твоя мать всегда была скрытной и не говорила о прошлом. Разве что господин Чэнь знает.

Ну да… Я поежилась, вспомнив взгляд отца. Если знает, вряд ли поделится. Такие костьми лягут, но из-под контроля не выпустят. Я прям как любимая муха в его паутине.

– Бабушка, а нет у вас кого-нибудь на примете, кто бы взялся меня магии учить? – решилась озвучить то, зачем пришла. Обдуманный ночью план следовало начинать воплощать. – Я и платить смогу, – и достала из кармана ту самую шпильку – последний подарок отца.

– Зачем тебе, милая? – изумилась няня.

– Надо, – упрямо поджала губы. Опустила голову и призналась: – В школе смеются надо мной. Считают глупой и неумелой. А я знаю, что не такая… Хочу у другого учителя попробовать чему-то научиться…

Который попроще. Без экивоков. Без этого «барышня Чэнь вам и пытаться не стоит». Без жалости и скидок на благородность.

Няня задумалась. Я ждала с замиранием сердца.

– Есть тут один, – выдала она, наконец. – Многие считают его просто вздорным стариком, но я сама видела, как благородные господа к нему советоваться приходят. Да и дрова он рубит… Без меча руками. Случайно увидела, – смутилась она вдруг.

– Отведешь? – загорелась я.

– Время не такое и позднее, – оценила ситуацию няня. – Дома скажешь, что я приболела и ты зашла меня проведать. Идем, – она потянулась за накидкой.

Глава 4

Идти было недалеко, и домик моего будущего учителя мало отличался от домика няни, разве что вышитых ковриков не наблюдалось, как и пучков трав. Все проще. Строже что ли… Да и за стеной не стояли другие домики, а шумел лес.

Пока старики мило приветствовали друг друга – они явно были добрыми соседями, я успела осмотреться и разглядеть того, кто должен был превратить меня в сильного мага. Ладно… Просто в девушку, которая может дать сдачу таким же барышням, как она.

Он действительно был стариком. Одет просто: рубашка, штаны серого цвета, на котором не слишком бросались в глаза грязные пятна. Длинные белые волосы небрежно схвачены кожаным шнурком. А вот глаза смотрели остро, ощупали меня внимательно, пытаясь проникнуть внутрь.

Я ощутила нерешительность. Одно дело – выстраивать ситуацию в голове, и другое – стоять перед тем, кто может изменить твою жизнь, прекрасно понимая, что легко не будет. И дело не в деньгах… Учеба без крови и пота… Вряд ли я настолько талантлива.

– Познакомься Линь Юэ, это мастер Гу.

Мы церемонно раскланялись. Тело сковала скромность. Голова застыла в излюбленной гусиной позе. Сердце испуганно застучало в ушах.

– Кхм, вы ведь не просто так пришли навестить одинокого старика? Такой красивой барышне я вряд ли смогу приглянуться… – мастер Гу коротко хохотнул, няня возмущенно засопела, недовольная грязной шуткой.

Пробурчала:

– Старый развратник.

И уже явно пожалела, что привела меня сюда. А мне дышать стало легче. И не красоту он разглядел, а примерзший язык разморозил шуткой.

– Мастер Гу, вы правы. Мне нужна помощь. В школе говорят – у меня нестабильный дар и учат только вазы охлаждения делать. Остальным девушкам семьи помогают – родовые секреты передают, а мой отец… даже слушать не хочет, чтобы меня магии учить. Прошу помогите! Возьмите меня в ученики! – пылко закончила, прижимая ладони к груди и смотря на старика умоляющим взглядом.

– Вот как? – озадачился тот. Потер макушку. Растеряно оглянулся на няню.

– Ну что вылупился? – проворчала та. – Видишь – помощь нужна. Совсем ее бедную загнобили. И в школе, и дома покоя нет. А так, хоть в школе постоять за себя сможет.

– Н-да, – растеряно протянул старик, – многие ко мне приходили. И талантливые, и дурней хватало, но вот барышня… Первый раз такое.

Какое-то время он изучал воздух у меня за спиной. Потом простонал:

– Ох, грехи мои тяжкие. Видать, в прошлой жизни чем-то провинился. Ладно. Возьму, но с условием. Принеси мне воды из источника. Дом обойдешь, там задняя калитка. Выйдешь, спустишься вниз по тропинке. Она тебя к источнику и приведет. Держи, – он поднял с крыльца керамический кувшин, вручил мне. – Но смотри – хотя бы половину принеси.

Лес встретил меня веселым щебетанием птиц, прохладой, выдуваемой ветром из-за деревьев и запахом листвы. Сразу вспомнился вчерашний вечер, поляна. Подумалось, что сегодня, как вернусь домой и останусь одна, воспользуюсь второй лентой памяти. А то непонятно, сколько сюрпризов еще в прошлом скрывается.

Тропинка вилась меж круглых стеблей бамбука, щетинилась камнями, покрывалась рыжими иголками, и вокруг вставали сосны, окутанные пряным ароматом смолы.

Идти было недалеко – полчаса от силы. Да и источник… Узкий ручей выбивался из-под камня, а сверху навис, широко раскинувшись толстыми ветвями с резными листьями гигантский платан.

Я несколько разочаровано остановилась рядом. И в чем испытание? В том, что избалованная барышня не сможет сама принести воды? Глупость. Тогда в чем?

Шагнула к ручью, а в следующий миг понеслась лицом к земле. Еле успела руки выставить. Правое запястье жалобно хрустнуло.

Какого?

Села. Отряхнула подол юбки. Покрутила ладонью. Ощупала кувшин – цел. Огляделась вокруг. Одна из веток платана подозрительно хихикнула. Изрешеченная провалами память соизволила разродиться сведениями о духах, охранявших ценные источники. Мол, и капли у них не допросишься. А еще эти самые духи обожали издеваться над простыми смертными. От скуки и от укрепившейся с годами вредности.

Духов этих было великое множество от муцзин – духа дерева до яогуай – демонов, известных своей пакостной натурой.

Зря я беспокоилась, что испытания не будет. Теперь хоть полной ложкой черпай.

Вставать не стала – опять же уронят. Поползла.

Ветка аж затряслась от хохота, но пока оно ржало, я успела достигнуть воды, набрать и…

Меня отшвырнуло от ручья с такой силой, что я пролетела всю полянку, впечатавшись в соседнее древо. По нему же на землю и сползла. Рядом с печальным «дзынь» разлетелся на осколки кувшин, оросив ствол моего соседа драгоценной водой.

Все. Печатных слов не осталось.

Встала с желанием набить морду. Именно ту… Нагло ржущую и развлекающуюся за мой счет. Подняла осколок с земли. Подумала, добавила второй. Такое себе, конечно, оружие…

– А давай! – ласково пропели мне. И вниз, метров с пяти – не разбился жаль сволочь! – каплей стекло это.

Возвысился надо мной. Насмешливо оглядел.

Метра два ростом. В темно-красных одеждах, безупречно облегавших гибкую фигуру. С идеальным лицом – слишком правильным для человека. И с силой, которая давила так, что захотелось на колени встать, но я устояла.

Дух с завидным изяществом откинул за спину прядь черных, струящихся волос. Небрежно распахнутый ворот одежд продемонстрировал золотистую, цвета янтаря кожу. А глаза… я, сглотнув, с усилием отвела взгляд. Человеческого в них не было. Было завораживающее золото радужек, которое менялось на багрянец и снова перетекало в золото.

Иронично изогнутые губы искривила понимающая усмешка.

– Не целованная и не знавшая плотской любви дева.

Голос был текуч как мед. Бархатился, обволакивая. Даже птицы, устыдившись, притихли.

Взметнулся алой волной рукав. Длинный коготь подцепил мой подбородок, разворачивая голову и заставляя утопиться в потемневшей желтизне его глаз.

Я задержала дыхание, борясь с наваждением.

– И против кого ты собралась бороться? – произнес он таким тоном, словно я уже обнаженная и готовая на постели лежала.

Стыд опалил щеки. Я себя рядом с ним на самом деле обнаженной чувствовала. Он не касался меня, но взглядом смотрел так, что я жар этого взгляда каждым кусочком кожи ощущала.

– Такая миленькая и такая глупенькая!

Меня похвалили, унизив еще больше. Я боролась с наваждением, понимая, что с каждым вздохом перестаю ненавидеть духа. Что лицо опаляет уже не жар гнева, а нечто иное… То самое… Основанное на инстинктах размножения. И я буду последней тупой гусыней, если поддамся!

Сжала ладонь, чувствуя, как кожу врезает острый край керамики.

И дух вдруг отшатнулся. Потом принюхался. А потом, к моему ужасу, облизнулся.

Постель в моем воображении сменилась обеденным столом, а я на нем главным блюдом.

Я отпрянула, окончательно отрезвев от наведенного очарования.

Дух еще и оскалился, а любить кого-то с такими острыми зубами…

И я отступила еще дальше.

– М-м-милая, – пропел он, пребывая в гастрономическом предвкушении, – какой сюрприз!

Где? Я? Не согласна!

– Какая же ты замечательная… – ко мне сделали маленький шаг.

– Ядовитая я, – прохрипела – горло стянуло от ужаса. – Дико ядовитая.

– Ай-я-яй! – мне лукаво погрозили пальцем с во-о-от таким когтем. Если им поддеть и рвануть, можно любого вспороть как свинку. – Кто-то пытается меня обмануть.

Ой, ни разу не совестно.

– А мы сейчас попробуем…

Я отчаянно замотала головой и как-то пропустила тот момент, когда он оказался рядом. Движение было столь быстрым – лишь рукава хлопнули. И вот оно уже заглядывает просительно в мои стекленеющие от ужаса глаза.

– Одну капельку!

Что?

– Ты уже пять на траву уронила! А могла бы мне отдать!

А?

– К-к-ровь? – выдавила я из себя, не ощущая ни тела, ни сердца.

– Кровь! – с едва сдерживаемой дрожью – точно наркоман – выдохнул дух. – Ты мне кувшин, и я тебе кувшин. Обмен? – и улыбнулся так, что я клыки у себя на коже явственно представила.

– С ума сошел? – брякнула, никак обезумев от страха.

Дух остановил пританцовывание. Соорудил скорбное, полное укоризны лицо, словно я обездоленного инвалида обокрала.

– Полкувшина? – брезгливо выдал он, явно страдая от необходимости вести торг.

Нет, действительно, какой может быть торг, когда речь идет о крови?!

Я помотала головой – чисто из упрямства, не понимая, зачем ему моя кровь. Дух расстроено пожевал идеально очерченную губу.

– Четверть? – поинтересовался с надеждой.

– Десять каплей в обмен на кувшин с водой! – отрезала, выдыхая.

Золото в глазах погасло. Он заморгал обиженно так…

Потом тяжело вздохнул и согласился:

– Десять капель и кувшин твой.

– Учитель, вы уверены – это хорошая идея отправлять барышню к источнику? – обеспокоенным голосом тихо вопросили из кроны сливы.

– Уверен ли я? – сварливо отозвался мужчина, останавливаясь в тени дерева. – Как в самом себе. А если мой драгоценный друг попробует что-нибудь устроить, защита позаботится о безопасности гостьи.

Одна часть раскидистой сливы нависала над забором, вторая заходила на крышу, что было крайне удобно тем, кто предпочитал тайные визиты. Столь прекрасно расположенное древо и было одной из причин покупки домика мастером. Хотя соседи были уверены в том, что его прельстила возможностью любоваться раз в год двором, усыпанным розовыми лепестками.