Непроторенная тропа. Новая психология любви и духовного развития

– В бараках очень шумно, сосредоточиться невозможно.

– А если в библиотеке?

– Ну, библиотека слишком далеко.

– Дальше, чем бар?

– Знаете, я не настолько люблю читать.

– Ну хорошо, а рыбачить?

– О, конечно, люблю! Еще как!

– Так почему бы вместо выпивки не заняться рыбной ловлей?

– Да когда рыбачить-то? Я ж весь день работаю.

– А вечером разве нельзя?

– Не думаю, что это возможно.

– Постойте, я знаю несколько человек, которые точно рыбачат по вечерам. Хотите, я вас познакомлю?

– Эээ… Нет, не стоит. Я, знаете, честно сказать, не особенно хочу.

– Что ж, – начал я подводить итог, – получается, на Окинаве есть, чем заняться помимо выпивки, просто вы предпочитаете именно ее.

– Получается, что да.

– Но ведь именно из-за выпивки у вас проблемы на работе, со здоровьем, разве не так?

– Да этот чертов остров кого угодно доведет до рюмки…

Я так и не смог добиться, чтобы сержант признал пьянство собственным выбором и собственной проблемой, требующей решения. Он продолжил пить, и через какое-то время его уволили.

Там же, на Окинаве, молодая женщина перерезала себе запястья бритвой, но ее успели спасти. Когда я спросил, зачем она это сделала, то услышал ответ:

– Чтобы покончить с собой, конечно же.

– А почему вы захотели покончить с собой?

– Жить на этом проклятом острове невыносимо. Если я в ближайшее время не смогу уехать обратно в Штаты, все равно убью себя.

– Что именно делает вашу жизнь здесь невыносимой?

– Одиночество. Я совершенно одна, мне даже словом не с кем обмолвиться, – скорее захныкала, чем заплакала она.

– А вы пробовали с кем-то познакомиться, завести друзей?

– Как? В этом дурацком квартале больше никто не говорит по-английски.

– Почему бы не вступить в клуб офицерских жен? Наверняка там вы смогли бы подружиться с другими дамами.

– Как я до него доеду? Уезжая утром на службу, муж забирает машину.

– Можете завозить его на службу сами, а потом в течение дня пользоваться машиной, как вам заблагорассудится.

– Не могу. Она с ручной коробкой передач, а я умею водить только с автоматической.

– Почему же вы не научитесь ручному управлению?

– На этих дорогах? Вы с ума сошли.

Невротики и характеропаты

Люди, которые обращаются к психиатру, страдают либо неврозами, либо характеропатией: первые берут на себя слишком много ответственности, вторые – слишком мало. В случае возникновения проблемы невротик автоматически считает виноватым себя, характеропат – весь мир. И сержант, и молодая женщина, о которых я рассказал выше, – характеропаты: он считает, что в его пьянстве виноват остров Окинава; она не видит своей вины в собственном одиночестве.

А вот пример невротизма. Другая женщина, также страдавшая от одиночества на Окинаве, жаловалась: «Я каждый день езжу в клуб офицерских жен и очень хочу с кем-нибудь там подружиться, но мне так некомфортно. По-моему, я не нравлюсь другим. Кажется, со мной что-то не так. У меня не получается сходиться с людьми. Может, стоит быть более открытой? Вы можете объяснить, почему меня не принимают?»

Эта женщина взяла на себя всю ответственность за собственное одиночество, считая, что ей нужно поработать над собой, чтобы ее приняли. На самом деле это была необычайно умная и честолюбивая особа, которая действительно не могла найти общий язык с женами других сержантов. Как, впрочем, и с собственным мужем – именно потому, что она была значительно умнее и честолюбивее. Женщина смогла осознать, что ей нужно менять не себя, а окружение. Через какое-то время она решилась на развод, поступила в колледж и блестяще закончила его (параллельно воспитывая двоих детей), стала редактором журнала, а затем вышла замуж за успешного издателя.

И невротиков, и характеропатов выдает речь. Невротики часто произносят: «мне следовало», «я должен был», «я мог бы», тем самым, еще до обвинения, признавая за собой вину и ошибку. Речь характеропата, напротив, изо-билует фразами: «я не могу», «я не мог», «мне пришлось», «я обязан». Тем самым он заявляет: у него нет и не было выбора поступить как-то иначе, обстоятельства оказались сильнее. Психотерапевтам, естественно, проще работать с невротиками, которые всегда готовы взять ответственность на себя, готовы признать, что у них есть какие-то проблемы. Значительно сложнее (а иногда и даже невозможно) работать с характеропатами, потому что они не видят необходимости анализировать себя: это мир, а не они, нуждается в лечении.

У многих людей наблюдается и то и другое: в каких-то сферах жизни они страдают от чувства вины, потому что берут на себя слишком много и отвечают даже за то, за что не должны. В то же время в других ситуациях эти же люди полностью отрицают возможность своего влияния. В этом случае психотерапевт сначала работает с теми областями, в которых пациент демонстрирует невротическое поведение, и, добившись доверия, постепенно побуждает работать с теми сферами, где ранее демонстрировалось нежелание брать на себя какую-либо ответственность.

Неврозы или характеропатии, пусть даже в небольшой мере, присущи почти всем людям (по этой причине психотерапия полезна практически каждому – если он действительно готов участвовать в лечебном процессе). Например, дети проявляют себя как характеропаты, когда обвиняют друг друга: «Он первый начал», и ни один ни за что не признает себя виновным в шалости или потасовке. Одновременно с этим они невротики, когда считают себя виноватыми, что папа ушел из семьи, а мама холодна и невнимательна.

Родители могут помочь детям научиться разграничивать, за что в жизни следует брать ответственность, а что контролировать мы не в силах. Пока малыши растут, тысячи случаев представляются сами собой: порой необходимо вмешаться и призвать ребенка к самостоятельному решению проблемы; иногда, наоборот, нужно утешить и пояснить, что ребенок не виноват. Для этого, как я уже говорил, необходимо достаточное количество времени проводить вместе с ними, быть внимательными к их нуждам и готовыми тратить усилия на удовлетворение этих нужд. В этом случае можно сказать, что родители должны взять на себя ответственность за развитие детей.

Если вспомнить о родителях, то невротики способны прекрасно справляться с этой ролью, когда их неврозы умеренны, а планка высока не настолько, чтобы довести их до эмоционального истощения. Из характеропатов, напротив, получаются очень плохие мамы и папы, у которых есть тысяча отговорок, чтобы отмахнуться от родительских обязанностей. Когда у их детей возникают трудности в школе, когда дети становятся наркоманами, правонарушителями, рано вступают в половые отношения, родители-характеропаты винят в этом всех, кроме себя: школу, «дурную» компанию, самого ребенка.

Более того, впоследствии такие родители начинают перекладывать на детей ответственность и за собственный неудачный брак, плохое здоровье и несчастливую жизнь: «Ты меня в гроб загонишь». Или: «Я не развожусь с твоей мамой (твоим папой) только из-за тебя». Или: «Это из-за тебя мама превратилась в неврастеничку». Или: «Я могла бы закончить институт и найти хорошую работу, а вместо этого стирала твои пеленки». Дети не могут понять, что это неправда, и часто берут вину на себя, становясь невротиками. Либо учатся у родителей перекладывать ее на кого угодно, кроме себя, становясь характеропатами. Дети всегда в той или иной степени отвечают за грехи родителей.

Характеропаты неэффективны и даже деструктивны не только в роли родителей, но и в роли супругов, а также в дружбе и деловых отношениях. Отрицая ответственность в чем бы то ни было, они могут чувствовать себя вполне комфортно. Но, переставая решать жизненно важные проблемы, останавливаются в духовном росте и превращаются в мертвый груз для общества. Их идеально описывает афоризм, рожденный в 60-е годы (авторство приписывают Элдриджу Кливеру): «Если ты не часть решения, тогда ты – часть проблемы».

Бегство от свободы

Каждый из нас время от времени пытается уйти от ответственности за собственные проблемы, иногда прибегая к очень тонким и незаметным ухищрениям. В свое время излечиться от скрытой характеропатии мне, тридцатилетнему психиатру, помог Мак Беджли. Он был директором амбулаторной психиатрической клиники, где я работал.

Несмотря на то что пациентов все получали по очереди, коллеги уходили домой в половине пятого, а я засиживался до восьми или девяти. Возможно, я был более заботлив с пациентами и стремился быстрее получить результат, потому что встречался с ними по два или даже три раза в неделю, в то время как товарищи – не более раза. Я уставал, раздражался и, когда возмущение достигло пика, решил, что мне необходима передышка. Я пошел к доктору Беджли и объяснил ситуацию. Я поинтересовался, можно ли выйти на несколько недель из этой бесконечной круговой очереди на пациентов, чтобы немного перевести дух и закончить текущие дела. Мак выслушал меня, не перебивая, а затем сочувственно произнес:

– Да, действительно, у вас есть проблема.

Я почувствовал облегчение от того, что меня поняли.

– И что вы мне посоветуете?

– Я же сказал, Скотт, что у вас есть проблема.

Такого странного ответа я никак не ожидал.

– Да, – сказал я слегка раздраженно, – я знаю, что у меня есть проблема. Поэтому я к вам и пришел. Что, по-вашему, мне следует с ней делать?

– Скотт, – сказал Мак, – вы, кажется, пропустили все мимо ушей. Я вас выслушал, и я согласен. У вас действительно есть проблема.

– Господи, да знаю я, что у меня есть проблема. Знал, еще когда шел сюда. Вопрос в том, что мне делать!

– Скотт, – отвечал Мак, – я хочу, чтобы вы выслушали меня очень внимательно. Я с вами согласен. У вас действительно есть проблема. Выражаясь более точно, у вас есть проблема со временем. Вашим временем. Не моим. И это не моя проблема. Это ваша проблема с вашим временем. Вот и все, что я хотел сказать.

Я выскочил из кабинета как ошпаренный. Я ненавидел Мака Беджли. Более того, я подозревал у него характеропатию. Чем еще можно объяснить подобное уклонение от ответственности? Ведь он директор клиники, а я – подчиненный, которому нужна как минимум передышка, как максимум – другое расписание. Если он не помогает решать такие проблемы как директор, то какого черта он вообще там делает?

Но прошло три месяца, и я вдруг понял, что Мак был прав и что я, а не он, страдаю характеропатией. Только мне решать, как использовать и организовать свое время. Если я решил уделить пациентам больше времени, чем мои коллеги, если я захотел быстрее приобрести профессиональный опыт, быстрее расти как психотерапевт, это мой выбор. И последствия – мои ежедневные задержки на работе и упреки жены за то, что я недостаточно внимания уделяю семье. Если мне не хочется их терпеть, я всегда могу сделать пару шагов назад: работать, как коллеги, развиваться медленнее, с меньшим напряжением. И босс не станет этому препятствовать. Вместе с пониманием исчезла злость на Мака и зависть к коллегам. Злиться на них означало бы злиться на собственный выбор – но ведь я сделал его с радостью!

Я сам решил работать с пациентами более интенсивно, но при этом хотел, чтобы Мак Беджли взял на себя ответственность за мое расписание. Хотелось усилить его власть надо мной, добровольно отдать ему собственную свободу и право распоряжаться моим временем. И так происходит всякий раз, когда мы перекладываем ответственность за свое поведение на другого человека, организацию, общество – вместе с нею мы отдаем свою силу. Вот почему Эрих Фромм назвал свое исследование нацизма и авторитаризма «Бегством от свободы». Стремясь избежать тягот ответственности, миллионы и даже миллиарды людей ежедневно бегут от свободы.

Мы привыкли жаловаться, не осознавая, что наши решения привели нас туда, где мы оказались, и у нас почти всегда есть два-три способа выйти из этого положения. У меня есть один очень умный, но унылый знакомый. Если его не остановить, он может бесконечно говорить о недостатках общества – расизме, половой распущенности, полиции, которая донимает его и друзей исключительно за их длинные волосы.

Каждый раз я пытаюсь втолковать ему, что он уже не ребенок. Это в детстве мы были зависимы от взрослых и часто действовали по их воле. Теперь у него есть выбор и ответственность за последствия этого выбора. Мой знакомый сам выбрал жизнь в той части страны, где полиция недолюбливает «патлатых типов», и сам же отращивает длинные волосы. Он мог бы переехать в другой город, постричь волосы, мог бы, на худой конец, организовать митинг перед полицейским участком. Он гордится собственной независимостью и свободой (решать, какие волосы носить, где жить), но при этом жалуется, что он маленький человек, которого притесняет общество.

Доктор Хильда Брух в предисловии к книге «Учимся психотерапии» пишет: в сущности, все пациенты идут к психиатрам «с одной и той же бедой – чувством страха, беспомощности и внутренней убежденностью, что ничего нельзя ни изменить, ни поправить». У большинства пациентов одна из основных причин этого «чувства бессилия» – желание избежать (полностью или частично) тягот свободы. А значит, можно говорить и об определенной неспособности (полной или частичной) взять на себя ответственность за свою жизнь и проблемы. Они не могут не чувствовать бессилие, ведь они и правда отдали свою силу, свою власть. Рано или поздно, если получится излечиться, они поймут: вся жизнь взрослого человека – это последовательность личных решений. Только принятие этого дает свободу. В противном случае люди всегда будут чувствовать себя жертвами.

Приверженность истине

Приверженность истине – это третий инструмент дисциплины, третий элемент техники страдания при решении проблем; без него невозможно жить здоровой жизнью и духовно расти. С первого взгляда очевидно: истина – это реальность. То, что не истинно, не реально. Чем отчетливее мы видим реальность мира, тем лучше ориентируемся и приспосабливаемся в нем. Чем более расплывчатой мы видим реальность, чем сильнее мозг затуманен иллюзиями, заблуждениями и ложью. Тем меньше шансов выбрать верное направление деятельности и найти разумное решение.

Наше видение действительности – это карта, по которой мы прокладываем жизненный маршрут. Если карта точная, мы всегда знаем, где находимся и куда повернуть, чтобы попасть куда хотим. Если карта неточная, с погрешностями, мы наверняка заблудимся.

Тем не менее большинство в той или иной степени предпочитает игнорировать реальность. Так проще. Прежде всего – потому что никто не рождается с картой; ее еще предстоит разработать, а это требует усилий. Чем больше их прикладывают, чтобы понять и принять реальность, тем точнее, подробнее и масштабнее будет карта.

Но далеко не все готовы прикладывать эти усилия. Кто-то прекращает попытки еще в подростковом возрасте. Их карта мала и примитивна, взгляды на реальность ошибочны и ограниченны. Большинство людей прекращают дополнять и исправлять карту после подросткового периода. Им кажется, что она окончательная, мировоззрение верное, даже неприкосновенное, словно святыня; любую новую информацию они отвергают, она вызывает раздражение. Складывается впечатление, что они устали.

Лишь немногие герои способны до последнего вздоха изучать мир, неутомимо расширяя, определяя и переопределяя собственное понимание реальности.

Почему разработка карты для многих людей кажется таким непосильным трудом? Потому что надо начинать с нуля? Нет. Величайшая сложность – в необходимости постоянно пересматривать карту, если мы хотим, чтобы она была точной. Ведь мир непрерывно меняется: культура развивается, появляются новые технологии, кардинально обновляющие образ нашей жизни. Меняемся и мы сами. В детстве мы зависимы и беспомощны. Во взрослой жизни порой ощущаем себя хозяевами жизни, но болезнь или старость снова превращают нас в слабых и зависимых. Карта мира людей, у которых есть дети, выглядит иначе по сравнению с теми, у кого их нет. Зависит она и от того, маленькие это дети или подростки. У состоятельных карта одна, у бедных – другая.

Каждый день на нас обрушивается новая информация о том, какова сейчас реальность. Небольшие корректировки вносятся более или менее исправно. Но что происходит, когда человек многолетним тяжким трудом выстрадал свой взгляд на мир, составил некую рабочую и, как ему кажется, эффективную карту – и вдруг сталкивается с новой информацией, из которой следует, что старая неверна и должна быть почти полностью переделана?

В такой ситуации мы чаще всего, осознанно или нет, игнорируем новую информацию. Более того, можем объявить новую информацию ложной, губительной, еретической, дьявольской. Можем учинить против нее крестовый поход, пытаться разрушить новую реальность. В итоге мы вкладываем значительно больше энергии в то, чтобы отстоять старую карту, чем могли бы потратить, чтобы пересмотреть и исправить ее.

Перенос: устаревшая карта

В основе многих психических заболеваний лежит преданность отжившим взглядам на реальность. Психиатры называют ее переносом. Многие дают этому понятию собственное определение. Вот моя версия.

Перенос – это совокупность способов восприятия мира и реакций на него, выработанных в детстве и вполне соответствовавших условиям детского существования (нередко они буквально спасают ребенку жизнь), но необоснованно перенесенных во взрослый мир.

Часто перенос проявляется слабо, почти незаметно, несмотря на всепроникающий и разрушительный характер. Однако встречаются и яркие случаи. В качестве наглядного примера приведу историю пациента, лечение которого закончилось поражением именно из-за переноса. Очень талантливый, но неудачливый программист немногим старше тридцати пришел ко мне, потому что от него ушла жена, поставив условие: не вернется, пока он не пройдет курс психотерапии. По ней мужчина не особо скучал, а вот без детей жизни представить не мог. Рассказывая о браке, пациент озвучил претензии супруги – беспочвенная постоянная ревность и в то же время холодность и отчужденность по отношению к ней, а также частая смена работы.

Начиная с отрочества, его жизнь была неспокойной и неустойчивой: частые мелкие стычки с полицией, три ареста за пьяные драки, тунеядство, оскорбления официальных лиц. Его отчислили из колледжа, где он изучал программирование, потому что, по его словам, «это были не преподаватели, а сборище лицемеров еще хуже полиции». Только благодаря блестящим способностям в области компьютерных технологий он получал неплохие предложения по работе, но нигде не задерживался больше полутора лет. Чаще всего увольнялся сам, разругавшись с начальством, которое, как он считал, сплошь состоит из «жуликов и лжецов, заботящихся лишь о собственной заднице». Он часто и с удовольствием повторял фразу: «Нельзя доверять мерзавцам».

Детство считал «нормальным», родителей – «обычными». Однако за время наших встреч я услышал множество небрежных упоминаний, как его подводили и обманывали родители. Как-то раз они пообещали велосипед ко дню рождения, но забыли про это и купили что-то совершенно другое. А однажды вообще забыли о его дне рождения, но он не обиделся, ведь «они были очень заняты». Они часто обещали ему заняться чем-нибудь интересным на выходных, но у них неизменно оказывалось «слишком мало времени». Бесчисленное множество раз забывали забрать его с занятий или дней рождения, потому что у них «и без него хватало хлопот».

Постепенно или внезапно – сейчас сложно сказать – он пришел к заключению, что родителям нельзя доверять. Несмотря на всю горечь, мужчина почувствовал значительное облегчение. Он больше ничего не ждал от родителей, и даже если они что-то обещали, просто выбрасывал это из головы. Вместе с доверием ушла и боль разочарования.

До определенного возраста ребенок думает, что поведение родителей – это норма, так и должно быть. Лишь позже он получит возможность сравнить своих маму и папу с родителями друзей и т. д. Поэтому наш герой, перестав доверять родителям, утратил доверие и к людям вообще. С этой картой он пришел в отрочество, а затем стал взрослым.

Недоверие, подавленные обиды и разочарования раз за разом толкали его на конфликт с любыми представителями власти – учителями, полицией, начальством.

У него были шансы и поводы пересмотреть карту, но он их упускал. Во-первых, чтобы убедиться, что некоторым людям все-таки можно доверять, нужно было рискнуть и хотя бы попробовать. Но это стало бы нарушением жизненных принципов, которых он с самого детства придерживался.

Во-вторых, если бы во взрослой жизни пациент понял, что доверять людям можно, это означало бы, что детство, родители и их отношение не были нормой. Они просто не умели, не хотели его любить. Признать это было бы чрезвычайно болезненно.

В-третьих, годами недоверие к людям служило броней, защищало от боли, разочарования. Отказаться от подобной защиты трудно; проще искать в текущих ситуациях – дома и на работе – подтверждения тому, что он прав. Поэтому мужчина подозревал жену в изменах и при этом отстранялся. Сблизиться по-настоящему и привязаться казалось неоправданным риском, ведь она могла предать его в любой момент. Потому он не сильно удивился и грустил, когда женщина ушла. Тем самым она лишь подтвердила изначальное недоверие. Но вот дети… Это были единственные существа в мире, над которыми он имел контроль, у которых не было никакой власти над ним, и потому им он мог всецело доверять.

Поскольку проблема переноса есть практически у каждого пациента, психотерапия становится процессом пересмотра карты. Зачастую, приходя к психотерапевту, пациенты сами понимают, что их карты уже не помогают жить полноценной счастливой жизнью. Но при этом цепляются за них и сопротивляются процессу лечения на каждом шагу!

Нередко привязанность настолько крепкая, что психотерапевт оказывается бессильным помочь пациенту; так было и в ситуации с программистом. Сначала мы договорились встречаться по субботам. После трех сеансов он перестал приходить, позже объяснив по телефону (я позвонил сам), что нанялся подстригать газоны по выходным.

Я предложил вместо субботы четверг. Он пришел дважды и снова пропал – якобы из-за сверхурочной работы. Я вновь перестроил рабочий график, чтобы освободить для него вечера понедельника – по этим дням, как он сам сказал, сверхурочная работа не практикуется. Но прошло еще две встречи, и он снова исчез: теперь и понедельники были заняты дополнительной подработкой.

Я сказал, что при таких условиях лечение крайне затруднительно. Мужчина ответил, что подработка важнее, чем лечение, потому что он нуждается в деньгах, и предложил каждый понедельник звонить мне в четыре дня и сообщать, будет ли занят в этот вечер или нет. Мне пришлось сказать, что для меня это неприемлемо: при моей загрузке я не могу сохранять окно, понимая, что он, скорее всего, не придет. Он расценил это как упрямство и безразличие к его потребностям, – словом, своим отказом я в очередной доказал, что мне нельзя доверять. На этом попытки совместной работы закончились – я стал еще одной вехой на его старой карте.

Проблема переноса есть не только в отношениях психотерапевтов и пациентов, родителей и детей, мужей и жен, начальников и подчиненных, но и между целыми государствами. Какой была та карта, которой следовал Гитлер, и как она сформировалась? Какой карте следовали лидеры США, когда планировали, начинали и вели войну во Вьетнаме? Какие предубеждения относительно других стран есть у каждого нового лидера, вступающего на пост?

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.