Драгоценность Бытия

Днем проговариваю: «Добрый ум, терпеливое тело, помилуте меня, простите». Сейчас, оглядываясь назад, вижу, как я окунула себя в отходы, помои, в то, о чем даже писать противно – в дерьмо. И при этом брезгливо, с отвращением на себя смотрела. Затем это все переходило в боязнь себя. Это все признаки безумия человека «не в себе». А теперь, когда мало-помалу «вхожу в себя», чувствую любовь и сострадание к своему уму-телу. Когда ум потерян, он не ведает, что творит. Тело в уме, ему некуда деваться, оно просто терпеливо переносит все, что с ним творит «ум не в себе». Выдох. Если это осознаю, это уже хороший знак.

Ясность осознания среди ночи: «Да. Это сурово! Это жестоко! Этому есть место быть. И осознать это есть место».

Утром встала, и что-то во мне уже знало: вот почему я стала суровой женой, властной мамой, довлеющей, жестокой женщиной. Помню в детстве, открывая утром глаза, чувствовала, что у меня нет любящей и заботливой мамы. Подрастая, все чаще ощущала, что я никому не нужна. И чем дальше двигалась в этом мире, тем больше превращалась в лед, в камень, в железобетон, в свинцовый саркофаг. Единственное, что давало мне надежду, это прочитанные сказки и романы, мечты, что когда-нибудь меня полюбят и я стану нужна.

Теперь что-то во мне ясно знает: пора повзрослеть и выйти из этих романтических иллюзорных детских грез. Стоит по-взрослому собрать все свое мужество и осознанно, непоколебимо, как глубинный якорь, оставаться в осознании «Я есть». Мысли приходят и уходят, чувства приходят и уходят, ощущения и восприятия приходят и уходят, но только знание «Я есть» остается неизменно. Выдох. Да, для этого надо по-настоящему повзрослеть.

Внутри чувствую решительно настроенную силу, которая по утрам после завтрака медитирует, затем слушает и смотрит на канале видео Экхарта Толле, Руперта Спайра, Джона Батлера. Тело не понимает, в растерянности, но, как послушный ребенок, с той же энергичностью и намерением продолжает безмолвное медитативное сидение на лавочке во время прогулок. Наслаждаясь шумом воды, потрясающе красивыми облаками в синем небе, воспринимая невероятно насыщенные цвета и звуки, шелест листвы, щебет птиц, произносит: «Чем больше Тебя, тем меньше меня». Куда бы ни упал мой взгляд, тело говорило: «Я сейчас здесь, и для этого не нужно лететь так далеко к духовным мастерам». Долго пробыла в таком состоянии, пока тело не встало и не двинулось домой.

Вечером после ужина включила песню, там звучали слова: «Очарована, околдована, с ветром в поле когда-то повенчана». О, чудо! Взляд мой упал в окно на небо, и из меня впервые заструилось сострадание не к себе одной, а ко всему, что наблюдала: какое оно большое, необъятное! Я впервые почувствовала в себе совершенно другой взгляд, словно поменялся вектор с «меня» на «не меня». Глубинное сострадание чего-то Большего струилось не к маленькой, отдельной личности, а ко всем женщинам, которые сейчас проходили по тротуару. И вдруг пришло совершенно ясное осознание, что не я страдала, а Одна Большая Сила. Это не передать и не описать.

Ночью почувствовала, как из левого глаза течет слеза, левую ногу свело судорогой, тело растеряно, в беспокойном состоянии. Пытаюсь уснуть, но не могу. А руки пишут эти строки: «Резонный вопрос прозвучал во мне: какой смысл был создавать все, если создавалось это только для того, чтобы было плохо и тяжело? Но сейчас что-то во мне знает: только Господь – Непроявленное – Вездесущее может проникнуть вглубь себя, ум-тело этого не знают. И лишь То Я – глубинное, непроявленное во мраке тьмы – открыто пронзает неведение, провозглашая: не может быть, чтобы все это создавалось только для плохого и тяжелого. И чтобы дальше было хуже! Не может быть!».

Днем ощутила какую-то ясность от произнесенных ранее слов «это сурово, это жестоко», что-то прояснилось и встало на свое место. То, что все это пережило, – Большое. А я, обособленная личность, крохотная в отношении всего пережитого. Оно… Нет слов, только чувствую почтение и благоговение к Этому. С отрезвляющей ясностью открылось, что не я переживаю все, а Нечто Всемилостливое, Милосердное, которое позволяет мне сейчас это осознать. Ты Большое, а я маленькое. Что Ты такое – описать не могу. Но ясно чувствую свое место – оно крохотное в отношении Тебя. Счастье – осознать это и занять свое место. До этого момента я считала себя большой, а все остальное казалось маленьким и незначительным. Но сейчас я знаю свое место. Господи, я люблю Тебя!

Теперь понимаю, каким высокомерием с моей стороны было судить и лезть не в свое дело; это Большое, и оно не касается меня, маленькой. Это дело Большого (взрослых), а я, как разбалованное дитя, постоянно лезла, пытаясь указать и поставить всех на место. Какая надменность! Какое высокомерие! Я постоянно лезла в то, что меня не касается, переворачивая все «с ног на голову». Тем самым создавая еще больше безумия. Господи, помилуй меня грешную, меня, безумную, отделившуюся от Целого, контролирующую и диктующую условия Единому! Пришла легкость от ясного знания: если больной знает, что он болен, значит, он выздоравливает. Только сейчас стали ясны слова Берта Хеллингера: «Все те, кто до нас, – Большие!».

(примеч. автора: Бе́рт Хе́ллингер, 1925 г. – 2019 г., немецкий философ, психотерапевт и богослов. Известен благодаря спорному терапевтическому методу, именуемому – «семейные расстановки». В процессе развития его работа вышла за рамки первоначального формата, сам он обозначал свою работу как «новые семейные расстановки» в согласии с «Движением Духа»).

И совершенно понятными становятся слова: «До того, как появился Авраам, Я ЕСТЬ!».

Это реально долгий путь в пустыне в поисках воды. Живая жизнь не стоит на месте – все течет, все меняется. Сейчас раннее утро, серая облачность сменилась чистым небом, смолкли соловьи, уже слышен щебет других птиц, капельки дождя принесли свежесть и прохладу. И только ум-тело – локализация ограниченного разума – пытается сохранить, удержать все под своим контролем, «замуровав живую Жизнь в саркофаг». Но крохотный, нежный росток пробивается сквозь скалы – это Живое знание.

После сладкого пробуждения от сна, как обычно по утрам, начала делать гимнастические упражнения, которые постепенно выработались в единый комплекс движений. Раньше я делала приседания, держась руками за подоконник, но тут внутри ощутила призыв: «Ты сама, без поддержки, можешь вставать на ноги, не бойся». После приседаний без поддрежки стало совершенно очевидным, что мысли диктуют телу. Что мысль может знать о жизни? Ничего.

Днем сходила в парикмахерскую, внутри чувствую очередную тревогу и беспокойство о внешности, переживая, что она меняется и увядает. На этой волне во время прогулки по набережной намеренно подошла к пожилой женщине, внешне напоминающей свекровь. Долго гуляли, мило разговаривали, а когда прощались, я посмотрела ей прямо в глаза и про себя промолвила: «Ты большая, а я маленькая». И пошла домой.

После сильного дождя с ветром случилось нечто невероятно красивое: золотистые лучи насквозь просвечивают нежную влажную листву. Во мне произошло очередное осознание «как я могла требовать от Этого невозможного?!» Постоянно требовать того, чего нет в реальности, – неизменной внешности живой Жизни. Ведь это невозможно! Требовать чего нет – разве это не безумие? И, как ни странно, я впервые всем сердцем почувствовала глубокую благодарность к безумной женщине Аи. Она своими бесконечными требованиями «дотащила» меня до такого состояния, что я сейчас в полном умилении и словно таю. Это невозможно описать. Но истина в том, что за Это все отдашь, даже самое ценное, что у тебя есть. Всю себя, без отстатка! Жить с этим, быть в этом – реальное счастье и покой! Боже, как хорошо!

Да, необходимо мужество и сила намеренно оставаться в этом. Вспомнила свекровь, которая пыталась встать, держась за чугунные радиаторы отопления в комнате. До сих пор перед глазами стоят попытки женщины встать на ноги. Она вновь и вновь совершала эти попытки, а потом прекратила это делать. Вот что бывает, когда мысли диктуют, как жить – страх берет верх. Похоронили ее с открытым ртом и согнутыми коленями – итог человеческого страдания во власти страха.

Любимый сын этой женщины, полный сил, крепкого телосложения впитал страх матери. Когда болел, мог встать со стула только с помощью сиделки. Даже на крепких ходунках боялся самостоятельно сделать шаг, в гневе кричал: «Убери порог в туалете, убери ковер, я из-за них падаю!». И лишь сейчас становится ясным, что бывает с человеком, когда мысли страха управляют телом. Бедному телу некуда деваться, оно делает то, что транслируют мысли и чувства.

Ясно наблюдаю, что вместо меня жило безумие, в которое я сама себя запихнула: тело боится ума, а ум боится тела. Это тихое сумасшествие, потому что я всегда считала себя нормальным человеком. И только сейчас, мало-помалу, медленно и постепенно осознается, что все одно – и тело, и мысли ума. И это не два «вместилища». Просто для того, чтобы стать Целым, надо быть Целым. Вот так мой ограниченный, обособленный ум мотал тело, требуя невозможного – разгладить морщинки на моем лице. А сейчас поражаюсь, как можно чего-то требовать, когда есть только Прозрачная Открытость?

Теперь во время прогулок на улице проговариваю про себя: «Повернись в Меня» или «Возьми меня в Себя». Сегодня внуки остались у меня ночевать, они играют, смотрят мультфильмы, а я, тихонько наблюдая за ними, проговариваю женщине с ребенком: «Повернись в Меня, и я возьму тебя в Себя». Пристально вглядываюсь, но ничего не могу распознать. На следующий день отвела внуков домой, внутри почувствовала нечто новое. Во мне струилась благодарность к детям и всему тому, что бросилось спасать меня «из-под завалов» О! Какое-то озарение мелькнуло в осознании. Это сумасшедший прекрасный кинулся на помощь одному в Одном! Это можно пережить, но описать невозможно. Чувствую могущество Целого, которое всеми «подручными средствами» спасает себя – живую жизнь – которая молит, стонет, плачет, просит о помощи. Воистину блаженны плачущие.

Порой я уже не знаю, где я, а где не я. Об этом Экхарт Толле сказал: «Я радуюсь, когда люди приходят и говорят: я не знаю кто я». Вот и я все чаще и чаще думаю: кто я, зачем я, почему я? В ответ ощущаю покой, нет беспокойства от того, что не знаю, кто я. Но чувствую, что очень медленно погружаюсь в умиротворение от неожиданных вопросов самой себе в настоящем моменте. И все чаще любовь струится со слезами; обхватываю всю себя, насколько хватает рук, проговаривая:

– Как я могла с самым близким – ближе ничего нет – так обходиться?! Как могла единственно родное, что у меня есть, довести до такого ужасного состояния, до истощения сердца, до безумия? Как могла довести тебя до животного страха, до оцепенения, до неподвижности? Как могла превратить тебя в убогую нищую с протянутой рукой? Которая боится встать на ноги. Которая боится сделать всего один шаг. Как я могла так сурово и жестоко обойтись с самым родным, что у меня есть?!

Сокрушаясь, недоумеваю – как все это случилось? Гнобила, обижала, презирала, ненавидела, предавала, осуждала, контролировала, давила самое близкое – ближе ничего нет. Как я смогла дойти до такого? Понять невозможно, это не входит ни в какие рамки. Плачу и все сильнее прижимаю себя к себе. В районе пупка ощутила схватки. Нежно, с любовью приложила туда ладони. Стало тихо и спокойно.

Позвонила мама, по голосу чувствую, что она плакала. Когда спросила, что с ней, она стала жаловаться, обижаться и требовать к себе внимания. Но теперь я не проваливаюсь в происходящее полностью, а осознанно наблюдаю его, словно со стороны. И вдруг увидела, что мама – тот самый нищий, который сидит на ящике с сокровищем, но при этом вымаливает у прохожих милостыню. Теперь в поле ее зрения все меньше и меньше прохожих (родственников), теперь она вымаливает и выколачивает милостыню из тех, кто у нее под рукой, – из своих детей.

Возвращалась с вокала и почувствовала желание выйти на остановке, где рядом протекает речка. В городе прошел дождь, вершины гор покрыл снег, белые облака на синем небе выглядят просто изумительно. Немного погуляв по набережной, присела на лавочку, созерцаю красоту вокруг и осознаю, в кого я превратилась. Это невозможно описать. Как можно было превратиться в изверга, деспота, тирана, палача самого себя? Как я могла единственное, что есть, довести до изнеможения?! Как могла так истязать себя?! Самые изощренные изверги не способны сделать того, что я сделала с собой. Это невозможно вместить, понять и осознать. Камерой пыток для самой себя – вот кем я стала! Истязав, иссушив, использовав себя по-полной, я пустила себя по миру с протянутой рукой просить милостыню. Молящим взглядом просила у прохожих людей и проезжающих мимо машин хотя бы чуточку внимания, с маленьким огоньком ожидания в сердце просила возможности любить и быть любимой.

А сейчас, когда наслаждаюсь красотой всего, что созерцаю, у меня уже нет молящего о любви взгляда. Даже чувствую внутри тихую благодарность этому миру за то, что отверг и не принял меня. Иду домой и проговариваю: «Одиночество идет только Богу». Пусть так. Отныне я намеренно, со всей своей силой, уверенно укоренившись ногами на земле, встала рядом с Богом. Если Богу идет одиночество, то я остаюсь рядом с Ним. И мне здесь хорошо. Это то место, где мне реально хорошо. Здесь нет жалобно просящего взгляда с мольбой о любви. Здесь покой без причины. Умиротворение. Тишина.

Здесь мне не страшно называть себя своими истинными именами: тиран, деспот, изверг, палач, безумная женщина. И одновременно чувствую внутри, что в этом никто не виноват. Требовать нереальное у Реальности – это иллюзия. В мире иллюзий все нереальное, а это значит, что ограниченное и обособленное Я – это то, что не в себе. В безумном открытом доме можно выжить, став таким же, как все в нем. Иначе не выжить. И я теперь ясно вижу, что никто ни в чем не виноват, просто люди не ведают, что творят.

Иду и про себя пою песню: «Как хорошо держать путь Домой». Что может быть счастливее, чем держать путь Домой? И это милость, благодать Того, Чему нет названия. Даже если ради этого пришлось пройти через камеру пыток. Где-то внутри есть осознание – мы все принесены в жертву, как агнец Божий. Но теперь все яснее и яснее становится, что я не жертва пыток, и все ощутимее ласковые объятия Одного – Целого.

Осознание нового накатывает волнами, отходит назад, вновь накатывает, будто смывает шрамы на песке. Ночью меня вновь накрыло новым осознаванием, я в ужасе сокрушалась, как могла превратить саму себя в изверга! В теле холод, такое чувство, что я кусочек льда; тело ничего не понимает. Вновь со всей силой намеренно остаюсь в том, что есть, вопрошая: «От чьего имени возникает это ощущение в теле?»

Понимаю, что камера само-пыток тоже благость для меня, ведь сколько всего было задействовано, чтобы все испытать и пережить. Сколько милостей было ниспослано человеку, чтобы он осознал себя. Каждый миг – это милость Тебя! И лишь сейчас стали понятны слова «кого Бог любит, того наказывает». Личности этого не понять. Как много было вложено, внедрено, задействовано в осознании себя. «Мне холодно», – сказало тело. Укутала его потеплее, слегка согрелась. Ум-тело говорит: «Я уже ничего не понимаю». Уснула.

Среди ночи проснулась от того, что изо всех сил набираю и выпускаю воздух. Вышло глубокое дыхание: «Планета Земля – это человек, это сон Бога. Ужасно неописуемый сон. Сон Бога – ожившая Земля. Именно так Бог решил пережить всю красоту и весь ужас материального мира, который сейчас прочувствовала как усилие одного вдоха и одного выдоха».

С облегчением произнесла: «Слава Богу, если это так!» И уже готова без оглядки бежать к Отцу. Виден просвет, и надо быть ротозеем, чтобы упустить его. Это как мотылек, который стремится к огню, чтобы стать им. В Бесконечности Бытия нет завершения, живая Жизнь каждый момент видоизменяется в своей неизменности, она разная, неповторимая, вездесущая. Ни один человек это не описал и не сможет описать, но есть шанс пережить Настоящий момент.

Иногда, совсем неожиданно, накрывает кашель, я стараюсь пронаблюдать это и вижу в себе присутствие отдельной Аи. Понимаю: чтобы стать целостной, надо быть целостной. Как это происходит – не знаю. Но чувствую, что тело должно обрести целостность. И вдруг – как озарение – осознаю, что тело – это подарок. И восклицаю: «Разве это не подарок Бога?! Разве это не милость Целого?! Разве это не благость Одного?!». Оно дает сознательно попрощаться с самым дорогим, что у меня есть в этом мире, – с человеком Аи. Маленькая женщина, как могла, сопровождала меня со всей своей верой и правдой в этом материальном мире! Безмолвие. Еле заметная тихая благодарность просочилась в тело. Тело встрепенулось, словно после долгого забвения. А я целую ей руки, проговаривая: «Нам дана счастливая возможность сознательно попрощаться и поблагодарить друг друга друг в друге».

Куда бы ни упал мой взгляд, происходит какое-то теплое благодарное созерцание всех вещей, окружающих меня. И оно струится дальше к людям, которые проявились, чтобы сопроводить меня на данном пути. Глубокий выдох от осознания того, что никто ни в чем не виноват. Все свободны. Меня накрыла безмерная благодарность Тому, что есть.

Если раньше, скажем так, в прошлой жизни, все вокруг казалось мне тяжелым, серым, унылым и скорбным, то сейчас – нет. Совсем другое восприятие мира: оно живое, потому что каждый миг – последний. Что такое миг? Присутствие в «моменте сейчас». В «моменте сейчас» нет мыслей, это чистый ум. А когда ум в покое, то и все в покое. Именно об этом сказал Лао Цзы: «Смерть – это возвращение странствующего ума в присутствие».

Все, что осознается днем, пишется ночью: «Самого себя запугать до такого состояния – это жестоко! И название этому – суровое, жестокое дитя подземелья. То, чему нет названия, спустилось вниз для того, чтобы искать „увянувшие розы и слушать мертвых соловьев“. Бог решил спуститься вниз и посмотреть, что же там такое. Жизнь заблудилась от ужаса и страха, превратившись в безумие иллюзорного мира. Заманили живую Жизнь – лучезарную, открытую, искреннюю малышку – в этот материальный мир, а по факту наблюдаю завядшие тела с тросточками в руках и полными тележками продуктов. Почему я не слышу звонкого смеха лучезарной девочки? Потому что здесь поют мертвые соловьи».

Сегодня позвонила мама и в обычном режиме начала напевать свои мертвые песни, но я уже не верю в их реальность. В подробностях рассказала, какие многочисленные анализы сдает, что у нее нашли, как лечат и сколько все это стоит. Затем переключилась на мою книгу, тираж которой находится у меня дома. Говорит: «Когда ты их уберешь? На нервы действуют, когда их вижу; зла не хватает! Если бы я знала, что ты будешь писать книгу, я бы стеной встала и не разрешила тебе это делать!» Я молча ее слушала и не возражала, как в былые времена. Что-то во мне теперь с каждым днем все ярче и ярче узнает то нереальное, которое с детства транслировало мне ужас, страх, угрозу и тревогу. Теперь все чаще пытаюсь разглядеть, что стоит за всем этим: Оно чистое, прозрачное, ничем не затронутое.

И вновь то, что поняла днем, пишу ночью. «Игры мертвого соловья. Мертвый соловей поет свою песню, тут слепая игра, и это я. Мертвый соловей, который поет, – это я. Тот, кто слушает эти песни, тоже я. И песня эта – я есть. Все так просто! Но чтобы понять замысел, оказывается, надо пройти весь путь: слушать, петь, играть в суровые игры… Зачем Бог так шутит над собой? Не знаю. Но это реально жутко захватывающе. Весь интерес в незнании, хоть порой невыносимо уныло, страшно и больно. На то он и Бог, что может позволить себе это невероятно ужасное и захватывающее зрелище с элементами красоты и ужаса. И невольно звучит продолжение песни „но и она печальна тоже – мне приказавшая любовь“. Испытать любовь, но при этом не иметь возможности прикоснуться к ней – это чудо тоски по любви! Можно только восхищаться ею, созерцать, но прикоснуться проявленному к непроявленному себе невозможно. В этом вся невероятность любви с самим собой. Невероятный реально-нереальный роман с самим собой».

Это как экран: он не может прикоснуться к фильму, но между ними что-то происходит. В данный момент – любовь. Раньше я не видела, не чувствовала экран, больше боялась его, избегала, жаловалась, судила. А сейчас просыпается любовь – ошеломляюще ужасная, неописуемая.

Днем гуляю на улице и осознаю, что много чего происходит, чтобы только осветить этот момент; а я, глупая, боюсь, возмущаюсь, сопротивляюсь, нуждаюсь. И эта истина озвучена Джоном Батлером: «Глупость человека – это мудрость для Бога». Впервые откровенно и честно произнесла себе: «Чем больше тебя – мудрости, тем меньше меня – глупости». Иду и впитываю, изумляюсь тишине, покою, довольству тем, где я сейчас есть.

Реально нужны силы намеренно выйти «из всего», остаться одному и после зудящей тоски одиночества почувствовать благость. Это оказалось истиной, чувствую себя как на ладони Бога. И только накатывает порой кашель с выделением горечи, но в нем я вижу не болезнь, а реакцию тела на перемены.

Раньше, когда была вовлечена в водоворот безумия, интуитивно себя предупреждала: «ляг на дно, у тебя не хватит сил; береги силы, они тебе еще пригодятся». И мое терпеливое послушное тело почти не дышало. Но сейчас я дышу и, как следствие, происходит перестройка системы. Когда дышу глубоко, возникает чувство, что грудная клетка изо всех сил старается раскрыться, раздвинуть те «железные прутья», которые вынужденно сотворила сама себе. И вот теперь, ложась спать, я ощущаю, как тело пытается дышать полной грудью, будто раскрывается, но тут же прикрывается. Глажу всю себя, проговаривая: «Дыши. Я здесь. Теперь тебе не нужна клетка безопасности, теперь тебе не на кого оглядываться, некого бояться. Дыши, любовь моя. Для того, чтобы стать целой, надо быть целой».

Сдала вторую книгу редактору-корректору для работы, а сама с чистым сердцем, как после выполненной порученной работы, отправилась на десять дней в отпуск на озеро Алаколь, которое находится в той стране, где проживаю сейчас. Еду в поезде и испытываю одно желание – быть наедине с солнцем, водой, окружающей природой; быть там, где можно ни о чем не думать, а только созерцать и отдыхать. Ехала и не знала, в какую зону отдыха попаду. Мне реально повезло: зона отдыха на этом побережье озера оказалась одна, сезон купания только начался, и людей было мало. Необычайный простор, горы, вода. Я порой поражалась, что все побережье принадлежит лишь нескольким отдыхающим. Ехала без ожиданий, без намерений и не предполагала, что реально погружусь в то, что Есть!

Первое, что произнесла, когда вошла в озеро:

– Прими мое истощенное тело.

– Оставь тело в покое, – услышала в ответ.

Вышла из озера, и что-то во мне знало: надо оставить тело в покое и дать ему просто жить.

В первую же ночь на новом месте мне приснился сон. Берт Хеллингер с помощниками гостит в доме, где я выросла. И вот они собрали вещи, готовятся к отъезду, он подходит ко мне и по-отечески говорит:

– Приготовь наши вещи на выход, найди им место.

Утром проснулась и испытала чувство, будто отец довел дочь до ее места, полностью выполнив свою работу, и с чистым сердцем оставил там, а быть может здесь. Я не знаю. Бог знает. В этом сне чувствовалась какая-то удовлетворенность, завершенность. Словно Бог долго работал над сотворением, а потом произнес: «Эх, хорошо!»

Вдыхаю аромат свежести, впитываю все как высохшая без влаги губка и повторяю одно и то же: «Оказывается, это есть! Не только в экзотических далеких странах: оно здесь, оно есть!»

Уже дня через два каждый день после завтрака стала уходить практически с пустого пляжа в сторонку, в уютное местечко, и совершенно нагая, одна, наедине с собой, погружалась в озеро, просто растворяясь в нем. Впервые позволила себе полностью оголиться и погрузиться в воду, как дитя. Необычайные чувства – я принята, я любима. Это реально благодать! Тихо плещутся волны. Выхожу из воды, лежу на земле, созерцая горы, небо, озеро. Тишина! Покой. Такое чувство, что лежу между мамой (озеро) и папой (горы), окутанная их любовью, теплом и нежностью. Чувства переполняют меня, изливаясь на все вокруг. Смотрю с умилением в сердце на каждый цветочек, на каждый камешек, на каждую букашку, ползущую по песку. Плаваю в воде, проговаривая: «Нет Бога, кроме Бога. Нет Реальности, кроме Реальности. Нет Единого без Единого. Чем больше от Тебя, тем меньше от меня». Происходит полное погружение в окружающую природу и единение с ней.

Вечерами после ужина ноги сами несли меня на степной простор, и я просто сидела у подножия величественных гор. В тишине медитировала под открытым небом, безмолвно созерцая и впитывая все, что воспринимаю уже несколько дней. И вдруг в один из дней произошло раскрытие! Откровенный обнаженный взгляд на простор – и вдруг произнесла:

– Теперь я знаю, кто я! Я самый запуганный человек! Я самая безумная женщина!