Свадебное путешествие

В тот миг, когда чужеродный и бездушный луч рассек небо, здание «Квантум Инфинити» не просто затрепетало. Оно испустило предсмертный вздох. Это был не звук, а конвульсия самой материи, внезапно вспомнившей, что она хрупка. Сначала – тихий стон, рождающийся в стальной арматуре конструкции, будто пробуждались древние инстинкты, похороненные под слоями алгоритмов. Но вскоре этот стон переродился в яростный рев – гимн тотального распада, перед которым все их формулы и протоколы оказались бессильны.

Окна не треснули. Они распустились ядовитыми цветами из паутины трещин, и дождь из осколков был не ледяным, а алмазно-острым, выпавшим из вен безжалостной реальности. Металлические балки, эти идеальные прямые, вдруг начали изгибаться в невозможных, мучительных позах. Полы под ногами перестали быть опорой – они стали картой хаоса, по которой трещины ползли, как молнии по небу безумия.

Их знания оказались папирусом, брошенным в огонь. Сотрудники, эти вершители судеб в пробирках, бросились к выходам, но двери предали их – наглухо захлопнулись. Паника была не эмоцией. Она была кислородом отчаяния в легких, сжатых тисками системы, которая впервые не смогла предложить решение. Они звонили в никуда – их связь, эта невидимая пуповина к стерильному миру, была перерезана одним ударом.

Здание наклонилось. Не как башня, а как умирающий гигант, в глазах которого – недоумение. Верхние этажи, эти венцы цивилизации, поползли вниз каменной лавиной, стирая в пыль лаборатории, где они пытались заключить жизнь в таблицы. Облако пыли было не мусором, а саваном из пепла и тщеславия.

Внутри святая святых – лаборатории – начался дикий, неподконтрольный карнавал. Приборы, эти хранители точности, разбивались в хрустальный блеск. Жидкости из колб, эти разделенные и изученные стихии, хлынули навстречу друг другу, вступая в браки, которые не были предусмотрены ни одним мануалом, рождая ядовитое пламя непредсказуемых реакций. Это была механика жизни, обрушившаяся на собственных архитекторов.

И когда всё окончательно рухнуло, сложившись в груду обломков, это было не просто обрушение постройки. Это был крах аксиомы. Те, кто выполз наружу, залитые грязью былого величия, смотрели на руины и видели не просто разрушенное здание. Они увидели пустоту там, где раньше был их бог – Логика. И поняли, что их жизнь, выстроенная по инструкции, была лишь длинной и тихой репетицией. А настоящая реальность, жестокая и непредсказуемая, только что началась – с первого удара, против которого не было правил защиты в их выверенной схеме.

Глава 3. Пробуждение инстинкта.

– Аааа! Помогите!

Вопль Жанны не просто пронзил воздух – он стал иглой, вонзившейся в самое нутро Джессики. Перед ней открылась ужасающая картина. Гигантский сухопутный осьминог из липкого и склизкого хитина обвивал коллегу, и её собственное тело отозвалось на это зрелище не дрожью парализующего страха, а глубоким, диким, практически животным резонансом агрессии.

В ней словно что-то щёлкнуло.

Джессика, повинуясь неожиданному порыву, не задумываясь, бросилась на помощь подруге. Мир замедлился, превратившись в последовательность кристально ясных кадров. Панический визг жертвы. Запах чуждой плоти. И… холодная, уверенная тяжесть в правой руке. В её ладони сам собой материализовался острый кинжал из самой субстанции её воли, как будто всегда был продолжением её сущности, просто ждал своего часа. И она как будто бы знала, что тот непременно появится в нужный момент. Прежде чем сознание биоинженера успело прошептать «стоп», её тело уже рванулось вперёд. Не думая, а только чувствуя, следуя инстинкту. Колени скользнули по слизистому следу, мышцы помнили движения, которых ярая пацифистка Джесс никогда не учила. Взгляд за долю секунды вычислил слабое место, о котором она не могла знать. И удар… разрезал его вдоль тела завершающим аккордом в симфонии её смертоносного танца. Монстр рухнул в ту же секунду.

И в наступившей тишине её сознание раскололось надвое.

Осознавая произошедшее, миссис Сандерс просто поверить не могла, что она только что сделала. Первая часть её души уже давно билась в истерике, крошечным, перепуганным существом: «Ужас, что я творю? Я… убила его! Я никогда… Какой кошмар! Мы все умрём!» Этот голос был её старым миром – прошлым в стерильных лабораториях, полным строгих инструкций, протоколов и уверенности, что насилие есть абсолютное зло.

Еще с утра у нее было странное ощущение. Словно она это две личности одновременно. Одна из них сейчас была просто в шоке от всего этого и паниковала назойливыми ненужными мыслями: “Аааа, спасите, это конец!” А вторая как будто сохраняла спокойствие и решимость, именно она не удивилась появлению в руке оружия и смогла его грамотно применить. И самое ужасное было в том, что эта вторая часть… кайфовала. От адреналина, бьющего в виски. От сладкой горечи опасности. От власти, что текла по её жилам вместе с кровью. От осознания, что она не жертва. Что оружие – это сила.

«Что со мной не так? – пронеслось в её голове, и это был крик её старого «я». – Мир рушится, люди гибнут, а какая-то часть меня… ликует. Как будто я ждала этого всю свою размеренную, предсказуемую жизнь. Риск. Приключения. Опасность. Когда чувствуешь, что по-настоящему живёшь, а не просто существуешь, перекладывая данные из одной таблицы в другую».

Эти мысли были её. Но в то же время – чужими. Навязчивыми, пугающими своей откровенностью. И от этого противоречия становилось ещё страшнее. Они пугали Джесс больше, чем щупальца инопланетных захватчиков.

Наконец вторая часть сознания холодно резюмировала, оттесняя эту внутреннюю истерику двойственности: «Выбор очевиден. Паниковать сейчас точно не вариант. Мы всё ещё живы… И я готова сражаться до конца за всё, что мне дорого. Пойду помогу мисс Каас».

– Жанн, ты как? – Джессика провела тыльной стороной ладони по щеке, оставляя мазок синей крови, и принялась разглядывать прилипшие хитиновые чешуйки. И её голос был удивительно ровным. В нём не было и тени той тревоги, что разрывала её изнутри. Это были слова ученой. Но произнесла их та, другая. И миссис Сандерс, заглядывая в бездну этого открытия, с ужасом понимала, что… это и есть она. Та, кем она всегда мечтала быть, но боялась это признать.

– Вроде цела… спасибо тебе, Джесс. – Голос коллеги дрожал, но в нем пробивалась и досада. – Как ты его! Откуда у тебя нож с собой? Что вообще происходит, ты понимаешь хоть что-то?

– Похоже, на нас напали вот эти чудовища. – Биоинженер рывком выдернула лезвие из липкой биомассы и брезгливо вытерла об халат. – Ладно хоть убивать их легко. Взять бы образцы – я спроектировала бы существо куда изящнее.

– Посмотри, что это за растения? – Жанна, всё ещё цепляясь за её руку, указала на пульсирующую флуоресцентную поросль, пробивающуюся сквозь металл. – Я жизни таких не видела!

– И я тоже. – В глазах Джессики вспыхнул тот самый огонь, который так раздражал мисс Каас на планерках. Огонь, который не разжечь ни одним комплиментом. – Это не просто инопланетная флора. Это… готовый симбионт. Смотри, как он интегрируется в сплав! Мои выведенные ДНК-адаптеры, способные выжить даже в вакууме и перестраивать свою структуру под сильнейшее магнитное поле, и то не смогли бы такого сделать. Они всего лишь подчиняются заранее прописанному алгоритму, ищут запрограммированные ресурсы.

Миссис Сандерс присела на корточки, не в силах оторвать взгляд, её голос снизился до страстного шепота учёной, стоящей на пороге величайшего открытия.

– А этот… – она жестом указала на поросль, которая, казалось, впитывала саму суть металла, – он не ищет… а преобразует. Не адаптируется к среде, а делает среду собой. Видишь эти кристаллы на кончиках? Мои наноархитекторы могут осуществлять синтез новых тканей из заданных соединений. Но этот кустик… он уже начал генерировать то, что ему нужно, прямо из воздуха, пыли и обломков арматуры. Не просто использует готовые источники, а сам создаёт их. Из атомов распада, из ионизированного воздуха после взрыва… Он строит себя из хаоса, Жанн! Из праха нашего мира!

Она провела рукой по воздуху в сантиметре от странного растения, её пальцы повторяли его изгибы.

– Мои творения могут менять форму, чтобы пролезть в трещину. Его форма – это и есть его суть. Он не обходит препятствия. Он их поглощает и делает частью своей биологической схемы. Это даже не синтез… не то, что мы можем получить в пробирках при экспериментах по созданию клетки с бесконечной регенерацией. То были лишь попытки подражать жизни. А это… – её голос дрогнул, – …это и есть сама жизнь. Только не та, что мы знали.

Джессика чуть не прикоснулась рукой к ростку, но всё же остановила себя.

– Это другой путь. Не синтез, а… вторжение. Настоящее порабощение окружающей среды.

Жанна сжала её локоть с внезапной силой.

– Ты достала со своими заумными «адаптерами»! Хоть бы объяснила, что тут творится?! Ты же всегда во всё вникаешь, у тебя на всё есть свой специальный проект! Майкл говорил, ты даже идеального человека собрать хочешь, который в космосе выживет. Что нам сейчас делать?! – В её голосе прозвучала не насмешка, а горечь. Она говорила о работе Джессики так, как говорят о чужом, недостижимом языке. На котором мистер Сандерс готов был разговаривать с женой сутками напролет.

Мисс Каас прекрасно осознавала пропасть между ними, боясь, что её выгонят, когда морщины станут глубже. А её коллегу, Джессику, могли бы уволить лишь в одном случае – если бы её мозг внезапно перестал генерировать идеи, способные переписать все учебники. И эта разница между существованием и значением невероятно Жанну раздражала.

Миссис Сандерс на мгновение оторвала взгляд от инопланетной биомассы, глядя на перепуганное лицо коллеги.

– «Идеальный организм»… – она повторила эти слова, как заклинание, утратившее силу. – Мы с мужем пытались встроить в геном устойчивость к радиации, к токсинам… Мечтали о космосе, о далёких мирах, редактируя гены, как строки кода. Мы создавали квантовых симбионтов, чтобы человек мог чувствовать магнитные поля или видеть в инфракрасном спектре. Это была такая красивая, стерильная сказка.

Голос её дрогнул, и она сжала кинжал так, что костяшки побелели.

– А настоящий, живой, дикий космос… оказалось сам пришёл к нам. И принёс свои правила. Не редактирование генома, а его полное, тотальное замещение.

Она обвела взглядом руины, и в её глазах плескалась странная смесь – восторг учёного, столкнувшегося с чудом, и боль мирного жителя, потерявшего всё.

– Смотри, – её шёпот был полон почти священного ужаса и леденящего прозрения. – Вся наша цивилизация… наш антивещевой синтез, дающий нам бесконечную энергию… наши автоматизированные фабрики, печатавшие всё, что нужно… теперь остановлены. Наши нанороботы, чинившие нас на клеточном уровне бесполезны против повреждений такого масштаба…

Она обвела взглядом хаос. Весь их уютный, стерильный технологический рай оказался мыльным пузырём.

– Мы создавали будущее для человечества, – прошептала она. – Но всё это оказалось гигантским, прекрасным аквариумом. А они… просто разбили стекло. И показали нам океан.

Жанна смотрела на неё, не понимая. Она видела лишь смерть и разрушение.

– О чём ты?! Они уничтожили наш дом! Нашу лабораторию! Все наши работы!

– Да! – воскликнула Джессика, и в этом возгласе была и боль, и какое-то исступлённое торжество. – Они уничтожили муляж, Жанн! Мы думали, что покорили жизнь, заперев её в цепочки днк и алгоритмы искусственного интеллекта. Мы парили на антигравитации, модифицировали свои тела, как программы… и думали, что это и есть вершина эволюции. А оказалось, мы просто играли в песочнице, пока настоящий прилив собирался за горизонтом.

Она схватилась за голову, и её пальцы впились в волосы.

– Боже, мы были такими слепыми! Мы мечтали выйти в большой космос, сами не зная, во что это может вылится. И вот он сам вошёл в нашу дверь. Не как гость. Как хозяин. Их биология… не подчиняется нашим законам. Она сама и есть Закон.

В её глазах стояли слёзы. По разрушенной лаборатории, по расплавленным компьютерам, хранившим данные о квантовой запутанности симбионтов, по привычной и предсказуемой жизни, где всё было под контролем. Но сквозь эти слёзы пробивался другой огонь. Огонь познания.

– Мы думали, что инновации приведут нас к процветанию… – прошептала она, глядя на ползущую по стене инопланетную биомассу. – А прогресс, оказывается, уже здесь. Он просто ждал, когда мы перестанем его имитировать.

Жанна, всё ещё дрожа, ухватилась за обломок консоли, пытаясь найти опору в рушащемся мире.

– Твои проекты… – её голос сорвался. – Этот твой «идеальный организм», над которым Майкл бился… Он ведь должен был нас спасать, да? Он наш руководитель!

Эти слова пронзили сознание Джессики как удар тока, заставив вспомнить о раненом муже, и её охватило жгучее чувство вины за то, что она так замешкалась. Предчувствуя беду, миссис Сандерс спешно поторопила коллегу.

– О боже, Майкл! Я совсем забыла… Он там один, истекает кровью… Пойдем скорее, он просил меня привести помощь. – позвала Жанну Джесс.

– Ладно, идём. – неуверенно отозвалась мисс Каас. Взгляд коллеги был совершенно пуст. Она не думала о Майкле. Она беспокоилась лишь о том, кто теперь их спасёт.

– «Идеальный организм» – это не про космос, Жанн, – тихо сказала биоинженер, вглядываясь в пылающие руины их корпорации, этого храма разума, построенного на антивеществе и гравитационных платформах. – Это про то, чтобы не сломаться. Когда мир, который мы считали незыблемым, рассыпался в пыль за секунду. Когда все мои квантовые симбионты бессильны против одного-единственного луча, для которого просто нет правил.

Джессика горько усмехнулась, проводя пальцем по пыли, усеянной осколками днк-секвенаторов.

– Это вторжение – испытание. Чтобы сделать нас сильнее. Чтобы мы смогли выжить… и вновь увидеть рассвет. Вон там.

Она мотнула головой в сторону кроваво-багрового неба, затянутого дымом.

Воздух густел, превращаясь в горячий сироп, которым было больно дышать. Солнце, некогда ласковое, теперь висело в мареве раскалённым диском, выжигая последние следы знакомого мира. Они бежали обратно – не к спасению, а из одной ловушки в другую, и с каждым шагом джунгли словно настигали их.

Жанна то и дело бросала на коллегу испуганные взгляды. Полные не столько ужаса перед инопланетным вторжением, сколько первобытного страха перед самой спутницей. Перед этой стремительной, безжалостной эффективностью, с которой та обращала обломки в оружие, а собственное тело – в холодный, расчётливый механизм. Мисс Каас же была охвачена лишь одними желанием – поскорее найти укрытие, где кто-то сильный – Майкл, корпорация, кто угодно – наконец возьмёт на себя груз ответственности и спасёт её.

Джессика же бежала сквозь кошмар, и её разум, вопреки панике, лихорадочно работал. Она не просто видела, как гигантские папоротники пронзают асфальт, а лианы, похожие на жильные канаты, с хрустом сминают остовы машин. Она анализировала. Скорость прорастания – экспоненциальная. Биомасса, порождённая инопланетным семенем, не просто росла – она переписывала экосистему, вытесняя привычную флору за считанные часы. Странные насекомые, издающие механическое жужжание, не просто ползали вокруг – они опыляли эти чудовищные цветы, завершая цикл чужеродного жизнеустройства. Её охватывал не столько ужас, сколько ледяное восхищение перед этой безжалостной, совершенной эффективностью, столь похожей на её собственный настрой в моменты кризиса.

Они вырвались на опушку, где ещё недавно стояла здание корпорации. Теперь это были руины, тонущие в зелёном море. Камни дышали жаром, а воздух вибрировал от стрекозоподобных существ с крыльями цвета расплавленного металла.

Жанна, едва взобравшись на холм, замерла, всхлипывая. Её взгляд, стеклянный от слёз и ужаса, блуждал по разрушенному пейзажу в тщетных поисках спасителя.

Джессика уже стояла перед развалинами, не зная, куда идти. Но её мозг отказывался капитулировать. Он искал закономерность в хаосе, вектор в этом зелёном аду. Её глаза, холодные и острые, выхватывали детали: направление роста лиан, отсутствие тел, странную тишину, нарушаемую лишь чужими голосами природы.

И сквозь этот шквал данных пробивалась одна пронзительная, человеческая нота: "Майкл". Она снова и снова переживала тот миг, когда оставила его истекающим кровью у обломков лаборатории. Не для спасения себя – для поиска помощи. Теперь эта помощь оказалась миражом, а его исчезновение – зияющей пустотой в центре её стремительно сужающегося мира.

Она подошла к Жанне, чьё лицо было искажено немой жалобой на несправедливость всего сущего.

– Майкл… – голос миссис Сандерс был хриплым, но твёрдым, волевым, врезающимся сквозь всхлипы коллеги. – Его здесь нет. Но он не мог уйти далеко. Мы должны найти его. Он мог отправиться в город самостоятельно. Надо постараться туда попасть как можно скорее. Надеюсь, что ему не встретились эти твари и не случилось худшего. – мысленно Джесс уже начала винить себя в произошедшем. – Мне конечно же не стоило его оставлять. Но в его голосе было столько уверенности, что я подчинилась его просьбе, совершенно не задумываясь о том, насколько серьезно он может быть ранен.

Мир вокруг плавился, превращаясь в акварельный кошмар, где мазки буйной зелени заливали последние островки цивилизации. Девушки пробирались сквозь это дышащее полотно, и каждый шаг отдавался в душе Жанны новым надрывом.

– Знаешь, Джесс, тот монстр… не пытался меня разорвать, – её голос был тонким, как трещина на стекле, звуча изнутри её оцепенения. – Не кусал. Его щупальца… так ласково скользили. Он… изучал. Как будто читали меня особым шифром, выискивая нужную главу. Мне показалось, он искал что-то конкретное. Мне почудилось… будто он не столько атаковал, сколько опознавал. Как при знакомстве, понимаешь?

Джессика шла впереди, её плечи были напряжены тетивой, а взгляд, острый и сухой, сканировал подозрительное движение в листве.

– Вероятно, искал место, где кость тоньше, – отрезала она, безжалостно рассекая намёки подруги лезвием логики. – Чтобы скорее добраться до мозга. Это эффективно.

– Говорю тебе, было иначе! – В голосе Жанны прорвалась затхлая волна паники. – Он удерживал меня так долго… Если бы я была просто пищей, от меня осталась бы жалкая капля на асфальте.

Джессика резко остановилась, повернувшись. В её глазах, обычно таких ясных и спокойных, запеклась тёмная, едкая смола ярости.

– Ты всерьёз предполагаешь, что нас атаковали похотливые пришельцы, похожие на гигантских сухопутных осьминогов, чей межзвёздный досуг исчерпывается сомнительными экспериментами над человеческими женщинами? – Её слова висели в воздухе, тяжёлые и ядовитые. – Я не слышала ничего более нелепого и абсурдного за всю свою жизнь.

– Лучше бы я стала его ужином… – прошептала Жанна, сжимая ладони так, что ногти впились в кожу. – Чем развлечением в его… инопланетном будуаре.

– Не трать силы на эти фантазии, – Джессика махнула рукой, и в этом жесте была не просто уверенность, а нечто новое, твёрдое и опасное. – Наша армия не станет церемониться. Они приготовят из этой нечисти изысканное сашими. Вот и всё их приключение. Идём.

– Ты уверена? – Жанна безнадёжно оглянулась на рушащийся мир. – Разве наши миротворцы с их бумажными договорами и флагами перемирия вообще способны на что-то, кроме красивых жестов? Они разучились держать оружие, а не призывно протягивать ладони!

Уголок губ Джессики дрогнул в подобии улыбке, но глаза оставались холодными, как лезвие.

– Не нагнетай, Жанн. Если уж хрупкой девушке под силу превратить их в фарш, то мужчины в униформе, вооруженные огнемётами, просто сотрут эту заразу в пыль. Наша задача – дождаться. И выжить. – Она прищурилась, и её взгляд, аналитический и безжалостный, скользнул по бледному, испуганному лицу подруги. – А эти мысли о ласкающих щупальцах… Может, это не он в тебе нуждался, а ты в чьём-то прикосновении? Давно ли тебя согревали по ночам чьи-то нежные объятия?

Её тон был лёгким, почти игривым, но слова вонзились в беззащитную плоть одиночества Жанны больнее, чем любое щупальце. Джессика же, произнеся это, развернулась и пошла дальше, её фигура в распахнутом халате отбрасывала на тропу длинную, устремлённую вперёд тень, тогда как Жанна на мгновение застыла, ощущая, как её страхи и обиды, поднятые этим жестоким намёком, шевелятся внутри, словно что-то живое и уродливое.

Тишина между ними растянулась, упругая и звенящая, как струна, готовая лопнуть. Каждый хруст ветки под ногами, каждый странный щелчок в листве отдавался в сознании мисс Каас новым уколом. Её собственные мысли гудели роем ос, возвращаясь к тому, с чего начался этот проклятый день – к пустоте на складе реактивов, где пахло одиночеством и пылью. Она ждала. Час, наполненный медленным остыванием надежды. А потом видела их в столовой – тот поцелуй, который был не просто прикосновением, а целым спектаклем обладания, разыгранным специально для неё, невидимой зрительницы из-за угла. Именно тогда она и выбежала на воздух, угодив под самые щупальца монстра – из огня собственного унижения в полымя чужеродного вторжения.

Этот внутренний вихрь требовал выхода, яда, который уравнял бы её внутреннюю боль с чужой душевной раной.

– А ты? – её голос прозвучал неестественно тонко, врезаясь в влажное марево джунглей. Словно стеклышко, подобранное с пола.

Джессика, прокладывавшая путь через хрупкий папоротник, обернулась, на мгновение вырванная из картографии спасения.

– Что «я»?

– У тебя… это давно было? – Жанна сделала глоток воздуха, горького, как полынь. – Сегодня утром, да?

И тогда лицо Джессики преобразилось. Не просто осветилось – оно исторгло изнутри мягкий, тёплый свет, подобный тому, что исходит от ночного светлячка. Её усталость, напряжение – всё растворилось в этом сиянии.

– Сегодня утром, – подтвердила она, и слова её были обволакивающими, как шёлк. – Всё было… безупречно. Словно выверено на уровне квантовых связей. Каждая молекула воздуха между нами вибрировала в нужном резонансе. Мы даже успели наметить траекторию… повторения. После обеда.

Она говорила, а Жанна слушала, и каждое слово было не звуком, а каплей раскалённого металла, падающей на незаживающую язву. “Выверено. Вибрировала. Траектория.” Научные термины, превращённые в язык страсти, звучали для Жанны как насмешка. Её собственные встречи в подсобке, торопливые и затхлые, меркли перед этой картиной высокоточного счастья.

И тогда Джессика замолчала. Свет в её глазах померк, сменившись внезапной, стремительной тенью. Она сжала кулаки, и её голос, прежде бархатный, зазвенел ледяной осколочной сталью.

– Если с Майклом хоть что-нибудь случится… – она вздохнула, и в этом жесте было слышно шипение расплавленной ненависти. – Я из этих осьминогов лично, вручную, нашинкую суши. Не просто в салат порублю. В прозрачные, почти невесомые лепестки, чтобы сквозь них просвечивало солнце. Фарш? Слишком гуманно. Я разберу их на молекулы, чтобы они сами себя больше никогда не опознали. Мерзкие захватчики, да как они посмели испортить мне свидание с мужем!

Слёзы, внезапные и яростные, брызнули из её глаз, не размывая, а словно выжигая тропинки на запылённых щеках. Она плакала не от слабости. От бессильной ярости, что нечто чужеродное посмело ворваться в её безупречно выстроенную вселенную и похитить её главный закон – правовой акт любви.

Жанна смотрела на это излияние отчаянной силы и преданности, и её собственная, мелкая, уязвлённая ревность внезапно показалась ей такой ничтожной, таким ядовитым сорняком, проросшим на краю настоящего вулкана. Она отвела взгляд, снова уставившись под ноги, но теперь в её молчании была не только горечь, но и стыд. За столь тесный, душный мирок собственных обид, который трещал по швам, не выдерживая соседства с этой огненной, всесокрушающей тревогой.

Джесс безумно сожалела, что оставила Майкла одного. Что если с ним и правда приключилась беда? Чувство тревоги и беспокойства нарастало с каждым шагом. Что, если Майкл пропал? Что, если они не найдут его?

– Ты… так просто… говоришь об убийстве? – прошептала Жанна, и в её голосе звучала не благодарность, а глубокая, экзистенциальная брезгливость, словно она наблюдала за проявлением какой-то древней, позорной болезни.

В сознании миссис Сандерс, будто из другого измерения, прорвался чужой, яростный голос: «Слабость это яд. Страх жертвы слаще любого нектара для каждого хищника. А она возводит свою беспомощность в добродетель».

– А что, по-твоему, мне с ним нужно было сделать? – голос Джесс был спокоен и холоден, как сталь её клинка. – Или нужно было подождать, пока он тебя съест? Обсудить их право на геноцид за круглым столом? Предложить им вдохновиться нашими шедеврами, пока они рвут наших детей на части?

– Нет! Но есть же дипломатия? Сотрудничество… – в голосе Жанны звенела искренняя, неподдельная вера. Вера в тот хрустальный мир, что только что разбился. – Мы не животные! Мы создавали общество равенства и справедливости! У нас не было культа армии, потому что мы презирали насилие! Мы считали его… примитивным!