
Полная версия
Путешествие в окружающие миры животных и людей. Теория значения
В заключение я хотел бы выразить признание Беломорской биологической станции МГУ за гостеприимство, возможность вновь окунуться в живую среду биологов и доступ к библиотеке ББС. Директору биостанции – Александру Борисовичу Цетлину – отдельное спасибо за обстоятельное обсуждение вопросов, связанных с идеями и тезисами Икскюля, и нюансов жизни морского ежа, а также за новейшую литературу по биосемиотике. Возможно, Икскюль поспорил бы с нами поначалу, но окружающие миры представителей разных наук всё еще проницаемы друг для друга.
Виталий Куренной
Путешествие в окружающие миры животных и людей
Предисловие
Настоящая книжка не претендует на роль проводника в новую науку. Ее содержание можно было бы скорее назвать описанием путешествия в неизвестные миры. Миры эти не просто неизвестны, они также незримы, и, более того, многие зоологи и физиологи отказывают им даже в самом праве на существование.
Такое утверждение, которое может показаться странным всякому знатоку этих миров, становится понятным благодаря тому, что доступ к ним открыт не для каждого, и, кроме того, некоторые убеждения способны столь плотно замуровать вход в них, что ни один луч грандиозного сияния, исходящего от этих миров, порой не может пробиться сквозь запертые двери.
Желающий и впредь придерживаться убеждения, что все живые существа – лишь механизмы, утрачивает надежду когда-либо увидеть их окружающие миры (умвельты)[37].
Не разделяющий же механическую теорию живых существ пусть задумается над тем, что будет сказано ниже. Все предметы нашего обихода и машины – это не что иное, как вспомогательные средства человека. Те из них, что нужны для работы, принято называть орудиями действия, к которым относятся все большие машины, служащие на наших фабриках для переработки природных материалов, а также железные дороги, автомобили и самолеты. Наряду с ними известны и вспомогательные средства восприятия или, иными словами, инструменты восприятия, например телескопы, очки, микрофоны, радиоаппараты и т. д.
Следуя этим умозаключениям, мы можем предположить, что животное – это не что иное, как набор необходимых орудий действия и восприятия, соединенных посредством аппарата управления в нечто целое, которое, хотя и остается механизмом, способно выполнять жизненную функцию животного. В сущности, это и есть позиция всех приверженцев механистической теории – и тех, кто сравнивает животных с неподвижными механизмами, и тех, кто прибегает к их сравнению с пластическими динамизмами. Такие теоретики склонны видеть в животных лишь объекты. При этом они не обращают внимания на то, что берут за основу искаженное представление о самом главном, а именно о субъекте, который использует вспомогательные средства, воспринимает и действует благодаря им.
Посредством ирреальной конструкции комбинированного орудия восприятия и действия была предпринята попытка не только сочетать органы чувства и органы движения животных подобно частям некоей машины (не принимая во внимание их восприятие и действие), но даже более того – попытка «машинизировать» человека. С точки зрения сторонников теории поведения (бихевиористов), наши ощущения и воля – лишь видимость, в лучшем случае их предлагается рассматривать как отвлекающие посторонние шумы.
Но если мы будем придерживаться того мнения, что наши органы чувств стоят на службе нашего восприятия, а органы движения – нашей деятельности, мы будем смотреть на животных не просто как на механическую (машинальную) структуру, но обнаружим и машиниста, который встроен в эти органы так же, как мы сами в свое тело. И тогда мы станем говорить о животных не как об объектах, а как о субъектах, активность которых почти целиком состоит из восприятия и действий.
Таким образом, мы приоткрыли врата, ведущие в окружающие миры, ибо всё, что воспринимает субъект, становится его миром восприятия, а всё, что он делает, становится его миром действия. Мир восприятия и мир действия вместе образуют замкнутое единство – окружающий мир.
Окружающие миры, столь же разнообразные, как и сами животные, открывают каждому любителю природы новые земли такого богатства и такой красоты, что путешествие по ним стоит того, даже если они откроются не телесным очам, а лишь его духовному взору.
Подобное путешествие лучше всего начать в ясный день у цветущей поляны, наполненной жужжащими жуками и порхающими бабочками, и мы начнем его с того, что поместим каждого ее обитателя в умозрительный мыльный пузырь, который представляет собой их окружающий мир и наполнен всеми теми воспринимаемыми признаками[38], что доступны для субъекта. Как только мы сами попадаем в такой мыльный пузырь, окружение, простиравшееся прежде вокруг субъекта, целиком преображается. Многие свойства пестрого луга полностью исчезают, другие утрачивают свою взаимосвязь, создаются новые сочетания. В каждом мыльном пузыре возникает новый мир.
Мы предлагаем читателю настоящего путевого дневника вместе совершить странствие по этим мирам. Авторы книги так распределили работу над ней, что один (Икскюль) трудился над текстом, а другой (Крисцат) занимался иллюстрациями.
Мы надеемся, что благодаря нашим путевым заметкам удастся значительно продвинуться вперед, убедить многих читателей в реальном существовании окружающих миров и открыть новую, бесконечно богатую сферу для исследования. Также эта книга должна служить свидетельством о той творческой и дружеской атмосфере, которая объединяет сотрудников Института исследований окружающей среды в Гамбурге[39].
Наш долг мы видим в том, чтобы выразить особую благодарность доктору К. Лоренцу, приславшему нам изображения, которые поясняют его глубокие наблюдения над галками и скворцами и очень помогли нам в работе. Профессор Эггерс любезно поделился с нами текстом обстоятельного доклада о своих опытах над мотыльками. Известный акварелист Франц Хут по нашей просьбе набросал изображения комнаты и дуба. Иллюстрации 46 и 59 были исполнены Т. фон Икскюлем. Еще раз выражаю всем перечисленным мной свою глубокую благодарность.
Якоб фон Икскюль
Гамбург, декабрь 1933
Введение
Всякому сельскому жителю, часто прогуливающемуся со своей собакой по лесу и зарослям, известно крошечное существо, которое, вися на ветвях кустов, караулит свою добычу, будь то человек или зверь. После того как это существо, величина которого не достигает и двух миллиметров, низринется на жертву и напьется ее крови, оно набухает до размера горошины (илл. 1).
Хотя клещ, или иксод, не опасен, всё же для млекопитающих и людей он – нежеланный гость. Мельчайшие подробности течения его жизни так хорошо описаны в новейших работах, что в ней почти не осталось белых пятен.
Из яйца вылупляется ещё не до конца оформившееся маленькое существо, у которого пока не хватает пары лапок и половых органов. В этом состоянии клещ уже способен нападать на хладнокровных животных, например ящериц, которых он поджидает, притаившись наверху травинки. После многократных линек клещ обзаводится недостающими органами и теперь отправляется охотиться на теплокровных.

Илл. 1. Клещ
После оплодотворения при помощи всех своих восьми лапок самка взбирается на вершину ближайшей ветки любого кустарника. Этой высоты ей должно хватить, чтобы броситься на небольшое млекопитающее, которое будет пробегать под кустом. Если животное более крупное, оно может захватить клеща с собой, задев ветку.
Существо, лишенное глаз, находит путь к своей сторожевой башне при помощи общей светочувствительности наружного покрова. Слепой и глухой разбойник узнает о приближении добычи благодаря обонянию. Запах масляной кислоты, который источают кожные железы всех млекопитающих, служит клещу сигналом к тому, чтобы покинуть свою засаду и броситься вниз. Если при этом он упадет на что-то теплое, о чем ему сообщит его тонкая чувствительность к температуре, значит он настиг свою добычу – теплокровное животное и ему остается, руководствуясь своим чувством осязания, лишь найти место, где будет поменьше шерсти, чтобы вонзиться с головой в кожную ткань жертвы. После этого он медленно вбирает в себя струю теплой крови.
Опыты с искусственными мембранами и другими жидкостями, заменяющими кровь, показали, что у клеща нет вкусовых ощущений, ибо он, пронзив мембрану, поглощает любую жидкость, лишь бы она имела правильную температуру.
Если, среагировав на масляную кислоту, клещ падает на что-то холодное, это означает, что он упустил добычу и должен вновь взобраться на свой наблюдательный пункт.
Изобильная кровяная трапеза клеща в то же время является предсмертной, ибо теперь ему только и остается, что упасть на землю, отложить свои яйца и умереть.
Ясная картина того, как протекает жизнь клеща, может послужить для нас пробным камнем для подтверждения правильности биологического подхода в сравнении с принятым на настоящий момент физиологическим способом рассмотрения.
Для физиолога всякое живое существо – это объект, находящийся в его мире, то есть в мире человека. Он исследует органы живых существ и их взаимодействие подобно тому, как инженер изучал бы неизвестную ему машину. Биолог же отдает себе отчет в том, что каждое живое существо – это субъект, живущий в собственном мире и являющийся его центром. И потому его следует сравнивать не с машиной, а с управляющим ею машинистом.
Иными словами, всё сводится к вопросу: является ли клещ машиной или машинистом, просто объектом или субъектом?
Физиология провозглашает клеща машиной и заявляет: у клеща различимы рецепторы, то есть органы чувств, и эффекторы, то есть органы действия, которые связаны воедино аппаратом управления в центральной нервной системе. Всё в целом – это машина, а самого машиниста мы совсем не видим.
«В этом-то и состоит заблуждение, – ответит биолог, – ни одна из частей тела клеща не носит характера машины, всюду действуют машинисты».
Физиолог возразит на это: «Как раз на примере клеща хорошо видно, что все действия опираются исключительно на рефлексы[40], а рефлекторная дуга образует основу каждой животной машины (илл. 2). Рефлекторная дуга берет начало в рецепторе, то есть в аппарате, пропускающем лишь определенные внешние влияния, такие как масляная кислота и тепло, отбрасывая все прочие. Ее окончанием служит мускул, приводящий в движение эффектор, будь то аппарат передвижения или аппарат, позволяющий клещу вонзиться в тело.

Илл. 2. Рефлекторная дуга
Условные обозначения: R. – рецептор; S. C. – сенсорные клетки; M. C. – моторные клетки; E. – эффектор.
Сенсорные клетки, вызывающие возбуждение чувств, и моторные клетки, вызывающие двигательный импульс, служат лишь связующими элементами для передачи мускулам, запускающим эффектор, волн телесного возбуждения, которые рецептор производит в нервах под внешним воздействием. В рефлекторной дуге передача движения работает так же, как в любой машине. Субъективный фактор, который можно было бы списать на счет одного или нескольких машинистов, нигде не проявляется».
«Всё с точностью до наоборот, – возразит биолог, – здесь мы повсюду имеем дело с машинистами, а не с частями механизма. Ибо каждая клетка рефлекторной дуги работает на передачу не движения, а возбуждения. Возбуждение же должно быть воспринято субъектом и никогда не происходит у объекта».
Каждая часть механизма, например язык колокола, лишь в том случае работает подобно механизму, когда ее определенным способом раскачивают из стороны в сторону. На другие вмешательства – на воздействие холода, тепла, кислот, щелочей, электричества – колокол реагирует подобно любому другому куску металла. Однако благодаря И. Мюллеру[41] нам стало известно, что мышца ведет себя совершенно иначе. На все внешние воздействия у нее один ответ – она сокращается. Мышца преобразует любое внешнее вмешательство в одинаковое возбуждение и отвечает на него одним и тем же импульсом, провоцирующим сокращение ее клеточного тела.
Кроме того, Мюллер показал, что все внешние воздействия, касающиеся наших зрительных нервов, будь то эфирные волны, давление или поток электричества, вызывают светочувствительность, иными словами, наши зрительные клетки отвечают на эти воздействия одинаковым «признаком восприятия».
Из этого мы могли бы заключить, что каждая живая клетка суть машинист, который воспринимает и действует и потому обладает характерными для него (специфическими) признаками восприятия, а также импульсами, или «признаками действия». Таким образом, многогранное восприятие и действие целостного животного субъекта базируется на совместной работе малых клеточных машинистов, у каждого из которых имеется по одному признаку восприятия и одному признаку действия.
Чтобы обеспечить скоординированную совместную работу, организм использует клетки мозга (которые также являются элементарными машинистами) и в части мозга, воспринимающей возбуждение («орган восприятия»), группирует половину из них («клетки восприятия») в малые и большие соединения. Эти соединения соответствуют внешним группам возбуждения, которые доходят до животного субъекта в виде вопросов. Другую половину клеток мозга организм использует как «клетки действия», или импульсные клетки, группирует их в соединения и при помощи их руководит движениями эффекторов, сообщающих ответы животного субъекта внешнему миру.
Связи клеток восприятия заполняют «органы восприятия» мозга, а связи клеток действия составляют содержание его «органов действия».
Хотя мы представляем себе орган восприятия как место меняющихся связей клеточных машинистов, которые являются носителями специфических признаков восприятия, эти клетки остаются отдельными существами, обособленными в пространстве. Изолированными остались бы и их признаки восприятия, если бы у них не было возможности претвориться в новые целокупности за пределами пространственно ограниченного органа восприятия. И такая возможность действительно существует. Признаки восприятия одной группы клеток восприятия образуют вне органа восприятия и даже за пределами тела животного объединения, которые становятся свойствами объектов, внеположных по отношению к животному субъекту. Этот факт всем нам хорошо известен. Все ощущения, доступные человеческим чувствам и представляющие собой наши специфические признаки восприятия, соединяясь, становятся свойствами предметов внешнего мира, которые служат ориентирами для нашей деятельности. Ощущение «синего» превращается в «синеву» неба, ощущение «зеленого» – в «зелень» лужайки и так далее. По признаку синевы мы распознаем небо, а зеленый цвет воспринимаем как признак луга.
То же самое происходит и в органе действия. Клетки действия выполняют здесь роль простейших машинистов, которые в данном случае распределены в стройные группы в соответствии с их признаками восприятия или импульсами. Здесь также существует возможность связать изолированные признаки действия в объединения, которые воздействуют на подведомственные им мышцы как замкнутые в себе импульсы движения или ритмически расчлененные импульсные мелодии. Вслед за этим приведенные мышцами в движение эффекторы наделяют «признаком действия» объекты, внеположные субъектам.
Признак действия, который эффекторы субъекта сообщают объекту, можно сразу распознать – как рану, которую клещ наносит своим хоботком на кожу млекопитающего, ставшего его жертвой. Однако представление о деятельности клеща в его окружающем мире получает завершенность лишь при учете кропотливых усилий этого насекомого в поиске признаков масляной кислоты и тепла.
Образно говоря, инструмент нападения каждого животного субъекта на объект состоит из двух элементов – элемента восприятия и элемента действия. При помощи первого из них субъект наделяет объект признаком восприятия, при помощи второго – признаком действия. Так определенные свойства объекта становятся носителями примет восприятия, а другие – действия. Поскольку все свойства объекта связаны друг с другом благодаря его строению, те из них, что были затронуты признаком действия, посредством объекта оказывают свое влияние на свойства, являющиеся носителями признака восприятия и, в свою очередь, измененные, уже иначе воздействуют на последний. Можно наиболее точно выразить это следующим образом: признак действия погашает признак восприятия.
Наряду с разнообразием видов возбуждения, проходящих сквозь рецепторы, и положением мышц, определяющим возможности деятельности эффекторов, в процессе всякого движения всех животных субъектов решающим является прежде всего количество и расположение клеток восприятия, которые при помощи своих сигналов восприятия наделяют перцептивными признаками объекты окружающей среды, а также количество и расположение клеток действия, которые своими сигналами действия наделяют те же объекты признаками действия.
Объект вовлечен в действие лишь в том случае, если он обладает необходимыми свойствами, которые могут служить, с одной стороны, носителями признаков восприятия, с другой – носителями признаков действия, которые должны быть соединены друг с другом, будучи частями общей структуры.
Связи между субъектом и объектом наиболее наглядно можно пояснить при помощи схемы функционального круга (илл. 3). Она демонстрирует, как субъект и объект встроены друг в друга, как они образуют закономерную целокупность. Далее, если мы представим себе, что субъект связан несколькими функциональными кругами с одним объектом или несколькими разными объектами, то получим первый фундаментальный тезис учения об окружающем мире: все животные субъекты, самые простые и самые сложные, в равной степени совершенно приспособлены каждый к своему окружающему миру. Простому животному соответствует простой окружающий мир, сложному – окружающий мир столь же богато разветвленный.

Илл. 3. Функциональный круг
Поместим теперь в схему функционального круга клеща в качестве субъекта, а млекопитающее – в качестве его объекта. И мы увидим планомерную и последовательную работу трех функциональных кругов. Кожные железы млекопитающего образуют носитель признаков восприятия первого круга, ибо раздражение от масляной кислоты вызывает в органе восприятия специфический перцептивный признак, который переносится вовне как обонятельный признак. Процессы в органе восприятия благодаря индукции (о которой нам ничего не известно) вызывают в органе действия соответствующие импульсы, следствием которых является то, что клещ отрывается от своей опоры и падает вниз. Клещ сообщает шерсти млекопитающего, на которую он упал, признак действия – удар, в свою очередь запускающий у клеща осязательный признак, при помощи которого погашается обонятельный признак масляной кислоты. Новый признак восприятия приводит к тому, что клещ начинает бегать и перемещается до тех пор, пока этот признак не погашается на первом свободном от шерсти месте кожи другим перцептивным признаком – теплом, вслед за чем следует укус.
Без сомнения, в данном случае речь идет о трех рефлексах, сменяющих друг друга, которые всякий раз вызываются объективно данным физическим или химическим воздействием. Однако довольствоваться этим утверждением, посчитав, что проблема уже решена, может только тот, кто изначально не видел саму ее суть. Для нас имеет значение не химическое раздражение, которое вызывает масляная кислота, не механическое (спровоцированное шерстью) или тепловое раздражение кожи, но только тот факт, что из тысячи воздействий, источником которых являются свойства тела млекопитающего, лишь три становятся носителями признаков перцепции для клеща. Почему именно эти три, а не какие-либо иные?
Мы имеем дело не с обменом энергией между двумя объектами, но речь здесь идет о связях между живым субъектом и его объектом, и эти связи осуществляются в совсем иной плоскости, а именно между перцептивным признаком субъекта и раздражением объекта.
Клещ неподвижно висит на конце ветки над лесной поляной. Его расположение позволяет ему упасть на млекопитающее, пробегающее мимо. Никакой раздражитель из его окружения не достигает до него. И вот приближается млекопитающее, кровь которого нужна клещу для продолжения потомства.
И происходит нечто удивительное: из всех воздействий, исходящих от тела млекопитающего, раздражителями становятся лишь три, и притом в определенной последовательности. Во тьме огромного мира, простирающегося вокруг клеща, три раздражителя светят словно сигнальные огни и служат клещу указателями, которые твердо ведут его к цели. Чтобы ориентироваться таким образом, у клеща вне его тела с рецепторами и эффекторами имеются три перцептивных признака, которые он может использовать как ориентиры. Эти признаки восприятия так строго предписывают порядок его действий, что клещ может проявлять только совершенно определенные признаки действия.
Весь богатейший мир, окружающий клеща, съеживается и превращается в нечто скудное, состоящее главным образом из трех признаков восприятия и трех признаков действия, – это и есть его окружающий мир (умвельт). Однако именно скудность этого окружающего мира обеспечивает надежность действий, а надежность важнее, чем богатство.
Как мы видим, на примере клеща можно вывести основы построения окружающих миров, которые применимы ко всем животным. Но клещ обладает еще одной очень примечательной способностью, позволяющей нам глубже взглянуть на проблему окружающих миров.
Очевидно, что такой счастливый случай, когда млекопитающее приходит под ветку, на которой сидит клещ, выпадает крайне редко. И даже если в кустарнике таится множество клещей, это невыгодное обстоятельство всё равно остается неблагоприятным условием для продолжения вида. Для повышения вероятности того, что на пути добычи окажется клещ, необходимо, чтобы он также обладал способностью долгое время оставаться без пищи. И действительно, клещ обладает исключительной способностью такого рода. Согласно наблюдениям, проводившимся в Зоологическом институте в Ростоке, клещи, совсем не принимающие пищи, оставались живыми на протяжении восемнадцати лет[42]. Клещ может ждать восемнадцать лет – мы, люди, на это не способны. Наше человеческое время состоит из ряда моментов, то есть очень кратких временных отрезков, на протяжении которых мир остается неизменным. Пока длится один момент, мир замирает. У человека такой момент охватывает одну восьмую секунды[43]. Позже мы увидим, что длительность моментов у разных животных разнится, но как бы мы ни определяли эту длительность для клеща, его способность переносить неизменную окружающую среду в течение восемнадцати лет находится за пределами возможного. Потому нам следует предположить, что клещ в период ожидания находится в подобном сну состоянии, которое прерывает на несколько часов и наше время. Только в окружающем мире клеща в период ожидания время покоится не на протяжении часов, а многие годы и приводится в движение, когда сигнал масляной кислоты пробуждает клеща к новой деятельности.
Что дает нам это открытие? Нечто очень значимое. Время, обрамляющее все события, представляется нам единственной объективной данностью по отношению к пестрой изменчивости его содержимого, и теперь же мы видим, что над временем своего окружающего мира господствует субъект. Прежде мы говорили: без времени не может быть живого субъекта; теперь мы вынуждены сказать: без живого субъекта не может быть времени.
В следующей главе мы увидим, что то же самое относится и к пространству: без живого субъекта не может быть ни пространства, ни времени. Тем самым, указав на решающее значение субъектов, биология окончательно примкнула к учению Канта, которое она намеревается использовать с позиций естественных наук в учении об окружающей среде.
1. Пространства окружающих миров
Подобно лакомке, которого в пироге интересует только изюм, клещ из всех предметов окружения выделил только масляную кислоту. Нам важно знать не то, какие вкусовые ощущения испытывает от изюма лакомка, а лишь тот факт, что изюм относится к признакам восприятия его окружающего мира, так как он имеет для лакомки особое биологическое значение. Мы не задаемся вопросом и о том, как клещ ощущает на запах и вкус масляную кислоту, но только констатируем факт, что она, будучи биологически значимой, становится признаком восприятия клеща.
Мы довольствуемся утверждением, что в органе восприятия клеща должны наличествовать клетки восприятия, посылающие вовне свои перцептивные сигналы, как это очевидно имеет место и в случае с органом восприятия лакомки. Только сигналы восприятия клеща превращают раздражение от масляной кислоты в перцептивный признак его окружающего мира, в то время как в окружающем мире лакомки сигналы восприятия превращают в перцептивный признак раздражение, вызванное вкусом изюма.
Окружающий мир животного, который мы намерены исследовать, – это лишь фрагмент окружения, которое мы видим вокруг животного, и это окружение – не что иное, как наш собственный человеческий окружающий мир. Первая задача исследования окружающего мира состоит в том, чтобы отыскать признаки, воспринимаемые животным, среди тех, что наполняют его окружение, и выстроить из них его окружающий мир. Признак изюма оставляет клеща совершенно безразличным, тогда как признак масляной кислоты играет в его окружающем мире колоссальную роль. В окружающем мире лакомки смысловой акцент, напротив, поставлен не на масляной кислоте, а на признаке восприятия изюма.