
Полная версия
Анатомия обмана
Я расставила все стулья и протерла столы, потом направилась к стойке, чтобы убрать беспорядок, который учинили мы с Игорем. Смятые чеки, разбросанные коктейльные трубочки, рассыпанная корица напомнили о вчерашнем безумии… Я не смогла сдержать улыбку, глядя на все это. Влюбленность окрыляла, она придавала сил и дарила веру в себя. Несмотря на все свалившиеся на мою семью несчастья, я впервые за последнее время чувствовала себя счастливой.
Закончив уборку в зале, фальшиво подпевая какой-то французской песне с маминого диска, я в танце вошла в кухню и тут же увидела цветы… Вчера Илья не унес их и не выбросил. Розы стояли в банке из-под варенья, где смотрелись так естественно, что я решила не переставлять их в вазу.
Илья… А ведь я так и не призналась Игорю о нашей договоренности. Да и будет ли она в силе после вчерашнего? Вряд ли он захочет и дальше помогать мне в расследовании. На пороге появились первые гости, и я решила не занимать голову мыслями об Илье.
– Доброе утро! Сегодня к кофе могу предложить вам замечательные пироги на завтрак, – сходу отрапортовала я.
***
Утром у меня было целых пять гостей. Первыми явились две дамы: рыжая и «синий одуванчик». На этот раз они представились: Зинаиду Васильевну, «синий одуванчик», я помнила, а рыжую звали Эмма Павловна. Она с гордостью сообщила, что является местной звездой, ведь когда-то она играла главные роли во Владимирском академическом театре драмы. Они оказались весьма словоохотливыми старушками, а то, что пришли в мою пекарню снова, подстегнуло их завести со мной беседу. Когда пожилые посетительницы ушли, пообещав завтра снова явиться ко мне на кофе с «этими вашими чудными пирогами», в пекарню заглянули двое мужчин, которые пришли решить какие-то деловые вопросы за чашкой кофе. Разложив на столике бумаги, бухгалтера, как я их про себя окрестила, бурно обсуждали расходы, доходы и чистую выручку. Жаль только, я с них почти ничего не получила. Этим мужчинам было нужно место для переговоров, поэтому они ограничились лишь двумя эспрессо и отказались от десерта.
А вот последний гость оказался весьма неожиданным. В пекарню зашла знакомая мне Катюша Филиппова. Из-под ее пальто выглядывал край медицинского халата, и я догадалась, что она заглянула ко мне по пути на работу, и, как выяснилось, не из чистого любопытства.
– Мне латте с собой, пожалуйста, – чуть ли не с порога сказала она, с интересом осматривая пекарню.
– Сироп, корицу? – поинтересовалась я, делая вид, что Катерина – рядовой посетитель.
– Ничего, спасибо… А тут неплохо… Ты ничего не поменяла? Не осовременила по-столичному?
– Что, прости? – не поняла я.
– Ну как же? Ты приехала сюда из большого города. В Москве наверняка все совершенно по-другому. Думала, ты мамину кафешку сделаешь на модный лад…
– Ты правильно сказала, это, – я обвела руками помещение, – мамина пекарня. Я только подменяю ее на время.
– Разве ты не решила здесь остаться? Хм… ясно.
Я протянула Катерине кофе и указала на трубочку в стакане, думая, что на этом разговор окончен, но она не спешила уходить. Молча размешивая свой кофе, она странно переминалась с ноги на ногу, и я подумала, что девушка хочет в туалет, но стесняется спросить. Я уже хотела деликатно сказать, что, если ей требуется «помыть руки», она может сделать это за синей дверью, но тут Катя заговорила:
– Ты хочешь выяснить, что стряслось с Мариной Поляковой, так?
– Откуда тебе это известно?
– Да… ходят слухи, – отмахнулась она и, отодвинув свой кофе, облокотилась на стойку, чтобы быть ко мне ближе, и заговорила тише: – Слушай, я все думала, стоит тебе говорить или нет. В общем, мне тоже не кажется, что Анатолий Леонидович сделал это с Мариной. И тем более, что у них была связь. Дело тут даже не в нем. Я помню Марину, она же водила дочь в наш бассейн. Она никогда не сошлась бы с таким… Ну ты понимаешь?
– Нет, не понимаю, – я догадывалась, на что намекает Катя, но мне было важно услышать это от нее.
– Марина встречалась с Ильей, он красавец, чего уж там. Такой классический плохой мальчик. До этого у нее был кто-то из Владимира, тоже довольно представительный и к тому же богатый. А твой папа, уж прости, красавцем не был, к тому же старый и небогатый. Даже если он и увлекся бы, Маринка отшила бы его, и дело с концом. Эта краля не позволила бы себя преследовать. Мне тоже не нравится, что Анатолия Леонидовича считают ее убийцей. Несправедливо это. Я его всегда уважала.
– Спасибо. Мне важно это слышать, – искренне сказала я.
– Да на самом деле многие твоего папу уважали, просто, когда случилась вся эта история… Вроде как стыдно было говорить, что он нам нравился, все-таки его назвали убийцей.
– Многие?.. Не уверена в этом. Ему столько гадостей написали в соцсетях, а потом еще маме оставили послание.
– Дураков всегда хватает… Сама знаешь. У нас есть шпана, старшеклассники, которых твой папа доставал за плохие оценки и поведение – вечно ловил на куреве. Их родители имели на него зуб, потому что Анатолий Леонидович не рисовал оценки просто так. Это все их проделки. Хотя, наверняка были и те, кто ему дико завидовал. Других учителей и даже директоров в районе так не выделяли: тут – премия, здесь – грант… Но ладно, это к делу не относится. Я о другом… Не знаю, насколько тебе это важно, дело касается Камиллы.
– Камиллы? Камиллы Поляковой?
– Да. Маринка ее не просто так забрала с секции. У девочки начались проблемы со здоровьем. На периодическом осмотре я заметила у нее признаки сколиоза и сказала об этом Марине, еще добавила, что в данном случае плавание только на пользу. Сначала Маринка оставила Камиллу в группе, но ненадолго. Девочка стала жаловаться на боли в спине, и Полякова забрала дочь из секции.
– И тебе это кажется странным? Может быть, плавание ей не помогало. Знаешь, если техника неправильная, то это может только ухудшить состояние здоровья.
– Нет, детский тренер следит за техникой, а Камилла занималась плаванием уже несколько лет. Но странным было другое… Марина попросила меня никому не рассказывать о проблемах со здоровьем Камиллы и даже… – Катерина запнулась, потом взглянула по сторонам, словно боялась, что кто-то мог оказаться рядом и подслушать, а потом прошептала: – заплатила мне.
– Подожди, Марина дала тебе денег за то, чтобы ты никому не рассказала, что у ее дочери искривление позвоночника? – удивилась я.
– Тшш! – перепугалась Катерина и отчаянно замахала руками.
– Катя, здесь никого нет. Нас никто не услышит, – я постаралась ее успокоить, хотя такая осторожность с ее стороны меня позабавила. – Так значит, Марина дала тебе взятку в обмен на молчание?
– Именно. И это мне кажется странным, не находишь? Что такого в искривлении позвоночника?
– Да… полагаю так… это странно.
– Ладно, а теперь мне пора на работу, – сказала Катя, взяла свой кофе и уже собралась уходить.
– Катя… – окликнула ее я. – Спасибо!
В чем могла быть причина того, что Марина захотела скрыть сколиоз своей дочери? Ей казалось это постыдным? Или же она боялась, что в таком распространенном недуге могут обвинить ее – не досмотрела за девочкой? Бред и бред! Что-то здесь не то… И снова я возвращалась к Камилле. Мне отчаянно требовалось поговорить с ней, но как это сделать? Не могла же я второй день подряд являться в школу? Да и после вчерашнего меня могли туда не пустить. Решение проблемы явилось само – заспанное, со взъерошенными волосами, в каком-то непонятном спортивном костюме с картонной коробкой в руках.
– Здесь Маринкины вещи, которые я нашел у себя. Не так много, но, может, что-то нам поможет? – Илья взгромоздил свою ношу на тот самый столик, за которым мы вчера сидели и жестом пригласил меня присесть.
– Ты хочешь разбирать все прямо здесь? Сейчас? – я недоверчиво покосилась на коробку, из которой торчал какой-то длинный тюбик.
– А что? У тебя есть предложение получше? Предлагаешь отнести весь этот бабский хлам в стерильную комнату и рассматривать под микроскопом? – он снова стал ехидным наглецом, но меня, как ни странно, это больше не раздражало.
– Нет, но, знаешь, сюда стали заходить посетители и не хотелось бы заниматься подобными вещами у всех на виду. Пойдем в кухню.
– Как скажешь, мисс Марпл.
– Неужели ты знаком с творчеством Агаты Кристи? – съязвила я.
– Мать смотрела сериал, – Илья взял коробку и направился за мной на кухню.
– Ну конечно, как я могла подумать, что ты читаешь книги…
Мы стали раскладывать Маринины вещи на разделочном столе, их оказалось действительно немного: лосьон для тела, тюбик которого торчал из коробки, одна замшевая перчатка, бесцветный лак для ногтей, почти пустой флакон дорогих духов, две помады, шарф, дисконтная карта магазина косметики и…
– О боже… фу! Убери это немедленно! – поморщилась я, глядя на маленькие кружевные трусики.
– Я взял все!
– Нижнему белью не место на кухонном столе!
– Они чистые. Были в стирке, когда Маринка собиралась.
– Больше ничего? Может быть, блокнот, или визитница, или книга, на полях которой что-нибудь написано?..
– Точно Марпл… Живешь в прошлом веке. Маринка все записывала в телефон. Если честно, я сам надеялся, что найду что-нибудь стоящее, а на деле нам это никак не поможет. Или ты что-нибудь замечаешь необычное?
– Ну давай посмотрим. Это очень дорогие духи, помады тоже. Далеко не всякая девушка может себе такое позволить…
– У нее был хороший оклад на заводе. Она могла себе покупать такие штучки.
– Хм… тогда зачем бы ей понадобились деньги? Срочно и такая сумма…
– Ты о чем?
– Илья, послушай, вчера я не сказала тебе, потому что… ну не знаю, не хотела причинить тебе боль, да и не думала, что ты серьезно настроен искать со мной правду. Ты прав, я выяснила, куда и зачем ездила Марина.
И я рассказала Илье о Павле Богомолове, но моя искренность не была следствием доверия. Наоборот: я вспомнила слова Игоря о том, как мой отец относился к Илье. Если он был причастен к смерти Маринки, если сделал это из ревности, то известие о ее связи с Богомоловым не станет для него ударом… Либо Илья ничего не знал, либо был отличным актером.
Он сжал руки в кулаки с такой силой, что костяшки пальцев побелели. Его карие глаза вмиг стали черными. Губы сжались в одну тонкую линию. Я была готова к тому, что он сейчас разнесет к чертям всю кухню, но вместо этого… он шмыгнул носом, а его глаза увлажнились. Илья немедленно отвернулся, но я видела, что он был готов заплакать.
– Твою мать, Маринка! Куда же она влипла?! Черт! Почему она мне не сказала?! Какого черта спуталась с этим?! – он резко повернулся и схватил меня за руку. – Почему она пошла к нему и опустилась до шантажа, когда я бы мог дать ей эти деньги? Мне одобрили кредит, я бы мог отдать все ей?!
– Я так поняла, что речь шла об очень большой сумме, – нерешительно начала я. – Марина говорила, что даже если продаст квартиру, ей не хватит этих денег.
– Но что случилось?! Зачем ей столько денег?!
– Я не знаю, Илья! Поверь, я даже представить не могу на что они Марине, если у нее была зарплата, на которую она покупала Chanel и Dior, а потом легко их забывала. У твоей бывшей что-то случилось. Что-то очень серьезное. По какой-то причине она не могла тебе этого сказать…
– А надо было… Тогда она могла бы быть жива, – Илья наконец отпустил меня, опустился на табурет и закрыл лицо руками. Мне стало так его жаль, что захотелось до него дотронуться, погладить по голове, как-то успокоить. Я протянула руку, но не решилась его коснуться.
– Мне очень жаль, что так вышло. Правда, – я опустилась перед ним на корточки и постаралась заглянуть ему в лицо. – Прости, что вчера тебе ничего не рассказала, и прости, что вывалила это на тебя сейчас вот так. Наверное, мне бы следовало быть деликатнее…
– Как можно деликатнее сказать, что твоя невеста, которую ты до сих пор любишь, как последний осел, влипла во что-то, но не доверилась тебе, а решила переспать с другим, а потом его этим шантажировать?! Хм… забавная ты, Лина.
– Я…
Я не договорила, в зале послышался звонок над дверью. Кто-то пришел в пекарню, и я была этому рада. У меня появился предлог ненадолго оставить Илью.
– Прости, мне нужно посмотреть, кто там. Я обслужу гостя и вернусь.
Выйдя в зал, я никого не увидела. Может быть, решили, что пекарня не работает, раз меня не оказалось за стойкой… Теперь мы снова остались с Ильей наедине. Я подумала, что лучше несколько повременить, прежде чем к нему вернуться – пусть немного придет в себя. На всякий случай я решила закрыть пекарню, направилась к двери и заметила на полу небольшой конверт, в котором лежало нечто выпуклое. Слишком подозрительно… Может быть, и вовсе не стоит к нему прикасаться? Уж точно не брать голыми руками, и я пошла на кухню за перчатками.
– Кто там? – спросил Илья, когда я вошла.
– Почтальон, – ответила я и достала пару виниловых перчаток, в которых обычно укладывала начинку в пирожки.
Илья больше ничего не стал спрашивать, он просто встал и направился в зал вслед за мной. Когда мы подошли к конверту, он взял у меня перчатки и попытался натянуть одну на свою руку… не вышло.
– Это эска… Тебе надо на пару размеров больше, – заметила я.
– Да и к черту.
Он засунул обе перчатки в карман спортивных штанов и взял конверт голыми руками. Я хотела возразить, но не успела, Илья разорвал бумагу и заглянул внутрь.
– Мать ехидны за ногу! Это еще что такое?! – выругался он и скорчил такую физиономию, будто увидел нечто крайней степени противности.
– Илья, что там?!
– Принеси какую-нибудь бумагу… ну, там, на которой печешь. Давай, скорее…
Я принесла из кухни лист пергамента. Илья был в туалете, он опустил крышку унитаза, застелил его бумагой для выпечки и аккуратно извлек на него содержимое… Это была дохлая крыса, во вспоротом брюшке которой лежала свернутая записка.
– Дай перчатки, – сказала я. Илья недоверчиво взглянул на меня, но не стал спорить и протянул перчатки.
Аккуратно, превозмогая рвотные позывы, я достала и развернула записку:
«Остановить сейчас, иначе будет поздно»
Глава 12.
– Это подкинули мне в пекарню около получаса назад, – я бросила на стол участковому файлик, в который мы с Ильей убрали крысу, конверт и записку.
– Издеваетесь?! – взревел Волков. – Что это за гадость?!
– Говорю же, это принесли мне в пекарню, оставили на полу перед дверью. Здесь записка с угрозой, и я хочу подать заявление, – решительно сказала я и опустилась на скрипучий стул. С моего последнего визита сюда в кабинете ничего не поменялось, разве что в воздухе витал неприятный запах беляшей не первой свежести. Видимо, участковый обедал прямо на рабочем месте.
– Это всего лишь чья-то шутка, – отмахнулся Волков, по-хозяйски развалившись в кресле, отчего оно опасливо застонало, грозясь развалиться. – Знаете, Эвелина Анатольевна, по городу вовсю ходят слухи, что вы суете свой нос куда не следует.
– Я выполняю вашу работу, потому что вы не хотите выяснить правду. Позвольте спросить, многих ли вы опросили после Марининой смерти? А после убийства папы?
– Слушайте, я понимаю, что вам тяжело, – Волков вдруг заговорил на удивление дружелюбно. – Вы потеряли отца, еще при таких обстоятельствах, с матерью беда… Кстати, как Галина Дмитриевна?
– Ей лучше, спасибо, – сухо ответила я.
– Замечательно… Так вот, на вас уже жалуются. Знаете, мой отец, как и многие в этом городе, работает на заводе. Он был в подчинении у Ершова Льва Борисовича, они до сих пор общаются. И вот Лев Борисович заявил, что вы приезжали к нему, задавали беспардонные вопросы… Это безобразие, Эвелина Анатольевна, бе-зо-бра-зи-е!
– А вы сами с ним говорили? У Ершова был мотив. Он ненавидел Марину. Вы проверяли его алиби? Уверены, что в ночь убийства Поляковой именно он прошел по своему пропуску?
– Слушайте, я знаю Льва Борисовича достаточно хорошо и не позволю никому оскорблять его глупыми подозрениями и такого рода вопросами, ясно? – Волков снова взъелся. Пухлое, покрытое мерзкими капельками пота лицо участкового пошло красными пятнами.
– А моего отца подозревать можно?!
– Против него есть доказательства! Все! Вопрос закрыт! Заявление ваше я не приму и советую по-хорошему: оставьте романовцев в покое! До свидания!
– Кретин, – процедила я и, громко отодвинув стул, встала.
– И заберите это! – Волков протянул мне файл с крысой.
Я в ярости выскочила из отдела. Попадись мне по пути боксерская груша, я бы врезала по ней что было мочи, представляя на ее месте тупое лицо Волкова. Он не имел никакого права отказывать мне в подаче заявления, обязан был все проверить, но я даже не представляла, кому можно на него пожаловаться. Заинтересуется ли районное управление работой участкового в таком захолустье? Вот если со мной действительно что-нибудь случится, если угроза не пустое, тогда он ответит за свою халатность.
Илья ждал меня у своей машины. Когда я прочла записку, он тотчас бросился на улицу за анонимным почтальоном, но, конечно, никого не заметил. Точнее, люди как обычно спешили по своим делам мимо пекарни, но был ли среди прохожих тот, кто подкинул конверт? Мне нужно было первым делом попробовать догнать этого человека, но драгоценное время оказалось упущено. Что уж теперь… Не хотелось подавать виду, что записка меня напугала, хотя это было так. Мертвая крыса! Безумие… Я взяла себя в руки, перевела дыхание и решительно заявила, что собираюсь в полицию. Илья предложил подвезти меня, и я согласилась. Садиться за руль самой в таком состоянии было бы не лучшей идеей.
– Почему ты несешь эту дрянь обратно? – поморщился Илья, увидев у меня в руках файлик с дохлым грызуном.
– Волков не принял заявление. Сказал, что это чья-то шутка и еще напустился из-за того, что я «сую нос не в свое дело».
– Вот Серега… Придет он ко мне еще за пивом… – процедил Илья. – И что теперь? Потащишь «это» обратно в пекарню?
– Нет, конечно. Нужно выбросить, – я стала оглядываться в поисках урны, но Илья взял у меня файлик и с ним пошел к отделу, обогнул здание и вернулся только через пару минут с одним конвертом. – Это все-таки улика. Оставим.
– Куда ты выбросил крысу? – нахмурилась я.
– В форточку Волкова. Он как раз куда-то вышел, а крыска приземлилась в его кресло. Господина участкового ждет большой сюрприз.
– Ты псих! Он подумает на меня!
– А тебе есть до этого дело? – Илья сел в машину и завел мотор.
– Вообще-то да. Это тупизм! Детское ребячество!
Глупая выходка Ильи меня совершенно не позабавила. Он снова доказал, что совершенно не повзрослел со школы, а я уже начала думать, что этот тип может исправиться. Лелея надежду увидеть автобус, чтобы не пришлось возвращаться вместе с ним, я посмотрела на другую сторону дороги. Романов будто прочел мои мысли.
– Садись. Автобуса будешь ждать до второго пришествия. А что касается крысы… Лина, только что ты получила реальную угрозу. Кто-то слишком сильно хочет, чтобы ты прекратила расследование, а это значит, что ты подбираешься ближе к правде. Вспомни отца, ты же не знаешь, получал ли он такие сообщения до того, как… кхм… – Илья запнулся и не договорил фразу. – А этот мент недоделанный швырнул тебе обратно самую настоящую улику. То, что я подкинул ему крысу, может и тупость, но на такого осла как Волков другое не действует.
А ведь Илья был прав. Я не знаю, каким образом папа выяснил, что на самом деле случилось с Мариной, и не знаю, пытались ли его остановить. Что, если до того, как действовать столь радикально, убийца тоже посылал папе угрозы?
– Так и будешь стоять? Дождь начинается… или это снег? Вымокнешь вся. Садись.
Я молча села в машину и перевела дыхание. Мне вдруг даже стало стыдно за то, что я так напустилась на Илью, правда гордость не позволила извиниться.
– Может, тебе лучше какое-то время не высовываться? Занимайся своими пирожками, а вынюхивать обожди.
– Еще скажи, что за меня боишься, – хмыкнула я.
– Есть такое, но не обольщайся: дело не в тебе. Мне кажется, ты действительно можешь выяснить правду. Я должен узнать, что случилось с Маринкой. Особенно теперь… – Илья крепко сжал руль, словно пытался на нем выместить злобу.
– Я не успокоюсь, не думай. И голову в песок прятать не стану. Даже на время, – процедила я. – Если ты прав, и мне подкинули эту крысу, так как я подобралась к правде, то время терять нельзя.
– Дело твое, но будь аккуратнее.
– Илья… мне нужна твоя помощь, – я наконец решилась это сказать, но вопреки моим ожиданиям, он не съязвил и не усмехнулся. Да и вообще, после того как я рассказала Илье про Богомолова, он стал скуп на иронию.
– Я вроде и так помогаю, – пробормотал он, не отрывая взгляда от дороги.
– Я должна встретиться с Камиллой и хочу, чтобы ты мне в этом посодействовал.
– Ты думаешь, девочка тебе чем-то поможет?
– Ты знал, что у Камиллы начинался сколиоз?
– Искривление позвоночника? Нет, Маринка не говорила. Ками жаловалась как-то, что у нее спина болит, но я думал, это что-то несерьезное, хотя сколиоз же тоже не так страшно? У нас у всех он есть в той или иной степени. А почему? Что-то со стульями в школе? – Илья вдруг заволновался, и я поняла, что Маринина дочь до сих пор ему небезразлична. Видимо, он действительно к ней привязался.
– Понятия не имею, но если и ты об этом не знал, то не все так просто.
Я рассказала Илье о нашем разговоре с Катериной. Он слушал, не перебивая, только хмурился все сильнее, а потом вдруг так резко развернул машину, что, если бы не ремень безопасности, я бы улетела.
– Ты что творишь?!
– Едем ко мне домой, – отрезал Илья.
– Зачем?! Что мы у тебя забыли?! – Меня всегда раздражало, когда кто-то пытался решать за меня.
– Потом поедем за Лиской в школу и попробуем разыскать Камиллу, но перед этим мне нужно переодеться и сходить в душ. Под утро был завоз в бургерную, а когда я все принял, пора было будить Лиску, потом вести ее в школу. Старая грымза Таисия, ее учительница, высказала прямо при дочке, что у меня неподобающий вид. Это ее месть за вчерашнее, я ж ей вставил, что она не следит за детьми… Нет, на нее мне плевать с высокой колокольни, но Лиску не хочу подводить.
Меня тронула его забота о дочери. Удивительно, но за эти пару дней моя неприязнь к Илье куда-то делась. Не знаю, хорошо это или плохо, но в нем я вдруг увидела союзника, в котором на самом деле нуждалась. И все же разум оставался при мне. Я все еще не доверяла Романову, хотя всем сердцем надеялась, что напрасно. В любом случае теперь я, кажется, начинала понимать Марину.
– Как мы найдем Камиллу? – поинтересовалась я, отвернувшись к окну, чтобы Илья не заметил моего румянца, наверняка появившегося от таких мыслей.
– Скажем, что хотели бы пригласить ее к нам домой, что Лиска скучает. Это правда. В школе они почти не видятся. У них разные уроки, да и после Маринкиной смерти Ками не всегда ходит на занятия. Думаю, бабушка чересчур о ней печется, а зря. Девчонке нужно больше общения, чтобы с этим справиться.
***
Квартира Ильи была в том же доме, где и его бургерная. Со школы я помнила, что Романовы жили на пятом этаже, но Илья остановился на площадке третьего и стал доставать ключи.
– Твоя квартира здесь? Не на пятом? – удивилась я.
– Четыре года назад мы ту продали и взяли эту трешку, чтобы у Лиски была своя комната, – ответил Илья, приглашая меня внутрь. – Сначала жили здесь втроем с матерью, потом она второй раз вышла замуж и переехала во Владимир, мы остались вдвоем с Лиской. Когда с Маринкой стало все серьезно, они с Ками переехали к нам.
У Ильи была просторная, светлая квартира, в которой чувствовалась женская рука. Наверняка и Надежда Викторовна, мать Ильи, и Марина позаботились о том, чтобы здесь было уютно. Илья скрылся в одной из комнат, видимо, в своей спальне, а я прошла в гостиную. Это была большая по меркам квартирного дома комната, меблированная недешевым современным гарнитуром. В центре стоял стеклянный стол, а вокруг него стильные стулья, у стены с большим телевизором – кожаный диван, заваленный Алискиными игрушками. Даже при том, что здесь был легкий беспорядок, все кругом сияло чистотой, и я логично предположила, что Илья приглашает помощницу. Вся эта обстановка никак не вязалась с тем, что Романов экономил на дочери. Я помнила ее маленький комбинезон, страшные очки на резинке, потертые ботинки.
– Чай? Кофе? – Илья появился неожиданно с полотенцем в руках.
– Нет, спасибо, – ответила я и уткнулась в свой телефон, боясь, что сейчас выскажу все, что я о нем думаю.
– Тогда я быстро в душ…
Когда в ванной зашумела вода, я решила осмотреть жилище Ильи. В конце концов, он все еще значился в списке подозреваемых, несмотря ни на что, и терять такой шанс было бы глупо. Первым делом я пошла в его спальню, но ни в шкафу, ни в тумбочках не нашла ничего подозрительного. Я даже заглянула под матрас, где обычно прячут какой-нибудь компромат, но и там ничего не обнаружила. Пропустив комнату Алисы, понадеявшись, что там ничего интересного нет, я вернулась в гостиную. Здесь стоял большой книжный шкаф, и я с удивлением заметила, как много мотивирующей литературы у Романова.