…В сознании

А.Л.О.Н.

…В сознании

Посвящается моему отцу.

Ты по-прежнему рядом – в моих снах.

1.

Виктор закрывает глаза, потирая виски пальцами обеих рук. От резкого подъема на ноги у него слегка кружится голова. И не только от этого. Мысль о потерянных годах жизни мешает сосредоточиться на более важных вещах. Но на чем? Что сейчас может быть важнее? Он провел двести лет в крио-капсуле на неисправном корабле. Его худшие опасения подтвердились.

Когда, спустя несколько мгновений, Виктор снова открывает глаза, молодой человек в красной куртке всё так же стоит перед ним, окружённый зарослями любопытного местного растения. Тёмно-зелёные, длинные стволы, увенчанные странными, на его взгляд, соцветиями, напоминающими пекинскую капусту, едва распустившиеся, плотно закрывают всё видимое вокруг пространство.

Странно, но лицо этого парня кажется ему знакомым. Непонятно только, откуда.

– Как ты сказал, тебя зовут? – уточняет Виктор. Он и правда забыл его имя или просто не расслышал.

– Тед Андерсон, можно просто Тед, – усталым и отрешённым голосом добавляет парень. Махнув рукой, он делает короткую паузу, словно собираясь с мыслями, и показывает куда-то в гущу растений: – Думаю, нам пора ехать. Там… ждёт машина.

– Идем, – тихо произносит Виктор, взглянув в сторону уходящего Теда, и добавляет уже громче: – Ты можешь называть меня просто Виктор.

Он вдыхает полной грудью свежий, тёплый воздух, смотрит на переливающееся розовым цветом небо и спешит вслед за встретившим его колонистом, ловя ощущение дежавю, которое, как ему кажется, только что испытал.

Серебристого цвета стазис камера, соединённая сотнями трубок и проводов со стоящим вокруг оборудованием и терминалами с разными мигающими экранами, находится в центре комнаты, напоминающей лабораторию. В воздухе ощущается легкий запах озона, а холодное мерцание светодиодов придаёт пространству стерильную безжизненность. От соседнего помещения, где молча стоит Тамара, её отделяет прозрачная стеклянная стена. Девушка оборачивается на звук открывающейся двери.

В комнату входит молодой человек в таком же светлом хлопчатобумажном костюме, двигаясь словно автоматически, и останавливается напротив неё. Его взгляд скользит по панели управления, делая вид что он проверяет что-то важное, но на самом деле, кажется, будто он избегает встречаться с ней глазами.

«Здравствуй, Тамара, давно не видел тебя здесь. Что-нибудь случилось?» – Не открывая рта спрашивает он, холодно, как и сама комната.

«Нет. Я просто решила навестить нашего… подопечного, и узнать, как продвигаются попытки слияния», – её слова звучат ровно, но на лице мелькает еле заметная тень сомнения, словно она что-то недоговаривает.

Где-то в соседнем помещении раздаётся громкое рычание. Точнее, оно раздаётся в её голове, но она знает где источник этого звука. Тамара вздрагивает, а её взгляд, хоть и на мгновение, полон напряжённости. Она смотрит в ту сторону, словно пытается увидеть сквозь стену.

«Посланники пробуют множество вариантов, ты сама знаешь это. Но пока – безуспешно. Он не поддаётся силе сознания, словно закрывается от нас… не пускает… прокручивает во сне снова и снова сотни комбинаций произошедшего там. Эмоциональный блок».

«Эмоциональный блок…, – повторяет Тамара. Делает паузу, как будто взвешивает каждое слово. – Разве это возможно?», – она снова переводит взгляд на стазис-камеру, где неподвижно лежит тело Виктора. Словно восковая фигура, он выглядит неживым, но при этом угрожающе скрытным.

«Это возможно только… – молодой человек задерживается на этих словах, он говорит медленно, как будто он не уверен, стоит ли продолжать. Затем его взгляд резко встречается с её глазами: – Если бы ему кто-то помогал, то это могло бы быть возможным».

«Помогал?», – Тамара быстро отворачивается, её взгляд снова обращён к стеклянной стене, как будто там она может найти ответ на этот невысказанный вопрос. Рычание усиливается, к нему прибавляется глухой рокот, но её беспокоят не столько звуки, сколько то, что могут значить слова лаборанта.

«Именно. Порой, когда смотришь на показания мозговой активности, кажется, что он там не один. – он пожимает плечами. – Или кто-то проникает к нему… чтобы помочь».

Тамара замирает на какое-то время, её лицо становится бесстрастным, но глаза выдают беспокойство. Она делает несколько шагов к прозрачной стене, пристально глядя на стазис-камеру, как будто пытается разгадать секрет.

«Пожалуй мне пора, меня ждёт шаттл до Марса», – её голос звучит немного резче, чем она того хотела. Без единого промедления она молча выходит из лаборатории.

Молодой человек смотрит ей вслед, его взгляд холоден, почти ледяной. Когда дверь захлопывается, он говорит мягким, но как будто насмешливым тоном:

«Конечно, был рад тебя увидеть, удачи на заседании сената».

Тамара слышит это. Она останавливается на мгновение за дверью, но не отвечает, её лицо остаётся безмолвным, словно это было её решение не реагировать.

В центре столицы Республики – марсианского мегаполиса Нью-Сеул, состоящего из двенадцати больших защитных куполов и нескольких более мелких, раскинувшихся на четырёх крупнейших равнинах планеты: Утопии, Аркадии, Амазонии и Эллизии, – расположены сотни ресторанов и баров. Но каждый вечер пятницы, после службы, Фрай неизменно отправляется только в одно место.

Это бар «Большая медведица», одно из самых старых заведений в этом районе города. Фраю всегда хотелось думать, что это место как-то связано с историями его детства. Мать часто рассказывала, как отец, возвращаясь после инспекций, собирался с друзьями в одном из ресторанов у центрального террагенератора. Ему бы хотелось верить, что это было именно здесь.

Но реальность неизбежно вторгается в его мысли: этот бар был открыт после его рождения, да и мать говорила о престижном ресторане, а стипендия Фрая едва ли позволит посещать подобные места. Да и того самого ресторана, возможно, давно уже нет. Но он цепляется за этот ритуал, как за остатки чего-то большего, чего-то, что связывает его с тем миром, который он так и не узнал.

Внутри бара всегда шумно. Фрай, как обычно, сидит у края стойки, наблюдая за курсантами РККП. Эти молодые люди с гордостью носят свои серые мундиры с позолоченными нашивками. Элита современного общества. Их смех и громкие разговоры эхом разносятся по помещению. Они беззаботны, уверены в себе, наслаждаются каждым моментом. Фрай завидует им – их энергичности, их будущему, которое кажется таким ярким и полным приключений. Он часто воображает, что однажды сам будет в их числе. В этой форме, прогуливаясь по проспекту Республика после службы, идёт от старинного здания Управления Республиканского Консульства Колониальных Поселений до этого бара, где его ждут друзья.

Но разрыв между мечтой и реальностью слишком велик, чтобы его не замечать. Сейчас он – всего лишь студент, застрявший в серых буднях, с расплывчатым представлением о будущем. Каждую пятницу он приходит в этот бар, но не для того, чтобы выпить или отдохнуть, а чтобы хоть на миг почувствовать себя частью этого мира, который кажется ему столь недосягаемым.

Бар "Большая медведица" окружён холодной, технологичной атмосферой города. Металлопластиковые стены, мерцающие голограммы, бесконечные потоки транспорта под куполами – всё это создаёт ощущение отчуждения и искусственности. Сама планета, всё ещё остаётся чужой для него. Фрай чувствует эту холодность, это безразличие мира вокруг. А внутри него кипит тихая, невысказанная тоска – тоска по чему-то настоящему, по жизни, которая кажется ему недосягаемой мечтой.

Он делает небольшой глоток из стакана, наблюдая за курсантами, которые шумно смеются и переговариваются между собой. Внутри него нарастает чувство одиночества. Он среди людей, но это не его мир. Его мечта – всего лишь иллюзия, мираж, а реальность, которую он видит вокруг, жестока и безразлична к его желаниям.

Мир курсантов, этот мир смеха, лёгкости и уверенности в завтрашнем дне, кажется Фраю чем-то далёким, почти недостижимым. Он отводит взгляд от их улыбающихся лиц и снова смотрит на свой стакан, в котором отражается свет мигающих голограмм. Холодное, искусственное свечение бара – отражение его собственной жизни, которая, несмотря на все усилия, остаётся пустой и бесцветной.

– Привет, – приятный девичий голос вырывает Фрая из мечтаний о консульском кителе.

Он уже с командой взбирался по трапу к скоростному шаттлу, который готов вот-вот отправиться на орбиту Марса. Там, после последних приготовлений на орбитальной космической станции, его ждет место в одном из новеньких быстроходных кораблей серии RQ, так часто мелькающих на городских билбордах. Рекламные призывы манят:

«ВСТУПАЙ В РЯДЫ ДОБЛЕСТНЫХ КОЛОНИСТОВ» или «ПРОЙДИ МЕДОСМОТР И ПОСТУПАЙ НА СЛУЖБУ РККП».

Но Фрай не может пройти медосмотр, ведь он не «идеальный ребенок», зачатый искусственным путем. Мать всю жизнь напоминала ему об этом, будто опасаясь, что он вдруг станет «другим» и сбежит подальше. А может, и отправится на поиски её родной планеты, где героически погиб отец.

Фрай оборачивается на голос и не верит своим глазам. Перед ним стоит блондинка с подвыпившим видом и смазливым личиком, но самое невероятное – на ней тот самый, заветный серый китель курсанта.

– Эй, симпатяга, не угостишь скучающую девушку? – Она протягивает в его сторону пустой стакан из-под виски.

– Нет, нет…, то есть, конечно же…, конечно, угощу, – бормочет он, запинаясь и торопливо поправляя свисающий на лоб чернявый чуб.

Пальцы предательски дрожат, когда он поднимает руку, чтобы подозвать бармена. Отвернуться от неё – значит потерять контроль.

– Я Лиза, пришла сюда с теми идиотами, – она кивает в сторону шумной компании кадетов на другой стороне зала. – Они мне наскучили. Точнее, их дурацкие шуточки. И тут я заметила тебя… Как тебя зовут, офицер?

– Я…, это… не офицер… ещё, – отвечает он, запинаясь всё сильнее. – Я пока только курсант-штурмовик.

Он смотрит на свою синюю форму, серебристый бейдж с именем и званием курсанта. Выпитый алкоголь глухо стучит в висках. Конечно, она это уже поняла. Выгляжу дураком, мелькает у него в голове.

– Вижу. И всё-таки?

Лиза прищуривается, но не с насмешкой, а с лёгкой очаровательной улыбкой, заглядывая ему прямо в глаза. Фрай чувствует, как его охватывает волнение, руки будто скованы. Он улыбается в ответ, хотя понимает, что это лишь маска. Снова эта глупая заминка. В этот момент ему кажется, что время застыло. Как и его поднятая рука.

– Я Фрай, Фрай Малышев, – быстро представляется он и протягивает наконец свою руку девушке. Тут же представляя себя со стороны, понимает нелепость своего поведения. – Я просто…

Этот разговор начинает напоминать ему десятки других встреч с девушками, где они сами подходили, говорили первыми. Но сейчас всё иначе. Раньше он знал, как действовать, но не здесь, не в этом странном контексте – не с Лизой, разговор с которой кажется испытанием.

Общение с девушками обычно не приводит его в ступор. Ведь он достаточно привлекательный молодой человек. Только вот ни одна из них не была кадетом РККП.

– Слушаю вас сэр, – словно из вязкого киселя мыслей, вытягивает его голос бармена.

– Ах, да. Повторите нам пожалуйста.

Он приподнимает почти допитый бокал с пивом и кивает на стакан Лизы. В этот момент она ловко запрыгивает на высокий барный стул рядом с ним.

– А я Лиза Стоун, – серьёзно заявляет она, аккуратно указывая на свой именной значок на груди. – Итак, Фрай, что такой симпатичный молодой штурмовик делает совершенно один в этом старом и убогом баре?

Фрай смущённо приподнимает свой бокал и изогнув бровь говорит банальную вещь:

– Отмечаю конец сессии.

– Это не объясняет, почему ты один. Скорее наоборот… у тебя есть друзья?

– Эмм… это своего рода традиция… ты, наверное, сочтёшь меня сумасшедшим… я… мысленно общаюсь с отцом, – выдыхает он, сам не понимая, зачем это сказал. Внутри всё начинает сжиматься.

Каждый раз, когда он упоминает о нём, внутри всё переворачивается. Фрай чувствует, что говорит не о человеке, а о призраке, который навсегда останется тенью прошлого. Это будто разговор с кем-то, кого никогда не знал.

– Любопытно, – Лиза подносит палец к щеке и, облокотившись на барную стойку, внимательно смотрит на него, ожидая продолжения. Но он молчит. – Нет, мне правда интересно.

– Он погиб, много лет назад, – говорит Фрай, ощущая, как слова, касающиеся отца, в последнее время скользящие по поверхности его сознания, будто бы не затрагивая настоящих эмоций, в этот раз зацепили забытые струнки души.

– Твой отец, должно быть, был хорошим человеком. Прости, если заставила…

– Всё нормально, – быстро отвечает Фрай, кивая в её сторону. – Да, говорят, он был отличным малым, и кстати консулом РККП. Правда, мне не довелось его знать. Он погиб ещё до моего рождения.

Он повторяет это так часто, что слова теряют вес. Они словно не имеют значения. Как можно говорить о человеке, которого никогда не видел, не слышал?

– Даже так? Ммм… Ещё раз прости, – Лиза пытается сделать серьёзное выражение лица, но потом, словно поражённая молнией, резко подскакивает. – Нет…, – протягивает она. – Постой-ка! Фрай Малышев? Уж не сын ли ты того самого Виктора Малышева, который пропал сотни лет назад? Погоди, как это возможно? Мы недавно изучали этот кейс. Я знаю, что он погиб, а девушка по имени…

– Диана, – добавляет Фрай, чувствуя, как снова перед глазами всплывает образ матери. Её история для него всегда была загадкой, которую он так и не смог до конца разгадать.

– Точно! – Лиза садится на место. – Она вернулась около двадцати лет назад с неизвестной колонии на пропавшем сотни лет назад инспекционном корабле…

Фрай кивает.

– Да, Диана – моя мать.

История о её возвращении ему самому порой кажется невероятной, почти мифической. Но иногда, даже несмотря на то, что тогда он был только в её утробе, ему кажется будто он помнит всё что произошло на той злосчастной планете.

– Но ведь ты знаешь, что через пару лет после пропажи инспекции, РККП снова отправило миссию на Деметру, и они не нашли там ни колонистов, ни инспекции, ни уж тем более консула – твоего отца. Это максимально странный кейс.

Фрай снова кивает.

– А ещё спустя годы была отправлена новая миссия по колонизации, и теперь там уже больше ста лет существует передающая станция, и колонисты живут вполне мирно…

– Да, я всё это знаю, я знаю этот кейс наизусть. Этот кейс, собственно – моя жизнь… То была совсем не Деметра, как выяснилось… Не та Деметра, где родилась моя мать. Считаешь её сумасшедшей?

– Нет, что ты. Извини. Я не это имела в виду… Но тот странный рассказ о монстрах, которые воруют тела людей… – Лиза зажмуривается.

– Мутные. Их называли мутные.

– Точно, – заключает она, снова вставая со стула. – Слушай, мне нужно в уборную, но я быстро вернусь. Не уходи, слышишь? Я познакомлю тебя со своими друзьями, – договаривает она уже на ходу.

Фрай боится, что своей историей отпугнул милую девушку и даже жалеет, что вообще всё рассказал. Он допивает пиво и ставит второй пустой бокал рядом с первым. Бармен, улыбаясь, болтает с каким-то парнем, с другой стороны, стойки, не торопясь выполнять работу. Фраю не до жалоб – он чувствует, как пиво уже ударило в голову, и понимает, что ему не помешало бы сходить в туалет. Но что-то держит его на месте. Он боится, что, если уйдёт, Лиза вернётся и решит, что он сбежал.

У края стойки его внимание привлекает чернокожий мужчина в тёмно-синем форменном костюме корпорации «Деметра». Фрай замечает, что тот стоит, будто замороженный, держа большой свёрток с логотипом компании, знакомым с детства. Логотип тот же, что на этикетках бутылок с водой, которую добывают на Титане и поставляют на его родную станцию. Таких совпадений не бывает, думает парень. Чернокожий мужчина протягивает свёрток другому, замершему в тени человеку. Фрай видит лишь руку второго – она тоже не шевелится, как будто замерли для фото сессии. Оба стоят, ухватившись за свёрток, и, хотя их губы не двигаются, Фраю кажется, что они что-то говорят друг другу. Нет, не кажется… Он чувствует это. Их голоса пробиваются сквозь шум толпы, но слов не разобрать.

Фрай настораживается. Внутри нарастает тревога – образы рассказов матери о мутных всплывают в сознании. Возможно, те самые мутные всегда были рядом, но его разум отказывался верить в их существование, считывая это как миф. Он помнит, как мать делилась историями: о том, как они поджидают, как шепчут, как способны манипулировать сознанием, заставляя людей видеть то, чего нет. Возможно, часть этих рассказов выдумало его детское сознание. Теперь кажется, всё это происходило не с ним, а с кем-то другим. Эта мысль не покидает его, обрастая новыми деталями.

Фрай пытается отогнать страх, заставляя себя смеяться, но это получается натянуто. Он сам себя уговаривает, что всё это – лишь плоды его воображения, что это всего лишь алкоголь, играющий с его разумом. Но голос разума становится всё тише, подавляемый нарастающей паникой. Позабыв об отлучившейся девушке, он встаёт и направляется в сторону незнакомцев. Но вдруг останавливается, не желая в очередной раз уличить себя в параноидальных мыслях.

Чернокожий словно отмерев, отпускает пакет и резким, совершенно неестественным движением разворачивается, и направляется к выходу. Второй словно растворяется в темноте коридора, с пакетом в руках.

«Что это было?» Думает юный штурмовик. Струйка пота скользнула вдоль позвоночника. Состояние паранойи захватывает его. Каждое движение, каждый шорох в баре кажется предзнаменованием. Он становится неуловимым для собственных мыслей, они сливаются в один поток – это лишь его воображение, это всего лишь страх. Но что, если это правда? Он встает, ощущая, как сердце колотится, будто предупреждая его о чем-то зловещем.

Фрай вскакивает и, будто ведомый внутренним импульсом, выбегает на улицу. Тёплый, спертый воздух подземных шахт террагенератора ударяет в лицо, сбивая с толку. Этот тяжёлый запах кислорода, поддерживающий искусственную атмосферу города, кажется ему внезапно таким чуждым. На секунду он начинает успокаиваться, ощущая, как голова чуть проясняется. Но тревога до конца не покидает его: алкоголь всегда вызывает ненужные мысли, играя злые шутки с разумом. И теперь он не может отделаться от ощущения, что мутные могут быть ближе, чем он думает.

Наконец тремор отпускает. Сплюнув на асфальт и выругавшись вслух, Фрай разворачивается и медленно направляется обратно в бар. Лиза уже ждет его на прежнем месте, её взгляд полон любопытства.

– Не хотелось верить, что ты убежал, – говорит она нежным голосом. – Думаю, мне стоит извиниться ещё раз…

– Брось, всё в порядке. Мне просто нужно было глотнуть свежего воздуха. Может…

– Что? – уточняет она, когда он замолкает, не решаясь продолжить.

– Я подумал… Вдруг, ты согласишься прогуляться со мной? Если хочешь, я могу проводить тебя домой…

– Пожалуй…, – Лиза смотрит в сторону своих друзей. – Да, – отвечает она, и её улыбка освещает лицо, словно утреннее солнце. Она протягивает Фраю руку.

Он аккуратно помогает ей спуститься с высокого стула, чувствуя, как его сердце начинает биться ровнее. Вместе они выходят из бара и направляются на проспект, где шумный город кажется менее угрюмым.

Весенняя ночь в столице окутана теплом, словно одеялом, укрывающим город от холодных воспоминаний. Входы в метро изрыгают горячий воздух, напоминая о жизни, скрытой под землёй. Ярко освещённый центральный проспект никогда не засыпает, наполняясь шумом гуляющей молодёжи и туристами, прилетевшими с разных уголков Республики. Воздух становится душным и липким, как тяжелые мысли, накрывающие Фрая, когда он смотрит на неоновые вывески, сверкающие всевозможными цветами и формами, пестрящие названиями на официальном языке человечества и старинных диалектах, на которых всё ещё разговаривают в галактике. Огромные рекламные экраны, заменяющие фасады небоскрёбов, словно дотягиваются до защитного купола, заполняя пространство иллюзиями.

Решив найти более спокойный путь до нужной станции метро, молодые люди свернули на небольшую и тихую улочку. Всё тот же Нью-Сеул вдруг становится совершенно другим. Темнота ночи здесь сгущается, охватывая их, и словно ощущается кожей. Лишь редкие фонари пробиваются сквозь столичный смог, подсказывая верную дорогу. Но до метро они так и не доходят, свернув снова на широкую улицу, пусть и не такую яркую, как проспект Республика, зато и не такую многолюдную – они решают прогуляться не спеша.

Лизу так заинтересовали рассказы Фрая о незнакомой планете и приключениях его родителей, что она задаёт всё больше вопросов. Фрай, забыв о смущении, во всех подробностях, которые только может вспомнить, а порой приукрашивая, рассказывает девушке фантастическую историю знакомства своих родителей, много раз услышанную от матери – главного участника событий.

– Они были как свет и тьма, – говорит он, чувствуя, как внутри него разгорается огонь гордости и печали. – Я рассказываю тебе о них, словно пытаюсь восстановить их образы из тумана забвения.

Он говорит о человекоподобных монстрах, захвативших город колонистов. Эти монстры, используя пыльцу таинственных растений, порабощают сознание людей, превращая их в бездумных зомби. В красках описывает подвиги отважных штурмовиков, защищавших тайное убежище остатка колонии. С гордостью упоминает, что мать назвала его в честь друга, погибшего, защищая их с отцом. И, наконец, упоминает о том, как девушка по имени Тамара, капитан консульского крейсера, ставшая одной из мутных, пересиливает влияние пыльцы и организует побег для его родителей. Но по трагической случайности отец погиб, спасая его мать – штурмовика Диану, которая на тот момент была беременна им. Когда он упоминает о трагедии, сердце его сжимается.

– Так вот почему ты поступил в штурмовики, – констатирует Лиза, её голос полон понимания и поддержки. Она устремляет взгляд в небо, высматривая Фобос или Деймос за прозрачным энергетическим экраном купола. – А не хотел пойти служить в РККП?

Она осекается, понимая, что сама сморозила глупость.

– Прости, я не подумала, – бормочет девушка, стараясь скрыть неловкость. – Забыла, что ты плод естественного зачатия. Но ведь в этом нет твоей вины. То есть, я хотела сказать… – её голос становится более мягким, она смотрит на него с интересом. – Гляди, какие они сегодня яркие!

Увидев оба спутника Марса прямо над головой, Лиза вытягивает руку, показывая находку Фраю. Тот, задрав голову, задумывается, не нарочно ли она завела этот разговор, чтобы пристыдить его. Но в её глазах он видит искренний интерес, и это помогает ему отпустить свои страхи.

– Ничего, я всё понимаю… – отвечает он, хотя сердце его всё ещё колотится. Каждое слово о родителях оставляет на душе след, и он чувствует, будто разговаривает с призраками.

Вот уже немногим более двадцати лет марсианское правительство, словно дирижёр, управляющий оркестром, контролирует рождаемость в столичных городах с помощью технологий геномного редактирования и генетического программирования. Оно формирует генофонд будущего человечества, избавляя будущие поколения от болезней и, попутно, решая извечный вопрос перенаселения Марса. Самые почётные должности в Республике теперь занимают только Дизайнерски оплодотворенные дети – ДОДы, как записано в их свидетельствах о рождении, или, как в простонародье их называют, – Идеальные дети.

Генетические особенности формируются задолго до рождения в Центральном Институте Генетики, а роды разрешаются лишь после специальной комиссии, проверяющей плод на отклонения. Запрета на естественное зачатие, конечно же, нет, но рожденные подобным способом дети могут максимум дослужиться до капитана штурмового отряда где-нибудь в удалённой колонии. Официально внедрять подобную систему во всей галактике правительство пока не планирует, но во многих человеческих колониях, где есть отделения Института Генетики, молодые родители всё чаще прибегают к данной процедуре.

Фрай чувствует, как эта система словно невидимая рука управляет его судьбой, вытягивая его в мир, где он остаётся лишь тенью идеальных детей. Каждый раз, когда он смотрит на Лизу, он понимает, что она представляет собой всё, о чём он мечтал – и в то же время всё, чего у него нет. Его внутренний конфликт разгорается, когда он задаётся вопросом: действительно ли он имеет право на свои мечты, если его существование предопределено?

Лиза, замечая его замешательство, улыбается и спрашивает:

– Ты когда-нибудь задумывался о том, каким бы ты был, если бы твои родители не пережили тот ужас?

Фрай, с трудом сглатывая, отвечает: