Последний шанс

Я перевела взгляд на Лемина, что пристально наблюдал за мной. Его прищуренные глаза вглядывались в мои, он будто пытался заглянуть куда глубже, чем позволяла ситуация, и я невольно повела плечами от подобного. Вновь уловив себя на мысли, что его взгляд слишком проницаем, я отвела свой в сторону и, не попрощавшись, направилась к выходу.

Но уйти мне не удалось. Когда я коснулась ручки двери, ведущей в вестибюль, меня настигла Мишель, и коснувшись моего плеча, она, запыхавшись, проговорила:

– Ты нашла очень неподходящее время, чтобы показывать свой характер.

– Мне все равно, Мишель. Я не хочу больше здесь находится, тем более в сложившихся обстоятельствах.

– Хватит. – она прошептала это со всей строгостью в голосе, как недовольный преподаватель, отчитывающий ученика. – Мне все равно, Мишель, бла-бла, я не хочу находиться здесь, бла-бла. Это просто смешно!

– Издеваешься? – опешила я.

– Нет, я помогаю! Сейчас же вернись к нему. Он твой шанс на спасение и даже не отрицай.

– Буду отрицать. Мне вернуться чтобы что? Чтобы снова унижаться?

– Твое упрямство меня когда-нибудь убьет! Отрицай, пожалуйста!

Она убрала руку, сложив руки на поясе, и поджала губы точно обиженный ребенок. Я закатила глаза и развела руки в сторону.

– Что ты предлагаешь?

– Вернуться. Ты проиграла в споре. Я меняю просмотр «Отчаянных домохозяек» на то, чтобы ты сделала это.

Я округлила глаза, злобно выдыхая.

– Зараза!

Пройдя мимо Мишель, я возвращалась к своей работе и в считанные минуты настигла ее. Остановившись позади Дмитрия, который стоял перед моей работой и, наклонив голову вбок, разглядывал ее, я пробежалась по его фигуре взглядом. Его широкая спина заслоняла практически всю фотографию. Я тихо подошла к нему и встала сбоку. Он не обернулся, чтобы взглянуть на меня.

Мы оба долго молчали. Я разглядывала детали работы, нумерацию, выведенное курсивным шрифтом мое имя, лампочки сверху и снизу фотографии, но только не оглядывалась на парня рядом. Эта тишина, вперемешку с тихими перешептываниями, обсуждениями и личными разговорами проходивших, с цоканьем каблуков здешних дам и шебаршением каталогов с выпустившимися отсюда уже известными фотографами казалась чем-то таинственным и сокровенным. Боковым зрением я заметила его слабую улыбку, с которой он продолжал рассматривать мою фотографию. Красивый, умный, выдающийся и ни в чем не виноватый придурок.

– Что заставило тебя вернуться? – тихо поинтересовался он. Я даже удивилась, что наше загадочное молчание было прервано.

– Дурацкий спор. Что заставило тебя остаться?

В ответ поинтересовалась я.

– Полагаю – ты.

Он не отводил взгляда от моей фотографии. Мне пришлось несколько секунд помолчать, прежде чем выдать ответ:

– А если я скажу, что работа не моя, причина останется прежней?

Дмитрий усмехнулся, покачав головой.

– Даже если так, я все равно остался бы.

Я не нашла, что сказать ему. Вместо этого уставилась в пол, разглядывая вычурный узор на плитке.

– Интересная фотография. Хотел бы посмотреть на подобное вживую.

– Любоваться ею в начале зала было бы интереснее, чем в самом конце.

– Хорошее замечание. – с момента, как я вернулась к Лемину, его взгляд впервые обратился ко мне. – Воспринимай это как знак, сильных всегда пытаются задушить.

Я оторопела от этих слов. Что же я сделала такого в прошлых жизнях, что в этой судьба ко мне так неблагосклонна? Слишком много веревок на моей шее.

– Даже не знаю, что лучше: утянуть веревку или перерезать ее.

– Перерезать. Это по крайней мере отображается на твоей фотографии.

Я подняла глаза на фотографию и приметила крылья девушки. Ну конечно. Я же этого и добивалась в работе. Хотела показать, что такое вера.

– Считать это наставлением? – я посмотрела на Дмитрия.

Он улыбнулся. Пробежался взглядом и ответил:

–Ты далеко не этого ждала, я прав?

– Я не хотела воспользоваться, а натолкнуть на содействие. – предполагая о чем конкретно он говорил, оправдывалась я. – Может быть, это и было моей маленькой целью.

– Так или иначе, случайностей ведь не бывает?

Мне нечего было ответить. Он парировал мой аргумент моими же словами.

–Зеленый тебе к лицу. – вдруг сказал Дмитрий, обращая внимание на мое платье. – Надеюсь, мы еще увидимся.

– Только в том случае, если я снова захочу погоняться за первые места.

– Тебе не нужна никакая гонка. – Лемин покачал головой, чуть наклонившись ко мне ближе. Я не смела пошевелиться. – Первое место тебе гарантировано и так.

После этих слов он отстранился. Легко кивнул мне на прощание и направился к выходу, оставив меня в смущении и волнительном одушевлении.

«Первое место тебе гарантировано».

Я бы поверила любому слову, сказанному из его уст. Но сейчас отчего-то сомневалась.

Мои щеки неистово загорели, и я приложила к ним холодные ладони тыльной стороной, отправившись на поиски Мишель. Я нашла её среди толпы у одной из фотографий, где присутствовал сам фотограф, рассказывающий как именно к нему пришла идея своего творения. Легко коснувшись её кисти, я вытянула её оттуда, направляясь на улицу.

Добираться до дома Мишель предпочла на такси, но решила проводить меня до метро. Всю дорогу она что-то говорила мне, я же проводила время в своих мыслях и рассуждениях. О чем конкретно говорил Лемин?

У станции мы стояли, переминаясь с ноги на ногу, ожидая назначенной машины для Миши. И обе молча.

– Знаешь, – вдруг нарушила тишину она, – ты иногда такая душная.

– Что…

– То есть, не так. Ты ежик.

– Как это понимать?

– Ну, навострила свои иголки, и не даешь никому к тебе притронуться, помочь, дать совет. Все сама и сама. Иногда я думаю, что в твоих глазах глупая или раздражаю тебя.

– Я не скрываю этого, – пыталась отшутиться я.

– Я серьезно, Ана. Я просто хочу сказать, что меня расстраивает твоя неоправданная предвзятость ко мне, когда я правда хочу помочь, из чистых побуждений.

Я молча переминалась с ноги на ногу, не зная что ответить. Видимо, ее сильно задели мои слова сегодня.

Мишель посмотрела в телефон и оглянулась назад. Подъехала белая машина. Она быстро поцеловала меня в щеку, не забыв произнести привычное: «Пока, сладкая», и убежала к обочине. Я продолжала стоять на месте, наблюдая как подруга бежит к машине, садится в неё и уезжает к себе домой.

Я тяжело выдохнула, отправившись к дверям метро, и задумчиво глядела вниз, когда спускалась на эскалаторе. Что вообще хотела сказать своими словами Мишель?

Я предполагала, но говорить вслух боялась. Привязанность для меня всегда являлась опасной зоной, а с Мишель это было сплошным минным полем. Она слишком ласковая, слишком заботливая, слишком… болтливая. Чего нельзя было сказать обо мне. Я вообще ничем не делилась с ней. Только однажды, на третьем курсе, она вывела меня на разговор и узнала о том, что я лишена отцовского плеча, и это произошло случайно! Ее в меру настойчивый характер и милая манера общения обескураживали меня порой настолько, что я сама не осознавала, что чем-то с ней делюсь. Для меня до сих пор было загадкой как мы могли сдружиться. Как и то, в какой момент Мишель проникла в мою жизнь настолько, что ранить ее точно такой же больной удар, как если бы ранили меня саму.

Я отвратительный друг. Я не умела поддерживать разговор, если дело касалось серьезного, не писала и не звонила первой, не искала встреч. Мне привычнее плыть одной. Но, по всему видимому, в лодке Мишель, специально выделялось место для меня.

Я садилась в вагон с тяжестью в груди, и мыслями я была далеко от происходящего в реальности. Говорила ли я когда-нибудь Мишель слова, которые слышала от нее чуть ли не каждый день? «Ты молодец», «Ты справишься», «Как твои дела?», «Тебе взять что-нибудь на перекус?»… И таких выражений много, очень много. Я просто будто этого не замечала, или не хотела замечать. Я не отдавалась ей в ответ, но она все равно оставалась рядом.

И чем я только могла ее обидеть?

Я не заметила, как в размышлениях добралась до дома. И включив настольную лампу сразу же, как только сняла с себя верхнюю одежду и обувь, я присела на барный стул и открыла ноутбук. Электронный адрес был открыт с прошлого раза, я щелкнула по нему несколько раз и открыла новый, чистый лист.

«Здравствуй, мой молчаливый собеседник.

Сегодня мне как никогда нужны утешения, но я держусь изо всех сил, чтобы не впасть в апатию.

Сегодня я заметила, как жизнь круто может развернуться к тебе спиной, посчитав что достаточно дала ранее. Может быть, это намек на урок над ошибками, но я явно не в хороших отношениях с судьбой, да и намеки плохо понимаю. Недоговаривать плохо, врать – ещё хуже. Что если я совсем «малость» скрываю то, что действительно меня разрушает? Хотя я далеко не честна даже сама с собой, и не могу судить насколько «малость» велика.

В голове крутится одна мысль, которая не дает мне покоя. Я будто бы выстроила «кокон отчужденности», из которого не могу или не хочу выбраться. И будто бы именно он помогает мне оставаться на плаву.

Ты бы поругал меня за то, как я поступаю с теми, кому я дорога, но я с радостью парирую твою критику: меня, к сожалению, те кто были мне дороги не щадили. Я не вправе судить людей, и пусть я не буду судима ими. Только если мы не в зале суда, конечно же. Оттуда выход прост лишь одному – потерпевшему.

А я не злоумышленница.»

Глава 3

– Ты уверена, что они не будут против?

Я потеребила ремень рюкзака на своем плече, следуя за своей подругой. Сырая земля под нашими ногами проваливалась и от обуви на ней оставались следы. Глупо было задавать подобный вопрос, проделав путь на электричке от Москвы до Калуги, но я вдруг почувствовала себя незваным гостем на пиршестве, и не сдержалась от подобного вопроса.

– Они будут только рады наконец с тобой познакомиться! – щебетала Мишель. – Я им все уши прожужжала про то, какая ты классная!

Миша шагала быстро и с энтузиазмом махала руками. Ее родители позвали на майские праздники отдохнуть на даче, а Мишель позвала меня с собой.

Мы мало были знакомы с ней. Но знала я о своей одногруппнице, болтливой подруге практически все. Казалось, Мишель видит во мне с самой первой встречи, год тому назад, родственную душу и не отстает ни на день.

– Пришли. – она коснулась рукой двери. – Будь лапочкой.

Я постаралась. И получилось неплохо: я сразу же произвела хорошее впечатление на родителей Миши, Риту и Виктора, встретивших нас лишь на открытой веранде большого одноэтажного дома. Пахло жареным мясом, свежими овощами и луком. Усевшись на диванчике у стены, большом и мягком, я смущенно улыбалась и слушала, как Мишель обожает это место. Ее отец, поприветствовав меня ранее, вернулся к мангалу, а мама присела на стул рядом с Мишель напротив меня. Они говорили о том, кто еще должен приехать. Я смотрела на красивую женщину перед собой с восхищением, она смеялась и узнавала последние новости у дочери.

– Успеваемость хорошая. – рассказывала Мишель, попутно хватая овощи со стола. – Сессию, думаю, сдам на отлично. Чего не скажешь об Ане.

– Не клевещи на меня. Я и так сдам все хорошо.

– Ну конечно. – закатила Мишель глаза. – Ты работаешь больше, чем учишься. И ладно бы, это приносило свои плоды, но твоя работа занимает все последние силы.

Уголки губ резко упали вниз. Я знаю, у Мишель с родителями очень хорошие отношения, она делится всем без сомнений. Но в моей семье все было иначе, и кто я такая, чтобы обо мне поднималась тема для обсуждения? От слов Миши я смутилась и неловко заерзала на месте. Что сейчас подумает обо мне ее мама? Что я забиваю на учебу и трачу время на что-то бесполезное.

– Послушай, девочка, – мама щелкнула Мишель по носу, – никогда не суди человека за его поступки. А ты, милая, – она повернулась ко мне, улыбаясь продолжила: – не слушай, что говорит моя дочь. Доверяй и прислушивайся к своему сердцу. Оно всегда подскажет в каком направлении тебе нужно двигаться.

Мы сидели так за столом, разговаривая обо всем, несколько часов. Приходили новые люди, ближайшие родственники Мишель, дядя с тетей и их маленькие дети, двоюродные братья и сестры. Большая семья в сборе, они находили темы для обсуждений и вспоминали былые времена. Поднялся сильный гул из разных голосов, громоздких взрослых и звонких детских. Я перестала чувствовать себя неудобно, расположившись к этим людям, вливалась в разговоры и громко смеялась. Моя душа наполнилась до краев счастьем, которого я была лишена с детства, и как только меня озарила эта мысль, я тоскливо улыбнулась, поочередно всматриваясь в лица всех родственников Миши. Она присела рядом со мной и протянула мне плед, укрываясь вторым.

– О, вы помните, как краснела Мишель каждый раз, когда врала? – звонко смеялась Рита. – Ее щеки моментально становились, как помидор. Или, – она снова засмеялась, и смех мешал ей продолжить рассказ дальше. – как она решила соврать, что была на последнем уроке, когда мне часом ранее позвонила классная руководительница и все рассказала. Стояла на пороге с глазами в пол, и только слово попытается сказать – тут же губа начинала дрожать.

– Ну мам! – возмущенно хлопнула ладонями по своим коленям Миша. – Сколько можно уже, в самом деле? Мне давно не четырнадцать!

– Смешно, как ты боялась осуждения, но пыталась соответствовать своим друзьям. Мы все равно доверяли тебе.

– Ага, – часто закивала подруга, – друзей только наказывали за все, что можно было, вот я и боялась того же.

Я погружаюсь в прошлое. Все, чем я дорожила или любила, летело в мусорку, если я говорила что-то неправильное, не удовлетворяющее маму. Мне приходилось прятать крафтовые листы и фломастеры, подаренные тетей, приходилось делать вид, что я сплю, когда совсем этого не хотела или подделывать оценки, хотя она никогда их не проверяла. Мои изношенные вещи перешивались мной же вручную, потому что ей никогда не было дело до того, как и в чем я хожу. Тетя помогала мне иногда, особенно когда мои бедра стали шире, и отдавала свои вещи. Ее разговоры с мамой, где она переубеждала маму в неправильном отношении ко мне, я слышала каждую неделю и каждую неделю слышала один и тот же ответ: «Не лезь в воспитание моего ребенка».

Мы редко разговаривали. Редко виделись, живя в одной квартире. Но я все делала не так. Говорила не так.

– Мам, я порвала учебник. – тихонько подошла я к косяку двери. Глаза мои были направлены в пол, я боялась смотреть на нее.

– А от меня что хочешь?

– Виолетта Викторовна, – она была моим классным руководителем, – сказала нужно заплатить за него.

С ее губ слетел тяжелый вздох. Я осмелилась поднять свой взгляд на маму и увидела, как ноздри ее расширились, а стеклянный, чужой взгляд смотрел прямо.

Перед ней на журнальном столе стоял недавно наполненный стакан. Только тогда заметив его, я осознала какой глупостью было подходить к ней в этот момент.

Я порвала учебник не случайно. Мой одноклассник на протяжении года всячески доставал меня. Прятал вещи по классу, выкидывал канцелярию с окна, изрисовывал тетради. Проходя мимо по коридору, мог толкнуть плечом или задеть сумку так, что она слетала с моего плеча. Я порвала его учебник со злости, когда он на весь класс начал обсуждать и смеяться, что у меня старый и изношенный рюкзак, намекая на бедность.

– Он вынудил меня. Я защищалась.

Оправдывалась я, только чтобы не получить от нее порцию оскорблений или чего хуже. Хотя иногда, это было абсолютно бесполезно.

Мама встала со своего места, подошла к комоду и достала оттуда несколько купюр. Я потянулась за ними, но она резко одернула руку и взглянула мне в глаза.

– Не думай, что я отнесусь к этому с закрытыми глазами. Ты очень силньо накосячила, а за ошибки нужно платить. Неси свои рисунки.

– Только не рисунки, мама! – я не сдержала слез. – Я не сделала ничего ужасного, всего лишь пыталась защититься!

– Скажешь об этом классному руководителю. А мне неси рисунки! – повысила она голос. Я подскочила на месте, сжавшись всем телом.

Я не смела перечить. Достала из-под дивана папку с исписанными листами. Сидя на корточках, я проводила по ним пальцами и слезы катились вниз, падая на голые колени и мои ладони.

Они оказались в руках у мамы. Без сожалений, она ловко рвала их по одному, прямо на моих глазах.

– Это плата за твое поведение. – откинув последний, произнесла она. – Может так ты научишься вести себя правильно. А так, что ты можешь натворить завтра? Сегодня порвала учебник, а завтра ручку воткнешь в глаз?

– Я не жестокая. Ты не веришь, что я защищалась, думаешь я порвала его потому что захотела, но это не так!

– Доверие необходимо заслужить. А ты, несносная девчонка, делаешь все наоборот.

Перед глазами стояла пелена. Первой это заметила Мишель и, коснувшись своей ногой моей, она задумчиво посмотрела на меня.

Мама не доверяла мне ни в чем. Чего нельзя было сказать о семье Миши.

Я заморгала, так быстро, чтобы слезы не успели упасть на мои щеки. А перед глазами до сих пор стояла картина, где я сминала купюры в своих руках, лежа на полу, и ненавидела одноклассника, маму и себя.

* * *

Сильный дождь бил по подоконнику с улицы. Я готовила себе завтрак, пока тишину разбавляла негромкая музыка радио. Последние шесть дней я чувствовала себя отвратительно, неспособной делать что-то по дому, но сегодня я взяла себя в руки и принялась за еду. Но в этом, как и в мечте всей своей жизни, я мало преуспевала – тосты сгорели, яичницу я жарила с попавшими на сковородку скорлупками, а чайный пакетик, оставшись надолго в стакане, превратил мой обычный утренний напиток в чифирь. Не то, чтобы я вообще не умела готовить… Просто мое настроение оставляло желать лучшего после недавно пройденной выставки.

Такого абсурда я не переживала ни разу в жизни.

Музыку с ноутбука перебило оповещение. Я печально взглянула на сковородку, в которой ещё не успели приготовиться яйца, и сняла её с огня, выкинув все внутри находящееся в мусорку. И только после этого подошла к столу, выключила музыку и зашла в диалог с Мишель. Я удивленно вскинула бровями. После выставки, это первое отправленное мне сообщение от нее.

Срочно переходи по ссылке. Это просто улет!

Краткое содержание заинтриговало. Я нажала на ссылку, перекинувшую меня на сайт давно известного мне Орбпипа.

Статья о выставке. Я пододвинула стул, усевшись поудобнее, и принялась читать.

«Красочная фото-выставка выдалась на выходных и в который раз убедила всех в своем профессионализме, умению отбора и качестве фотографий. В первых рядах, как и всегда, можно было заметить всеми полюбившихся Арсения Крылова, Викторию Слабину, Михаила Демьянова и других. Однако не все так красочно, как хотелось бы. Глупость, совершенную залом, выдалось застать лично. Анастасия Ям, Ксения Завьялова, Мария Серчук и Анатолий Вербида – фотографы, чьи работы были обозначены в первых числах, но по случайности (или же нет) оказались не на назначенных позициях. Скажете: «Это же не критично», но на это есть разъяснение. Даже несколько. Стало непонятным, как работы выставляются в зале без надобной связи. Без предупреждений, без каких-либо сообщений и звонков, вместо всего этого – консервативный, устарелый способ в виде бумажки в конце зала. Помимо этого, наших любимцев с первых позиций долго не выпускают на волю. В чем причина? Нам неизвестно. Успешные контракты, деловые встречи, и самое главное, без чего не обходится ни один из них, деньги – все это имеют уже известные всем имена. Может, дело в проценте, получаемом выставочным залом с продаж? Разве «Крауз-холл» недостаточно успешен, раз пренебрегает своими полномочиями? Ведь основная цель зала в развитии новых лиц. Кажется, у «Крауз-холл» с этим возникли проблемы. Наши вопросы остаются открытыми. С вами, как и всегда –

Честный Орбпип.»

Волнение возникло неожиданно, когда последняя строчка статьи была прочитала мною. Я совсем не ожидала, что Лемин станет копать так глубоко, обнажая ошибки зала. А вместе с этим, я затаила дыхание, устремив взгляд на свое напечатанное имя.

Это утро больше не казалось испорченным. Мое имя красовалось в статье Орбпипа, о большем я и не мечтала.

У меня нет слов.

Я отправила короткое сообщение Мишель, и сразу же получила от неё приглашение на видеозвонок. Нажала на зеленый телефончик, принимая вызов.

– Ты прочитала? – взбудоражено выдала она. – Я просто глаз оторвать не могу, перечитываю снова и снова. Твое имя в статье! А число прочитанных – сто сорок тысяч!

Я и слова не успевала вставить, вместо тщетных попыток, я просто упиралась ладонью в подбородок и с улыбкой слушала все, что говорила Мишель.

Об этом раньше я только и мечтала. Казалось, я до сих пор не могла поверить в происходящее…

– Тебя срочно нужно ущипнуть! Ты, кажется, в самом деле не осознаешь что произошло.

Я засмеялась.

– Нет, Мишель. Я прекрасно все поняла, как и ты прочла несколько раз. – я набрала в легкие побольше воздуха, – мое имя в статье Орбипа.

Может Миша ожидала большего счастья на моем лице, от того и сощурилась. А может, ей была не до конца понятна моя реакция. Но в глубине души я была до одури счастлива.

– Это точно его статья.

– Ну конечно. Чья же ещё.

– Сомневаешься?

– Ни капли. Ты посодействовала этому.

– Ничего я не делала. – закатила она глаза. – Открыть очевидное не значит сделать сенсацию.

– Именно это ты и провернула.

– Он точно запал на тебя.

Я вскинула брови, удивляясь как мы перешли от одной темы к другой.

– Не говори глупостей.

– Как обычно, Ана ничего не видит, ничего не слышит. Удобно же иногда притворяться дурочкой, да?

– Удобно же сразу родиться такой.

Я прикусила язык. Ну кто тянул меня на такие слова…

– Я не это имела ввиду. – оправдывалась я, – само вырвалось.

– Дурочкой быть всегда удобнее. Даже если ты рождена ею.

Я облегченно выдохнула, обрадовавшись тому, что Мишель не стала обижаться и просто отшутилась. Но осадок в глубине души от такой глупой шутки все равно остался. Я поспешила загладить вину.

– Прости, Мишель, пожалуйста прости.

– Я не сержусь. – она закатила глаза на мой щенячий взгляд. – Ну правда, Ана, чем больше мы об этом будем говорить, тем больше я буду придавать значение твоим словам.

– Пошли в бар сегодня вечером?

– Спрашиваешь! Я согласна.

– Я скину тебе адрес. Будь готова к восьми.

– До связи.

Я сбросила первой. Чувство вины снова накатывало, и мне пришлось приложить усилия, чтобы проглотить ядовитый ком в горле. Прямолинейность в моем случае – не дар, а наказание. И меня в очередной раз охватывал стыд перед Мишель за свой быстрый язык.

Помахав головой, я сбросила с себя чувство вины и вновь перечитала статью Лемина. Меня удивляло, что он вообще позаботился об этом, нашел других людей, что оказались в такой же ситуации как и я, и осветил это миру. И не могла не согласиться, что меня давно так ничто не радовало, настолько что аж кружилась голова! Эта статья определенно придала мне сил на новые свершения, воодушевила и замотивировала.

Я сгорала от полного счастья, предполагая, что эта статья не принесет мне ничего, кроме внутреннего удовлетворения, но все равно, как ребенок, широко улыбалась, перечитывая текст снова и снова.

Вдруг я задумалась: нужна ли мне вообще та признательность, о которой я постоянно твержу? Или это все моя детская наивность и отражение слов отца? Ведь это он натолкнул меня в далеком детстве на работу с фотоаппаратом, давая щелкнуть его с уловом на рыбалке, и вместо того, чтобы сделать кадр с отцом – я навела объектив на закатную реку.

Эта фотография стала моим началом. Отец говорил, что я талантлива в этом, поэтому каждый раз когда мы куда-то отправлялись вместе, он брал с собой фотоаппарат и давал волю моему воображению. А сейчас «раритет» отца пылился на верхней полке шкафа-купе в коробке с самыми первыми фотографиями, сделанными моими руками, ведь несколько лет назад я, из-за своей неуклюжести и мимо проезжающего велосипедиста, уронила его и разбила вдребезги. Выкинуть такую важную для себя вещь не смогла. Оставила на память.

Встряхнув головой, я отбросила воспоминания, и воодушевленная от статьи, схватилась за чистую сковородку, вновь принимаясь за готовку.

Поднявшись на эскалаторе из метро, я сразу же обратила внимание на Мишель, ходившую взад-вперед в ожидании. На улице заметно чувствовался мороз, а подруга совершенно не щадила себя, надев джинсовую юбку с разрезом сбоку до икр. По оголенной части её ноги можно было заметить капроновые колготки, что вряд ли защищали от ощутимого маленького плюса на улице. Именно поэтому она и зашла внутрь станции, ждала меня рядом с обогревающими вставками в стене. И мельтешила, в очередной раз злясь на меня за опоздание.