Странники. Слезы небожителей

– Я тебя слышу, Джоанна, – одернул Рэйден, но получил в ответ лишь усмешку, ничуть не уступающую по надменности его собственной.

– А тебе бы следовало привести себя в порядок, – настойчиво заявила младшая Кассерген. – От тебя пахнет, как от свиньи в хлеву.

Ее колкое замечание заставило ребят с трудом скрыть улыбку. Джоанна оказалась одной из немногих, кто своим ответом был способен заставить Рэйдена замолчать, не вступив с ним в драку.

С сестрой Рэйден спорить не стал. Ему нечем было парировать ее укол. Он лишь закатил левый глаз и направился наверх по лестнице, оставляя гостей в заботливых руках Джоанны.

– Вы, наверное, уже сложили неприятное мнение о Рэйдене, – заговорила девушка, пока вела их по коридорам особняка, – но он не всегда такой. На самом деле он весьма приятен в общении, когда того желает.

– А желает он, видимо, нечасто, – хмыкнул Леон, но тут же получил локтем по ребрам в качестве напоминания о вежливости.

– Джоанна, все эти люди на картинах – ваши родственники? – поинтересовалась Николь, не сводя зачарованного взгляда с живых картин.

– В большинстве своем, – пожала плечами молодая хозяйка. – Семья Кассерген имела большую родословную, тянувшуюся на многие тысячелетия. Здесь испокон веков рождались странники и сферы, воспитывались сильнейшие защитники Энрии… до недавнего момента. Все эти люди – странники, оставившие след в нашей истории.

– Ты тоже странник? – поинтересовался Вик с нескрываемым любопытством.

– Я? – удивилась Джоанна и звонко рассмеялась. – Мне повезло родиться в этом доме и не унаследовать силу странника. Видимо, боги были ко мне милосердны, раз создали бессферой.

– И ты не чувствовала себя чужой?

– Ничуть! Хоть я и родилась без способностей, но воспитывали меня, как странника, – махнула ладонью Джоанна. – Если очень постараюсь, то и Рэйдена уложу на лопатки!

Ее слова не были похожи на пустое бахвальство.

Бессфера распахнула перед ними двери и пропустила в маленькую аккуратную гостиную. Пожалуй, это было единственное теплое помещение в доме. Джоанна усадила гостей в кресла, поближе к камину, и оставила отогреваться, а сама убежала на кухню, чтобы приготовить чай. Пока она отсутствовала, у ребят появилось время осмотреться.

Каминная комната оказалась излюбленным местом домочадцев. Здесь было много книжных шкафов, полки которых ломились от книг, паркет устилали ковры с восточными узорами, а уцелевшая мебель, очевидно, была принесена из разных частей дома, потому как отличалась и по цвету, и по резьбе. Но, несмотря на это, здесь ощущался уют. Чувствовалась заботливая женская рука: все тумбы, столики и диваны были покрыты бордовыми тканями с золотой бахромой.

Кресел имелось всего два, поэтому Леон уступил место Викери, а сам подошел поближе к камину, привлеченный искусной резьбой. Два разинувших пасть волка уселись у основания каминного портала, а крылья за их спиной переросли в обрамление из витиеватых узоров и лепестков. Чувствовался стиль того же мастера, что сотворил парадную лестницу.

Зачарованный великолепной работой, Леон прикоснулся к гладкой лакированной поверхности. Она словно текла под пальцами. Желание велело ему сделать шаг ближе, но огонь в камине не позволил. Леон увидел языки ярко-оранжевого пламени, и ноги приковало к полу. Он не мог отвести взгляд, будто встретился глазами с хищником, готовым броситься на добычу, стоит лишь отвернуться. Кадык нервно дернулся, а на виске выступила капля пота. Леон с трудом заставил себя убрать руку и отойти. Огонь вызывал в нем нестерпимый ужас, и меньше всего ему хотелось, чтобы об этом узнали его друзья.

Джоанна толкнула дверь спиной и вошла в комнату с подносом, на котором стояли фарфоровые чашки и дымящийся пузатый чайник. Леон предложил ей помощь, но девушка с вежливой улыбкой отклонила его предложение и самостоятельно донесла поднос до столика, после чего пригласила гостей разделить с ней напиток. Она разливала чай по чашкам, а его аромат разносился по всей комнате фруктовым благоуханием. Запах был таким приятным, что, даже не успев испить его, ты уже ощущал сладость на губах.

За приятной беседой ребята поделились с бессферой целью своего прибытия. Джоанна оказалась не такой молчаливой, как ее брат. Она задавала им вопросы и с радостью отвечала на встречные. Особенно интересна ей была жизнь по другую сторону мира. Слушая рассказы ребят о пансионе, девушка восхищенно разводила руками и мечтательно вздыхала.

– Ох, балы – это так прекрасно! – Она закружила Николь в легком танце. – Прекрасные джентльмены, воздушные платья с жемчугами, танцы до рассвета. Как бы я хотела оказаться там! Я бы стоптала все туфли, кружа в вальсе!

– Ты бы поразила всех своим изяществом, сестренка.

Рэйден появился, словно призрак. Он беззвучно вошел в гостиную и уже некоторое время подслушивал их разговор, прежде чем объявить о себе.

Странник оказался так же красив, как и высокомерен: нельзя было понять, стоит перед ними юноша или девушка, человек или божество. Теперь едва ли можно было помыслить, что перед ними тот самый пьянчуга из таверны. Он вернулся в чистой одежде, без трехдневной щетины и нечесаных сальных патл. Его волосы еще не успели высохнуть после принятия ванны, но он все равно собрал их в неаккуратный хвост и завязал тугой лентой, оставив свисать лишь две длинные пряди челки.

Впрочем, небрежность во внешнем виде ему подходила как нельзя хорошо. Свободная рубашка скрывала худобу, но подчеркивала остроту плеч, а затянутый широкий пояс выделял узкую талию. И несмотря на внешнюю изможденность, Рэйден не казался физически слабым. Под рукавами с высокой манжетой скрывались крепкие, жилистые руки, познавшие тяжесть оружия и ярость раскаленной магии.

В словах Кассергена не чувствовалось иронии. Он говорил с Джоанной с непривычной для ребят лаской, как говорят только братья, не чающие души в своих младших сестрах.

– Наконец, я увидела лицо брата, а не заядлого пьяницы, – хихикнула Джоанна и пригласила Рэйдена присоединиться к чаепитию. – Ты надел рубашку отца?

– Подумал, что это достойный повод, чтобы приодеться, – отшутился Рэйден и устроился на диване. – Мне хотелось бы взглянуть на записи Этана Самаэлиса, если не возражаете.

Леон достал из сумки дневник и протянул его страннику, но прежде чем передать, решительно заявил тому в лицо:

– Если посмеешь одурачить нас, то, клянусь…

– Боги, этот взгляд так возбуждает! – перебил его Рэйден бесстыдным заявлением. – Успокойся, дорогуша, если я пообещал вам, то сдержу свое слово.

– Пф, – Леон поджал губы, – отвратительно.

Рэйден принял дневник в руки и стал молча изучать содержимое. Написанное не казалось для него сокрытым. Он вдумчиво прочитывал каждое предложение, на мгновение замирал, чтобы осмыслить, а потом с демонстративной усмешкой перелистывал страницу. Это раздражало. То, что для ребят казалось непонятным, для Рэйдена было явным. Он не дочитал и половины, захлопнул дневник и вернул его Леону.

– Есть хорошая новость и плохая, – объявил он. – Я знаю, где клинок.

– И где же? – подалась вперед Николь, перевесившись через подлокотник кресла.

– Он во владениях Высшего бога Вепара. – Рэйден не выглядел радостным от этой новости. – Это на севере Энрии, около холодных вод. Путь совсем не близкий и весьма опасный. Без должной подготовки нам туда не добраться.

– А какая хорошая новость? – поинтересовался Викери.

– Это и была хорошая новость, – хмыкнул Кассерген. – Плохая новость в том, что никому не известно, где сейчас находится обитель Вепара. По легенде, когда почти весь божественный пантеон был убит, Вепар покинул небеса и поселился во владениях северного государства. Его уже семь сотен лет никто не видел. За это время он мог обосноваться где угодно.

– Но что случилось на небесах? Разве боги не бессмертны?

– Ты права, Черешенка, боги были бессмертны, но нашлось оружие, что способно убить и их. – Рэйден принялся копаться в книжных стеллажах. – Некогда на небесах существовала своя иерархия. Во главе пантеона стояли пять Высших богов, и самой важной среди них была Велиаль – Первородная богиня, дочь Создателя и Небесной матери. Она была сурова, рассудительна, решения, принятые ей, не подвергались сомнениям. Но, несмотря на свое высокое положение, она была несчастна. Из-за страха перед ее могуществом ни один из даймонов и сферонов не смел возлюбить ее и подарить ей дитя, которого она так страстно желала.

Рэйден наконец нашел нужную книгу и принялся зачитывать легенду с ее страниц:

– Но был на небесах даймон, чье мастерство восхищало не только людей, но и самих богов. В его руках даже самый твердый и неподвластный металл превращался в искусный клинок, способный своей силой развернуть ветер и разрезать горы. Лишь однажды увидев его за работой, богиня потеряла покой. Воспылав страстью к кузнецу, она попыталась добиться его любви, но была отвергнута. «Твоя любовь – лишь зародившееся мгновение, – сказал он ей, – а моя уже многие годы принадлежит другой».

Велиаль не готова была смириться с этим. Она проследила за даймоном и узнала, что его любовью была одарена обычная энрийская женщина. Ревность затмила разум, и наслала она на то селение страшный мор, что унес много жизней. Но беременную девушку несчастье обошло – носила она божественное дитя, что защищало ее от болезней. Тогда-то и поняла богиня, что смерть той женщины сокрыта в ее же ребенке.

Дождавшись, когда кузнец снова отправится в небесные чертоги, она обратилась в жрицу и в буйную грозу попросила кров, а в награду за доброту и данное тепло подарила девушке медальон, который должен был уберечь ее дитя, и велела хранить тот у сердца и никому не показывать, иначе магия исчезнет. Доверчивая девушка поверила богине и сохранила это в тайне от мужа-кузнеца…

– Разве можно было так слепо довериться какой-то проходимке? – фыркнул Викери.

– Я бы предпочел, чтобы меня дослушали, – одернул Рэйден с недобрым шипением. – Но не прошло и месяца, как ребенок в ее чреве погиб от мора и утянул за собой мать. Похоронив любимую девушку с нерожденным ребенком, кузнец впал в горе. Богиня старалась его утешить. Она дарила ему свои любовь и заботу, и кузнец, спустя многие годы, начал испытывать к ней чувства. Позабыв о том, что совершила, богиня случайно рассказала возлюбленному о прекрасных цветах, что способны превратить любого в смертного. Найдя эти цветы в медальоне покойной жены, кузнец все осознал.

Даймон переплавил проклятый подарок из небесного железа в короткий клинок, а в его лезвии запечатал те самые цветы, принесшие смерть его ребенку и жене, и отправился к богине. Затуманив ей разум сладостными речами, он выждал момент и вонзил клинок ей в грудь. Богиня не сожалела о содеянном. Даже на смертном одре она клялась ему в своей любви и радовалась проведенным вместе минутам. Горестно улыбаясь, она оставила последний подарок: капли ее крови застыли на лезвии, а в навершии клинка засиял алый камень.

Отмщение не принесло даймону-кузнецу радости. Он полюбил Первородную богиню так же сильно, как и покойную жену, и не смог простить себе содеянное. В честь проклятых цветов он вычеканил на лезвии название на высшей энрийской речи «Läxmiries an cieĺes», что переводилось как «Слёзы небожителей», после чего разделил смертное ложе с богиней, вонзив клинок в свое сердце.

– Какая трагичная история, – подытожила грустным вздохом Николь.

– А что стало с этим клинком дальше? – поинтересовался Викери.

– Дальше? – Рэйден напряг память. – Место во главе пантеона заняла Верховная Амаймон. Она попыталась уничтожить клинок, но даже силы четырех Высших богов оказались неспособны на это. Потому она приказала запечатать клинок и хранить в назидание остальным, чтобы, даже будучи бессмертными, они научились чтить свою жизнь наравне с людьми.

– Но если клинок был запечатан, то как кто-то убил им всех богов? – задумался Леон.

– Хороший вопрос, Леонардо, но ответа на него я не знаю. – Рэйден небрежно бросил книгу обратно на полку. – Мне известно лишь то, что если мы найдем его, то сможем убить им Эйрену.

– Меня зовут Леон, – с раздраженным рычанием поправил Самаэлис, но был проигнорирован.

– И как же нам его найти?

– Пока не знаю, – пожал плечами странник, – но я поспрашиваю у местных жрецов. Возможно, они дадут хоть какую-то информацию.

– А я просмотрю записи в нашей библиотеке! – предложила помощь Джоанна. – Наверняка в ней осталось что-то, что сможет помочь.

– Ты прелесть, Джоанна, – улыбнулся Леон и бросил пренебрежительный взгляд на Рэйдена: – Твоему брату стоило бы поучиться.

– О, проклятые боги, ты заигрываешь с моей сестрой? – театрально возмутился Кассерген. – О, Лайон, я начинаю ревновать!

– Пф! Нам надо возвращаться, – холодно бросил Леон.

– Уже? – захныкала Николь. – А мне так хотелось послушать истории об Энрии! Я ведь еще не узнала, кто такие эти даймоны и сфероны…

– Успеется, Черешенка. Вы еще не раз сюда вернетесь, – Рэйден погладил девушку по волосам. – А пока вам следует послушать вашего сурового льва и топать баиньки в свой мир.

Николь состроила недовольное лицо и достала амон, но лишь заметив его, Рэйден бесцеремонно выхватил карту и принялся рассматривать фигуру на ее поверхности. Прекрасный мужчина с длинными светлыми волосами выглядел преисполненным спокойствия. За его спиной сверкающим холстом сливались воедино ночь и день. В одной руке, словно на весах, он держал легкое павлинье перо, в другой – идеально круглый самородок. Он всем своим видом являл мировое равновесие.

– Это амон Натаниэля Аверлин? – удивленно спросил он.

– Да, это проблема? – изогнул бровь Леон.

– Нет, но… – на секунду Рэйден растерялся, но быстро взял себя в руки. – Амоны подчиняются лишь своему владельцу. Как вам удалось заставить их признать в вас хозяев?

– Мы не знаем. Мы просто использовали их и все, – пожал плечами Викери. – Может, дело в том, что мы дети их прежних владельцев.

– Вероятно, – потер подбородок Рэйден. – Ладно, топайте в свой мир.

По его виду становилось понятно, что он что-то недоговаривает, но времени разбираться не было. Ребята соединили амоны, и когда сияние магического кокона рассеялось, вновь оказались окружены тусклым полумраком каморки.

– Смотрите! – раздался восхищенный возглас Николь.

Амоны засияли ярче прежнего. Из их сияния явились три хрустальные бабочки. Они закружили над картами, опыляя их блестящей пыльцой, и, достигнув потолка, превратились в пыль. Крупинки света медленно спланировали на амоны и покрыли рисунок плотным белым полотном, а после мягкая вспышка расплескала сияние по сторонам, явив ребятам новые узоры на картах.

Мужчина на карте Натаниэля Аверлин исчез, а его место заняла длинноволосая женщина с ангельскими крыльями в длинном хитоне из летящей ткани. В ее волосах сверкали украшения из металлических листьев, а острые наплечники венчали хрупкие плечи. Тонкие руки в изящных браслетах держали длинный свиток и хрустальную чашу.

Амон Викери изобразил молодого человека с мягкими чертами лица. Он сидел в прекрасном жасминовом саду в окружении дивных павлинов и своим голосом приковывал их внимание. Заколка из острых перьев сцепляла на затылке пряди длинных волос, водопадом спадающие на многослойные узорчатые одежды, а тонкая цепь удерживала на плече меховую накидку. Сердце наливалось теплом от мягкости его улыбки.

Леон взглянул на свой амон. Из-под прямоугольных очков на юношу смотрели суровые острые глаза молодого мужчины. Его длинные волосы были собраны на затылке тонкой шпилькой и спускали по плечам атласную ленту до самого пояса. Тонкие губы, подобные натянутой струне, сквозили внешним равнодушием, но взгляд сиял, словно проклятый огонь, готовый в любую минуту сжечь дотла все вокруг. Особенно выделялся символ в виде языков пламени в центре лба юноши.

«Иронично», – усмехнулся в мыслях Леон.

В одеждах молодого человека не было той роскоши, что отображалась на картах Викери и Николь. В холодной красоте незнакомца чувствовалась строгая натура. С идеально прямой спиной он восседал за столом, заваленным стопками бумаг, и, удерживая острое перо в длинных тонких пальцах, выглядел так, словно его только что отвлекли от подписания важного документа.

– Что все это значит? – Леон уловил настороженный шепот Викери.

– Кажется, то, что теперь у амонов появились новые владельцы, – ответил Леон, и его лицо осветила гордая улыбка.

До подъема оставалась пара часов. Николь и Викери уже давно разошлись по комнатам и, вероятно, видели седьмой сон, в то время как Леон не смог сомкнуть глаз. Его мучили мысли, метавшиеся взбунтовавшимся роем. Подоконник в лестничном пролете служебного крыла послужил ему пристанищем. Спрятавшись за плотной шторой, он держал на коленях дневник отца, и невиданная прежде тоска сгрызала душу. Амон был его связью с отцом, но теперь, когда тот сменил одеяние, Леон почувствовал, что утратил нечто важное.

Разразившаяся за окном гроза освещала вспышками молний уставшее лицо юноши. Холодные капли барабанили по стеклу, и от этого ему только сильнее хотелось закричать, выпуская всех демонов вместе с собственным голосом.

Неизвестность пугала. От новости, что его отец может быть жив, становилось легче, но что, если они ошибаются? Что, если это лишь мимолетная иллюзия и, когда они найдут темницу, та окажется пустой? И почему никто не знает, куда подевалась его матушка? Какое несчастье произошло с Алексис Самаэлис, что ее не было в тот злополучный миг вместе с возлюбленным мужем? Вряд ли Леон сможет вновь пережить крушение надежд…

– Детям положено спать в это время, но я полагаю, ты и сам это знаешь, – раздался хриплый теплый голос в коридоре. – Так что же заставляет тебя терзаться, дорогой?

Миссис Биккель приоткрыла штору и взглянула на юношу.

– Я уже собирался отправиться спать, – соврал Леон и закрыл дневник.

– Тебе незачем лгать мне, милый, – улыбнулась женщина и присела рядом. – Если тебя что-то мучает, то ты можешь поделиться этим со мной.

– Почему же тогда вы не в кровати, миссис Биккель? – поинтересовался он.

– Ох, старческая бессонница. Мы, старики, мало спим и все чаще мечтаем, чтобы хороший сон стал последним, что мы увидим на закате жизни.

– Не рановато ли вы говорите об этом? У вас в запасе еще многие годы, так зачем же подгонять смерть ее ожиданием?

– Потому что смерть – неотъемлемая часть нашей жизни, Леон. Ее не нужно бояться. Жизнь имеет смысл лишь тогда, когда ты знаешь, что в один прекрасный миг ты встретишься с этой госпожой и поймешь, что сделал достаточно для того, чтобы с покоем уйти.

– А что, если ты осознаешь, что сделал недостаточно, но окажется уже поздно?

– Тогда нужно оставить это тем, кто продолжит твой путь, – усмехнулась миссис Биккель. – Именно поэтому люди так хватаются за мысль о продолжении рода. Дети – это цветы, которые ты взращиваешь для того, чтобы они радовали своей красотой мир, когда ты будешь на это уже неспособен.

– А если у людей нет своих детей? – не унимался юноша.

– А разве родная кровь имеет значение? – вопросила старая женщина. – Посмотри на меня: у меня нет своих детей, но я когда-нибудь умру с покоем на душе, потому что цветок, который я взрастила, это ты.

Ее грубые от тяжелой работы руки погладили его щеки. В них чувствовались слабое тепло и дрожание, но тем не менее эти прикосновения ощущались родными. Тяжесть отлегла от сердца, и Леон подался вперед. Он крепко обнял кухарку и уткнулся лбом в ее плечо.

– Что бы вы сделали, если бы узнали, что дорогой вам человек может быть жив?

– Зависит от того, что я могла бы сделать. – Ее сухие губы коснулись его макушки. – Надежда – это единственное, что нельзя отнять у человека. Если в моих силах найти его, то я бы не переставала искать, если же нет, то ждала бы и молилась Господу, чтобы он нашел дорогу ко мне.

– А если выяснится, что вы проделали этот путь зря? – поднял глаза Леон.

– Господь ничего не делает зря, мой милый. Хуже горькой правды может быть только неизвестность. Каким бы ни был этот путь, он откроет тебе то, о чем ты ранее и не догадывался, заставит тебя измениться, и, главное, он даст тебе понять, кто ты есть. Может, ты даже не догадываешься, насколько особенный?

– До недавнего времени я действительно этого не осознавал, – тяжко усмехнулся Леон.

– И что же изменилось? – полюбопытствовала миссис Биккель с хитринкой в глазах.

– Наверное, я сам, – пожал плечами Самаэлис. – Как вы и сказали, я ступил на этот самый путь и, полагаю, уже не могу свернуть.

– Это правильно, мой мальчик. Но чтобы не отклониться от этого пути, тебе следует для начала поспать. Один утренний час стоит двух вечерних.

Она оставила на его лбу поцелуй с пожеланием спокойной ночи и медленно удалилась, предоставив Леону возможность обдумать ее слова.

Ветер взволнованно завывал за окном, капли дождя барабанили по стеклу, аккомпанируя раскатам грома, а на опустевшем подоконнике постепенно остывало место, послужившее пристанищем для человека, который, наконец, смог уверовать в собственную решимость.

Глава 6. Лень и похоть

– Николетта, следи за шагами! Больше легкости! Не ты ведешь юношу, а он тебя! – кричала приставленная к Николь для личных занятий преподавательница танцев.

Женщина в строгом платье вальсировала по залу с невидимым кавалером и умудрялась не сводить ястребиного взгляда с Николь и ее партнера.

От ее наставлений девушка уже готова была взвыть волком. Она всегда верила, что ее умение танцевать безупречно, но пришедшая мадам Шарель разбила вдребезги все представления. Она заставляла ее кружить по залу на протяжении нескольких часов, пока та не стирала ноги в кровь и не начинала дышать, как старая умирающая кобыла. В туго затянутом корсете и с вечно сползающими чулками танцевать становилось адским наказанием.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Скотленд-Ярд – штаб-квартира полицейского учреждения в Англии, основанная в 1829 году.

2

Кэб – наемный экипаж на конной тяге, распространенный преимущественно в Великобритании в XVII–XIX веках.

3

Шиллинг – английская монета, объявленная денежной единицей Великобритании в 1601 г.

4

6 футов = 182,88 см

5

Ковент-Гарден – район в центре Лондона. В XVIII веке это место стало известно как «квартал красных фонарей».

6

Денди – социально-культурный тип XIX века: мужчина, подчеркнуто следящий за эстетикой внешнего вида и поведения, изысканностью речи.

7

Ярд – единица измерения длины в английской системе мер, равная 0,91 м.

8

Сибарит – праздный, избалованный роскошью человек.

9

Камердинер – слуга при господине в богатом дворянском доме.

10

Камеристка – служанка при госпоже в богатом дворянском доме.

11

1 ярд = 0,91 м.