Зулумбийское величество

– Я не знаю, что такое скобы, – скорбно отозвалась Зягура. – У нас в Зулумбии очень просто устроены ловушки – яма и всё.

– Ну, это такие железные ступеньки. Пощупай стены. Нашла?

– Я не знаю, что такое ступеньки, – голос Зягуры дрогнул. – У нас в Зулумбии нет ступенек.

– Гос-с-споди! Да что у вас там вообще есть? – возмущённо зашипел Семён, нашаривая ногой верхнюю опору.

– Всё остальное есть, мой господин! – с готовностью отозвалась Зягура. – Есть копья с железными наконечниками и оперённые стрелы. Есть топоры, чтобы затачивать острые колья, и ножи, чтобы снимать с добычи шкуру…

«Достану её и убью!» – мрачно думал Семён, погружаясь под нескончаемый лепет в зловонный канализационный колодец.

Когда они наконец-то добрались до дому, Семён, негнущимися от холода пальцами нашарил в кармане ключи, открыл дверь, стянул с себя мокрую одежду, плюхнулся на кровать и мгновенно заснул.

Снилась ему прекрасная южная страна с красными закатами, стада неторопливых слонов и изогнутые тени тропических деревьев. Полуобнажённые чернокожие люди в разноцветных бусах расступались перед ним с поклонами и протягивали корзины с едой. Четверо мускулистых охотников в узких набедренных повязках волокли привязанную к копью за длинные ноги антилопу, и её рога чертили на песке две бесконечные, как рельсы, параллельные линии. Охотники положили добычу у ног Семёна, отошли на два шага назад и почтительно замерли. Мёртвая антилопа, неловко запрокинув голову, смотрела на него покорными синими глазами. Семён снял с пояса кривой нож, ухватил его поудобнее за костяную ручку, размахнулся и вонзил остриё в упругую ляжку. Антилопа неожиданно дёрнулась и забилась на земле в истошном женском визге.

Семён вскочил в холодном поту. В комнату вползал рассвет. На коврике возле кровати сладко похрапывала свернувшаяся калачиком Зягура. Семёну стало стыдно. Поступил, как белый плантатор – уснул на кровати, а девчонку на полу бросил. Стараясь не шуметь, он встал, разложил кресло, достал из шкафа запасное одеяло и легонько потряс Зягуру за плечо.

– Слышь, Зяма, ложись на кресло. Я тебе постелил.

Зягура послушно перебралась на расстеленную постель и завернулась в одеяло, как в кокон, только макушка осталась снаружи торчать. А Семён смотрел, как светлеет за окном, и чувствовал, как его охватывает давно забытое и сладкое чувство игры. Когда он в компании таких же горластых и исцарапанных пацанов мог с лёгкостью превратиться в пирата, рыцаря, индейца или красной армии солдата, вжиться в образ и поверить в него настолько, что собственное имя, выкрикнутое мамой из окна пятиэтажки, казалось чужим. Всё это было словно в другой жизни, словно не было вовсе, и вдруг сейчас по допустимым только в игре правилам жаба превращается в принцессу и говорит ему: «Давай поиграем!» с такой убеждённостью, что он сам готов поверить и радостно согласиться – «Давай!». И хотя бы на один день забыть про муть за окном и кислый запах коммуналки, что нет денег и никому не нужен, и в свои «под тридцатник» ничего не смог и не успел. Хотя бы на один день стать королём Зулумбии и жениться на принцессе.

– Зягура, я согласен стать вашим королём, – сказал Семён, как только Зягура проснулась и напялила свитер.

Она вспыхнула от радости, захлопала в ладоши и, улюлюкая, заскакала по комнате в диком танце.

– Там-бала! Там-бала! Там-бала-там! – застыла она на одной ноге, хитро вывернув плоскую ступню пяткой кверху. На Зягурины там-тамы откликнулся энергичной трелью коммунальный телефон. Соседка сняла трубку и через несколько секунд («Бам! Бам! Бам!») постучала в дверь кулаком, заканчивая музыкальную тему.

– Семён, тебя к телефону! И скажи своим друзьям-гопникам, чтобы не звонили в такую рань!

Скажите, какие мы манерные! Семён влез в тапочки и пошлёпал в коридор. Звонил Пашка.

– Сень, у меня сегодня типа ДэРэ. Заходи через час. Посидим, покурим, позвездим. Пивка выпьем и всё такое.

Семён обрадовался – вот она, долгожданная халява. И покормят, и напоят, и покурить дадут. Только куда Зягуру деть? От мысли, что придётся идти вместе с ней, стало не по себе. Семён представил, как вытянется у Пашки лицо при одном виде черномазой подружки, а уж если она опять про Зулумбию запоёт – вообще позора не оберёшься. Нет, Зягуру надо с хвоста скинуть.

Семён натянул на себя деловое выражение лица, вошёл в комнату и сказал решительно и сухо:

– Зягура, мне по делам смотаться придётся. К полуночи вернусь. Ты тут не скучай, ладно?

Зягура доверчиво улыбнулась и кивнула, отчего Семёну стало тошно. «Ладно, – решил он. – Я ей в кармане гостинец принесу».

Пашка, несмотря на то, что именинник, на жрачку пожмотился. Выставил на всю честную компанию три двухлитровые бутылки пива «Медовое», буханку хлеба и кастрюлю с сардельками. Голодная братва моментально размела сардельки, и Семёну пришлось проявить расторопность, чтобы успеть схватить парочку: одну себе, другую Зягуре. Его сарделька проскочила по пищеводу как спортсмен-слаломист и затосковала в желудке от одиночества, только аппетит разожгла. Вторая же буквально прожигала карман джинсов и дразнила обоняние. Семён долго боролся с искушением, но голод взял верх над совестью. Он вышел в туалет и там, спрятавшись от чужих глаз, жадно сожрал успевшую остыть сардельку. «Ничего, – подумал он. – Скажу, что ничем не угощали. А завтра чем-нибудь разживусь и накормлю Зягуру от пуза».

Вернулся Семён поздно. Стараясь не шуметь, отпер дверь и на цыпочках прошёл в комнату. Может, Зягура уже спит, и тогда врать не придётся. Она не спала, сидела в полной темноте на коврике у кровати и при виде Семёна радостно завозилась.

– Зяма, ты прости, я сегодня еды достать не смог, – принялся оправдываться он. – Понимаешь, там, где я был…

– О, мой господин! – воскликнула Зягура. – Тебе не надо беспокоиться о пище. Здесь её полно! Я поела сама и могу накормить тебя!

«О, боже! – сжался Семён. – Не иначе, у соседки что-нибудь стырила! Ну, теперь старая грымза опять в милицию заявит…»

– Пойдём! – Зягура потянула Семёна на кухню. – Это здесь.

Она отодвинула мусорное ведро, и оттуда в разные стороны сыпанули тараканы. Зягура ловко наловила их целую горсть и протянула Семёну.

– Очень вкусные насекомые! И глупые, ничего не боятся. Их так много, что надолго хватит! Ешь, мой господин!

– Ты, что?! ЭТО ЕЛА?!

– Конечно! Когда я была жабой, я о таком и мечтать не могла! Знаешь, как много надо наловить комаров, чтобы насытиться? А мелкие мошки вообще из одних крыльев состоят, только во рту хрустят.

«О, боже! Лучше бы она у соседки колбасу украла!»

– Брось эту гадость! – Семён разжал её кулак, стряхнул на пол насекомых и раздавил тапком. – И пообещай мне не есть тараканов, хорошо?

Утром Семён пошёл к ближайшему продуктовому магазину.

– Вам грузчики на один день не требуются?

– Требуются, – обрадовалась толстая тётка в грязном белом халате. – А то наш Ильич с утра нажрался, как скотина, – она от души пнула в бок сладко спящего на ящиках мужичка. Мужик на мгновение перестал храпеть, чмокнул губами, непонятно чему улыбнулся и снова переливчато засвистел. – Сволочь! Одни мучения с ним. Постоянно самим приходится разгружать машины. Только ты, парень, учти, заплатить мы не сможем. Нам по бухгалтерии эту статью расхода не провести. Натурой возьмёшь?

– А что дадите?

– Курицу, килограмм лука и буханку хлеба. Годится?

Ещё бы не годилось!

Семён варил курицу и удивлялся сам себе: никогда бы не подумал, что простое приготовление ужина может так приятно щекотать чувство собственного достоинства. Зягура вертелась рядом, втягивала носом воздух и сопела от нетерпения. Наконец он решил, что можно вынимать. Вывалил тушку на большую тарелку, очистил от шелухи несколько крепких луковиц, нарезал толстыми ломтями хлеб и отнёс всю эту роскошь в комнату.

– Ну-с, принцесса Зягура, у тебя, как у августейшей особы, есть право первого куска мяса?

Зягура радостно кивнула.

– Тогда принимай дичь!

Зягура проигнорировала протянутую ей вилку, схватила курицу и вцепилась в неё зубами. Семён ещё никогда не видел, чтобы человек с такой скоростью поглощал пищу. Она ела, громко чавкая и урча от удовольствия, только косточки сплёвывала, и со смачным хрустом закусывала луком. Вскоре на тарелке остался только обглоданный остов. Зягура облизала пальцы, откинулась назад, громко рыгнула и блаженно зажмурилась. Живот, и без того немаленький, выпятился под свитером круглой тыквой, губы залоснились от жира. «Совсем голодная была» – подумал Семён и промокнул тарелку хлебной корочкой.

На следующий день к курице выдали упаковку макарон и полмешка картошки.

Зягура тоже рвалась добывать пропитание, и Семёну приходилось присматривать за ней в оба. Как-то они вышли прогуляться, и возле помойных баков Зягуре на глаза попалась выброшенная лыжная палка. В Зулумбийской принцессе мгновенно проснулись охотничьи инстинкты: она, радостно улюулюкая, подхватила палку, содрала с неё пластмассовый наконечник и сиганула в кусты. Хорошо, у Семёна ума хватило за ней рвануть. Он вовремя успел, схватил Зягуру за руку в тот момент, когда она уже размахнулась, чтобы метнуть «копьё» в толстозадого пуделя.

* * *

Семён и сам не заметил, как привязался к Зягуре. Сперва это была привязанность хозяина к своему домашнему животному, из области: «приходишь домой, а она тебе радуется». Действительно, в каком бы виде ни заявлялся Семён домой, Зягура встречала его счастливой улыбкой. Плюс ко всему никогда ничего не требовала и не закатывала скандалов. И, может, поэтому, где бы он теперь ни был, он спешил домой. Не в прежнюю холостяцкую берлогу – четыре стены и потолок, а по-настоящему домой, туда, где его всегда ждут. Зягура без него и свет никогда не зажигала. И сколько Семён ни убеждал, она всякий раз продолжала упорно сидеть в темноте до его возвращения.

Семён просто диву давался, как буквально за считаные дни изменилась его жизнь. Даже затяжная коммунальная война, попортившая немало крови, неожиданно резко прекратилась. И это было чудом не меньшим, чем превращение жабы в человека. Семён, увидев, как склочная Эмма Петровна в присутствии Зягуры становится покладистой и приветливой, просто онемел.

– Зям, как тебе её приручить удалось?

– Как обычно, – пожала плечами Зягура. – Лаской и прикормом.

Семён ничего не понял, но показывать свою глупость постеснялся. Чёрт его знает, может, и существуют какие-то правила пользования соседками, просто ему они неизвестны.

И даже Пашка, ошеломлённый поначалу Зямиными бусами из куриных костей и приветственными танцами, вскоре стал Семёну страшно завидовать. Сам как-то признался.

– Тебе, Сенька, везёт, как и всякому дураку! Хоть и страшная Зяма твоя, как война атомная, но в остальном – баба идеальная! Где ты её нашел-то? Дай наводку, я там тоже поищу.

– Где, где! В Караганде, – пытался отшутиться Семён, но Пашка не успокаивался.

– Ну, скажи честно, на улице познакомился?

– Нет, в лесу.

– Да ладно врать-то! Она, конечно, дикая, но не настолько. В институте Патриса Лумумбы закадрил?

– Слушай, отвали, а! – вспылил Семён. Говорить правду совсем не хотелось. Стремно как-то… Да и всё равно не поверит.

Годовщину встречи поехали отмечать на «67-й километр». Нашли ту самую клюквенную кочку и уселись рядом на поваленное дерево. Пили шампанское из горла и со смехом вспоминали, как Семён Зягуру сперва съесть хотел, как испугался, когда она у него в руках расти начала, как пытался сбежать, но не смог… Стемнело. Над головой развернулся звёздный шатёр.

– Зяма, а когда я испытание проходить буду?

– Так уже прошёл. Когда меня в лесу не бросил – раз, – начала загибать пальцы Зягура. – В электричке от меня не отказался – два. Из люка вытащил – три: спас, а мог бы и сбежать. Домой привёл, спать положил – четыре. Право на первый кусок мяса дал и словом не упрекнул, когда я всю добычу съела – пять. Долго перечислять можно.

– Значит, я теперь король Зулумбии? Круто! А где она, твоя Зулумбия?

– Сейчас здесь. Потом там, – Зягура мотнула головой в сторону далёкого гула электрички.

– Перемещается, что ли?

– Вместе с нами. Где мы, там и Зулумбия.

«Прикольно», – подумал Семён и поднялся. Темнело. Зулумбии было пора передвигаться в тёплые края, на отапливаемую территорию коммунальной квартиры.

Спокойно, Жорик!

Самое приятное в любой работе – момент отправки резюме. Все эти волнения и планы на будущее… И все эти разговоры за твоей спиной:

– Георгий во «Время» устраивается. Повезло…

– Люся, порадуйся за меня! Моего Жорика пригласили в Институт Времени! Нет, дорогая, ты ошибаешься – туда берут не всякого дурака! Ты просто не хочешь признать – я таки вырастила его человеком. А твоя Софочка что? На рыбную ферму? Ну-ну…

– Слыхала, твой экс в ИВэ наладился! Жалеешь, что бросила?

Неделя между подачей резюме до собеседования – мой упоительный миг славы. И он подошёл к концу. Теперь отсчёт идёт на короткие треньканья лифта, отмеряющего этажи: 10, 11, 12…

– Датчики указывают на повышение адреналина. Боитесь высоты?

– Ерунда! Просто первый раз тут…

– Желаете освежиться? «Вечный покой»? «Сон разума»? «Краткая передышка»?

– Пожалуй, немного «Передышки» не повредит. Самую капельку…

Тихий щелчок, и меня окутывает облаком успокоительного. Нефиговые тут лифты! Внимательные. Так бы ехал и ехал…

Лифт тренькнул последний раз, остановился и произнёс: «Ваш сто тридцать седьмой этаж – прошу не задерживаться на выходе. Желаю удачи!»

Очень-очень культурные лифты! Даже посылают вежливо. Умру, но устроюсь сюда! Пусть Зинка локти кусает. Будет знать, как менять мужа с высшим образованием на бойфренда-дальнобойщика! Осталось толкнуть вон ту дверь и ответить на все вопросы. Спокойно, Жорик – ты под контролем. Дышим глубже. Дышим и отсчитываем шаги – раз, два, три…

– Я закончил рускласс гуманитарного университета с золотой медалью. А моя дипломная работа…

– Какой размер носите?

– Э-э… Сорок восьмой.

Я занервничал. Моё жалкое телосложение всегда доставляло мне немало неприятностей, начиная с начальной школы, где меня сразу прозвали «шваброй», и заканчивая едкой шпилькой Зинки, которая, бросив меня, хвасталась подругам, что сменила «зубочистку» на «батат».

– Рост?

– Сто девяносто три. Примерно.

– Лариса! Форма лифтёра на какой размер?

– Сорок восемь на сто девяносто.

– Вы нам подходите. Заступать на должность нужно прямо сейчас. Главное требование – не опаздывать и не грубить посетителям. Лариса, выдай новенькому форму! И монтёра отправь – пусть ИИ отключит. Желаю удачной карьеры!

Самое приятное в любой работе – ожидание вызова на собеседование. Вся эта романтика, надежды и отчаянное желание порвать мир… На деле всё всегда прозаичнее. Лысеющий завхоз Сергей Петрович потряс руку, толстая сотрудница склада Лариса выдала форму и проводила к тому самому лифту, который доставил меня наверх. Теперь это мой офис.

– Стойте, не едьте! Надо монтёра дозваться. Иван! Ванька!!! Шевелись! Тебя человек ждёт, – прокричала толстуха.

Вышедший на её вопли Ванька был похож на гнома – ростом мне до подмышки, носатый, весь обшитый карманами, из которых торчат инструменты. Он не спеша подошёл и смерил меня взглядом.

– Ему что ль тоже интеллект отключать?

– Идиот! – фыркнула Лариса и поощрительно мне улыбнулась. – Не обращайте внимания – он у нас шутник. Желаю удачи!

Лариса нажала кнопку вызова лифта и торопливо скрылась в лабиринте коридора. Пожалуй, слишком торопливо для её комплекции.

– Вот так всегда, – вздохнул Ваня. – Дают приказ и в кусты. Ну, давай – поможешь мне. Сюда встань. Потом, как скомандую, запрыгивай внутрь и жми красную кнопку.

Тренькнул лифт, останавливаясь на нашем этаже. Ваня выхватил из-за пояса лом и ловко раздвинул двери.

– Взлом и незаконное проникновение, – заверещал лифт. – Я вызываю охрану!

– Заходи скорей! – пнул меня Ваня. – Я его долго не удержу. Жми красную кнопку! Кнопку, я сказал!!!

– Это нарушение прав механизмов! – вопил лифт. – Я буду жаловаться в профсоюз!

– Кнопку!!!

– А, чёрт! Не могу! Она током бьётся!

– Перчатку держи!

– Это возмутительно! Вы не имеете права! Это убийство! Я требую своего инженера! Позовите инженера! Инженера!!! Нет! Нет! Умоляю вас! Не надо! А-а-а!..

Ваня сорвал пломбу и ловко вскрыл щиток. Ткнул отвёрткой в микросхемы. Лифт зашёлся писком, забился в агонии и затих. Ваня вытер потный лоб.

– Сука железная! Всякий раз истерику закатывает.

– Часто отключаете?

– Раз в месяц примерно. Как нового лифтёра находим.

– Такая текучка? Никогда бы не подумал…

– А ты, брат, лучше и не думай. Твоя работа – кнопки нажимать и посетителей развлекать. Если до зарплаты продержишься – заходи, набухаемся.

– Я продержусь. Мне нужна эта работа!

– Все так говорят, – отмахнулся Ваня, распихивая по карманам инструменты. – Ну, бывай, друг. Мне ещё пылесосы отключать – сегодня нового уборщика наняли.

Самое приятное в любой работе – лишь мечта о ней. Потому что в первый же рабочий день резко начинаются трудовые будни. Я пожелал Ване счастливого дня и приступил к выполнению должностных обязанностей – нажал кнопку закрывания дверей и выдал себе хорошую порцию «Сна разума».

Вот до чего так и не дошла современная наука, так это до управления психикой. Лет двести назад эта задача казалась вполне решаемой: практики йоги, антидепрессанты, алкоголь, на худой конец – психушки. В нашем времени эта лабуда не работает: мы все глубокие невротики. Любой из нас легко впадает в бешенство или в восторженные любовные волнения. Всё, что мы можем сделать – дышать глубже и постоянно делать вид, что адекватны. Расшатаны у нас нервишки, расшатаны.

– Слыхала – твоего экса в ИВэ взяли!

– Плевать!

Локон за ухо, и ложечкой в чашечке – дзинь, дзинь. Пусть Машка не думает, что может меня достать!

– Плевать – не плевать, а зарплата у него теперь, как у банкира! Не жалеешь?

Стерва! Пока не доведёт до истерики, не уймётся. Не дождёшься, милочка! Закидываю ногу на ногу – сдохни: чулки с анимацией от Микоянца тебе только сняцца. Лёгким движением ноги ловим свет и вверх по чулкам карабкается матросская команда. Машка икает от зависти. Выдерживаю паузу.

– А мне пофиг. Подумашь, ИВэ! Лузер был – лузером помрёт.

– А он ничего – симпотный. Я подберу, раз тебе не нужен? – Машка с тоской проводила взглядом последнего матроса, нырнувшего мне под юбку.

– Забирай! Дерьма не жалко! Шубку заберу – и вселяйся.

Хитрожопая – жуть! Как с ним голодать на стипендию, так дур нет! А как на всё готовое, так я подберу. Щаз – ага!.. За этот приз тебе ещё придётся побороться!

В наше время ничего нельзя потерять. Захочешь – не выйдет. Система поиска потерянных вещей признана самым большим достижением человечества за последние сто лет. Например, покупаю я для дочери Пушкина-подушкина… Вообще-то, я не из тех людей, которые покупают всякую пошлятину. Просто у меня нет дочери. Увидев чёртовы подушки, дети вцепляются в них намертво и закатывают истерики, не отходя от прилавка. На их вопли сбегается персонал – и опаньки! – бедный родитель уже на собеседовании у ювеналов. А там – дай вам Бог выдержки – любой срыв – и ты лишён родительских прав сроком от трёх дней до пожизненного. А детишки, прижав к груди Пушкина-подушкина, отправляются в интернат на попечение психиатров – исправлять травмы, нанесённые семейным воспитанием. Ненавижу!..

Так вот! Если бы у меня была дочь, и я купил бы ей Пушкина-подушкина, на моей карточке навсегда остались бы его координаты. И от меня уже ничего не зависело бы. Предположим, дочь теряет Пушкина и истерит. Дальше алгоритм очень простой: я тут же хватаю карточку и подаю запрос. Система мгновенно находит Пушкина-подушкина и – вуаля! – он снова с нами!

Так вот, в наше время невозможно что-либо потерять. Я ничего и не потерял. Я нашёл!..

Сначала я даже не понял, что это. Когда находишь что-то впервые в жизни, о таких вещах, как ценность, как-то не думаешь. Тут ключевое слово «нашёл». Он лежал в углу лифта, один его край застрял под ковровой дорожкой. Это был маленький плоский диск с синим свечением. Я его рассматривал и так, и эдак, брать не решался. Ждал систему поиска. Волновался так, что испшикал суточный лимит «Вечного покоя». А когда рабочий день подошёл к концу, подумал – какого чёрта? Если за ним придут – отдам. Скажу, нашёл и взял на хранение.

Диск оказался неожиданно тяжёлым и горячим. Пока я его нёс, в кармане чуть дыра не проплавилась. Дома попытался рассмотреть на свет. Какие-то синие прожилки и твёрдые выступы. Если бы не электронная лупа – так бы и не понял, что нашёл. Ну, порадовался бы и закинул на полку. В лучшем случае достал бы только зимой – радикулит прогреть. Я и с лупой не сразу понял, что это такое. Смотрю – синие жилки двигаются будто. А прыщики сверху – белые, как в накипи. Отрегулировал лупу на максимальное увеличение и…

Если бы не перехапал на работе «Вечного покоя» – умер бы. Потому что человеческая психика не рассчитана на такие перегрузки. Найденный в лифте диск оказался… миром.

Синие жилки и кляксы – реки и моря, прыщики – горы с заснеженными вершинами. Жёлтые пятна – пустыни, зелёная плесень – джунгли и леса. Здесь должна водиться жизнь… Чёрт возьми!

Такая штука, как мир, не может просто валяться на столе. Пришлось надавить себе на больную мозоль и полезть в овощной ящик, приспособленный для захоронения семейных реликвий. Когда Зинка ушла, я всё сгрёб и сюда засунул, чтобы ничто о ней не напоминало. Совсем выбросить – рука не поднялась. Всякие её мелочи и подарки – пепельницы, вазы и фарфоровые собачки. На самом дне лежали три слона – бессмысленный подарок, который сделала мне Зинка на Новый год. Впрочем, она не сильно скрывала, что купила их для себя. Выставила на трюмо и всем подругам показывала: «Видала? От Сваровски, не кот чихнул!» Когда к дальнобойщику уходила, про них даже не вспомнила – наигралась.

Я составил слонов на подоконнике в форме трилистника. Сверху уложил перевёрнутую бронзовую черепаху. На плоское черепашье брюхо мир лёг, как на тарелку. Я пододвинул лампу, включил в режим мигания – и закатное солнце окрасило снежные вершины розовым. Жаль, что Зинка этого не видит!.. Она бы сразу бросила своего дальнобойщика, чтобы сидеть со мной рядом и рассматривать это чудо. Зинка – она же такой романтик! Стихи любит до умопомрачения.

Что бы Машка обо мне не думала – а я не такая дура, чтобы отдавать за просто так хорошего мужика. В тот же вечер начистила пёрышки и к Жорику. Он дверь открыл, а на пороге я во всей красе, в чулках от Микоянца. Он и припух. Носом хлюпнул, глазки на мокром месте. До сих пор переживает, бедненький. А это очень даже хорошо. Я с порога: так, мол, и так – не думай, я не к тебе, я за шубкой. Он: «Пожалста, пожалста – забирай шубку и ступай по холодку…» Ага, щас!

Я в квартиру прошла, глазками – тынц-тынц – провела разведку. Посторонней бабой даже не пахнет. Бобылит Жорик без меня – что тоже очень и очень приятно. Правда, бардак везде – неделю драить! Ну, ничего, ради дела постараюсь.

Ну, я всё посмотрела, шубку достала, на плечи накинула: «Я пошла?» Молчит. Думаю, ладно – даю две минуты на развитие реакции. И не спеша туфли надеваю. Одну… Другую… А по ногам у меня матросики вверх-вниз, вверх-вниз. Жорик не выдержал. Схватил за руку, глаза, как у раненого оленя: «Идём, Зина, я тебе что-то покажу!» Ну, покажи, покажи, сердешный!

Подтаскивает к подоконнику. А там мои слоны – вот ведь, блин, совсем о них забыла! Составлены задницами, сверху пресс-папье. Смотри, говорит, Зина, что у меня есть! Тут я струхнула. Думаю, капец, опоздала я – свихнулся Жорик. А он настойчиво так – смотри, да смотри. И что-то мне про чудеса какие-то, миры и горы втирает. Ну, думаю, пришла, так пришла!.. А ну как он буйный? Прибьёт меня щас за всё хорошее… Я бочком-бочком к двери – пусть лучше Машка сперва сюда сунется, а я потом его взад отобью, если он в адеквате. Только он не отпустил. Вдруг обнял и пошёл стихами сыпать. Что-то про чудесное мгновенье и какого-то Гену чистой красоты. Знает, стервец, чем меня брать. Слабость у меня на поэтические строчки. Аж ум отключается – так либидо подскакивает. В общем, сомлела я и молнию ему на штанах – вжик. А что дальше было – даже плохо помню, как в космос улетела. Только шептала ему на ухо: «Трынди, миленький! Трынди дальше!» И Жорик не подкачал, только под утро успокоился. Наголодался бедный – сразу видно.

Всё-таки мой Жорик – мужик! И не скучно с ним – стихов много знает. А что шлёпнутый – так это ничего. Брак оформим, сдам его лечиться.

– Какой этаж изволите?

– На выставку мы. – Пассажиры, с виду муж и жена – фермерская семья, уткнулись в буклет «Двадцать первый век в сериалах и комиксах».