Вернись ради меня

Юрист прочищает горло:

– Тогда вы все потеряете ферму.

Я вскидываю руки. Очень хочется что-нибудь ударить, но я тут же мысленно проклинаю себя за это желание.

Нельзя вымещать гнев при помощи кулаков. Естественно, мне приходилось драться, но всегда либо для самообороны, либо потому, что у меня не было другого выбора. Наша клятва – все для меня, и я никогда не причиню другим людям физического вреда или боли.

– Сколько у нас времени на размышления? – спрашивает Деклан.

Он самый ответственный из нас. Не сомневаюсь, что у него уже родился план, как нам с этим разобраться.

– Трое суток на решение, затем в течение тридцати дней кто-то должен поселиться на ферме, – по-деловому говорит юрист.

Деклан встает, и мы поднимаемся следом.

– Мы вернемся с решением через три дня.

5. Элли

– Хочу есть, – невнятно говорит Кевин с дивана. – Приготовь что-нибудь.

Я прикрываю глаза, сдерживаясь, чтобы не огрызнуться в ответ. Этим сделаю только хуже. Мне нужно быть мудрее и стараться не выводить его из себя, чтобы осуществить задуманное.

– Конечно, может, тебе хочется чего-нибудь особенного?

Он бросает на меня испепеляющий взгляд, уже начиная злиться.

– Еду, Элли. Я хочу еду.

В горле пересыхает, но я все же натянуто улыбаюсь в надежде его успокоить.

На кухне за столом я вижу Хэдли. Она делает домашнее задание.

– Привет, милая.

– Привет, мам.

Я приседаю рядом с ней и заправляю ее каштановые, как у меня, волосы за уши.

– Я хочу, чтобы ты поиграла на улице или посидела в комнате, хорошо?

Ее зеленые глаза внимательно изучают меня, оценивая и взвешивая в уме те вещи, о которых ни одна семилетка не должна задумываться в принципе.

– Папа опять сердится?

Я киваю:

– Да, и поэтому я не хочу, чтобы ты попадалась ему на глаза, ладненько?

На лице Хэдли мелькает разочарование, и я ощущаю его всей душой.

Как ни посмотри, я подвожу ее. Будь мои родители живы, они бы плакали, глядя на меня. Совсем не такой жизни они хотели для своей девочки.

– Хорошо, мам. Я не буду ему надоедать.

Когда я стала такой? Когда решила, что мужчине позволительно так со мной обращаться? Может, тогда, когда выходила за него замуж в надежде, что благодаря моей любви он изменится? Когда погибли родители и я остро нуждалась в том, чтобы снова обрести чувство защищенности? Тогда, когда спустя месяц после свадьбы узнала о своей беременности? Или это мое наказание за годы лжи о Хэдли, ведь я подозреваю, что она не от Кевина.

Волна вины, накрывшая меня, так сильна, что я боюсь захлебнуться.

Мне было просто хранить эту тайну, пока Коннор вновь не объявился неделю назад. Я была замужем за Кевином. Я хотела, чтобы Хэдли была нашим с ним ребенком, ведь в глубине души надеялась, что все еще наладится и Бог даст мне шанс на прощение. «Если у нас родится малыш, все будет хорошо, – думала я. – Он изменится ради этой прекрасной новой жизни, растущей внутри меня».

И на какое-то время Кевин действительно изменился. Словно вернулся тот парень, с которым я начинала встречаться в колледже. Он стал мягче и заботливее, и я задыхалась от радости.

Но горбатого только могила исправит. Спустя годы Кевин явил себя во всей красе.

Хэдли собирает вещи и направляется к задней двери.

– Можно я схожу к Коннору?

Я больше не выдержу.

– Нет, милая. Коннор взрослый, и, скорее всего, у него много дел.

– Он сказал, что я могу приходить в домик на дереве в любое время.

Не знаю, о каком домике она говорит, но, кажется, ей очень хочется туда вернуться.

– Хэдли, ты поранила руку всего неделю назад… тебе нельзя вот так носиться всюду.

– Она уже не болит, и я не буду никуда залезать.

Я не верю ей, но в то же самое время не могу продолжать спорить, иначе Кевин точно выйдет из себя.

Проклятие!

– Хорошо, где этот домик на дереве?

Хэдли улыбается:

– На его участке.

Похоже, я сама напросилась. Она слишком умна для ее же блага.

Я чуть пристальнее смотрю на свою малышку. Ее глаза того же цвета, что и у него. Мне всегда казалось, что у нее лицо Кевина, а глаза, должно быть, от кого-то из моей или его семьи. Но когда я встретила Коннора и увидела его глаза… Вселенная словно напомнила мне: Коннор может быть отцом Хэдли.

Дочка прижимает ладошки к моим щекам:

– Мне нравится Коннор. Он сильный и отвел меня домой. Еще он не стал кричать, когда нашел меня.

Да, а вот Кевин точно бы стал.

– Хэдли, как все-таки ты поранилась? Скажи мне правду, милая. Обещаю, я не буду ругаться.

Она отводит взгляд, и с ее губ срывается глубокий вздох:

– Я упала. Мне нельзя было гулять у амбара. Я сказала папе, что не полезу на чердак, но мне так хотелось посмотреть на коров. Я забралась туда, а когда услышала папу, поняла, что мне сильно влетит. Поэтому я спрыгнула, но упала на руку. Убежала, потому что знала, что он расстроится. Он всегда злится.

Я сдерживаю слезы и слабо улыбаюсь ей:

– Мне очень жаль.

– Все в порядке. Я понимаю, что он устает.

А еще он мудак. Эгоистичный. Подлый. Злой на весь мир. Вымещающий это все на мне. Но Хэдли этого говорить не стоит.

– Почему бы тебе не сбегать в еще одно свое любимое место?

Она встает из-за стола и выскальзывает на улицу.

Хэдли любит сидеть в тени большого дуба и смотреть, как вокруг прыгают солнечные зайчики. В этот момент она выглядит такой умиротворенной, как будто страх еще не омрачил ее детство.

Господь свидетель – я пыталась дать ей нормальную жизнь и любовь, но когда дело доходит до Кевина, он дает все это только тогда, когда считает, что мы заслужили.

Я задумываюсь, как бы все могло сложиться, не захлебывайся я в горе. Вышла бы я вообще замуж за Кевина? Нашла бы кого-нибудь другого? Могли бы мы с Хэдли жить на другой ферме, с другим мужчиной?

Нет, это невозможно.

Я отбрасываю эти мысли и принимаюсь за приготовление еды для Кевина, чтобы моя жизнь снова не превратилась в кошмар. Тщательно слежу за тем, чтобы добавлять только нужные продукты и не класть слишком много майонеза. Однажды и это его взбесило.

– Элли! – орет Кевин.

Я прикрываю глаза и молюсь, чтобы все получилось, а потом беру сэндвич, чипсы и нарезанный четвертинками огурчик и возвращаюсь в гостиную.

– Вот, дорогой, – говорю я с нежной непринужденностью в голосе. Чем ласковее к нему обращаешься, тем меньше яда он выплескивает в ответ. – Если ты захочешь что-нибудь еще…

– Сойдет.

Внутренне тяжко вздыхаю и сажусь рядом с ним.

Может, сегодня все будет не так плохо и этот день пройдет спокойно? Кевин не всегда бывает злым, и именно это в свое время дало мне ложную надежду. Его характер проявлялся постепенно, заставляя меня задаваться вопросом, не придумала ли я все это себе.

Но постепенно его злость набирала силу, будто снежный ком, пока не разрослась настолько, что стала сметать всех и вся на своем пути. И прежде всего – меня.

Именно такие дни самые страшные. Когда я не уверена, кто рядом со мной: муж, которого я когда-то любила, или мужчина, терзающий меня днем и ночью.

Стоит ли мне что-то сказать? Стоит ли мне подождать? Я хожу на цыпочках, боясь сделать неправильный выбор.

Кевин кусает сэндвич, и я наконец-то собираюсь с духом:

– Заметила, ты починил дверь амбара.

Он хмыкает.

– Выглядит отлично.

– Я битый час провозился, чтобы правильно ее повесить. Мой дядя был идиотом, который ни черта не соображал. Он использовал не те петли, так что удивительно, что она не упала раньше.

Дядя и тетя Кевина были чудесными людьми. После их смерти он и получил эту ферму в качестве наследства. Без них у нас и этого бы не было.

Не то чтобы я планировала жить на ферме. У меня были мечты. Одна из них включала в себя переезд в северную часть Нью-Йорка и работу на виноградниках. Именно для этого я и училась на факультете бизнеса в Университете штата Пенсильвания.

Но потом все изменилось.

На самом деле слава богу, что у нас есть эта ферма. Она наш источник дохода и стабильности. Не говоря уже о том, что досталась нам без долгов в придачу.

Естественно, я не вижу ни одного заработанного нами пенни, потому что Кевин закрыл мне доступ ко всему. Я понятия не имею, какое у нас состояние, насколько мы богаты или бедны. Это еще один его способ контролировать меня.

Но сейчас у меня есть собственный доход. Кевин не в курсе, что в школе мне все-таки платят за работу. Он уверен, что я там на добровольных началах без оплаты, и должен и дальше так думать. Я открыла банковский счет на имя Хэдли примерно полгода назад и перекидываю все деньги туда.

– Все же я рада, что ты ее починил. Уверена, это поможет сохранить оборудование в целости.

Кевин кивает:

– Особенно теперь, когда помер старик Эрроуд. Слышал, его сынки-кретины вернулись. Работники только об этом и говорят. Как будто я плачу им за то, чтобы они весь день сплетничали.

– Понимаю, это неприятно. Но ты все равно управляешься с рабочими гораздо лучше, чем я.

В ход идут сопереживание и лесть. Пусть думает, что я на его стороне.

Кевин опускает сэндвич и осушает стакан, стоящий рядом. Затем он поворачивается и начинает сверлить меня взглядом. Я понимаю, что моя уловка не сработала.

– Ты что, смеешься надо мной?

– Разумеется, нет.

– Я устал от того, что все меня осуждают, – он сжимает челюсти.

– Я хвалю тебя, а не осуждаю. Чувствуешь разницу? Не хочу сегодня ссориться, так что, пожалуйста, не начинай.

Как хорошо, что Хэдли нет дома. По крайней мере, если ситуация обострится, она этого не увидит.

Кевин прикрывает глаза, и я снова начинаю говорить:

– Я всего лишь хотела проявить доброту. Знаю, ты мне не веришь, но это правда. Ты мой муж, и я имею право говорить тебе что-то приятное. Ты много работаешь, чтобы обеспечивать нас.

– Я недостоин тебя, Элли.

Мы оба знаем, что это так.

– Ну что ты, это я тебя недостойна, – лгу я.

Его веки приподнимаются, и я вижу несчастного, испуганного мужчину. Именно это раньше и действовало на меня. Он так извинялся и уничижался, что я не могла не простить его. Но тем самым я лишь позволяла ему продолжать ужасно ко мне относиться.

Кевин должен был быть моим защитником, моим миром – этого я хотела больше всего на свете. Наивная и полная надежд, я так жаждала любви, что готова была принять ее в любой форме.

– Не бросай меня, детка.

С большим трудом, но я проглатываю все рвущиеся из меня гневные слова и снова надеваю маску любящей жены. Не ради собственной безопасности, а ради малышки, играющей снаружи, ведь она обязательно услышит его крики через слишком тонкие стены.

Я беру лицо Кевина в ладони и смотрю ему прямо в глаза. Теперь этот мужчина вызывает у меня лишь страх и негодование.

– Никогда, – обещаю я.

– Хорошо, потому что иначе я умру, Эллс. Я умру, если ты уйдешь и заберешь с собой мою малышку. Я буду никем без тебя. Я уже никто без тебя. Я мудак, знаю, но я чертовски сильно люблю тебя. Я бы не старался так, не будь ты настолько идеальной. Боже, в тебе весь мой мир!

Он выдыхает и прижимается своим лбом к моему. Я чувствую запах водки и благодарю Бога за то, что сегодня Кевин грустит и сожалеет, а не ненавидит меня и не крушит в ярости все вокруг.

* * *

Я люблю свой школьный кабинет. Здесь я всегда счастлива.

В этом месяце я украсила комнату всем, что связано с Шекспиром: цитатами, картинами, декоративным кинжалом, пузырьком с водой и другими вещами, которые удалось отыскать в надежде заинтересовать мальчишек.

Их прошлая учительница была ужасной женщиной. Не думаю, что она любила эту работу, детей, школу или хотя бы саму себя… Так что теперь я пожинаю плоды.

Я сижу за столом, разбирая пьесу, которую мы проходим, когда раздается стук. Дверь открывается, и я вижу нашу директрису миссис Саймондс.

– Здравствуй, Элли, прекрасно выглядишь, – говорит она.

– Спасибо. Сегодня мы начинаем новый материал, я в предвкушении.

У меня есть причины улыбаться и прекрасно себя чувствовать. Предыдущая неделя прошла спокойно. Кевин работал больше обычного, довольный тем, что у него что-то получается, так что дома было тихо. Хэдли больше не падала, и ее рука уже выглядит гораздо лучше. Синяки на моем теле тоже успели сойти, и новых пока не появилось.

Кроме того, сегодня еще немного подросла сумма на моем секретном банковском счете. И это означает только одно: я еще на шаг ближе к обретению свободы.

– Что вы сегодня проходите?

– «Ромео и Джульетту», – отвечаю я с улыбкой.

Это одно из моих любимых произведений. На мой взгляд, каждый должен преодолеть некоторые преграды, чтобы быть вместе с другим человеком. Но в каком-то смысле я считаю, что всякая любовь обречена. Ведь в реальности жить долго и счастливо возможно далеко не всегда.

– О, великий Шекспир! Девочкой я всегда больше любила Бронте или Остин.

Я усмехаюсь:

– Я тоже, но «Ромео и Джульетту» точно будет интересно изучать.

– Согласна.

Миссис Саймондс – замечательный директор. Она справедливая, может посмеяться с ребятами, но при этом спуску никому не дает. Еще мне кажется, что она наполовину ведьма или волшебница, потому что у нее глаза буквально повсюду. Ничто не проходит мимо нее. Дети могут думать, что очередная шалость сойдет им с рук, но это не так.

– Теперь расскажи, как тебе здесь.

– Замечательно. Дети просто чудесные, кажется, им нравится учиться.

Она кивает:

– Приятно слышать. Знаю, уход миссис Уильямс был немного неожиданным. Она, конечно, была немного грубоватой, крайне педантичной в вопросах грамматики и много требовала от учеников, но мы все здесь работаем ради общего дела.

Миссис Уильямс, судя по всему, была занозой в заднице.

– Что ж, она определенно произвела на всех впечатление.

– А как у тебя с другими учителями? – спрашивает миссис Саймондс.

Я не совсем понимаю, к чему она клонит. Внутри начинает копошиться паранойя, и я нерешительно улыбаюсь:

– Они очень милые.

Директриса с любопытством разглядывает меня.

– Правда? Я заметила, что ты не обедаешь вместе с остальными. Что-то случилось?

Очевидно, за своим преподавательским составом она тоже присматривает.

– Нет-нет, ничего такого. Все отлично.

Не считая того, что я изолировалась ото всех, лишь бы отвадить любопытные взгляды и сплетни. Это маленький городок. Мне приходится скрывать свою жизнь от учеников, а уж взрослые куда более проницательные.

Спасает то, что Кевина здесь не очень-то и любят. Черт, да он так и не смог влиться в местное общество. Он всегда на ферме, не посещает ни собрания, ни ярмарки. Муж не ходит по магазинам, а дружбу водил лишь с одним человеком, Нейтаном, и то сейчас они уже не общаются. Кевину нравится такой стиль жизни, и он изо всех сил старается навязать его мне. За эти годы люди, видимо, решили, что я такая же замкнутая, как и он, и больше не пытаются сблизиться со мной.

Миссис Саймондс подходит ближе. Она тепло улыбается и даже на мгновение напоминает мне мою мать. Кажется, именно так директриса относится к своим учителям и ученикам: как вторая мама, желающая защитить тех, кого любит.

– Я знаю, что многие наши коллеги встречаются, чтобы вместе поработать над учебными планами, и не понимаю, почему ты не принимаешь в этом участие.

– Просто у меня такой график. Как только заканчиваю здесь, хватаю Хэдли, и мы едем обратно на ферму.

Миссис Саймондс пристально наблюдает за мной, считывая не только слова, но и язык тела.

– Могу понять, ведь у нас тоже есть ферма. Но ты работаешь здесь уже несколько месяцев, и я хочу убедиться, что у тебя все хорошо.

– У меня правда все хорошо.

Она садится на стул рядом со мной и протягивает руку, чтобы с нежностью сжать мою ладонь.

– Знаешь, я всегда готова выслушать. Понимаю, что тяжело адаптироваться к полному рабочему дню после длительного перерыва. К тому же, насколько мне известно, ты давно живешь в Шугарлоуфе, но так и не обзавелась друзьями. Если тебе нужен кто-то рядом, я буду рада помочь.

Теперь я понимаю, почему люди ей открываются. Впервые за долгое время я чувствую, что хочу излить кому-то душу. Хочу упасть в ее объятия и плакать, но я не могу позволить себе иметь друзей. У меня нет ни времени, ни возможности быть честной с ними.

Я мягко улыбаюсь:

– Я счастлива здесь работать, и меня ничего не беспокоит.

– Ладно, хорошо, – сдается миссис Саймондс.

И тут раздается звонок, предупреждая учителей о скором появлении учеников.

– Мне пора, но знай: если тебе что-то понадобится, Элли, я рядом. Мы семья, и для тебя всегда найдется место за столом.

Слезы подступают к глазам, но я сдерживаюсь.

– Спасибо, Сара.

– Не за что. Наслаждайся своей трагедией, – бросает директриса.

Мое сердце начинает биться быстрее, потому что я в очередной раз не понимаю, на что она намекает. Но тут миссис Саймондс добавляет:

– Ну ты понимаешь… пьесой.

– О, еще бы! Да. Обязательно.

Когда она уходит, я отворачиваюсь и тяжело вздыхаю. Верит ли хоть кто-то в этом городе в мою ложь?

6. Коннор

– Так ты собираешься вернуться в Шугарлоуф? – интересуется Куинн, один из моих бывших сослуживцев.

– Прямиком в ад.

Лиам фыркает от смеха и поднимает стакан пива:

– Встретимся там, дружище. Черт, да все мы там будем!

Я подписал увольнительные бумаги две недели назад, а с сегодняшнего дня официально покинул военно-морские силы и теперь должен отправиться отбывать шестимесячный срок в Пенсиль-чертовой-вании. Хотя, признаться, какая-то часть меня отчаянно хочет туда вернуться после одной неожиданной встречи.

Куинн кивает:

– Могло быть и хуже.

– Ага, и как же? – спрашиваю я.

– Ты мог влюбиться в девчонку, которая и знать тебя не хочет.

Перед глазами тут же возникает лицо Элли, потому что она совершенно точно знать меня не хочет. Получается, я не могу быть рад тому, что нашел ее или что наконец-то узнал ее имя, ведь она замужем. Так что нет, хуже быть не могло.

Он продолжает:

– Не то чтобы я знаю, каково это… потому что лично я сейчас очень счастлив.

Лиам ухмыляется, наблюдая за мной:

– О, думаю, Коннор и правда влюблен в девчонку, которая знать его не желает. Как ее зовут… Стрела? Ангел?

– Иди к черту!

Глаза Куинна загораются:

– Правда? А почему я никогда не слышал о ней?

Потому что я всегда допускал ее лишь в свои сны.

Потому что я знал, что буду мучиться, если она будет находиться в пределах досягаемости.

Потому что вы два идиота, которым нравится выдавать тупые шутки и которые не понимают, чем для меня была та ночь.

– Вы оба можете у меня отсосать.

Как бы эти двое ни сводили меня с ума, я все равно буду скучать. По тому братству и товариществу, которые были в нашей команде. Я готов умереть за этих двоих и любого другого «морского котика». Мы живем в соответствии с кодексом, который чем-то напоминает мои взаимоотношения с родными братьями.

– Подобного рода предложения меня не привлекают, – смеется Лиам. – Как насчет тебя, Куинн?

– Не-а. Я безумно счастлив со своей принцессой.

– Теперь-то да, – я закатываю глаза.

Куинн не был таким жизнерадостным год назад. Не припомню, чтобы видел хоть кого-то в таком подавленном состоянии. До сих пор не понимаю, как он вынес весь тот ад, через который ему пришлось пройти.

Также я не знаю, зачем вообще согласился выпить с ними. За этот разговор я могу винить только себя. Они и по отдельности-то невыносимы, а вдвоем превращаются в гребаное цунами, уничтожающее все на своем пути.

– А скажи-ка нам, – заговорщически шепчет Лиам, – ты собираешься ее искать?

– Можно подумать, я собираюсь вам, мудилам, что-то рассказывать.

– Он уже все сказал, – говорит Куинн Лиаму, не глядя на меня. – Смотри: на нем же лица нет. Скорее всего, он уже видел ее, когда возвращался. Может, это его девушка из средней школы?

– Сдается мне, она была его первой, – добавляет Лиам.

– Вполне возможно. Во всяком случае, он выглядит жалко. Да и что-то я не вижу, как девушки выстраиваются в очередь, чтобы переспать с ним.

Лиам пожимает плечами:

– Может, у него просто маленький дружок между ног? Такое бывает.

– Думаю, все же виноват его жалкий видок. Какой девушке нужен настолько сломленный мужчина?

– Я все еще здесь! – рычу я на Куинна.

Но они продолжают разговаривать так, будто не слышали меня.

– Может, дело в отношении, – Лиама явно забавляет моя реакция. – Он немного враждебно настроен.

– Бьюсь об заклад, она его отшила, потому что, ну посмотри на него: не так уж он и хорош собой. – пожимает плечами Куинн.

– Кто захочет связываться с ворчливым, уродливым и безработным бывшим «морским котиком»? Так себе наборчик.

Я раздраженно фыркаю:

– Кто с вами двумя захочет связываться?

– Ну нам довелось найти двух великолепных женщин, которые не устояли перед нами, – отвечает Куинн. – Но, если серьезно, ты видел ее?

– Ага, и ребенка ее тоже. Еще у нее есть муж.

Лиам присвистывает:

– Вот так подстава.

– Не то слово.

– А ребенок милый? – спрашивает Куинн.

– Ага, очень. Девочка. Она поранилась и спряталась на моей ферме. Я ее нашел и отвел домой. Знать не знал, кто ее мать, пока не подошел к их дому.

Вся эта ситуация с Хэдли все еще не дает мне покоя. Не понимаю, в чем дело: то ли это мое нежелание принять брак Элли, то ли подозрения насчет природы происхождения травмы малышки.

– Хочешь совет? Держись от нее подальше. Не будь мудаком.

– Я и не планировал разрушать ее семью, Лиам. Спасибо за доверие.

Он качает головой:

– Не думаю, что хоть кто-то намеренно стремится к этому. Также я не думаю, что ты негодяй, способный на такое, Коннор, но всякое случается. Я видел, как люди переступают черту. Если эта женщина что-то значит для тебя, желания сердца могут заглушить доводы разума.

– Или их могут заглушить желания члена, – подсказывает Куинн.

Я закатываю глаза. Они ведут себя так, будто за моими плечами нет жизни, научившей меня самообладанию. Я никогда не переступлю эту черту. Не хочу превратиться в такой же мешок говна, каким был мой отец. Будучи конченым эгоистом, он поступал так, как было выгодно только ему, не заботясь о последствиях. Я не допущу подобного поведения от себя.

– Спасибо за непрошеные советы. Я правда ценю оказанное вами доверие и веру в меня.

– Не обижайся, – быстро говорит Лиам.

Куинн кивает:

– Мы понимаем, каково это. Мы тоже любили до беспамятства.

Боже. Они ведут себя как пожилые дамы.

– Я не люблю ее. Я, на хрен, совсем ее не знаю. Знаю только, что мы провели вместе ночь миллион лет назад. Единственную ночь, которая… какого хрена я вообще вам это рассказываю?

– Потому что неважно, – усмехается Лиам, – была это одна ночь или целая жизнь. Она что-то значила для тебя, и ты двинулся на ней.

Ага, значила… Мне нужно с головой окунуться в дела фермы и стараться контактировать с Элли как можно меньше. Вот что я должен делать.

* * *

Я торчу в ветхом амбаре, потому что это единственное место, где хоть как-то ловит телефон. Стоит мне хоть немного сдвинуться – и голос Деклана пропадает.

Я уже два дня как вернулся на ферму и ненавижу ее пуще прежнего. В доме теперь, конечно, тихо, и больше никто не может наброситься на меня с кулаками, но я все равно не могу избавиться от ощущения, будто что-то нехорошее притаилось в этих стенах.

А ведь мы с братьями после похорон вычищали здесь все в течение пяти дней. Деклан согласился, ну, точнее, был вынужден накупить нового барахла. Я хотел, чтобы от отца в этом доме не осталось ни следа. Кровать, на которой он спал, диваны, даже тарелки – все долой.

Мы купили несколько бытовых приборов, потому что старую стиральную машину уже было не починить, а также кое-какую мебель.

Тратить деньги Деклана мне было совсем не совестно. Нам всем придется провести в этом клоповнике два года, так что каждый вложенный пенни имеет значение. Теперь я должен привести тут все в порядок, чтобы мы в конце концов смогли продать эту ферму.

– Дек? – снова зову я, выжидая, услышал ли он меня в этот раз.

– Слышу тебя. Сколько денег тебе нужно?

– Не меньше десяти тысяч.

Я слышу, как у брата вырывается разочарованный вздох.

– И это только на первый амбар?

– Угу.

– Не будет ли дешевле его снести?

– Дек, буду краток, потому что в любой момент сигнал может пропасть. Ты сам мне велел тут все наладить, чтобы мы могли потом побольше заработать. Новый амбар – действительно хороший, который станет подспорьем для любого фермера, – обойдется нам примерно в шестьдесят тысяч. Так что переводи необходимую сумму, чтобы я мог спокойно работать. Ты все равно получишь деньги назад после продажи.