Под покровом тишины. Книга 1. Неслышная

Звук был таким чистым, что Крис даже в полубессознательном состоянии заслушалась.

Она почувствовала, как ее приподнимают. Неумолимые пальцы зажали нос, вынуждая открыть рот. Сквозь стиснутые зубы вместе с воздухом в горло хлынуло прохладное лекарство. Крис невольно глотнула. Снадобье оказалось таким едким и невыносимо горьким, что из глаз горохом посыпались крупные слезы. Крис поперхнулась и закашлялась. Еще немного, и она выплюнет легкие.

– Тише! Тише! – Нежные руки сменились кулаками, забарабанившими по спине.

– Хватит, – выдавила Крис, пытаясь отдышаться, – больно.

– Ага! Заговорил! И боль почувствовал! Значит, не все так плохо. Я ж говорила, что знаю, как привести в чувство. Моя настойка из смеси перца и сока редьки еще никогда не подводила. Действует куда лучше нюхательной соли. – Обладательница звонкого голоса радостно хлопнула в ладоши, из-за чего Крис сжалась.

В голове загудело, словно рванула бочка с порохом.

– Ай! – Она крепко сжала виски.

Мало того, что с сознанием происходило что‑то странное – реальность растягивалась и надувалась, как мыльный пузырь, искажая все вокруг до неузнаваемости, так еще и голова загудела.

– Извини! Зато оцепенение прошло. – Руки помогли Крис улечься обратно и, не останавливаясь ни на секунду, взялись за пояс штанов, намереваясь стянуть их.

Запротестовав, Крис хотела вскочить, но комната, в которую ее принесли, закружилась. Она упала обратно на кровать, вцепившись в веревочный ремень.

– Нет! – прошептала сквозь тошноту, изо всех сил пытаясь не провалиться в обморок.

– Нет так нет! Чего переполошился? Я всего лишь хотела сохранить твою одежду.

Крис почувствовала прикосновение холода и попыталась изогнуться, чтобы посмотреть, что происходит.

– Да лежи ты уже спокойно, а то порежу ненароком, – разбавляя щелканье ножниц, раздраженно отозвалась обладательница звонкого голоса.

Ее спина, обтянутая черной тканью, сгорбилась от огорчения.

Поняв, что ничего не угрожает ее тайне, Крис постаралась расслабиться.

– Ну вот! Были штаны, а теперь непотребство какое‑то, – пробурчала черная спина, отбрасывая в сторону изрядный лоскут ткани. – Да… Погрызли тебя собачки, чтоб им… – и смущенно замолчала, сдержав просившееся на язык ругательство. – Терпи!

Прохлада от нежных рук, аккуратно ощупывающих ногу, сменилась жжением.

– Ай! – вновь воскликнула Крис, уже не пытаясь сдержать слезы, брызнувшие из глаз. Зажмурившись от боли, она открыла рот, чтобы закричать.

– На! Зажми зубами.

Крис послушно впилась зубами в небольшой кусок деревяшки. Жжение утихло, но тут в ногу воткнулась игла.

– М-м-м-м. – Крис могла только мычать, теперь уже мечтая о том, чтобы сознание все же покинуло ее.

– Я быстро. – Сноровистые руки накладывали стежок за стежком, зашивая рваную рану. – Шрам останется. Хорошо еще, не оторвали кусок мяса, а то совсем уродливо бы было. А так прилепили на место. Хотя… Вам, мальчишкам, не привыкать!

Голос бубнил без остановки, не давая Крис сосредоточиться на боли:

– И вообще – шрамы украшают мужчин. Так что с первым шрамом тебя. Ну вот и все!

Крис опять почувствовала жжение в ноге, которое сменилось прохладой мази с острым запахом. Затем тугая повязка стянула ногу, тем самым вернув боль, правда уже не такую жгучую. Крис всего лишь поморщилась.

– А теперь поспи! Тебе нужен покой. – Руки ласково погладили по лицу и подтянули повыше старое одеяло.

Дверь скрипнула, и Крис почувствовала, как ее спасительница насторожилась.

– Ну? Что там? – от резкого окрика обе вздрогнули.

– Все не очень хорошо! Рану я зашила, но общее состояние мне не нравится, – ответила женщина, одновременно предупредительно сжав руку Крис.

– Головой отвечаете. Помните, любой беспризорник – собственность короля.

Нажатие стало сильнее, и Крис услышала тяжелые шаги. Поняв, что от нее хочет спасительница, быстро закрыла глаза, притворившись, что провалилась в глубокий обморок.

– Не думай, что тебе дадут так долго тут разлеживаться. Каторга жде-е-ет! – последнюю фразу Плешак, а Крис узнала его по голосу, пропел так торжественно слащаво, что захотелось его ударить.

Она даже руку сжала в кулак.

– Да он уже шевелится. Нечего здесь валяться. Заберем сразу.

– Нет, нет, нет. – Нежные руки накрыли лицо Крис. – Посмотрите, он как ледышка. Заберете, вновь оцепенеет. Да и ране надо время, не меньше недели. И какая может быть каторга? Он же совсем малыш.

Плешак недоверчиво ткнул пальцем в щеку Крис и, почувствовав холод, скривился. Мысль о том, что опять придется ехать в монастырь, где его откровенно недолюбливали, окончательно развеяло радостное настроение после удачной охоты на беспризорников. Неожиданно грязными пальцами он насильно открыл глаза Крис. Та долю секунды оцепенело пялилась на него, но затем догадалась закатить глаза.

– Ты ж глянь, глаза какие интересные, зелено-голубые, и на вид, правда, лет одиннадцать-двенадцать, не больше, – Плешак забормотал себе под нос, продолжая глазами ощупывать фигуру. – Ну-ка! Стяни с него кепку, – рявкнул он.

Монахиня вздрогнула и вспотевшими руками стащила с головы Крис глубокую кепку.

– Каштановые, – разочаровано протянул Плешак. – Интересно, а можно их выбелить? Такие глаза зря пропадают.

– Вряд ли, ваше благородие, – угодливо затараторила монахиня. – Уж слишком он темненький. Такой цвет ни в жизнь не выбелить.

– Эх! – Плешак вновь пришел в дурное настроение. – Неделю у вас. И не больше. А потом на каменоломни. Ясно?

– Почему на каменоломни? Сами говорите, ему лет двенадцать от силы. Может, в приют до четырнадцати, как и положено? – жалобно протянула женщина.

– Ты мне тут не указывай, что и кому положено! Без тебя разберусь. В приют? Да, сейчас! И еды ему да, может, ванну горячую? – Плешак скривился, словно проглотил что‑то кислое. – Он доставил нам слишком много хлопот, так что на каменоломни! Быстрее сдохнет, быстрее решится проблема. Еще один нахлебник на плечи государства. Корми тут их, пои, лечи… Так что пусть работает. – Он зло махнул рукой, показав на толстый журнал учета. – Напиши в документах, что ему четырнадцать. Просто щуплый такой. Мало ли. Может, его в детстве отец лупил. Нам почем знать.

– Слушаюсь, господин Тансон, – обреченно прошептал унылый голос, в котором колокольчики уже не звенели, а плакали.

Слушая их разговор, Крис боролась с тошнотой, головокружением и странным покалываем в руках и ногах, словно те онемели, и желанием вскочить и вылить всю ярость на Плешака. Услышав скрип двери, она поняла, что продолжает так же крепко сжимать кулаки, напрягшись всем телом, из-за чего и появились колючие мурашки, прошивающие током каждую клеточку тела.

– Не бойся. Я напишу, что тебе одиннадцать лет. Ты назови мне день, когда родился, а год я посчитаю. Пусть сам топает на каменоломни. Живодер проклятый, – колокольчики надсадно зазвенели, пытаясь скрыть ярость в голосе монахини.

– Мне и есть одиннадцать, – привычно пробормотала Крис, чувствуя, как сон начинает набрасывать толстое одеяло на мысли.

– Вот и отлично. В приюте, конечно, несладко, но там больше шансов выжить.

Крис смогла слегка улыбнуться. Уголки губ дрогнули, но тут же скорбно опустились. Опасность пока миновала, и слабость навалилась с прежней силой. Крис перестала сопротивляться. Темнота окружила ее, погасив свет и заодно все звуки.

Через несколько часов она проснулась. Веки были такими тяжелыми, что Крис кое‑как открыла глаза. Дождавшись, когда потолок перестанет раскачиваться, Крис осторожно повернулась на бок и попыталась осмотреться. Но сил приподнять голову не хватило. Лежа на боку, Крис видела только руку, отчего‑то белую с синеватым отливом и такую тонкую, что на запястье был заметен пульс.

Тук… тук… тук… тук… – под кожей тревожно билась голубоватая вена.

Мерная пульсация гипнотизировала, Крис вновь начала погружаться в состояние полусна.

– Ну уж нет! – пробурчала она.

С усилием оторвав взгляд от монотонного биения пульса, Крис все же приподняла голову и наконец‑то осмотрелась.

– Только этого мне не хватало, – простонала она.

Огромные витражные окна сразу подсказали место, куда она попала.

Ходвильский монастырь.

Было отчего застонать.

Монастырь был выстроен на замшелом утесе, что гордо возвышался среди Ледяного моря. До острова, на котором раскинулась Вольденгория, метров триста, не меньше.

От Ходвильских скал к утесу вел мост. Крис знала, что он круглосуточно охранялся воинами короля. Это означало одно – сбежать не получится. Отвесные стены утеса с одной стороны и вооруженная охрана с другой лишали пациентов монастыря любого шанса на побег.

Именно поэтому здесь помогали заболевшим беспризорникам, заключенным и прочим нарушителям закона. Лечили их не потому, что Хэйвард милосерден. Потеря осужденного означала бы уменьшение количества бесплатных трудяг. А этого новый король Вольденгории очень не любил. Да и как лечили… Скорее давали шанс на выживание. Тех, кто им воспользоваться уже не мог, отправляли в последний путь, сбрасывая завернутое в мешковину тело с утеса в дар Ледяному морю. Как говаривали люди, не все пациенты были мертвы. Часто полет сопровождался воплями. Море охотно принимало дары, заглушая стоны довольным рокотом.

Монастырь когда‑то был гордостью короля Альвисса. Именно он вместе с женой Тайнарой и сделал эти знаменитые окна, состоящие из множества осколков разных цветов, сложенных в причудливые картины. За это его от всего сердца благодарили нынешние пациенты монастыря. Тусклые лучи ходвильского солнца, проходя через витраж, окрашивали комнаты в разные цвета, заставляя маленьких пациентов смеяться от восторга, а пожилых – смахивать слезу, притаившуюся в уголке глаза.

Все эти мысли вихрем пролетели в голове Крис, и она заставила себя сесть.

– Ты чего? – услышала она уже знакомый звонкий голос.

К ней бежала монахиня в развевающихся одеждах. Длинные рукава заношенного монашеского платья с прорезями для рук спускались до пола и сейчас взлетали за ее спиной, словно крылья. В лучах заходящего солнца силуэт был обрисован разными цветами, начиная от глубокого синего, заканчивая теплым желтым. Очарованная Крис приоткрыла рот.

– Тебе нельзя вставать! – строго сказала монахиня.

Колокольчики, сопровождающие каждое слово, укоризненно звякнули.

– Ты не представляешь, насколько был близок к смерти. Такие приступы опасны. А нога? Неверное движение, и швы разойдутся. Ну о чем ты думал?

Крис порывисто вздохнула. Воспоминания нахлынули на нее.

– Стэйн, – еле слышно прохрипела она.

Спазмы вновь схватили за горло, не давая нормально вздохнуть.

– Ну! Ну! – Монахиня села рядом и, взяв руки Крис в свои, с силой расцепила пальцы, крепко сжатые в кулаки. – У каждого здесь свое горе, нужно поплакать, – участливо сказала она.

Как только отзвенел последний колокольчик, окутанный неподдельным сочувствием и печалью, Крис не выдержала. Слезы хлынули.

– Наконец‑то, – удовлетворенно пробормотала монахиня и прижала несчастного ребенка к себе.

– Это еще что за мать и дитя? – В комнату быстро вошла женщина, чье лицо собрало все морщины мира.

Изгибаясь под причудливыми углами, глубокие складки нарисовали на лице угрюмую маску, нависнув над упрямо сжатым ртом, точно выделив подбородок, будто он был отдельно приделан, и опутав глаза.

– Извините, госпожа Фрида! – Монахиня поспешно вскочила.

– Сколько раз говорить, я не потерплю в моем доме непотребного поведения. Агнетта! Ты наказана. В келью и до восхода солнца провести время в молитвах. А завтра на скотный двор.

– Слушаюсь, госпожа настоятельница.

Агнетта склонила голову и заторопилась к двери.

– Куда? – Настоятельница резко остановила ее. – Этого в нижний лазарет. Нечего ему тут разлеживаться, словно он королевский приближенный.

– Но, госпожа настоятельница, там слишком холодно! А он был ледянее льда… – попробовала запротестовать Агнетта, но вся сжалась под взглядом старшей монахини. Морщины изогнулись еще больше, и Фрида стала похожа на ведьму.

– Агнетта Малливоль! В общую комнату и в келью! Немедленно! – сквозь зубы процедила она, четко выделяя каждую букву. – Неделю на скотном дворе и ни шагу в палаты! Развела тут! Это нарушители закона. И относиться к ним нужно соответственно! Нечего деликатничать!

– Прости меня, – шепнула Агнетта, вытирая слезу. – Тебе нужно идти.

– Быстрее! – новая команда так и щелкнула с неумолимостью жалящего кнута.

Крис засуетилась. Быстро встав, она поняла, что комната вновь пытается сбежать от нее. Нога тут же отозвалась пульсирующей болью. Полы закачались, а стены, будто сговорившись с потолком, дружно наступили со всех сторон. Она крепко сжала кулаки, да так, что ногти впились в кожу. Но это помогло. Комната перестала наступать. Зажмурившись, Крис попыталась прогнать назойливый писк в ушах.

– На, выпей. – Перед глазами закачалась небольшая склянка.

Глотнув, Крис причмокнула. Лекарство оказалось сладким, вкусным и тягучим как сироп. Через пару секунд зрение прояснилось, а голова стала легкой.

– Полегчало?

– Угу.

– Тогда держись за меня. И береги ногу.

Крис почувствовала, как уверенные руки крепко обхватили за талию, немного приподняв над полом. Почти повиснув на Агнетте, она поковыляла к выходу.

Глава 6

Пока они шли по длинному коридору, Крис так и крутила головой. Очарование витражей в лучах заходящего солнца покорило ее. Пурпурные, оранжевые, розовые тона окрасили мрачные серые стены, а мозаичное стекло ломаными линиями расчертило замысловатые узоры. Невзирая на сильнейший страх, горе и боль, девочка, привыкшая к серым дням Ходвиля, таким же мрачным домам, улицам и лицам, пыталась рассмотреть хоть что‑нибудь. Но Агнетта, чувствующая лопатками осуждающий взгляд настоятельницы, застывшей у выхода из лечебной приемной лазарета, так и тащила Крис за собой, не давая ни секунды.

Пробежав коридор и свернув за угол, Агнетта выдохнула. Здесь окон меньше, и девушек окружил полумрак.

– Ну все! Тут она нас не видит. – Монахиня расслабила объятия, которые как клещами сжимали талию Крис.

Та тут же набрала полную грудь воздуха, пытаясь отдышаться.

– Извини. – Агнетта вытерла вспотевший лоб. – Но нам нужно было уносить оттуда ноги. Фрида может и выпороть. Причем самолично, – шепотом добавила она. – Меня зовут Агнетта, а тебя? – без всякого перехода спросила монахиня.

– Я Крис, – сказав это, она почувствовала, насколько тонко и жалко прозвучал ее голос.

Тут же испугавшись, она откашлялась и нарочито низким басом произнесла:

– Кристофер Вермонт.

– Надо же, какое красивое имя, – восхищенно присвистнула Агнетта, – легко запомнить, а то бумаги я так и не заполнила. А вот у меня дурацкое. Агнет-т-т-та. Это т-т-т-та словно звуки детской игры в войнушку. Братья задразнили меня, стреляя друг в друга из деревянных винтовок.

И пустилась в рассуждения о том, какое могло бы быть у нее имя, если бы не бедная фантазия ее матушки и отца. А какая у них может быть фантазия, когда отца зовут Агнат, а маму Гретта?

Напряжение спало с нее, и Крис неожиданно поняла, что Агнетте не так уж и много лет. Не больше семнадцати. Темное монашеское одеяние да преувеличенно строгий вид прибавляли солидности. Но стоило Агнетте улыбнуться, показав небольшую щербинку между передними зубами, придавшую веснушчатому лицу невозможное очарование, как сразу становилось ясно, что она еще молода. Неприлично молода для монахини. От этой мысли Крис неожиданно хихикнула.

– Ты чего? Смеешься над моим именем?

– Нет-нет, что ты! – пробасила Крис. – Я думал, что монахини старые. А ты совсем не похожа на старуху.

– Побуду здесь еще полгода и точно ей стану, – насупившись, сказала Агнетта.

– Я не хотел тебя обидеть, – тут же насторожилась Крис.

– Да причем здесь ты. Это же не твоя вина, что я здесь.

– А как ты сюда попала?

– Матушка отдала богу душу, когда я была совсем крохой. Отец вскоре женился. Мачеха родила троих детей. Все мальчишки, да как на подбор, красивые, умные, а я… Глуповатая, по мнению мачехи, да еще и девочка. «Бесполезная», – визгливым голосом добавила Агнетта, копируя мачеху. – И меня насильно отдали в монастырь. Здесь вольнонаемных кормят, одевают, не берут денег за жилье и к тому же платят. Правда, весь мой заработок уходит мачехе. Она умудрилась промотать наши сбережения и вогнала семью в огромные долги. Поэтому из «бесполезной» я стала «приносящей доход». Я так скучаю по отцу, бабушке, братьям, а они меня, поди, уж и не помнят.

Агнетта печально вздохнула.

– Сначала мачеха говорила про год, потом два, и я уже здесь целых семь лет. Так и держат на побегушках. Богатеньких больных мне не доверяют, к серьезным операциям не допускают, – полушепотом добавила она. – Для этого нужно учиться и получить диплом, а у меня нет денег на университет. Эх… А я с детства мечтала лечить. Может быть, удалось бы стать лекарем короля.

– Хэйварда? – Крис подозрительно сощурила глаза.

Увидев его, она теперь точно знала, что ни один нормальный человек никогда не захочет стать приближенным этого. А если захочет, то он явно помешался на деньгах и власти.

– Ну что ты! Нет, конечно. – Агнетта так скривилась, что по ее лицу Крис поняла – она уж точно нормальная, а значит, ей можно доверять. Не в полной мере, но все же эта молодая монахиня явно свой человек. – Я помню, что обожала Альвисса. Моя бабуля служила в замке и до переворота почти каждый день брала меня с собой. Так что я хорошо знала королевскую семью. Альвисс такой… – Агнетта прижала руки к груди и глубоко вздохнула, от чего высокая грудь, обтянутая монашеским одеянием, заколыхалась, – необыкновенный! Была бы я постарше, точно влюбилась.

– Так если у тебя есть бабушка, то почему ты не ушла к ней, раз мачеха тебя так не любит?

– Это да… – тоскливо протянула Агнетта. – Бабушка бы меня забрала, но куда там. Хоть мачеха меня терпеть не может, свекровь она ненавидит еще больше, так что не отдала. Несколько лет они ссорились из-за меня так, что искры сыпались в разные стороны. Кончилось тем, что мачеха запретила нам видеться. И мне, и отцу, и бабушку на порог не пускала. Поставила отца перед выбором. Гадина такая. Отец не мог бросить сыновей, вот и подчинился. А тут переворот. С тех пор я больше никогда не видела бабушку. Живет она высоко в горах, я не знаю, где именно, а в замок я больше не смогла войти. Охрана нового короля и не думала открывать передо мной двери. Я скучала, пыталась ее найти. А потом монастырь… Избавились, как от ненужного барахла… И я смирилась. Никому я не нужна.

– Все равно! Нельзя мириться с этим. Что значит ты никому не нужна? В первую очередь ты нужна себе. Если ты не нужна себе, то не будешь нужна никому.

Агнетта во все глаза уставилась на разошедшуюся Крис.

– Я остался один, на улице, без никого, и что? Мне теперь лечь и лежать, жалуясь на судьбу? А потом и вовсе умереть от тоски и голода? Ну уж нет. Я сам выбираю судьбу, и ты тоже в силах это сделать.

– Но как? Что я могу? Я ж совсем одна.

– Для начала ты можешь сбежать, – жестко ответила Крис, – я обязательно убегу. Вот увидишь.

– Убежишь… Как же. – Агнетта протяжно вздохнула.

– Убегу, – зло ответила Крис. – Отсюда не получится, значит, по дороге на каменоломни или в приют, куда там меня отправят? Не выйдет там, значит, убегу позже. Никто не смеет держать меня.

– Мне б твою уверенность. – Агнетта вытерла слезы и, встряхнув головой, неожиданно спросила: – А почему ты стал беспризорником? Где твои родители?

Крис смутилась. Чувствуя искреннюю симпатию, она поняла, что врать Агнетте так же тяжело, как и Стэйну. Одно дело обманывать злого полицейского или вредную торговку, но тех, кто ей так помогает, – стыдно.

Тяжело вздохнув, она выпалила скороговоркой:

– Да как у всех. Родители в долговой тюрьме, а я выживаю как могу. А тебе не попадет, что ты так долго?

– Ой! – Агнетта всплеснула руками. – Конечно, попадет! Заболталась я с тобой. Пошли скорей, только ногу береги, – тут же заботливо добавила она.

Держась одной рукой за стену, другой за руку Агнетты, Крис поковыляла по коридору, выложенному серым камнем. Через пару минут она заметила, что окна исчезли, сменившись на глухие стены, а дорога неуклонно вела вниз.

– Мы спускаемся?

– Ну да, – с сожалением промолвила Агнетта, – наверху палаты для богачей из верхнего города, а вот подземелье для нижнего. «Выходцам снизу не место наверху», – кривляясь, процитировала она госпожу-настоятельницу.

Крис зябко поежилась. Она и не знала, что внутри утеса располагается еще несколько этажей монастыря.

– Король Альвисс выстроил нижние этажи для лабораторий и хранения продуктов, а вот Хэйвард распорядился превратить часть помещений в подземный лазарет для бедных. Ты там, кстати, будь настороже. Ни с кем не ругайся и никому не смотри в глаза.

– Это еще почему?

– Сам все поймешь, и пусть тебе поможет бог. И помни, как бы тебе тяжело там ни было, все лучше, чем на каменоломнях.

Распахнув массивные двери, Агнетта застыла перед крепкой решеткой, запертой на замок. Он висел на кольцах громоздкой цепи, несколько раз продетой сквозь специальные скобы.

Приподняв замок, она с силой опустила его.

Бам-м-м-м!

Крис от испуга дернулась.

– Да не дрожи ты. По-другому часовых не дозовешься. Как пить дать сидят там в комнате, в карты режутся или пьют. Что им тут еще делать? Тем более Усач с сегодняшнего дня в отпуске.

Агнетта прислушалась и еще раз ударила замком по цепи.

Бам-м-м-м!

– Уснули они там, что ли? – озабоченно пробормотала она. – Совсем без Усача расслабились. Правду говорят, как кот из дома, так мышки сразу в пляс. И пожалуйста, уже никакой дисциплины.

Вдалеке послышался хлопок двери. Тяжелое шарканье металлических подметок на сапогах подсказали о приближении кого‑то. Крис вжала голову в плечи.

– Кланяйся. – Агнетта резко дернула ее за руку и поспешила склониться, молитвенно сложив руки перед грудью.

Крис быстро повторила за ней. Из-под полуопущенных ресниц посмотрела на седого начальника караула, выросшего перед ними. Высокий, толстый, с объемистым животом, на который кое‑как налез форменный камзол, он напоминал медведя, вставшего на задние лапы.

– Еще один крысеныш? – брезгливо спросил прапорщик, дохнув крепким перегаром, смешанным с давно нечищеными зубами и дешевой махоркой.

– Примите пациента, – стараясь дышать через рот, прогнусавила Агнетта.

Достав из-за пазухи ключ, висящий на длинной цепочке, пристегнутой к карману нательной рубахи, прапорщик лично открыл замок, просунув толстые руки через прутья решетки. Освободившая цепь лязгнула и с грохотом упала на пол, заставив его глухо выругаться.

Раздраженно сморщившись, он бросил в темноту:

– Сопроводите его.

Из-за огромной спины вышли два небритых солдата в помятой форме и точно такими же лицами с отчетливыми отпечатками смятой наволочки. Несмотря на то что они тоже были сложены как надо, огромная спина прапорщика закрыла их, и Крис вздрогнула, уж очень неожиданно они появились. Солдаты, глядя на задрожавшего беспризорника, кровожадно ухмыльнулись и встали по бокам от Крис. Та растерялась и ошалело смотрела то на прапорщика, то на солдат с надменными лицами, полными презрения, то на черный зев коридора, из которого тянуло страхом, смрадом и смертью вперемешку с отчаянием. Ей послышалось, что стены коридора стонут человеческими голосами.

– Ну! – Один из солдат ткнул Крис в спину прикладом винтовки.

– Осторожней, у него нога… – Агнетта закусила губу от беспокойства.

– А нам какое дело! Поторапливайся, крысеныш, – презрительно протянул солдат, длинно сплюнув на пол.

Кусок пережеванного табака шмякнулся на бетон, размазавшись отвратительной лужей. Брызги от плевка долетели и до Крис, растекшись по потрескавшейся коже стоптанных ботинок.

Сдерживая тошноту, она шагнула вперед.

Тяжелые решетки закрылись за спиной, оставив снаружи хоть какой‑то свет, тепло, воздух, надежду на жизнь и успевшую стать родной Агнетту.

Миновав узкую комнатушку, выдолбленную в стене и служившую для воинов караулкой, и еще одни массивные двери, где их встретили часовые, ощупавшие Крис с ног до головы, она задышала через рот. Здесь запах пота и боли стал невыносимым. И ей не почудилось. Эти стены действительно стонали, и чем дальше процессия шла по мрачному коридору, тем сильнее слышался их плач. Коридор дважды повернул, и Крис неожиданно оказалась перед новой решеткой. За ней скрывалась большая темная комната. Единственным источником света там служили две тусклые лампадки, обильно чадившие от растопленного бараньего жира, служившего заменой дорогому керосину, который привозили с материка. Звякнул очередной замок, и солдаты втащили ее внутрь. От потока воздуха лампадки вначале зашипели, словно живые, прогоняя темноту, жавшуюся по углам. Но от испуганного движения Крис, шарахнувшейся обратно к решетке, пламя еще сильнее затанцевало, угрожая потухнуть, и радостная темнота тут же протянула щупальца. Но этого света хватило для того, чтобы увидеть глаза.