Спят усталые игрушки… Сборник рассказов

Ветер не стихал. Оля шагала быстро, но её всё равно обгоняли сухие листья. Как же всё мрачно, и не только хоспис виноват. Сестра тоже не добавила радости: бесконечно извиняется, что не может приехать, жалуется на семейные проблемы. Что ж, у всех горе. Но у Оли стало кончаться терпение.

– Давай прощаться, я к остановке подхожу. Что? Как справляюсь? Да нормально вроде. Ты же знаешь, я в таких ситуациях как робот: делаю, что нужно, эмоции – потом. Вот сейчас сказали, что Тёму надо как-то подготовить. Буду разбираться.

***

Оля сидела в кафе, уставившись на экран ноутбука. Жизнерадостное жёлто-красное окошко поисковой системы оскверняли чёрные буквы её запроса: «Как говорить с ребёнком о смерти». Почему-то предлагали начать с котёнка.

– Фильтр, Колумбия, – отчеканила официантка. Слева возникла синяя чашка, из которой шёл горячий кислый пар.

Оля сделала первый глоток, обожглась, поморщилась от горечи. Встряхнулась и смогла наконец щёлкнуть на первую из ссылок, где упоминался близкий родственник. Роскоши начинать с котёнка у неё не было.

Так, что тут у нас? Избегать разговоров нельзя. Лгать нельзя. Информацию давать по возрасту.

Интересно, какая информация о смерти будет «по возрасту», если ребёнку четыре года? Лучше бы никакая.

Оля добавила в кофе сахар, сделала ещё глоток, открыла блокнот и приготовилась конспектировать.

Через час у неё было несколько списков. Книжки о смерти, фильмы о смерти, что нужно говорить, чего нельзя говорить, как выбрать момент…

Напоследок она выписала варианты неадекватного поведения детей: «Ребёнок может убежать, засмеяться, вернуться к игре. Это нормально».

Три раза подчеркнула слово «нормально».

В этой новой нормальности она среди дня сидит в кафе, каждый день разговаривает с врачами, вздрагивает от любого звонка… А теперь ещё и думает, как правильно рассказать о смерти ребёнку, который позавчера плакал над мультиком про Колобка.

Оля бросила взгляд на часы. Как раз кончился тихий час, пора забирать Тёму из садика. Оля закрыла ноутбук, допила остывший кофе. Посидела ещё несколько секунд, собираясь с силами. Потом надела плащ и вышла в ноябрьский дождь.

***

– Когда ты с ним поговоришь?

Голос мужа звучал спокойно, но вилка и нож в его руках взвизгивали, разрезая на тарелке омлет.

Оля резко выдохнула и отодвинула тарелку.

– Когда мы будем готовы. Андрей, ну пожалуйста, ну могу я хотя бы в субботу позавтракать спокойно? Хоть чуть-чуть про это всё не думать?

– И когда же мы будем готовы? Делай что хочешь, твоя воля, но Артёма жалко. Он же чувствует. Тебя нет целыми днями, возвращаешься грустная, ему неспокойно.

– Делать что хочу? – Оля вцепилась в ручку чашки. – Думаешь, я этого хочу? Всю жизнь мечтала ездить к матери в хоспис? И вздрагивать от каждого звонка: а вдруг уже? И рассказывать малышу о смерти, да?

Олю колотила дрожь, зубы стучали.

– Мама! – раздался из коридора голос сына.

Андрей подскочил.

– Артём, не входи сюда!

Андрей закрыл дверь, подошёл к Оле, обнял. Потихоньку Оля перестала дрожать, отпустила чашку и обмякла в руках мужа.

– Прости меня, – Андрей отодвинул чашку от края стола. – Я понимаю, тебе тяжело. Хочешь, я сам поговорю?

Оля выдохнула, уткнулась мужу в грудь.

– Плачешь?

Оля помотала головой, глубже зарываясь в складки его одежды.

– Надо бы, а не могу.

Она отстранилась, вздохнула, придвинула чашку обратно и сделала пару глотков.

– Спасибо, я сама поговорю. Я почитала статьи про то, как всё правильно сделать. Мультики с ним посмотрели, обсудили как могли. Книжки купила, в прихожей в пакете стоят. Почитай с ним сегодня, хорошо? А я завтра поговорю.

***

Оля закрыла за собой дверь детской спальни и облегчённо выдохнула.

– Всё хорошо?

На маленьком столике уже стояла открытая бутылка вина, бокалы и блюдце с нарезанным сыром – их традиционный воскресный набор. Андрей протянул жене бокал.

– Кажется, да, – Оля опустилась на диван рядом с мужем. В тёмно-красном вине отражались золотые лампочки, сладковатый запах обещал покой и радость.

– Конечно, странно несколько раз повторять одно и то же… И ты знаешь, он совсем не плачет.

– Ну в твоих статьях же писали, что информация усваивается постепенно. Ты молодец, всё сделала правильно. Ему нужно время на осознание. Дай бог, это время у нас будет.

Оля прижалась щекой к плечу мужа, снова поднесла к губам бокал.

– Мама… – Тёма выглядывал из-за двери детской комнаты, щурясь от света.

– Артём, иди спать. У нас с мамой взрослое время.

– Что случилось, Тём?

– У меня есть вопрос.

Родители переглянулись. Оля встала.

– Пойдём я тебя уложу и ты задашь все вопросы, хорошо? – Оля поймала ободряющий взгляд мужа, обняла сына за плечи и вошла в детскую.

***

Маленький ночник разбрасывал по потолку светлые звёздочки. Оля подвела сына к кроватке.

– Мама, ты полежишь со мной?

– Милый, я не помещусь, – улыбнулась Оля.

– Я подвинусь, – серьёзно ответил Тёма. – Хочу обняться.

Оля скинула тапочки, поджала ноги и втиснулась между стенкой и сыном.

– Какой у тебя вопрос?

– Он про смерть.

– Говори как есть, – Оля обняла сына сзади, уткнулась лбом в его затылок.

Она чувствовала себя сапёром, идущим по минному полю. Но сапёром подготовленным. Что он спросит? Сработает ли на бабушке живая вода? Встретятся ли они после смерти? Умрёт ли он сам?

Заготовленные ответы всплывали в её голове, как окошки в браузере. Слава богу, что есть интернет. И как люди справлялись раньше?

– Когда я умру… Я же умру, да?

– Да, сынок, но очень-очень нескоро, – облегчённо выдохнула Оля сыну в затылок. – Пройдёт много лет, врачи изобретут новые лекарства…

– Да, я знаю. Но когда я умру… Вы с папой заведёте себе нового ребёнка, чтобы вам было не скучно жить?

Оля оторопела. Тёма явно что-то недопонял. Неужели опять всё сначала?

– Тём, ты же знаешь, что все люди умирают, да?

– Да. Бабушка болеет и скоро умрёт. И собака в мультике умерла. И дедушка в книжке.

– А мы с папой…

– Но вы с папой никогда не умрёте, правда? Так вы заведёте другого ребёнка, когда я умру? Я не против, заводите. А то вам, наверное, будет грустно без меня. Только пусть он не играет в мои игрушки.

– Ты думаешь, что ты умрёшь, а мы с папой нет?

– Ну да. А не так будет?

Оля перестала дышать. Говорить с детьми честно и открыто, не врать в важных вещах, создавать реалистичную картину мира…

Всё правильно, но что ей делать сейчас? Сказать четырёхлетнему ребёнку, что его мать умрёт раньше него? Нужно говорить информацию, к которой ребёнок готов… И когда же он будет готов понять, что его родители тоже умрут?

Господи ты боже мой, ей тридцать лет, а она сама не готова. Перед глазами всплыло окно хосписа и деревья за ним – хрупкие, как мамино тело сейчас. И тут внутри неё будто лопнул пузырь боли, и всё хлынуло наружу.

– Мама, тебе холодно? Ты трясёшься. Мам, у меня пижама сзади мокрая.

Тёма попытался повернуться к матери, но Оля только сильнее прижалась лицом к его горячей спине. Боль впитывалась в пижаму, растворялась в звёздочках на стене и потихоньку стала переносимой. Наконец Оля судорожно вздохнула и отпустила сына.

– Мама? Не умрёте?

И тогда Оля позволила сыну повернуться, прижала его голову к груди и твёрдо сказала:

– Конечно, милый. Мы с папой никогда не умрём. Будем с тобой всегда. И не дадим никому играть с твоими игрушками.

На море

До отеля они добрались уже за полночь. Дорога измотала и её, и детей. Мечталось только об удобных кроватях и долгом сне. Можно даже проспать завтрак.

Участливый портье быстро оформил документы, выдал карточки, помог довезти багаж до бунгало, поставил детскую кроватку, угостил детей конфетами, показал из окна бассейн и детскую площадку, положил на столик буклет с правилами отеля и уже повернулся к двери, но тут она решилась наконец задать вопрос: «Скажите, а где море?..»

Портье неопределённо махнул рукой в сторону панорамного окна и вышел.

Она растерянно проводила портье взглядом, не решившись расспрашивать. При свете ночника достала необходимые вещи, уложила детей, отправила сообщение мужу и стала готовиться ко сну.

И только теперь, когда перестали болеть уши после самолёта, умолк шум машин, стихли разговоры и даже дети закончили ворочаться и дышали почти бесшумно, стало слышно его.

Море.

Она подошла к панорамному стеклу, нащупала ручку двери – как удачно, второй выход – и вышла наружу. У порога слабо сиял бассейн, а за ним начиналась рокочущая тёплая темнота. Лицо сразу стало влажным и липким. Непроизвольно облизнула губы – и ощутила вкус соли.

Обошла бассейн по краю и нащупала ногой тёплые доски помоста, которые вели к морю.

Прислушавшись, различила ритм волн. К мерному шуму примешивалось постукивание. Ну конечно, муж обещал выбрать отель с галечным пляжем. Ведь хотелось, чтобы всё было как в детстве.

Тёплые камешки зашуршали, обнимая ступни.

Налетел порыв ветра. Плечи привычно напряглись, ожидая холода. Но ветер только погладил лицо, растрепал волосы и принёс аромат сосновых иголок. Где-то рядом лес.

Она скинула халат и двинулась в сторону воды. Камешки под ногами стали скользкими и зашуршали громче.

Первая волна оказалась такой тёплой и мягкой, что она не ощутила ни толчка, ни даже прохлады. Только когда мелкие ранки защипало от соли, ей стало ясно, что ноги уже в воде.

Опасаясь купаться в незнакомом месте, она легла на границе прибоя, вытянув ноги в сторону моря.

Волна приподняла её тело, расслабляя и оглаживая. Потом схлынула, возвращая тяжесть сверху вниз – лопаткам, пояснице, ногам… Море тянуло вглубь, будто пыталось засосать её в себя. Но вот пришла ещё волна – и с нею новая лёгкость. Ступни, ноги, спина и руки заколыхались в воде, у головы зашуршали камешки.

И снова отлив, снова тело налилось тяжестью, а камешки впились в спину.

Её дыхание подчинилось ритму волн, стало размеренным и почти неслышным.

Она слушала перекат гальки по дну, вдыхала тёплый воздух, слизывала с губ соль, тяжелела и обретала лёгкость в такт набегающим волнам. И тут в теле будто раскололось ледяное зеркало, осколками больно ранило горло и грудь, а из глаз потекла вода солонее морской. Закашлялась, захотела встать – но нахлынувшая волна смыла с груди осколки, растопила лёд и подняла её тело, помогая вздохнуть.

Так, питая море своими слезами и согреваясь его теплом, она лежала долго-долго. И будто заново училась дышать. Вдох – выдох, прилив – отлив, лёгкость – тяжесть…

Когда вся горькая соль вытекла из тела и растворилась в море, она глубоко вздохнула и с усилием села. Оглянулась, увидела белеющий на досках халат и голубой отсвет бассейна у номера.

Завернулась в халат, дошла до отеля, упала на постель, не раздеваясь, и спала так крепко и сладко, как будто ей опять десять лет, и она на море с мамой, и никто не умер, и всё хорошо, и ещё долго-долго будет хорошо.

48 часов тишины

Дом выступил из тумана неожиданно, как будто белую фотобумагу опустили в проявитель. Раньше так печатали фотографии. Несколько секунд – и бледно-серое пятно приобретало форму, цвет, структуру.

Она подошла к дачному крыльцу, поднялась по высоким ступенькам. Те заскрипели, дверь же открылась бесшумно.

На веранде было светло и как будто сыро. В углу темнела куча резиновых сапог, рядом примостилось ведро с садовыми инструментами.

Она прошла через кухню и оказалась в просторной комнате. Всё как в старом фильме: большой круглый стол с кружевной скатертью, в буфете дребезжат стёкла. Банки с компотом отбрасывают цветные тени на обшарпанный подоконник. Таз с вареньем, миски с ягодами…

Она вздохнула, будто собираясь с силами, и подошла к правой двери.

Светлая комната. Самодельная кровать с лоскутным покрывалом, пёстрые половички. Лошадка-качалка, несколько мягких игрушек, полка с книжками-картинками.

Зазвенели колокольчики.

Сигнал, пора возвращаться.

Она послушно направилась к выходу, но по пути несколько раз обернулась, будто пыталась сфотографировать глазами увиденное.

***

Психолог осторожно снял с пациентки шлем виртуальной реальности и водрузил его на подставку под монитором. На экране застыла картинка: дачный дом, окружённый кустами, справа песочница и качели.

– Если хотите, я сделаю вам цветную копию.

– А… Можно?

– Конечно. Это же отпечаток вашего сознания. Как вы себя чувствуете?

– Всё было так реально. Будто бы я и правда вернулась на нашу дачу. Обстановка, свет, даже звуки. Вот бы ещё запахов. Как это работает?

– Запахи? Интересная идея, спасибо. – Психолог что-то пометил в блокноте. – Аппарат улавливает мозговые тета-волны и создаёт виртуальную реальность из ваших воспоминаний. Основные структуры предустановлены – городские квартиры, деревенские дома, дачи, офисы. Скоро будут и природные ландшафты. Однако наполнение создаёт пользователь, так что оно всегда индивидуально и неповторимо. Но вернёмся к нашим задачам. Так как вы себя чувствуете?

– Хорошо. Голова немного кружится. А это правда мои воспоминания? Ничего не придумано?

– Только ваши. Поэтому мы и не ручаемся за достоверность обстановки. Вы же были ребёнком, и память может подводить. Но аппарат позволяет получить доступ к глубинным воспоминаниям, которые не были осознаны.

– Да, обстановка очень реальна. Представляете, там была даже кухонная плита, хотя в детстве я на неё и не смотрела.

Психолог сделал останавливающий жест.

– Я знаю, что вы видели, это проецировалось на экран. Расскажите, что вы чувствовали?

– Чувствовала… – Пациентка прикрыла глаза. – Покой. Тепло. Уют.

Её веки задрожали, губы напряглись.

– Любовь, – выдохнула она.

– Любовь? – Психолог вскинул брови.

Пациентка открыла глаза, сцепила пальцы, отвернулась к окну.

– Не знаю, как точно сказать. Любовь моих родителей ко мне. Знаете, я всегда думала… Если папа ушёл из семьи, то значит, он не любил нас. Мама так говорила.

– А как относилась к вам мама?

Психолог попытался поймать взгляд пациентки. Опять безуспешно.

– Вряд ли она меня сильно любила. Кажется, в моей семье не умели любить. И меня не научили. А как без любви растить детей? Поэтому я и решила… Ну, вы понимаете.

Психолог кивнул.

– А что сейчас изменилось? Что заставило вас задуматься о любви?

– Лошадка, – улыбнулась пациентка.

– Давайте отмотаем запись, – предложил психолог.

На экране снова появилась детская. Глаза пациентки заблестели.

– Я вспомнила, как папа её делал. Мы были во дворе, светило солнце, пахло деревом и краской. Мама принесла нам бутерброды. Под конец мне разрешили покрасить гриву и даже нарисовать один глаз. Правда, он получился кривой, и лошадка как будто плакала. Но папа сказал, что это ничего.

Психолог откинулся в кресле.

– Ценное воспоминание. Было ли что-то ещё?

– Ещё миски с крыжовником, на подоконнике. И рядом мой стаканчик. Понимаете, я не могла есть крыжовник с куста: у него были колючие хвостики, а впереди горькие метёлочки. Бабушка ругалась, что я привереда.

– А родители?

– А мама брала маникюрные ножницы, срезала с ягод хвостики и метёлочки и приносила мне в стаканчике. Так было вкусно…

Пациентка судорожно сглотнула, губы её задрожали.

– Про что это для вас? – Психолог протянул пациентке салфетки, не отрывая взгляда от её лица.

– Про заботу. Про…