Смоль и сапфиры

Такой, как мне, здесь не место.

– Я помогу вам раздеться, – говорит служанка у меня за спиной.

– Я сама.

Люция выгибает бровь и складывает руки на пышной груди. Ее волосы собраны в пучок, скрытый под чепцом прислуги, а во взгляде льдисто-серых глаз отражается строгость.

– Как пожелаете, госпожа.

Ее тон ударяет по мне не хуже пощечины. Прекрасно понимая, что никакая я не госпожа, Люция подходит ближе и помогает мне снять грязные, одеревеневшие от пота и крови вещи, несмотря на все мои протесты. После того как я оказываюсь обнажена, она распускает мою косу и отводит в соседнюю комнату, где заставляет залезть в купель. Вода горячая настолько, что от нее идет пар, но мое тело – озябшее и ослабленное – этому только радо. Люция крутит железный кран, и льется прохладная вода, разбавляя кипяток.

Вода из крана доступна лишь Императору Дарэю, поскольку привилегии стоят невероятно дорого. Тут я вспоминаю, что нахожусь в замке герцога Ердина, побратима Императора, и что подобная роскошь для него – само собой разумеющееся.

Когда Люция касается мокрой тряпкой моего обнаженного тела, начиная его намыливать, я шиплю и пытаюсь отобрать у нее тряпку, чтобы помыться самой, но она бьет меня по рукам и говорит:

– Сидите смирно и дайте себя отмыть. Полагаю, вы устали.

– Я могу сделать это сама!

– Можете, но как любая благородная дама не станете.

Она многозначительно смотрит на меня, продолжая обмывать мое тело. Мне все это не нравится, но я терплю, понимая, что она права. При виде моего смиренного выражение лица Люция фыркает, но ее взгляд смягчается, а движения становятся более ласковыми. Когда она начинает намыливать мои волосы, выбирая из них запутавшиеся еловые иголки, я расслабляюсь в ее руках. Я и правда очень устала.

– Откуда же ты взялась такая грязная и дерзкая, Лайла? – тихо бурчит она себе под нос. Уголки моих губ касается улыбка, и я притворяюсь, что не слышу ее. Кажется, вопрос был риторическим.

Я расслабляюсь, и состояние собранности, в котором я находилась в присутствии герцога Кирана, покидает мое тело. Я начинаю осознавать сложившуюся ситуацию, из-за чего у меня в животе поднимается волна страха. И непонимания.

Я невольно касаюсь пальцами того места, где еще совсем недавно была грубо зашитая мною рана. Теперь там девственно-гладкая кожа, нетронутая ни рубцом, ни уродливым шрамом. Не осталось ничего, что напоминало бы мне о том, кто именно нанес эту рану. Или о том, что случилось немногим позже. Из-за этого мне кажется, что все произошедшее со мной было сном, и я вот-вот проснусь и обнаружу, что лежу в каморке под храмовой крышей – той, что мне отвели, когда перевели к Лезвиям.

Внезапно Люция заставляет меня встать и перешагнуть через бортик купели, возвращая в чувства и давая понять, что все это реально. В тот момент, когда она начинает укутывать меня в полотенце, раздается стук в дверь. Смерив меня предупреждающим взглядом, она скрывается за дверью. Через мгновение Люция возвращается, держа в руках мой вещевой мешок и сапоги.

– Я не буду рыться в ваших вещах. Просто скажите, есть ли здесь что-то для стирки.

– Нет, ничего.

Я мотаю головой и тянусь рукой к мешку. Люция отдает его мне, а сапоги ставит рядом с купелью явно для того, чтобы очистить их от лесной грязи.

– Пойдемте, вам надо отдохнуть перед завтраком. До пробуждения Агона осталось всего ничего.

В Саяре рассвет, утро, день, вечер и закат называют именами богов Пяти, тем самым признавая их силу в определенный промежуток времени. В храме Пяти мы всегда молились, стоило только солнечным лучам окрасить небосклон, и не важно, спали мы той ночью или нет. Поэтому мне не впервой подниматься так рано.

Усталость после ночных приключений дает о себе знать, и я не сопротивляюсь, когда Люция сажает меня на стул, чтобы расчесать мои мокрые волосы, а потом помогает надеть ночную сорочку. Я кладу вещевой мешок на пол возле кровати, забираюсь на мягкую перину и засыпаю сразу, как только голова касается подушки. Мне даже все равно, что своими невысохшими волосами я намочу наволочки.

Будет новый день и новые решения, о которых я подумаю уже завтра. А пока у меня над головой есть крыша, а под щекой – подушка, меня ничто другое не волнует.

Я просыпаюсь от того, что кто-то сдергивает с меня покрывало. Кожа тут же покрывается мурашками от утренней прохлады, витавшей в покоях. Я пытаюсь руками нашарить одеяло, но его нигде нет, а через мгновение из-под головы исчезает и подушка.

– Доброе утро, Лайла. Вставайте, завтрак ждет. У меня всего час до отъезда, чтобы привести вас в порядок.

С моих губ слетает стон, больше похожий на хныканье, но Люцию так просто не разжалобить.

– Вставайте, я и так позволила вам поспать на час дольше.

Я заставляю себя разлепить веки и сесть на кровати, еще не до конца вырвавшись из оков спокойного сна. Так хорошо я не спала уже три года, и это для меня сродни лучшему подарку небес. Я тру глаза, прогоняя остатки сна, и принимаюсь наблюдать за Люцией. Она раскладывает на кровати одежду, которую мне предстоит надеть. Среди вещей замечаю свои старые штаны, а потом она приносит мои чистые сапоги, стоявшие до этого в ванной.

Я поднимаюсь и подхожу к столику, где меня уже ждет легкий завтрак. Из горлышка маленького фарфорового чайника клубится пар, а от аппетитного аромата выпечки мой живот тут же скручивает спазм – я не ела уже несколько суток.

Люция с извечно строгим выражением лица сразу оказывается рядом и наливает мне чашку горячего чая. Затем берет маленькую элегантную ложку и бьет по сваренному яйцу, стоящему на кованой подставке. Также молча счищает скорлупу и вручает мне ложку.

– Ешьте.

Я принимаюсь за еду, а Люция достает гребень и начинает вычесывать мои спутавшиеся за ночь волосы. Каждый раз, когда она продирает пряди, распутывая колтуны, я ойкаю. Через несколько минут пытка заканчивается, а стоит мне покончить с завтраком, как служанка тут же ведет меня переодеваться.

Хотя все мои вещи выстираны, меня одевают вовсе не в них. Признаться, что я удивлена, – значит, ничего не сказать. Сначала Люция велит мне надеть нижние штаны, а потом зашнуровывает корсет у меня на груди и натягивает верх платья. Я стараюсь не путаться в рюшках и лентах, искоса поглядывая на лежащую на кровати юбку. Только когда Люция берет ее в руки, я понимаю, для чего меня так нарядили.

Прошлым вечером герцог упоминал, что мы поедем верхом, а в руках Люции как раз платье, которое позволит мне взобраться на лошадь и не свалиться с нее в тот же момент. На юбке есть несколько разрезов в нужных местах, но я не уверена, что это именно то, что нужно при поездке верхом, и пытаюсь протестовать. В теплом плаще с капюшоном, который мне выдадут, и так будет не ясно, женщина я или мужчина. Зачем же тогда страдать в глупом платье?

– Ты едешь с герцогом, глупое дитя! – Люция резко переходит на «ты» и разводит руками. – Где ты видела, чтобы на одном коне с герцогом сидел мужчина, а? Это раз. Даже в плаще толпы зевак в столице будут распускать сплетни и признают в тебе девушку – это два! Я уже обо всем подумала. Так будет лучше.

Люция права, поэтому я смиряюсь и позволяю ей закончить начатое.

– Когда прибудете в столицу, Его Светлость позовет прислугу и поможет со всем необходимым. Но кое-что мы с тобой все же отрепетируем.

В оставшееся время она напоминает мне правила придворного этикета, поскольку я не являюсь благородной дамой и не знаю всех тонкостей утонченных манер. Конечно, меня обучали и в храме, и у госпожи Бонтьемэ, однако Люция упоминает то, о чем я даже не подозревала.

Перед выходом из комнаты она вручает мне в руки мой полупустой мешок и дает еще один – тот, что собрала сама.

– Уж не знаю, во что ты ввязалась, девочка, но надеюсь, твоя игра стоит свеч, – напутствует Люция, ведя меня по коридорам замка, который уже пробудился и вовсю готовился к отъезду Кирана Ердина. – Помни все, о чем я тебе говорила.

Я киваю, прокручивая в голове все ее наставления, и понимаю, что они и правда мне пригодятся в следующие три месяца.

– Главное, Лайла, – она останавливается, когда перед нами показывается сад и тройки черных оседланных коней, – доверяй герцогу. Он твой единственный друг в логове кровопийц. У тебя не должно быть от него никаких тайн или секретов. Поняла?

Я удивленно смотрю на Люцию, не понимая, как она может так грубо отзываться о придворных Императора. Конечно, я не совсем согласна с тем, что герцог мне друг, но все же согласно киваю.

Люция подводит меня к лошадям, возле которых стоит Джонатан и улыбается мне. Солнце золотит его светлые взлохмаченные волосы и эфес меча, висящей на поясе. Он встречается взглядом с суровой Люцией и, как того требуют манеры, отвешивает мне поклон. Удостоверившись, что я в порядке, Люция уходит, напоследок шепнув на ухо:

– Доверяй только герцогу, Лайла.

Оставшись с Джонатаном наедине, я протягиваю ему свои вещевые мешки, и он крепит их к третьему коню, который перебирает ногами на месте. Однажды я уже видела таких лошадей – такой же вороной жеребец уносил меня в ту ночь из усадьбы графини.

Я вспоминаю Рейнольда и поджимаю губы, задаваясь вопросом, пересечемся ли мы с ним снова. Как он отреагирует на то, что я снова оказалась втянута в проблемы?

– Джонатан, лошади готовы? – раздается за спиной чувственный голос Кирана, и я оборачиваюсь. На нем угольного цвета камзол, украшенный синей и серебряной вышивкой, узкие штаны и отполированные до блеска высокие сапоги. Его черные, как смоль, волосы идеально уложены и прикрывают уши. Но сильнее всего меня притягивают его глубокие синие глаза, обрамленные длинными ресницами. Колдовской взгляд снова заставляет мое дыхание сбиться, а сердце пропустить удар.

Мимо нас снуют слуги, но я не замечаю их, потому что Киран Ердин перетягивает на себя все внимание.

– Да, Ваша Светлость. Все готово, – отвечает Джон, пока я тщетно борюсь со своими чувствами к герцогу.

– Отлично. – Киран подходит ближе и легко целует мою руку в перчатке, отчего мои щеки заливаются краской. Из-за туго затянутого на груди корсета тяжело дышать, и я надеюсь, что в последних приготовлениях к отъезду мое смятение не слишком заметно. – Тогда пора.

Он обхватывает руками мою талию, срывая с губ тихий протестующий писк, а затем легко, как пушинку, усаживает меня на вороного коня и разглаживает складки платья. Вцепившись в луку седла, я испытываю дежавю и мысленно молю лишь об одном: чтобы Киран сел со мной, а не на рядом стоящую лошадь. О, Ночь, как вообще можно устойчиво сидеть на этой животине?

– Что, боитесь? – неожиданно спрашивает Киран, поднимая голову, и усмехается.

Я поджимаю губы, но ему не требуется ответ: он и так видит, что я напугана и растеряна.

Киран накидывает на плечи такой же темный плащ, как на мне. Застежка с драгоценными камнями блестит на солнце, переливаясь всеми оттенками синего.

Тем временем Джон, тоже облаченный в плащ, разворачивает лошадь в сторону ворот и проверяет, надежно ли все закреплено.

– Сами поведете коня? – Нахальный вопрос Кирана застает меня врасплох, и не успеваю я ничего ответить, как он взлетает позади меня и берет в руки поводья.

Джонатан рядом с нами трогается с места, а за ним бежит третья лошадь, привязанная к его седлу.

Все мысли исчезают из головы, когда Киран пришпоривает коня, и я крепко прижимаюсь спиной к его груди, вдыхая ни с чем не сравнимый запах моря, хвойного леса и летней грозы.

Глава 8. Первые капли

Сердце перестает бешено биться, как только мы переходим на скачку по дороге, вьющейся через сосновый лес. Я чувствую исходящий от тела Кирана жар и его руки у себя на бедрах. Его горячее дыхание опаляет левую щеку, и это сбивает меня с мыслей. Я не знаю, когда и каким образом этот мужчина стал моим личным роком и единственным светилом в жизни, не знаю, почему рядом с ним я превращаюсь в потерянную простушку. Но одно только его присутствие, харизма, то, как он уверенно себя ведет в любой ситуации, заставляют меня терять голову.

Уже став безвольно послушной, я пытаюсь хоть как-то вернуть себе хребет и начать мыслить здраво. Я знаю, куда меня везут, – сама дала на то согласие, но ведь…

Но что?

Меня нельзя назвать бедной овечкой, да и к тому же я многое повидала за жизнь в столице. Мне известно о герцоге, Императоре и его дворе – все это поможет удержаться на плаву, пока выступаю в качестве марионетки Кирана, которую он ловко использует в своих собственных целях. Хотя за время нашего знакомства он ни разу не причинил мне вреда. Правда, могу ли я из-за этого считать Кирана Ердина своим другом, как наказала Люция? Мне не под силу найти внятное объяснение ни его поступкам, ни своим мыслям, а его близость не дает даже задуматься об отрицательном ответе на вопрос.

В мыслях настоящий беспорядок, поэтому я пытаюсь отвлечься на окружающий нас пейзаж. Мы проносимся через хвойный лес, простирающийся чуть ли не до самой столицы. Именно через этот лес я продиралась к замку герцога, покинув маленький городишко Зейкр. Там я коротала время, борясь с лихорадкой и пытаясь заштопать рану на боку, а под кронами этих деревьев впервые почувствовала себя в безопасности: лес словно укрыл меня ночным покрывалом прохлады и заставил позабыть обо всех страхах и проблемах.

Эти чащи даровали мне странное спокойствие. Куда ни глянь, всюду многовековые стволы, хвоя и шишки. Темно-изумрудные цвета смешиваются со всеми оттенками коричневого, а между ветками проглядывает чистое нежно-голубое небо.

Наш конь продолжает резво мчаться вперед, плавно переходя с галопа на рысь и обратно. Черная грива взметается при каждом шаге, и я невольно любуюсь его мягкими торчащими вверх ушами.

Я не знаю, что думает о нашей совместной поездке Киран, – чувствую лишь его дыхание. Его руки на моих бедрах…

О, великая Ночь, зачем я только вспомнила о них!

Жар от его ладоней устремляется прямо к моему животу. Во время езды верхом я не намеренно прижимаюсь к нему спиной, чувствуя каждую литую мышцу пресса. Его грудь настолько твердая, что мне кажется, будто я соприкасаюсь с камнем, а не с живым человеком. Предательские мысли продолжают течь в неприличном направлении, переключаясь на нижнюю часть мужского тела. Я начинаю дышать через рот, пытаясь не думать о том, что наши бедра трутся друг о друга. Перестаю замечать все, что происходит вокруг, пока Киран не останавливает коня и не объявляет привал.

Он спешивается, и я соскальзываю со спины лошади следом за ним. От долгой езды у меня насколько разболелись ноги, что я сгибаюсь пополам и, скрюченная, отбегаю в лес, движимая одним лишь желанием: упасть на мох и не подниматься ближайшие пару часов.

– Лайла?

Слышу голос Кирана, который отправился вслед за мной. Однако он последний, кого я сейчас хочу видеть, учитывая, что мои щеки до сих пор горят, а мозг продолжает подкидывать образы нашей позы в седле.

– Лайла! – Он нагоняет меня и хватает за руку, отчего по всему моему телу проходит волна боли. – Куда вы собрались?

Меня раздражает, что он обращается ко мне официально. Но я понимаю, что если начну сейчас препираться, то меня стошнит прямо на его дорогой плащ. Кроме того, я еще не до конца разобралась, плохо мне от того, что я еду с ним, или что вообще еду верхом на коне.

– В кусты, – смело заявляю я, пытаясь отвязаться от него и улучить хотя бы минуту, чтобы побыть одной и успокоить нервы. – Что, хотите со мной?

Уж не знаю, откуда ко мне взялась эта дерзость, но Киран неожиданно усмехается. Его улыбка столь обворожительна, что на щеках появляются ямочки.

– Знаешь, по таким делам меня еще с собой не приглашали.

На мгновение я забываю, с кем имею честь разговаривать, и выпаливаю, глядя на него снизу вверх:

– Тогда прошу пройти сюда. – Я указываю пальцем на ближайший куст малины. – Не придержите мне платье? И да, определитесь уже, Ваша Светлость, мы с вами на «ты» или на «вы»?

Он поднимает бровь, и уголок его рта дергается.

– Ты не перестаешь удивлять меня, мой личный ассасин. Не знал, что в сделке со смертью приобрету такую чудную спутницу.

Меня с головой захлестывает обида из-за того, каким тоном он произнес это прозвище. Я не настолько плоха, чтобы так отзываться обо мне!

– Рада, что ты определился, – говорю ему, едва удерживаясь от того, чтобы со злости не сплюнуть ему под ноги. Выдернув руку из его хватки, шагаю вперед и огибаю валежник.

Киран увязывается за мной, видимо, полагая, что я решила сбежать.

– Знаешь, я ведь могу выследить тебя, где бы ты ни находилась, – озвучивает он мои мысли.

– Раз сможешь выследить, зачем тогда идешь за мной?

Я выхожу на просеку и поворачиваюсь к нему лицом. Он останавливается в нескольких шагах от меня и прищуривается. Его взгляд снова вгоняет меня в краску.

Он такой… такой…

– Почему ты убежала? – обрывает он мой мыслительный процесс, привалившись к дереву. Я готова взвыть, лишь бы не отвечать на его вопросы. – Ассасинчик?

К моим щекам приливает кровь, и я, опомнившись, быстро захлопываю рот.

Слетевшее с его губ прозвище очень милое и настолько не вяжется со всем, что я о нем слышала, что просто застываю на месте, не в силах ничего сказать. Все мои чувства отражаются у меня на лице, но Киран, кажется, и так все прекрасно понимает. От этого мне становится еще хуже. Одно дело – играть роль его спутницы, понимая, что он не знает о моих чувствах, и совсем другое – когда он уже в курсе того, что привлекает меня.

О да, я продолжаю обманывать себя и забывать о том, что после аукциона его образ почти год не выходил у меня из головы и преследовал во снах.

– Мне просто стало нехорошо от езды вдвоем на лошади, – решаю ответить я, но слишком поздно осознаю, что слово «вдвоем» было лишним.

Киран понимающе усмехается и кивает.

– Ладно. Раз тебе так плохо от моего присутствия за спиной, может быть, мне стоит научить тебя ездить верхом? Чем-то же надо заниматься эти три месяца, м?

– Не хочу, – выпаливаю я.

– Не хочешь? – вкрадчиво повторяет Киран, с удивлением глядя на меня. – А может, мне попросить Джона взять тебя к себе?

– Нет! – отвечаю быстрее, чем планировала.

Он складывает руки на груди.

– Позволь прояснить: учитывая все это, ты желаешь идти до столицы пешком?

– Нет, я просто не хочу учиться ездить верхом.

– Хорошо. Тогда давай вернемся к дороге и продолжим поездку вместе. Джон уже потерял нас. И…

– У меня болят бедра, – выдаю я, упираясь руками в колени. – Я не хочу обратно, не хочу учиться. Хочу просто побыть одна и немного отдышаться.

– Ну хоть что-то мы прояснили, – кивает он. – Конечно, ты можешь остаться здесь, но я бы посоветовал тебе вернуться и отдохнуть рядом с нами. Мало ли какие здесь водятся звери. – От его слов внутри меня все холодеет, и я вдруг вспоминаю поляну, на которой много лет назад умерла маленькая девочка. – Горные львы, медведи… Лайла, ты побледнела. Все хорошо? Пойдем обратно, и я обещаю, что со мной ты будешь в безопасности.

Рядом с ним я в безопасности. Но так ли это на самом деле?

Пока мы идем обратно, я раздумываю над тем, узнал ли он во мне девушку, которую выкупил три года назад на аукционе за баснословную сумму денег. Я-то его сразу узнала, а вот он… Тогда Киран Ердин не видел моего лица, да и я вернула настоящие черты только перед тем, как войти в зал ради танца с ним.

Я так глубоко погружаюсь в мысли, что не сразу понимаю, что споткнулась. Киран, идущий впереди, и то осознает это раньше меня и стремительно разворачивается, чтобы предотвратить падение. «Слишком быстро», – проносится в голове, когда я замечаю, насколько неестественна его реакция. Всего через мгновение я оказываюсь у него в руках, надежно прижимаясь к его груди.

– Ты в порядке?

– Да, благодарю.

Лодыжку простреливает боль, и я шиплю. Тут неприятные ощущения внезапно исчезают, и мои глаза округляются от удивления. Моя реакция не укрывается от Кирана, и он поясняет:

– Тебе повезло, Ассасинчик. Отвар, который поставил тебя на ноги, будет действовать в течение двух суток. Все твои травмы будут тотчас исцеляться.

Надо же! Никогда ни о чем подобном не слышала.

Возможно ли, что этот эликсир дело рук ведьм, о которых шепчутся в народе? Хотя я никогда не верила в сказки про магию и заговоры.

– Не называй меня так.

– Как так?

– Ассасинчик, – фыркаю я, позволяя ему провести меня к дороге, где остались лошади и Джонатан.

– А как мне тебя называть? Ты поражаешь меня до глубины души. Не девушка, а ходячая проблема.

Странно, что мы вообще говорим об этом.

Я всегда считала, что герцог и остальные высокородные придворные общаются исключительно на серьезные темы вроде: «Как ваши дела, госпожа?» или «Погода сегодня прекрасна, не правда ли?».

– У меня есть имя.

– Как и у меня, сердце мое.

Я останавливаюсь, приподняв бровь, и буравлю взглядом его широкую спину.

– Сердце?

– Ну да. Ты же туда целилась, когда залезала ко мне в постель этой ночью? – От его слов мои щеки вновь заливаются румянцем. – Тебе не нравится «Ассасинчик», «сердце мое» тоже не устраивает. Прошу меня простить, но это очень важный нюанс в нашем с тобой общении – мне ведь нужно знать, как нежно обращаться к своей возлюбленной.

– Мне кажется, мы переходим границы.

Киран резко оборачивается, и я на полном ходу влетаю ему в грудь. На его лице не дрогнул ни один мускул, а взгляд такой безэмоциональный, что мне становится страшно.

– Лайла, полагаешь, тебе будет приятнее, если я начну разговаривать с тобой в привычном для меня тоне?

Я сглатываю и неожиданно ощущаю исходящую от него темную ауру. У него ночной Дар – в этом я убедилась, когда он почуял меня, хотя не должен был. Но его способности гораздо сильнее и… древнее моих.

От охватившего меня странного чувства кончики моих озябших пальцев начинают подрагивать.

Я чувствую ночную силу. Чувствую его.

– Н-нет.

– Тогда будь добра… – он моргает и наваждение исчезает, а я снова могу свободно дышать, – нормально реагируй на мои попытки вести с тобой диалог. Я ведь стараюсь.

От его вкрадчивого тона становится не по себе – так быстро он меняет маски. Теперь я в полной мере осознаю, каким представляется Кровавый герцог на людях и почему его все боятся. Но отчего же со мной он пытается вести себя иначе?

Кажется, я задала вопрос вслух, потому что тут же слышу ответ:

– Я не такой уж и монстр, каким меня описывают. И иногда, вопреки молве, совершаю благие поступки и помогаю тем, кто в этом нуждается. А тебе, как я вижу, нужна моя помощь.

Я ничего не говорю в ответ. Не пытаться же разубедить его в том, что обычно порывы помочь мне заканчивается смертью тех, кто помогает. Тем более что через три месяца мы все равно расстанемся, и каждый из нас пойдет своей дорогой.

Под сапогами шуршит еловая подстилка, а впереди, между стволами деревьев, уже маячат спины лошадей. Мы садимся верхом и продолжаем путь по лесу. Мои бедра все еще болят от нагрузки, но я стараюсь терпеть и отвлекаться на проносящийся мимо меня пейзаж. Путешествовать в такой компании странно, а воспринимать герцога после состоявшегося разговора – непривычно.

Кто я, а кто герцог Ердин, который сейчас сидит за мной и направляет лошадь в сторону На’лика – небольшого города в глубине лесного массива, стоящего на речке Боролле?

До наших ушей доносится шум бурного течения реки, которая даже в самые холодные зимы не покрывается льдом. Ее берега обрывисты, пороги крайне опасны, а вокруг простираются бесконечные хвойные леса.

Я не сразу различаю звук, доносящийся откуда-то сбоку. Киран тут же накидывает мне на голову капюшон и шепчет на ухо:

– Тихо.

Я сглатываю и застываю в седле. Из-под опущенного капюшона вижу лишь небольшой участок дороги и то, как Джонатан с Кираном переглядываются, ведя молчаливый диалог друг с другом. Они направляют лошадей рысью по дороге в полной тишине. Я слышу, как в чаще ухает сова, и липкое ощущение опасности исчезает.

Спустя несколько часов впереди начинают маячить крыши На’лика.

Как только наши лошади пересекают черту города, с неба срываются первые капли дождя. Над головами раздаются раскаты грома, предвещая скорую грозу.

Грозы в герцогстве Ердин частое явление, как и штормы, и бури, приходящие со стороны Волчьего фьорда. Океан Бурь очень неспокоен – особенно летом, – и на герцогство приходится самая неистовая его часть, разбивающаяся об отвесные скалы.

Стоящий в воздухе запах озона бодрит, небо затягивается плотными серыми тучами, и Джонатан с Кираном пускают коней быстрее. Мы останавливаемся возле одного из двухэтажных домов, после чего Киран помогает мне слезть с седла. Джон берет лошадей под уздцы, чтобы отвести их в стойло, как вдруг с небес обрушивается дождь. Мы с Кираном едва успеваем заскочить в двери постоялого двора и не намочить плащи.