Серебристое облако 2. ADventure

– Вас случайно не Ихтиандром зовут? – спросила девушка. Он, развернулся, посмотрел на нее.

– Нет, меня зовут Гео…, – он хотел назвать себя, но в горле запершило, то ли от соленой воды, то ли от неудобной позы – от того, что он сидел спиной к ней, повернув шею назад, стесняясь повернуться.

– Гео? – переспросила девушка, – тоже неплохо.

Девушка подошла к нему чуть поближе и тут сообразила, что он совершенно голый.

– Здесь что, нудистский пляж? – спросила она.

– Я не знаю, про что вы спрашиваете, – признался он, разглядывая ее – невысокого роста блондинка с милыми локонами немного напоминала его собственную мать. И у нее на шее, на красивом шнурке висел камешек, который он поднял со дна.

– А где ваша одежда, – спросила девушка.

– У меня ее нет, – ответил Георгий.

– Что вообще? – спросила она.

– В принципе есть, – уточнил он, – но она не тут, в другом месте.

– Как же вы пришли сюда? Милиция не остановила? – спросила она.

Девушка повертела головой туда-сюда. Они были одни на берегу. Метрах в пятидесяти заканчивались оборудованные пляжи.

– Та-ня! – раздалось оттуда, с границы пляжей. Девушка повернула голову, и Георгий тоже посмотрел туда, прежде чем исчезнуть. Там стоял и махал рукой какой-то высокий молодой, но при этом бородатый мужчина. Девушка прошла несколько шагов по направлению к зовущему, а потом решила все-таки оглянуться, но на камне уже никого не было.

Глава 4. Возвращение

Его отпуск заканчивался. Никаких дел, которые удержали бы его на родине, не было. Он решил поехать в Москву в «гражданке». Мама напекла в дорогу пирожков. Георгий собрался, попрощался, сел в автобус. Брат занимался в училище, родители его опять проводили, как семь месяцев назад, помахали на прощанье. Когда автобус тронулся, Георгий увидел, как они о чем-то разговаривают, наверно о каких-то своих делах. Он уезжал по своим надобностям, они оставались и после расставания с ним, начинали жить отдельной, своей жизнью.

На железнодорожном вокзале в кассе билетов снова не было. Потом за полчаса до отправления они появились – «из брони». В поезде Георгий вытащил домашние припасы, сунул сумку на верхнюю полку. Поезд тронулся, за окном поплыли назад привычные пейзажи.

Вскоре пассажиры стали доставать еду: кто курицу, кто колбасу, кто вареные яйца. Георгий тоже пообедал мамиными пирожками, напился чаю за три копейки, и его разморило. Он забрался на вторую полку и заснул. Проснулся уже поздно вечером. Плацкартный вагон спал. Георгий сходил в туалет, потом опять забрался на свою полку, но ему никак не удавалось заснуть. Он вспоминал то, что пережил за последние суматошные полгода. Размышлял о том, что может оказаться в любой точке Земли за мгновение, но не делает этого, а везет в чемодане свою военную форму, цепляясь за нее как за спасительную обыденность. Он долго ворочался, всматривался в темень окна, как ему казалось, задремывал и просыпался от рывков поезда во время остановок. Наконец опять задремал и на этот раз проснулся, когда проводница строгим голосом объявила, что поезд подъезжает к Москве.

С вокзала он поехал к Венедиктовым, чтобы переодеться в военную форму и узнать – не нужно ли чего жене начальнике Мине. Но когда он приехал по знакомому адресу, поднялся на нужный этаж и позвонил, ему никто не ответил. Он постоял перед закрытой дверью, и ему показалось, что в квартире кто-то есть. Георгий спустился на улицу, позвонил из телефонной будки. Никто не ответил. Он немного удивился и поехал, как был в гражданке, в свою часть. Там он прошел мимо ефрейтора, помощника дежурного по контрольно-пропускному пункту – КПП, показав увольнительную и военный билет, тот на него злобно посмотрел, но не стал ничего говорить по поводу его неуставного вида.

Георгий зашел в свою роту, постучался в каптерку, там переоделся в повседневное "пеша", сдал, вытащив из сумки, свою парадку: китель, брюки, ботинки, рубашку с галстуком, немного помявшуюся в сумке фуражку. В опустевшую сумку он сложил гражданскую одежду и попросил каптерщика подержать все это у себя. Так делать не разрешалось, но каптерщик нехотя согласился.

Потом он пошел докладываться командиру роты, сдал увольнительную.

– Завтра заступаешь дежурным по роте, – приказал капитан. Георгия еще никогда не ставили дежурить. Что-то пошло не так. Впрочем, ничего удивительного, наверное, Венедиктов задерживался.

Назавтра он выполнил необходимый ритуал: сходил в штаб, потом вернулся и нацепил на ремень штык-нож. Обязанности дежурного были несложными: поддерживать в помещении чистоту – для этого были два дневальных, а также выскакивать в случае прихода в роту начальства и командовать: «Рота, смирно!»

С тех пор Георгия стали назначать дежурным по чему-нибудь: то по роте, то по столовой – через день. Он старался выполнять все порученное как надо, но при этом не стремился никого напрягать, не мучить непрерывным мытьем полов, поэтому дневалить с ним солдатам нравилось.

Но однажды дежурным по штабу назначили молодого энергичного старшего лейтенанта, и он придрался к не очень свежему подворотничку Георгия, углядел и другие нарушения: недостаточную чистоту в казарме, пыль под кроватями. Георгий не перечил, хотя ему хотелось сказать: «Возьми тряпку да протри!» – старлей был молодой, явно выслуживался. Словно прочитав его мысли, старший лейтенант сказал громко:

– Теперь тебе твой генерал не поможет!

– «Мой генерал» и не помогал мне, – возразил на это Георгий, пожав плечами. – Это я ему помог однажды.

– А кто тебя из Афгана вытащил? – спросил дежурный.

– Я не просил меня оттуда вытаскивать, – уточнил Георгий, – могу опять туда поехать.

– Все можем, – гордо сказал дежурный.

– Ну, так поехали, – предложил Георгий.

– Пошлют, так поедем, – сказал, как отрезал, дежурный.

«Никуда ты не поедешь, скорее всего», – подумал Георгий, но промолчал.

После этого разговора он опять решил связаться с Миной. Вечером пошел в штаб, – там в это время не бывало офицеров, – и попросил у знакомого писаря позвонить. Трубку взяла Мина. Однако она словно бы пребывала в какой-то задумчивости, ничего не знала про мужа и, наоборот, сама как бы пыталась что-то осторожно выяснить:

– С тобой не разговаривали об этом? – спросила она.

– О чем «об этом»? – не понял он, но ответа не дождался.

– Пока Венедиктов не вернется, тебе лучше не звонить сюда, – сказала Мина и положила трубку.

Этот разговор очень озадачил Георгия. Он вернулся в казарму и подумал о том, что надо бы попросить у командира увольнительную и поехать к Мине. Но дадут ли увольнительную просто так? Это раньше у него была командировочная на месяц. Взять гражданку и уйти в самоволку? Или улететь, что вообще-то проще всего…

Он всегда мог улететь, но не хотел злоупотреблять этим, пока в него не стреляли, пока вокруг ничего не горело, не взрывалось, пока протекала обычная жизнь.

Когда казарма заснула, он все-таки растворился в своем серебристом облаке и полетел по знакомому адресу. Окна на восьмом этаже не были освещены, он просочился сквозь стекла и оказался в комнате. Это была спальня. На кровати лежали двое – Мина и сын Венедиктова Алексей.

Он материализовался рядом с ними и довольно долго смотрел на них, размышляя над ситуацией. Словно почувствовав его взгляд, Мина проснулась, открыла глаза, и он мгновенно исчез. Но она успела его разглядеть, присела на кровати, включила настольную лампу, но оглядевшись, и, прислушавшись, решила, что ей померещилось, и опять легла спать.

Вернувшись в казарму, Георгий натянул казенную голубую майку и черные трусы. Лег на свою койку и вспомнил спокойное дыханье Мины и Леши Венедиктова. Эта казарма, в которой он безвылазно жил уже больше недели, – показалась ему не самым приятным местом.

Он долго не мог заснуть. Представилась та девушка на пляже, которую он увидел во время отпуска. Как же ее звали? Кажется, Таня. Интересно, сможет ли он определить ее месторасположение с помощью своего невидимого, но безотказного помощника. Впрочем, когда он соединялся с ним, у него не возникало никаких желаний. Желания – были частью материального мира.

И зачем только он сунулся в эту армию? Можно было как-нибудь «откосить» и жить нормальной жизнью – в той степени, в которой ему это дано с таким – невидимым для всех прочих – обстоятельством в его судьбе. А теперь еще служить и служить.

На другой день он обнаружил в периметре их небольшого военного городка щель в стене, которая выходила на пустырь, заросший высокой травой. Точнее, это был лаз. Через него можно было протиснуться, встав сначала на поперечину забора, а потом на угол мусорного бака. Военный городок состоял из нескольких старых, покрашенных в темно зеленый цвет, одинаковых бараков, в одном из которых располагались ротные казармы, в другом – столовая с клубом, в третьем – штаб. Еще была кирпичная баня с кочегаркой. И все это – окружал трехметровый забор.

Наступило лето. Однажды он, взяв в библиотеке книгу, отправился за периметр, на пустырь, лег в траву и долго читал. Потом задремал и проспал пару часов.

Когда Георгий сдавал в библиотеку книжку, он проходил мимо закутка, в котором работал художник части. Это был парень из первой роты, в которой вообще было много обслуги: повара, музыканты, банщики. Весь их батальон являлся чьей-то обслугой. Здесь собрали персональных водителей, слесарей и посыльных. В петлице они носили колеса с крылышками или по-другому «крылатые яйца».

Художник сидел и вымучивал учебный плакат по строевой подготовке для плаца – старые плакаты пожухли и их решили заменить новыми. Георгий не в первый раз видел здесь парня, переносящего по клеткам бравых солдатиков из пособия по боевой и политической подготовке на плакаты размером 120 на 70.

– Помочь? – спросил Георгий.

– Давай, – равнодушно согласился художник.

Георгий взял кисточку и легко, одной линией срисовал бравого солдатика. Ему даже не нужно было прибегать к помощи карандаша. Он макал кисточку в жидкий кузбасслак и вел линию сверху донизу – с пилотки до сапог и обратно к пилотке. Если немного сбивался, то просто стирал прочерченное тряпочкой и рисовал заново.

На один плакат у него ушло минут десять-пятнадцать. Когда черный кузбасслак застывал высыхая, он подготовил зеленую краску для формы, розовую для лица, еще нужно было сделать желтые пуговицы. Можно было бы этим ограничиться, но Георгий еще намешал серую краску, смешав белила с кузбасслаком, чтобы сделать сапоги трехцветными – с небольшим переливом.

Он так увлекся, что не повернул голову, услышав шаги. Кто-то остановился и стал с сопением рассматривать его работу. Георгий поднял глаза и увидел комбата. Отложив кисточку, он встал и поздоровался:

– Здравия желаю, товарищ подполковник.

– Товарищ старший сержант, вы же младший командный состав, вы руководить должны, а не делать за рядового! – строго, но при этом с улыбкой произнес командир.

– Это не мой подчиненный, из другой роты, – возразил Георгий. – Я для него просто старший по званию, а не начальник.

– Вроде неплохо получается у тебя, – сказал комбат, – а то Леня сидит уже две недели над этими плакатами.

– Я люблю рисовать – признался Георгий, – в учебке ВДВ чуть ли не всем портреты сделал. А в этой части пока не знают.

– Ты же из Афгана к нам прибыл? – спросил подполковник. Георгий кивнул.

– Руководитель, к которому тебя временно прикомандировали, сейчас в важной командировке, – сказал комбат, – так что пока есть возможность, можешь помочь этому художнику от слова «худо».

– Да это все за день можно сделать, – сказал Георгий.

– А ты не торопись, сделай за два, – сказал полковник и, хлопнув его по плечу, пошел по своим делам.

Ночью после отбоя Георгий все-таки решил улететь. Ночь была его временем. Существовал небольшой риск, что объявят какую-нибудь учебную тревогу, или проверку, но в этой части такое было большой редкостью.

Решив попробовать с помощью серебристого облака все-таки разыскать девушку с пляжа, Георгий взвился над огромным городом, а потом представил себе ее и очутился в одной из квартир многоэтажного дома-башни с единственным подъездом. Девушка лежала на тахте и читала в небольшой цветочной комнате – на обоях были изображены огромны алые цветы. Все в цветах были и шторы на окне с балконной дверью. У стены стояла изящная полированная «стенка» и на одной из ее дверок, на ручке висел на шнурке знакомый Георгию камешек с дырочкой.

Он завис в центре комнаты, глядя на девушку. Она забеспокоилась и перестала читать. Посмотрела в его сторону, не видя ничего, поправила на себе одеяло, снова попробовала читать, но не смогла, и, немножко полежав на спине, отложила книгу. Она поворочалась некоторое время, устраиваясь поудобнее, но, видимо, ее что-то беспокоило. Георгий никогда не устраивал таких экспериментов не только с девушками, а вообще ни с кем. Он беззвучно произнес:

«Тут никого нет, кроме нас… ангелов, так что можешь спокойно засыпать».

Словно услышав эту его фразу, девушка глубоко вздохнула, успокоилась и задышала ровно. Но свет торшера она так и не выключила. Георгий приблизился к ней и протянул к ее голове свой невидимый и не осязаемый палец. Он смутно различал свое собственное призрачное тело, палец вошел в кудрявую шевелюру, а потом с такой же легкостью проник далее.

Попытавшись вспомнить тот день на берегу моря, когда они встретились с ней, Георгий тут же словно перенесся туда. Он оказался рядом с этой девушкой, которая парила над пляжем в той же позе, что сейчас лежала в постели. Она увидела его и узнала.

«Это ты Гео?» – спросила она.

«Это я, – ответил он. – Я думал о тебе и решил навестить».

«Я тоже вспоминала тебя, – сказала она,– и даже, кажется, видела в толпе на улице, я кричала тебе, но ты все время куда-то уходил».

Она стала присматриваться к нему:

«Никак не могу рассмотреть тебя», – посетовала она.

«Я голый», – предупредил он.

«Лицо имею в виду, – пояснила она, – твое лицо – словно в тумане».

«Точнее, в серебристом облаке, – сказал он. – Мы можем погулять по пляжу, тут совсем никого нет».

«Хорошо», – сказала она и взяла его за руку. Он зашагал вдоль полосы прибоя, ведя ее за руку. Держать ее ладонь в своей – было очень приятно, но это ощущение – оказалось коротким. Она продолжала сбоку посматривать на него, а Георгий смотрел вперед, но тут он понял, что с пляжем что-то не так, потому, что они прошли совсем немного – шагов пять-семь, а словно бы целый километр. Дело в том, что домик из песка, мелькнувший вдалеке, вдруг вырос и стал огромным домом.

«Это ведь сон, – напомнил себе Георгий. –Что ждет меня здесь?»

Девушка, шедшая рядом с ним – пропала, а вместо этого – ее лицо оказалось в окне дома, который надвигался на него. Лицо приближалось, увеличиваясь и вот уже рядом с ним – один только огромный глаз, затем – черный бездонный зрачок, который все приближался и приближался, увеличиваясь в размерах, захватывая все вокруг.

«Это всего лишь чужой сон», – подумал он.

«Ты можешь никогда не вернуться, и остаться в чужом сне», – предупредил какой-то громкий голос за спиной. Он обернулся и вдалеке увидел светлую точку – словно бы далекий-предалекий и все уменьшающийся круг освещенного торшером бумажного «цветочного сада».

Он рванулся туда и – оказался в комнате с цветочными обоями, стоя на прохладном паркетном полу, освещенный яркими лунными лучами из окна и торшером. Девушка спала, отвернувшись лицом к стене. Георгий подошел и выключил торшер. Затем он растворился в облаке, и вознесся над домом на огромную высоту. Здесь в небесах было как-то несоразмерно спокойнее, чем на дне огромного зрачка, в чужом сновидении. Успокоившись, он спустился на землю и прочитал на доме название улицы и номер. Оказалось, что его новая знакомая живет на той же длинной московской улице, что и Венедиктовы, только в другом, противоположном ее конце.

Вернувшись в казарму и материализовавшись, он уже не мог заснуть, оделся, вышел на воздух. Светало. Походив вокруг казармы, он вернулся в роту, прилег на свою койку не раздеваясь и вскоре задремал.

Теперь уже ему приснился мимолетный сон. В этом сне он опять встретился с Таней. Впрочем, на этот раз он не был уверен, что это Таня. Она как-то все время отводила лицо. И при этом улыбалась. Он хотел рассмотреть ее, но она все время отворачивалась и увлекала его куда-то. В этом сне они шли с нею по какому-то большому дому и явно что-то искали.