Оглянитесь сотник Черкашин

Наутро Савелий, перебравшись через Терек, помахал на прощание казакам следившим за безопасностью моста и лёгкой рысцой отправился по военно-грузинской дороге. К обеду, проехав чуть более семидесяти вёрст, он прибыл в крепость Владикавказ. В канцелярии объединённых войск штабной писарь был удивлён столь ранним возвращением казака и даже попытался пошутить на этот счёт. Когда Савелий объяснил шутнику, куда засунуть свой язык, игривость канцелярского сразу поутихла. Отметившись таким образом, Савелий некоторое время болтался по крепости изнывая от скуки. Он решительно не знал чем заняться. Несколько раз он охотился в окрестностях лысой горы, но без особого успеха, пока в один из вечеров не наткнулся на компанию молодых военных, отдыхавших в обществе дам на природе. Увидев бравого казака с дорогим оружием, один из участников пикника пригласил Савелия присоединиться к веселью. Он представился Амраном и, как позже узнал Савелий, являлся отпрыском князя Хоты Хетагурова. Будучи наследником богатого батюшки, Амран сорил деньгами и устраивал шумные попойки на лоне природы. Начальство крепости смотрело на сие безобразие сквозь пальцы, так как получало щедрые подношения в виде вина и продуктов к своему столу. Савелий подозревал, что был принят в компанию «благородий» за геройский вид и желанием выудить из него несколько душещипательных историй. Совсем молоденький подпоручик Тригорский, только что прибывший в крепость из Твери, смотрел на него удивлёнными голубыми глазами и приставал с расспросами о ратных подвигах. Савелий поначалу отшучивался, но поощряемый Амраном и одной из дам, откровенно делавшей ему глазки, сдался и рассказал о защите чикаанского поста. Затем, по просьбе той же дамы, поведал за что получил наградной карабин. Даму звали Анфиса, она была старшей из четырёх дочерей коменданта крепости Александра Фадеевича Коровина, и являлась одной из причин его упорного нежелания замечать гулянки молодого Хетагурова. Обычно Амран нанимал местного духанщика, отправлял его с помощниками вперёд с провизией на место очередного выезда на природу. Затем гости собирались у дома Хетагурова и всей компанией на конях и колясках ехали на пикник, где их ожидали разложенные на скатертях угощения и одетая в праздничные одежды прислуга с грузинскими кувшинами и длинными бутылками шампанского. Галантные манеры «благородий», скопированные с образчиков высшего света, забавляли Савелия, которому до сих пор не приходилось бывать в столь высоком обществе. Он посмеивался, представляя себе застолье в станичной хате, где больше половины слов звучало на французском. Савелий, привыкший к ясным понятиям, однажды не выдержал, витиеватых рассуждений Анфисы о долге и патриотизме женщин, и посмеявшись над её фантазиями, просто и уверенно заключил, что женщинам не место на войне. Анфиса вспыхнула, отпарировала, что она имела в виду не селянок, с коими казак имеет дело, а женщин своего круга. Указав, таким образом, где его место, она обратила свои чары на молодого подпоручика. После неловкой паузы, которая сразу затронула всю компанию, казак почувствовал некую перемену перемену к своей особе: взгляды, до того заинтересованные, стали скучными, теперь никто уже не глядел в его сторону – все будто забыли о нём. Савелий понял, что пора ретироваться. Он встал, и откланявшись, произнёс совсем глупую фразу: – «Благодарю за компанию, мне пора – дела». На этом закончилось его знакомство с местным бомондом.

Через два дня прибыли из отпуска казаки: к обеду братья Сальковы и Камнев из Каргалинской, следом трое из Старогладовской, ещё трое из Наурской, Лыков и уже к вечеру появились Земсков из Ищёрской и Куркин из Калиновской. Казаков снабдили фуражём, продуктами, порохом, пулями и приказали сопроводить торговый обоз вместе с двумя фельдъегерями в Тифлис. Утром следующего дня большой обоз из двадцати подвод с двумя взводами обслуги, конными фельдъегерями и гребенцами в качестве охраны, выехали из ворот крепости и неспешна двинулся к Дарьяльскому ущелью. Многое изменилось в этих местах. С тех пор, как Савелий, в составе конвоя Генерал-лейтенанта Кнорринга, первый раз пересёк Большой Кавказский хребет прошло больше трёх лет. За это время успела смениться высшая власть в России, ушёл с должности Кнорринг, князь Цицианов твёрдой рукой навёл порядок в Картли-Кахетинском царстве, в результате чего, грузины и осетины стали спускаться с гор под защиту трехцветного флага. Порядок на военно-грузинской дороге постепенно обретал реальные черты: работали команды по уборке завалов, лавин и селей, повсеместно ремонтировались дороги, в селениях создавались почтовые пункты, где можно было сменить лошадей и переждать непогоду. Местные князьки, получив привилегию взимать плату за проезд, старались содержать дорогу в рабочем состоянии. Савелий удивлялся продуманной политике так основательно изменившей жизнь здешних людей. В деревне Чим уничтоженной терцами, вновь обосновались осетины, под крылом молодого Дударова. Его отца-разбойника, после сдачи замка, угнали под конвоем в Моздок, где, после справедливого суда, повесили. Савелий вспомнил, что ещё не так давно, возвращаясь из Грузии и мыслями находясь уже в родных местах, он не обратил внимания на происходящие здесь изменения: сейчас, проезжая лихие места, он, словно заново, знакомился с новыми порядками.

Преодолев без приключений Дарьяльское ущелье, первую остановку караван сделал в Казбеги. Казаки расседлали коней, дали им корм и отдых, обозники занялись колёсами, которые в дороге пришли в негодность. Начальник обоза интендант-вахмистр Абасов, бегал меж телег и орал на солдат, которые в ответ разводили руками, уверяя, что накануне всё было в порядке. Заменив поломанные колёса, они проверили мешки с мукой и солью, тюки с амуницией, ящики с боеприпасами, затянули потуже крепёж и только тогда смогли отдохнуть сами. Отдохнув два часа, участники похода двинулись дальше, наверх к Крестовому перевалу, названному в честь Крестовой горы, по склону которой шла дорога. Здесь издревле стоял крест, установленный, по преданию, Давидом строителем. Проезжая мимо сакрального символа, путники творили крестное знамение, благодаря господа за преодоление опасного отрезка пути. Дальше дорога лежала вниз к селению Пасанаури расположенному на южной стороне Большого Кавказского хребта, где караван мог заночевать в специальной почтовой станции. Под горку, почти бегом, преодолев 40 вёрст, поздно вечером караван достиг цели. Станция представляла из себя просторный двор расположенный на берегу Белой Арагви, огороженный с трёх сторон крытыми сараями из плоского сланца. Смотритель, пожилой грузин долго смотрел на расположившийся посреди двора обоз, на солдат и казаков деловито управлявшихся с конями, затем, увидев погоны вахмистра, с сильным акцентом горца спросил:

– Послушай русский, зачем сюда приехал? Есть другие станции. У меня нет столько места, нет еды, нет соломы.. нет воды..

Абасов хитро улыбнулся, и указав на реку, сказал:

– Согласен генацвале, твоя вода всё время утекает, но я вижу, в твоих садках, твоя рыба остаётся.

Грузин нахмурился, но промолчал. Он кинул руку приглашающим жестом: видимо вспомнил, что обязан предоставить кров и крикнул что-то по грузински. Тут же из дома выбежала женщина с кувшином воды и, быстро семеня ногами, приблизилась к гостю. Вахмистр с поклоном принял протянутый кувшин, и приложившись, сделал несколько больших глотков.

– Хороша водица!

Это прозвучало как команда. Казаки похватали под уздцы своих коней и отправились к реке. Пока Савелий набирал воду, в надвигающихся сумерках, заметил, что внимание казаков приковано к садкам, где утомлённо плескалась рыба. Это была речная форель частая гостья в этих краях.

– Вот бы сейчас на вертел её, да в уголья…– мечтательно и тихо произнёс младший Сальков.

– Не то, – возразил старший Егор, – вахмистр не позволит.

– А что нам вахмистр, пусть он своих увальней окорачивает.– Возразил Камнев. – А нам неча указывать.

– Как у меня слюна пошла… – взмолился младший Сальков. Он запустил руку в садок и вытащил рыбину размером по локоть . – Давайте быстро сумку их здесь уйма.

Воровство не удалось пресечь. Сумку погрузили на Кума, жеребца старшего Салькова и, стараясь быть незаметными, вернулись к месту казацкого бивака. Запалили костёр, подвесили котелок на таганок, насадили на шомпола рыбу и стали ждать углей, пряча хитрые рожи и блестящие глаза от проходящих мимо непосвящённых.

Тем временем в доме смотрителя, где остановился вахмистр, наметилась нездоровая активность. Вернувшийся с реки хозяин, с такой досадой хлопнул дверью, что она подпрыгнула, и перекосившись, повисла на одной петле. Внутри раздались возбужденные крики, после чего из дома вышел возбуждённый вахмистр и, в сопровождении расстроенного смотрителя сразу направился к костру обозников. Каменев быстро сориентировался, похватал шомпола с рыбой и перекинул их через булыжную стену. Казаки с неподдельным интересом наблюдали за действиями вахмистра, который осмотрев вещи и амуницию солдат, бросил взгляд на фельдъегерей, расположившихся особняком и направился к Линейцам.

– Отдыхаем.. – начал издалека интендант, обойдя собравшихся вокруг костра, продолжил,– а тут на вас жалоба образовалась, – он потянул носом, но не учуяв жаренного, продолжил почти ласково. – Сумки, мешки с продуктами к досмотру. Живо!

– Чаво вдруг!? – взвился старший Сальков. – Мы што, воры?

– Это мы поглядим.. Не надо перечить, тащите сюды сумки и мешки.

– Ладно, давай покажем. – сказал Каменев, – пусть убедится.

Казаки выложили перед вахмистром пожитки и отступили к стене сарая. Тот присел перед сумками и мешками, оглядел притихших казаков и приступил к делу. Сначала он взялся за поклажу младшего урядника Земскова. Открыв перемётные сумки, он стал неторопливо перебирать вещи, и сразу нарвался на злое замечание старшего Салькова:

– Ты что, из тайной канцелярии? Что ищешь? Спроси, мы ответим.

Абасов ощерился и сказал:

– Что ищу, сами знаете, а найду – будет на вас рапорт.. – затем вспомнив о том, что должен объяснить причину досмотра, заорал, потеряв терпение. – Где рыба!

Посмотрев на удивленные, ничего не понимающие лица казаков, интендант быстро просмотрел пожитки Линейцев, поднялся и оглядел сумрачное помещение. Сарай был пуст, всего лишь несколько больших булыжников, используемых здесь в качестве стульев и проем в стене, где стояли Линейцы. Вахмистр понимающе расплылся в улыбке и руками показал, что надо расступиться. Подойдя к проёму, он многозначительно оглядел присутствующих и заглянул за стену. Некоторое время он всматривался в сумеречный берег, потом издал фальшивый смешок и произнёс:

– Ничего нет, странно..

Больше не говоря ни слова, вахмистр проследовал мимо озадаченных казаков и удалился в дом смотрителя. Проводив его взглядом, Савелий, в числе остальных, бросился к проёму в стене и заглянул вниз.

– Действительно ничего… – присвистнув, заметил младший Сальков и многозначительно посмотрел на Каменева. Тот стушевался и произнёс, словно оправдываясь:

– Я же не знал, что здесь так круто…

– Зато вахмистр остался в дураках. – сказал Савелий. Он решил что пора вмешаться: ситуация переросшая в поучительную историю, как обманувший получил по заслугам, была явно не для этого случая.

Поужинали пустой похлёбкой из полбы. Об уплывших шомполах вместе с форелью старались не говорить, но каждый думал именно об этом. Видимо из-за этого разговоры на другие темы не клеились. Не было фантастических баек про нежить, не произносились трагическим шёпотом истории о молодой колдунье, из соседнего селения, утонувшей в чёрном омуте… Савелий доел свою похлёбку и отправился спать. Вскоре над почтовым двором невидимым покрывалом легла тишина.

С раннего утра покой станции был нарушен визгливыми криками вахмистра: униженный вечером, он со всей страстью младшего офицера имел подчинённых, как говорится и в хвост и в гриву. Бедные обозники метались, как обезьяны в клетке, не зная какую из команд выполнять в первую очередь. Линейцы кидали хмурые взгляды на разбушевавшегося Абасова и негромко переговаривались. Комментируя вчерашний вечер все сошлись на том, что было забавно наблюдать, как опростоволосился вахмистр и был наказан жадный смотритель станции. Савелий заметил, что никаких угрызений по поводу воровства форелей никто не почувствовал, жаль было только уплывших шомполов и испорченного ужина. В восемь часов двинулись в путь. До Тифлиса предстояла долгая дорога в семьдесят вёрст с короткой остановкой в Мцхете. По правому берегу пройдя до Павлеури, караван добрался к местечку Хамуша. Фельдъегеря уставшие от буйства вахмистра, который продолжал изгаляться над подчинёнными, пристроились к Линейцам. Один из них с аксельбантами и саблей, другой обер-офицер Фельегерского корпуса с аксельбантами и эполетом. Подъезжая к Ананури, где находилась крепость арагвийских эриставов, древних правителей этого края, обер-офицер оживился, и указывая на развалины, сказал:

– Обратите внимание, на эти руины – это остатки неприступной крепости, которая возникла в 16 веке и служила северным форпостом обороны Закавказья. Здесь на слиянии рек Ведзатхвети и Арагви, была сначала воздвигнута башня, а спустя некоторое время – крепость Ананури. Эриставы – местные феодалы постоянно враждовали друг с другом. – говоривший, видимо основательно знавший историю, говорил уверенно, словно профессор читающий свою лекцию. – В 1739 году крепость была штурмом взята ксанским эриставом Шанше, в отряде которого было много лезгин. Хозяин замка вместе с приближёнными, был обвинён в предательстве грузинского народа и сожжён вместе с приближёнными в башне, где они пытались спастись. В дальнейшем крепость несколько раз спасала Душетию от набегов лезгин и аварцев, а в 1795 году встала на пути вторгшихся в Грузию войск Ага-Магомед-хана, не пропустив его дальше по ущелью. Сейчас, извольте видеть, после ухода русских войск, крепость пришла в запустение. Сохранились лишь три древние башни: круглая, квадратная и с пирамидальной крышей, а так же храм-усыпальница эриставов Гвтаеба, храм Успения и, на территории нижнего укрепления, однонефная церковь Мкурнали с колокольней.

Пока перебирались через неглубокую и узкую Ведзатхвети, казаки смогли достаточно подробно рассмотреть замок и нижние укрепления. Проезжая мимо приземистой арки, отделанной местным камнем, Савелий боролся с искушением направить Черныша в приоткрытый створ ворот. Любопытство было вознаграждено: из-за приоткрытой двери вышел старик с мальчишкой лет десяти в папахе, который что-то говорил старику, указывая на обоз. Наконец, тот сдался и кивком головы отпустил внука. Малец рванул со всех ног, и подбежав к Вахмистру, закричал звонким голоском на корявом русском, протягивая руки и показывая жестом, что хочет хлеба. Вахмистр не обращая внимания на попрошайку, заорал на ближнего возничего: – «Не спать, глядеть в оба!», затем дал коню шенкелей и проскакал в хвост обоза. Солдат, ехавший в следующей телеге, воровато оглянулся на удалявшееся начальство, достал хлеб из сумки, и отломив краюху, бросил мальцу. Тот схватил добычу и убежал к старику, забыв поблагодарить руку дающего. И только старик, получив хлеб, поднял руку в христианском благословении.

К Мцхете подъехали после обеда. Некогда богатая и могущественная столица Иберийского государства, после того, как статус главного города перешёл к Тбилиси, постепенно сдавала свои политические позиции и со временем сжалась до размеров небольшой деревни. Не изменилось одно – Мцхета оставалась духовным христианским центром страны. Древний собор Светицховели – первый храм в Грузии, как и в древности, являлся главным святым местом коронации и захоронения грузинских монархов. Обогнув собор, караван остановился у Антиохии, расположенной в слиянии Арагви и Куры. Антиохия или церковь св. Стефана была построена царём Арчилом в благодарность Богу, после изгнания персов. Здесь, поблагодарив царя, в саду Антиохии на берегах рек путники устроили привал.

– Здесь, в Мцхете похоронена вся история Грузии. – заявил обер-офицер Фельдъегерского корпуса. Он соскочил с коня, и покрутив головой, изрёк:

– Sis transit gloria mundi – что по русски звучит следующим образом: – «Так проходит мирская слава». Судьбы городов похожи на судьбы людей. Скажем у одних городов жизнь протекает мирно и медленно и судьба их скупа и неказиста: место их вдалеке от исторических событий, а есть другие города, они стоят на изломах истории, принимая на себя великие решения и великие беды. – Увидев, что вокруг собрались заинтересованные лица, любитель истории продолжил. – Мцхета видел и Александра и Помпея, был разрушен не раз и не раз возрождался; он видел и старую и новую эру и первым принял христианство. Главный собор Светицховели возрождался трижды: царь Мириан, принявший в 326 году христианство, построил здесь деревянную христианскую церковь, которая век спустя была уничтожена при нашествии вражеских войск, на её месте Вахтангом Горгасалом была возведена каменная базилика, разрушенная Тамерланом в 1000 году. Через десять лет после нашествия Тамерлана, архитектор Арсукисдзе, на месте руин за девять лет построил большой собор в форме креста. Это был последний храм Светицховели.

– Так что, здесь кроме этого ничего больше нет? – прозвучал вопрос из обступивших его Линейцев. – Расскажите, извините как вас?

Обер-офицер зарделся от такого внимания слушателей.

– Александр Николаевич Карамзин. Всегда к вашим услугам. Страсть к истории у меня от батюшки. Древние источники 4-3 веков до н. э. Упоминают, что в Мцхете было несколько районов. Среди них Цицамури, Армазис-цехе, Джвари и цитадель, крепость Бебрисцихе, что в переводе с грузинского означает «крепость старца», – это древнее фортификационное сооружение, возведённое в девятом веке для защиты города с севера. Мы могли его видеть когда проезжались пути в Мцхету. Имея серьёзные оборонные сооружения, состоящие из трёх фортов: Армази, Багинети и Цицаиури, город постоянно подвергался набегам и войнам. В 738 году Мцхета понесла огромный ущерб во время разгрома хазар Омейядинским халифатом, а в 15 веке хромой Тимур закончил разрушение Мцхеты, превратив процветающее некогда регион, в глухую провинцию. С тех пор начался долгий период упадка. Сейчас среди пришедших в запустение храмов, остатков крепостных стен и полуразрушенных башен, остались лишь немногие образцы древней архитектуры. Среди них, наряду с кафедральным собором Светицховели, сохранились монастырь Самтавро и монастырь Джвари, которые заслужено являются наиболее значительными памятниками грузинской христианской архитектуры.

Фельдъегерь посетовал на нехватку времени, но посоветовал, при возможности, обязательно осмотреть храмы изнутри. Он предложил заглянуть в находящуюся рядом церковь Антиохии. Савелий, с несколькими энтузиастами, отправился за Карамзиным к невысокой базилике, и подойдя ко входу увидели на двери большой ржавый замок.

– Не судьба..– развёл руками фельдъегерь и добавил. – Как я уже говорил, они как люди: им не до общения сейчас.

Через полчаса караван тронулся, и пройдя по берегу Куры на западную часть Мцхеты, переправился по мосту построенному римскими легионерами Великого Помпея. Впереди, в двадцати верстах находился Тифлис.

Глава 11

В расположении Линейцев есаула Егорова Савелия ждала отличная новость. Его и Каменева повысили в чине и вместе с остальными предписали явиться в резиденцию генерал-лейтенанта Цицианова. Приказ был подписан собственноручно Наместником. Получив лычки младшего урядника, Савелий приладил их на погоны, поводил плечами, разглядывая белые полоски и решил, что если до визита в резиденцию ещё целые сутки, то есть реальная возможность наведаться в духан и обмыть погоны. После последней гулянки с Григорием Ефремовым в тифлисском духане прошло несколько лет, но как и раньше, в древней картлийской столице питейные заведения были единственным, что являлось достойным внимания. В компанию с ними откликнулись Каменев, Лыков и Куркин из Каргалинской. Они отправились в старый тбилисский район Клдисубани расположенный на склоне правого берега Куры, где, как утверждал Куркин, подавали совершенно огненную чачу. В Тифлисе, получившем статус губернского города, мало что соответствовало этому статусу: здесь по-прежнему не было ни водопровода, ни канализации, не было мощённых дорог, больниц – ничего, из того, что являлось признаками столичного города. Кривыми улочками казаки добрались до монастыря Петхаина и, возле стоящей чуть выше церкви Св. Богородицы, нашли то, что было нужно – широко известный в старой части города, духан местного еврея Ашкинази. Мафусаил встречал всех посетителей у входа, и взяв под руки, вел пришедших внутрь, как древний пророк, обещая умиротворения и достижения всех благ уже здесь, на земле. Увидев Линейцев старый еврей расплылся в широкой улыбке, обнажив четыре верхних зуба, и сказал грудным голосом с акцентом горского тата:

– А вам сюда, уважаемые русские братья.

– Не дай бог, конечно, но и тебе привет, – отозвался Савелий, – веди в закрома.

Они уселись за засиженный мухами стол, и обернулись к Ашкинази, Куркин, как уже побывавший здесь, сказал:

– Бутылёк чачи, хлеб, закуску.. курицу..

Пока Мафусаил трусил в направлении кухни, Куркин пояснил:

– У него пять помощников, но здесь он предпочитает работать один.

– С чего бы? В его годы надо сидеть в сторонке и наблюдать за процессом. – поглядев ему вслед, удивился Камнев.

Савелий тоже высказался по этому поводу:

– Не похоже, чтобы такой опытный пройдоха бил ноги почём зря.

– В самую точку, – подтвердил Куркин, – Мафусаил, как никто, умеет охмурить гостя и, под медовые речи, незаметно оставить без денег.

– А вот и я, мои серебрянные, – появившийся духанщик держал в руках две бутылки с чачей, – одну я дарю вам, а другую от заведения. Пейте ешьте и вспоминайте доброго еврея Ашкенази.

Из-за спины Мафусаила появились несколько помощников в коротких сюртуках с подносами полными закусок.

– Ешьте мои сапфировые, вот хлеб, зелень, мясо.. На здоровье.

Мафусаил беспрестанно кланялся, глаза его блуждали по лицам: со стороны это было похоже на заискивание и только внимательный взгляд мог заметить, что глаза духанщика, словно ощупывали мысли посетителей. Помощники расставив деревянные тарелки с закусками, удалились, вслед за ними, пожелав хорошего отдыха, отправился и хозяин заведения.

– Видал, – сказал Савелий Куркину, указывая на бутылки, – наживку он уже приготовил.

– Ну и что, мы много пить не будем, и он утрётся… Что мы глупее?

Вопрос повис в воздухе – были выпиты первые чарки…

Наутро Савелий проснулся в скверном состоянии. Голова сильно болела. Во рту, будто нагадили кошки и сильно хотелось пить. Савелий резко поднялся. В казарме рядом с ним храпели Каменев, Куркин и Лыков. Савелий вздохнул, и вспомнив вчерашний разговор, полез в кошелёк – там не хватало больше половины денег. «Чёрт!» – выругался Савелий, – «Охмурил нас Ашкенази».

Признав поражение, Савелий начал будить вчерашних собутыльников. Вместе они стали приходить в себя, используя холодные примочки и проверенный способ упражнений с холодным оружием. Уже к обеду хмурые и молчаливые они топтались в приемной начальника охраны и хозяйственного обслуживания подполковника Вильгельма Оттовича Опельбаума. Маленький круглый подполковник в сопровождении худощавого капитана выкатился из двери собственного кабинета, и увидев дюжину молодцов в папахах, сначала не понял, кто перед ним.

– Это что такое!? – вскричал подполковник неожиданно сочный густым баритоном, – по какому поводу смотр? А, подождите, – наконец вспомнил он, – вы же новая охрана! Его высокопревосходительство высокого мнения о ваших.. как это сказать, кондициях.

Подполковник оглянулся на сопровождавшего офицера.

– Алексей Иванович, займитесь молодцами.

Капитан, к которому обратился непосредственный начальник, козырнул, и обернувшись к стоящим Линейцам, сделал приглашающий жест следовать за ним.

– Здесь теперь будет ваше место, – указав на широкий двор перед резиденцией Наместника, сказал капитан, – как вы уже слышали, я буду вашим начальством. Моя фамилия Оленев, Алексей Иванович Оленев. Наша с вами задача следовать всюду за князем и обеспечивать его безопасность. – Капитан скептически оглядел казаков и с железом в голосе добавил, – надеюсь больше не увидеть вас в подобном состоянии: оставьте свои привычки для регулярных войск. Здесь вы должны быть подтянуты, хорошо пахнуть, строго сидеть в седле. Здесь прошу бриться, мыться, быть с иголочки. В конвое чутко следить за ближним пространством, при появлении опасности сделать всё для немедленного устранения оной. И вот ещё: прошу искоренить из лексикона бранные слова, а так же скабрёзные высказывания.

– Вот таким образом началась моя служба в конвое Наместника, – закончил свой рассказ прадед. Он нахохлился в приступе кашля переходящим в хриплый смех, с трудом выдавил: – искоренить бранные слова.. и выражения.. Прям пажеский корпус, ей богу, умора!