Полная версия
Инклюзиция
Пятна странно поблёскивали на свету, а потом шипели, испаряясь. Это было едва заметно, но Данила стоял так близко, что не мог не заметить, как от пятен поднимается лёгкий дымок. По краям пятна выглядели разъеденными, как будто кислотой. Сердце начало биться чаще. Он внимательно осмотрел землю перед домом. Тонкие трещины, словно щупальца, расходились из каждого пятна, проникая вглубь земли.
На миг он отступил от окна, вытирая запотевшее стекло рукавом. Густой свет оседал на подоконнике, словно пытаясь проникнуть вглубь комнаты. Ему вдруг захотелось проверить, остались ли на асфальте следы от его собственных шагов, которые он делал ещё вчера. Но глаза привлекла новая странность.
На соседнем доме, прямо над покосившимся козырьком подъезда, что-то блестело. Узкая полоска, тянущаяся вдоль стены, мерцала и пульсировала. Данила прищурился, стараясь разглядеть, что это.
Свет отражался от тонкого слоя слизи, будто вытекшей из гигантской раны. Полоска подрагивала, словно дышала, и это зрелище вызвало у него подспудный ужас. Ладони взмокли. Вчера на этом месте ничего не было. И теперь уже не оставалось сомнений: они здесь.
"Они стали активнее," – подумал он, и внутренний голос словно сказал это вслух. Он отошёл от окна, прислонился к стене и закрыл глаза, пытаясь успокоиться. Глубокий вдох наполнил лёгкие застоявшимся воздухом, который вдруг показался ему осязаемым, как густая паутина.
Комната, в которой они укрывались, больше не казалась безопасной. Баррикады на окнах и двери, ещё вчера внушавшие уверенность, сегодня выглядели так, будто могли рухнуть от одного сильного удара. Данила осмотрел их, стараясь убедить себя, что всё в порядке. Доски на окнах были на месте, самодельные укрепления у двери держались крепко. Но этого чувства хватало лишь на миг. За каждым скрипом он слышал что-то ещё: шорох, приглушённый звук или еле уловимый гул, который, казалось, раздавался прямо из-под земли.
Он бросил взгляд на Милу. Она лежала, завернувшись в его куртку. Её лицо выглядело мирным и спокойным, но Данила знал, что и её нервы давно на пределе. Она тоже всё видела – следы, пятна, странную слизь по всему городу. Только молчала, словно боялась озвучить свои опасения.
Данила снова подошёл к окну. Теперь его взгляд был прикован к горизонту. Вдали, за разбитым перекрёстком, что-то двигалось. Сначала он подумал, что это ветер поднимает обрывки бумаги, но движения были слишком плавными и ритмичными.
Это напоминало движение змея, который, извиваясь, следует за чем-то невидимым. Но то, что он увидел дальше, заставило его застыть. Существо, похожее на червя, медленно ползло по дороге, оставляя за собой широкую полосу блестящей слизи.
Его движения были неспешными, но в них чувствовалась странная уверенность. Оно знало, куда двигаться. Данила снова отступил, стараясь, чтобы его силуэт не был заметен из окна. Он чувствовал, как внутри него растёт холод. Эти существа искали что-то или кого-то. А возможно, они просто делали своё дело, и никто из тех, кто попадётся им на пути, не сможет это остановить.
Сердце колотилось так громко, что его можно было услышать через стены. Он снова посмотрел на Милу. Её тихое дыхание напоминало о том, что они ещё живы. Это придавало ему силы, но ненадолго. Данила знал, что им придётся что-то делать. Сидеть в этом доме больше нельзя.
Взгляд снова скользнул по комнате. Старые стены, покрытые облупившейся краской, теперь казались пустыми и враждебными. Он подошёл к двери, проверяя засовы. Руки немного дрожали, и от этого звук металлической защёлки показался громче, чем обычно. Он оглядел комнату ещё раз, как будто искал что-то, что могло бы дать ему ответ или хотя бы намёк на безопасность. Но в этом доме не было ничего, кроме их собственных страхов и неизвестности за окном.
Парень глубоко вздохнул, пытаясь подавить нарастающее чувство тревоги. Ему нужно было отвлечься, вернуть себе хотя бы видимость контроля над ситуацией. Он проверил карман, нашёл нож, но оставил его на месте. Затем направился к кухонному столу, где лежали припасы.
Движения Данилы были осторожными, словно он боялся потревожить сам воздух вокруг. Он поставил воду на остаток газовой плиты, которую удалось привести в порядок с помощью случайно найденного баллона. Пока вода нагревалась, он разломил хлеб на части, стараясь не разбудить Милу. Девушка продолжала спать. Её лицо, обычно наполненное сарказмом и вызовом, сейчас казалось хрупким, почти детским. Данила отвёл взгляд.
Тишина дома казалась неестественной. Даже лёгкий плеск воды, закипающей в кастрюле, разносился эхом в пустом здании. Данила присел на краешек стула, сложил руки на коленях и на мгновение замер, глядя в одну точку. Утренний свет лениво растекался по полу, оттеняя пыль, которая кружилась в воздухе.
Его задумчивость прервал неожиданный звук. Глухой стук, неровный, будто кто-то с трудом пытается привлечь внимание. Данила замер, его пальцы невольно потянулись к ножу. Сердце гулко застучало в груди, заполнив тишину внутренним шумом. Он напряг слух, стараясь уловить что-то ещё. Стук повторился, теперь настойчивее.
Данила встал, стараясь не шуметь. Он подошёл к окну, медленно отодвинул занавеску и почти прижался лицом к стеклу. Сначала он не увидел ничего, кроме густого тумана, который окутывал улицу. Но потом в мутной дымке вырисовалась фигура. Человеческая. Женщина.
Она стояла у двери, обхватив себя руками, словно пытаясь согреться. На ней была изношенная куртка, слишком лёгкая для такого холодного утра. На спине висел рюкзак, потёртый и явно много раз чиненный. Лицо было скрыто тенью капюшона, но её осанка говорила о слабости. Она медленно покачивалась, будто едва держалась на ногах.
Данила прищурился, стараясь лучше разглядеть её, но больше ничего необычного не заметил. Она не двигалась, только продолжала стоять перед дверью, изредка стуча. Её движения казались ему странно механическими, как будто она боялась потратить лишние силы.
Он отошёл от окна, глядя на спящую Милу. Подойти к двери одному? Или разбудить её? Данила понимал, что второй вариант безопаснее, но и не хотел тревожить Милу, зная, что её нервы давно на пределе.
Он остановился, прислушался к собственным шагам, будто они могли выдать его. Затем наклонился и слегка коснулся плеча девушки.
– Мила, – тихо позвал он.
Она приоткрыла глаза, нахмурилась, словно не могла сразу понять, где находится.
– Что? – спросила она шёпотом, приподнимаясь.
– У нас кто-то у двери, – ответил он, стараясь говорить спокойно, но в его голосе всё равно проскользнули нотки напряжения. – Женщина. С рюкзаком. Одна.
Мила нахмурилась сильнее. Она встала, схватила нож из оставшихся столовых приборов и направилась к двери, но Данила остановил её жестом.
– Подожди. Давай сначала посмотрим, а потом решим.
Она не стала спорить. Её взгляд был жёстким, сосредоточенным. Они подошли к двери вместе. Данила взял металлическую трубу, которая осталась от их прошлых поисков, и встал рядом с Милой. Девушка была настороже, её движения стали точными и осторожными.
Стук снова раздался, на этот раз тише. Данила посмотрел на Милу, и они коротко переглянулись. Оба понимали, что этот стук может означать всё что угодно – от мольбы о помощи до смертельной опасности.
Он снова подошёл к окну, стараясь не создавать лишнего шума. Женщина стояла на том же месте. На этот раз её силуэт показался ему чуть более отчётливым. Она держала руки перед собой, будто молила о чём-то. Он увидел её лицо: бледное, с глубокими тенями под глазами.
Данила вернулся к Миле.
– Она выглядит плохо, – сказал он. – Едва стоит на ногах.
– Это не значит, что она не опасна, – холодно ответила девушка. Её пальцы крепче сжали рукоять ножа.
– Я знаю, – кивнул Данила. – Но оставить её там… Если она не заражённая…
Мила коротко взглянула на него, стараясь понять, насколько он уверен в своём решении.
– Хорошо, – сказала она наконец, перехватив нож покрепче. – Но, если что-то пойдёт не так, я не собираюсь рисковать.
Они замерли у двери, готовясь к тому, что могло оказаться по ту сторону. Данила осторожно снял засов и приоткрыл дверь. Ему казалось, что все звуки вокруг замерли, ожидая того, что произойдёт дальше.
На пороге стояла женщина. Она выглядела измождённой: лицо покрывали разводы грязи, волосы выбились из-под капюшона, а рюкзак на плече, казалось, тянул её вниз. Но взгляд… Её глаза горели решимостью, как будто вся её воля сконцентрировалась в одном желании – выжить.
– Данила? – хриплый, но удивительно знакомый голос вывел его из оцепенения.
Он моргнул, медленно поднимая глаза к её лицу. И только теперь осознал, что перед ним стоит их преподаватель.
– Татьяна Павловна? – почти прошептал он, чувствуя, как ноги слегка подгибаются от неожиданности.
Она кивнула и попыталась улыбнуться, но получилось только горькое подобие улыбки. Её губы дрогнули, и она тихо сказала:
– Я увидела свет… Подумала, что здесь кто-то есть. Спасибо, что открыли.
Голос её был слабым, но твёрдым, как у человека, привыкшего скрывать усталость за словами. Данила быстро шагнул вперёд и поддержал её за локоть, чтобы она не упала. Рука её была холодной, словно лёд.
– Проходите, – сказал он, оглянувшись на Милу, которая всё это время молча наблюдала из тени.
Мила, нахмурив брови, крепче сжала нож. Её глаза пробежались по фигуре женщины, изучая её. Но она всё-таки отступила, давая им пройти.
Татьяна Павловна вошла в дом медленно, будто каждое движение давалось с трудом. Она оглядела помещение, не сказав ни слова, а потом, едва дойдя до ближайшего стула, опустилась на него, тяжело дыша. Её рюкзак свалился с плеча и ударился о пол.
– Вы здесь давно? – тихо спросила она, поднимая на Данилу уставший взгляд.
– Несколько дней, – ответил он. – А вы?
Она посмотрела на свои руки, которые всё ещё дрожали. Стараясь спрятать их от чужих глаз, она положила их на колени и чуть заметно пожала плечами.
– Пряталась. На окраине города… довольно далеко отсюда, – сказала она после долгой паузы. – Там было тихо. Пока они не пришли. Слишком много… их. Я… не знала, куда ещё идти.
Её слова повисли в воздухе. Мила, стоявшая у стены, сдвинула брови, но промолчала. Наконец, она шагнула вперёд, и её голос прозвучал резко:
– Вы заражены?
Татьяна Павловна подняла голову. На её лице отразились усталость и лёгкое недоумение.
– Нет, – спокойно ответила она. – Я избегала их. Всегда.
Мила не сводила с неё глаз, а её рука лишь крепче сжимала нож. Данила почувствовал, как в комнате сгущается напряжение.
– Проверить можем? – спросила Мила холодно.
– Конечно, – сказала Татьяна Павловна, приподнимая обе руки в жесте, который говорил о готовности подчиниться. – Я понимаю ваши опасения. Если это поможет вам чувствовать себя увереннее, проверяйте.
Её голос звучал сдержанно, но Данила заметил, как у неё задрожали губы. Это были не страх или возмущение, а усталость человека, который потерял слишком многое, чтобы спорить о чём-то.
Мила что-то пробормотала и бросила взгляд на Данилу.
– Это же наш преподаватель? – спросила она, в её голосе звучал сарказм пополам с неуверенностью. – Ты её знаешь?
– Ты думаешь я забыл за эти несколько дней Татьяну Павловну, нашего преподавателя по литературе? – ответил он, чувствуя, как сжимается грудь. – А Олег… он вообще…
Данила замолчал. Имя друга повисло в воздухе, словно чужеродное. Но он видел, как при упоминании Олега в глазах Татьяны Павловны что-то мелькнуло. Её губы дрогнули, и она тихо спросила:
– Где он? Вы с ним вместе?
– Пока нет, – ответил Данила, опустив взгляд. – Но он жив. Я уверен.
Татьяна Павловна кивнула, опустив голову, и её руки медленно опустились на колени. Она выглядела так, будто вся её сила ушла на то, чтобы просто добраться сюда.
– Спасибо, что впустили, – сказала она наконец едва слышно, но с глубокой искренностью и благодарностью. – Я… я уже не знала, куда идти.
Данила хотел что-то ответить, но Мила неожиданно шагнула ближе. Она положила нож на стол, но её взгляд оставался напряжённым.
– Это вы говорили нам о том, что литература учит бороться со страхами! – вдруг почти выкрикнула она, но её голос при этом был низким и холодным. – О находках, о смысле. А теперь что? Где эти смыслы?
Татьяна Павловна подняла голову и долго смотрела на свою студентку, будто пыталась найти слова. Её лицо оставалось спокойным, но в глазах мелькнуло что-то глубокое и неуловимое. Она не сразу ответила.
Она встретила взгляд Милы, и в её глазах отразилось столько усталости, что даже недоверие девушки на миг поколебалось. Она медленно провела рукой по виску, словно стараясь оттереть не только грязь, но и тягостные мысли.
– Я бы хотела ответить так, чтобы это звучало достойно, – тихо начала она. Её голос, ослабший от долгой дороги, звучал хрипло, но твёрдо. – Сказать, что все эти слова, которые я когда-то говорила вам на лекциях, всё ещё имеют значение. Но… сейчас правда в другом.
Она замолчала, как будто собиралась с мыслями, а затем продолжила:
– Правда в том, что мы всегда ищем смысл, цепляемся за него, чтобы не утонуть в хаосе. В литературе, в жизни, даже в этом кошмаре. А смысл всегда был там, где мы находим силы сопротивляться. Неважно, червям, страхам или самим себе. Мы ищем, потому что иначе просто перестаём быть людьми.
Мила молчала, но её лицо оставалось хмурым. Татьяна Павловна глубоко вздохнула, глядя на свои руки, которые всё ещё дрожали.
– Я не могу предложить вам ответы, Мила. Никто не может. Но одно я знаю точно: пока мы живы, пока мы ещё можем что-то делать, у нас остаётся выбор. И это… это больше, чем можно было бы ожидать в мире, где все эти твари хотят нас уничтожить.
Она подняла голову и посмотрела прямо на девушку. В её взгляде больше не было усталости – только внутренняя сила, вера, которая подпитывала её слова.
– Поэтому я здесь. Я дошла до вас, потому что мне нужны были не только свет в окне, но и вы. Все вы. Мне нужна была хоть какая-то точка, где есть люди, которые ещё не потеряли себя.
В комнате повисла напряжённая тишина. Данила сидел, едва дыша, боясь нарушить этот хрупкий момент. Мила, прищурившись, смотрела на Татьяну Павловну, но её руки, до этого напряжённо скрещённые, чуть расслабились.
– Вы правы, – сказала Мила после долгой паузы. Её голос звучал тише, но в нём всё ещё оставалась нотка горечи. – Вы всегда умели находить слова.
Татьяна Павловна опустила взгляд, будто не хотела принимать это как комплимент.
– Слова – это всего лишь слова, – тихо ответила она. – Главное – то, что мы делаем.
Она снова подняла голову и посмотрела на Данилу. На мгновение он почувствовал, будто этот взгляд пронизывает его насквозь, видя всё: страх, сомнения и ту слабую искру надежды, которую он сам боялся признать.
Татьяна Павловна с благодарностью взяла предложенную кружку воды и бутерброд с мясом. Её пальцы всё ещё слегка дрожали, но она старалась держать себя в руках. Сделав первый глоток, она ненадолго закрыла глаза, будто позволила себе расслабиться на мгновение. Кусочек бутерброда она медленно поднесла к губам, и, попробовав его, тихо сказала:
– Спасибо. У вас здесь… целое богатство.
Данила кивнул. Ему не нужно было объяснять, что еда и вода в их доме были исключением из общей картины выживания. Хозяева дома, бежавшие в начале хаоса, оставили в подвале невероятный запас припасов – сухие пайки, консервы, крупы, и даже воду в бутылках. Это дало им возможность не голодать, но всё равно не избавляло от страха, что однажды черви найдут их укрытие.
Татьяна Павловна отломила ещё кусочек хлеба, жевала медленно, словно не могла поверить, что у неё есть время есть спокойно.
– Вы долго шли? – спросил Данила, когда тишина в комнате стала слишком напряжённой.
Она подняла взгляд, глаза её блеснули тоской, а потом вновь угасли.
– Несколько дней. Я была на другом конце города. Там, на окраине, ещё недавно было тихо. Черви почти не доходили до тех мест. Люди думали, что смогут продержаться. Они укрепляли дома, делали баррикады. Но…
Она замолчала, осторожно положив кружку на стол. Видно было, как ей тяжело говорить, но остановиться она не могла.
– Они пришли ночью. Сначала мы услышали этот… звук. Металлический, глухой, похожий на скрежет. Он нарастал, будто что-то огромное пробивалось сквозь стены. А потом они ворвались. Их было слишком много. Они двигались волнами, сметая всё на своём пути.
Мила, сидевшая напротив, откинулась на спинку стула, и её взгляд вдруг стал холодным.
– Вы говорите так, будто это был конец убежищу, – заметила она.
Татьяна Павловна не ответила сразу. Её пальцы сжались на кружке, и она тихо проговорила:
– Для многих это и был конец. Те, кто не успел спрятаться… они больше не кричали… уже через минуту. Они просто исчезли. Их утащили.
– Кто-то выжил? – осторожно спросил Данила.
– Пятеро, – коротко ответила она. – Мы спрятались в подвале. Но даже там слышали их. Как они рыщут по дому. Их звуки… – она вздрогнула, будто те звуки снова зазвучали в её голове. – Они не двигаются бесцельно. Они чувствуют. Я уверена в этом.
В комнате повисло тяжёлое молчание. Данила опустил взгляд на свои руки, но не нашёл слов, чтобы её перебить.
– На следующий день мы поняли, что оставаться нельзя, – продолжила Татьяна Павловна. – Кто-то из местных сказал, что метро держится. Что там безопасно, потому что черви не спускаются под землю. Или не заходят слишком глубоко.
– Метро? – задумчиво переспросил Данила.
– Да, – кивнула она. – Но, чтобы туда добраться, нужно пройти через центр. А это почти невозможно.
Мила прищурилась, и её голос прозвучал жёстче:
– Но вы пришли сюда. Почему именно сюда?
Татьяна Павловна посмотрела на неё, её взгляд вновь обрел твёрдость.
– Свет, – коротко ответила она. – Я видела свет в окне. Это единственное место за весь путь, где я видела свет. Он стал для меня сигналом. Я подумала, что, если здесь горит свет, значит, здесь есть кто-то, кто ещё борется. Кто-то, кто не сдался.
Мила ничего не сказала, но её взгляд оставался недоверчивым. Она перевела его на Данилу, будто хотела удостовериться, что он разделяет её сомнения. Но он молчал.
– Я не могу идти дальше одна, – продолжила Татьяна Павловна. – У меня больше нет сил. Но я верю, что вместе у нас есть шанс.
Её голос дрогнул, но она быстро взяла себя в руки. Парень почувствовал, как что-то внутри него откликнулось на эти слова. Может быть, она была права. Может быть, шанс действительно был.
Данила сидел за столом, нервно постукивая пальцами по старой поверхности. В голове у него роилась путаница мыслей. Слова Татьяны Павловны, её описание разрушенного центра города и предложение пробиваться через метро казались единственным логичным вариантом. Но это было всего лишь выживание. Он взглянул на Милу. Её лицо оставалось жёстким, но в глазах читалось с трудом сдерживаемое напряжение.
– Мы видели по телевизору, – начал он, словно размышляя вслух, – что центр управления этих существ находится на Останкинской башне. Помните? Те кадры, где показывали кокон на вершине. Они говорили, что это командный узел.
Мила нахмурилась, её пальцы крепче сжали спинку стула.
– И что? – спросила она с явной долей недоверия к возможной идее.
– Если это их центр управления, – продолжил Данила, не обращая внимания на её тон, – значит, они зависят от него. Если уничтожить этот узел…
Он замолчал, ожидая реакции. Мила прищурилась, а её взгляд стал почти ледяным.
– Ты предлагаешь пойти туда? – её голос прозвучал с недоверчивой усмешкой. – Это настоящее безумие.
Татьяна Павловна, до этого молча слушавшая разговор, подняла голову на своих студентов. И хотя её лицо оставалось спокойным, в глазах появилась задумчивость.
– А вы правы, – тихо сказала она. – Если то, что показывали по телевидению, правда, то это может быть ключом к спасению. Но, Данила, ты понимаешь, насколько это опасно?
– Понимаю, – ответил он, вздрогнув, но его голос зазвучал твёрже. – Если мы ничего не сделаем, всё это продолжится. Они найдут нас, найдут всех остальных. Мы можем бежать, скрываться, но это только отсрочка конца. Нужно что-то изменить.
Мила явно не желала этого. Слова Данилы заставили её только крепче сжать пальцы.
– Изменить? Ты хочешь изменить что-то, бросаясь прямо в пасть этим тварям? Ты хоть понимаешь, что это самоубийство?
Данила посмотрел на неё прямо, и его взгляд был полон героической решимости.
– А сидеть здесь и ждать, пока они придут за нами, не самоубийство? – спросил он. – Это единственный шанс. Если мы сможем добраться до башни и уничтожить этот центр, может быть, это остановит их.
Татьяна Павловна тихо вздохнула и сцепила пальцы на коленях.
– Я видела, как эти твари координируются. Это совсем не хаос, а организованное управление. То, что показывали на телевидении, не выглядело выдумкой. Они действительно зависят от этого узла, – её голос дрогнул, но она быстро взяла себя в руки. – Но, Данила, тебе нужно понимать, что это не просто опасно. Это почти невозможно.
Мила стремительно вскочила, и её руки тут же сжались в кулаки.
– Тогда зачем? Зачем идти на верную смерть? Ты готов умереть ради этого? – её голос сорвался на крик, но в нём было больше отчаяния, чем злости.
Он посмотрел на неё с неожиданной мягкостью.
– Если это даст шанс другим выжить, то да. Я готов.
Девушка долго молчала, её взгляд метался между Данилой и Татьяной Павловной. Она медленно опустилась обратно на стул и прикрыла лицо руками.
– Хорошо, – сказала она наконец, но сейчас голос звучал слишком тихо. – Если уж вы решили, то и я пойду. Но мы должны быть готовы. Нам нужны припасы, вода, оружие. Мы должны продумать каждый шаг.
Татьяна Павловна посмотрела на Милу, затем перевела взгляд на Данилу. В её глазах больше не было сомнений.
– У вас ведь есть запасы, – сказала она. – Мы подготовимся. И если мы идём, то лучше всего начать через метро. Это самый безопасный маршрут.
Данила кивнул, чувствуя, как его собственная решимость укрепляется. Он поднялся со стула.
– Мы дойдём, – сказал он, не оставляя места для сомнений. – И мы это сделаем.
Когда вечер опустился на город, комната погрузилась в полумрак. Татьяна Павловна сидела у окна, задумчиво глядя в темноту. Её лицо выглядело спокойным, но в её позе всё равно читалась тревога. Данила подошёл к ней, стараясь не потревожить Милу, которая лежала на диване, отвернувшись к стене.
– Вам страшно? – тихо спросил он, присаживаясь рядом.
– Очень, – честно ответила она, не отрывая взгляда от окна. – Но я рада, что нашла вас.
Он кивнул и улыбнулся уголком губ.
– Мы не бросим вас, – сказал он. – Обещаю.
Татьяна Павловна повернулась к нему и слегка улыбнулась.
– Спасибо, Данила. Я верю вам.
Вскоре ночь опустилась на город, пряча его раны под тяжёлым покровом тьмы. Но в комнате, где трое людей строили планы, зарождалась надежда, хоть и хрупкая, как первый луч света.
Мила проснулась, сев на диван, и обхватила колени руками. Её взгляд метался по комнате, но нигде не задерживался. Она искала ответ, который не могла найти. Её лицо оставалось напряжённым, а уголки губ дрогнули, когда Татьяна Павловна вновь заговорила о маршрутах, о тоннелях, о необходимости плана.
– Вы слишком уверены, – наконец выдохнула Мила. Её голос звучал глухо, как будто она говорила самой себе. – Слишком… и так спокойно всё это объясняете.
– Это не спокойствие, – мягко возразила Татьяна Павловна, опустив глаза. – Это попытка держаться.
Девушка фыркнула, и её губы скривились в усмешке, но в ней уже не было привычной колкости.
– Попытка держаться, – повторила она, покачивая головой. – А если всё это – просто слова? Что тогда?
Татьяна Павловна не ответила сразу. Она уверенно встретила и выдержала взгляд Милы. Но в её глазах больше не было усталости, только глубокая серьёзность.
– Тогда мы найдём другой путь. Или умрём, пытаясь это сделать.
Эти слова повисли в воздухе. Данила, до этого молчавший, посмотрел на Милу, пытаясь уговорить её одним только взглядом. Её губы дрогнули, но она ничего не сказала. Только опустила глаза и с силой сжала кулаки.
– Вы оба правы, – тихо сказала она после долгой паузы. – Нам нужны её знания. Без них мы даже не выйдем из этого района.
Она отвернулась, словно стыдилась собственного признания. Её плечи слегка опустились, а голос звучал ровно, почти без эмоций:
– Но, если всё пойдёт не так, я не позволю вам затащить нас в ловушку.
Татьяна Павловна кивнула. Она поняла, что Мила всё ещё не доверяет ей, но это уже не имело значения. Главное – они двинулись с места, хотя бы в мыслях.
Новая ночь накрыла дом тяжёлым покрывалом. В подвале уже никто не спал. Мила устроилась на диване, спиной к комнате, притворяясь, что спит. Татьяна Павловна легла на матрас у стены, завернувшись в старое одеяло. Её дыхание вскоре стало ровным, но Данила знал: она, как и он, будет дремать чутко, вслушиваясь в звуки снаружи.