Сломанные вещи

– Выглядит молодо для такой серьёзной должности. Это вызывает уважение.

– Да, «вызывает уважение» – это определённо про него.

Следующее фото.

– Они с твоей матерью выглядят счастливыми.

– Они очень любили друг друга. Пока не появилась я и не испортила… всё.

Робот поднимает на меня вопрошающий взгляд.

– Она умерла из-за родов. Начались какие-то проблемы… Или она заболела… Точно не знаю, мы не поднимали эту тему.

– Ты не знаешь причину смерти твоей матери? – Син выглядит удивлённым.

– Понимаешь… В приличном обществе не принято обсуждать болезни и тому подобное. Говорить о проблемах. Это дурной тон. В любом случае суть в том, что она умерла из-за меня.

Я листаю далеко вперёд, в середину альбома. Есть только две фотографии нашей семьи втроём. И по-моему, вполне понятно, почему я не хочу вешать их на стену. На первой – типичные счастливые молодые родители со свёртком в руках, меня там и не видно, только рюшечки. На второй – серьёзный отец, утомлённая мать и глупо улыбающийся ребёнок восьми месяцев от роду.

Син приближает лицо ко второму снимку.

– Здесь у неё другой оттенок радужки.

– Покажи. Мм… Может, это свет так падает? Секунду.

Перелистываю несколько страниц. Есть ещё один, последний, снимок: она одна крупным планом. Лицо снова уставшее или, может, недовольное.

– Здесь такой же. Я не замечала. Должно быть, глюк при обработке.

– Может, и не глюк. Нигде больше нарушения цветопередачи нет. И ещё, видишь? Пятна на коже.

Полностью закрытая одежда и кружевные перчатки. Открыто только лицо, на котором заметна россыпь тёмных пятнышек. Даже макияж не скрывает их полностью.

– Может, веснушки?

Он листает фотографии назад. Снимок крупным планом, сделанный за три года до этого, на пикнике в парке. Мать стоит боком к камере и улыбается отцу, который протягивает ей тарелку с салатом. Её щека ярко освещена солнцем.

– Здесь веснушек нет. Зато есть вот это, – Син указывает на заметное сквозь косметику большое светлое пятно.

– Ну, это родимое пятно. У меня тоже такие есть, на спине и на ноге. И что?

– Не хочу тебя пугать, но это может быть связано с причиной её смерти. Новообразования, изменение цвета кожи, радужки. И это может быть наследственным. Думаю, тебе стоит выяснить точный диагноз.

Я равнодушно пожимаю плечами и прикуриваю очередную сигарету. Замечаю, что Син разглядывает меня, привычно наклонив голову. Вопросительно поднимаю брови.

– Мне казалось, люди обычно беспокоятся о подобных вещах.

– Жаль тебя разочаровывать, но мне всё равно.

– Ты не чувствуешь страха при мысли о болезни? О смерти?

– Я вообще мало что чувствую, – растягиваю губы в псевдо-улыбке. – Иногда это очень удобно. И смерти я точно не боюсь.

Да уж, чего там бояться? Моё существование куда хуже. К тому же всё это кажется таким далёким – болезни, симптомы… Где я и где рак? Прямо сейчас я ничего не чувствую, так что нет смысла об этом думать.

Син ещё несколько секунд изучает моё лицо, затем возвращается к фотографиям. Мои занимают лишь четверть альбома: дни рождения, школьные праздники, вручение диплома. И везде у меня скованная осанка и вымученная улыбка, хотя я честно старалась изобразить веселье.

– Такое ощущение, что ты бывала только на официальных мероприятиях.

– Не люблю фотографироваться.

– Потому что считаешь себя не такой привлекательной, как твоя мать?

Аж задохнувшись от возмущения, я выхватываю альбом и вскакиваю с дивана по направлению к спальне.

– Я понимаю, что ты, типа, робот, но это было нетактично.

Он говорит мне вслед:

– Извини.

– Надеюсь, тема родственников закрыта, – я останавливаюсь в дверном проёме, но не оборачиваюсь, чтобы не показывать эмоций. Мышцы лица подрагивают, пытаясь сложиться в плаксивую гримасу, но нет, я не буду плакать.

– Как скажешь.

Хотела просто закрыть дверь, но рука дрогнула, и получился громкий «хлоп», недовольный. Но извиняться было бы странно, да? Вообще-то это мой дом, хочу и хлопаю!

Запихнув альбом обратно в темноту гардероба, беру с полки бутылку вина. Удобно иметь заначки по всей квартире.

Включаю компьютер, первый попавшийся боевик. Не буду больше с ним разговаривать. Нет, я понимаю, что глупо сердиться, робот не виноват в том, что я разочаровала собственных родителей. Однако настроение всё равно паршивое.

И Голос-в-голове подливает масла в огонь: Такую хрень и люди не поймут, а он тем более. Зачем ты объясняла? Рассчитывала на сопереживание? Ну, вот и получила – позор и больше ничего. Он лишний раз убедился, что у тебя не все дома. Наверняка пожалел твоих родителей, такая истеричка им досталась. Он не понимает тебя. И не умеет чувствовать. Но зато может трахнуть, если прикажешь. Что думаешь о таком варианте?

Я нажимаю паузу – актёры застывают на экране – и подвисаю, не видя того, на что смотрю.

Нет, так не хочу. Чем это лучше вибратора? Отвратительно-механическое движение туда-сюда. От такого и удовольствие должно быть так себе. Ведь если партнёр тебе нравится, у вас есть взаимопонимание, забота друг о друга, что-то… что-то большее, чем голая физиология, – тогда и наслаждение должно быть на порядок выше. По крайней мере, мне так кажется.

Голос-в-голове фыркает: Выдумки. Другие пользуются шансами, которые даёт жизнь, а ты всё усложняешь. Роскошное тело, сам согласился на секс… И болтать не будет. Да любая была бы рада! Одна ты выдумываешь про любовь. Не отнекивайся, я-то знаю: мечтаешь втихаря про предначертанные друг другу родственные души и прочую туфту из бульварных романчиков. Это же фантазии для школьниц, в жизни такого не бывает. Люди трахаются и всё. А ты, пока будешь тянуть, так и помрёшь никому не нужной девственницей, даже не поцелуешься ни с кем.

Я кусаю губы и разглядываю дверь в гостиную. Тихо там. Что он делает?

Но в итоге наполняю бокал и снова включаю фильм.

23.

Просыпаюсь от того, что хочу в туалет. После вина напилась воды, чтобы уменьшить похмелье. Проклятье, половина седьмого… И вылезать из-под тёплого одеяла так лень…

Однако стоит вспомнить, что в гостиной спит робот, как пульс подскакивает.

Голос-в-голове мурлычет: Такой соблазнительный… Помнишь его голос? И запах…

Отмахиваюсь: Заткнись! Я не буду об этом думать.

Натягиваю легинсы, поправляю футболку, прочёсываю волосы пальцами и осторожно открываю дверь. В гостиной тихо. Темно. На диване – светлое пятно покрывала. Не шевелится.

Итак, начнём поход. На цыпочках, не дыша, глядя под ноги. Дверь в водопроводную. Дверь в туалет. Присесть на краешек, чтобы не журчало. Теперь в обратном направлении. И что, это каждый раз так будет?

Когда я крадусь обратно по гостиной, происходит нечто странное: на полу у моих ног возникает пятно света.

В первое мгновение даже не могу сообразить, что это.

Свет из окна. Жалюзи открыты?! Не успел он здесь появиться, как уже лезет в мой образ жизни?!

Но раздражение тает, когда я за окном я вижу бледно-жёлтую луну, висящую над домами. Её то и дело скрывают быстро бегущие облака. Ничего себе!

И ещё что-то в пейзаже царапает странностью. Темнота. Нет освещения – ни света в окнах, ни уличных фонарей, ни рекламы. В Золотом районе по ночам темно: здоровый образ жизни, нет светового загрязнения. Но здесь, в Городе, проблематично спрятаться от рекламы на улицах. Всегда перед окном мигает три-четыре плаката.

А сейчас только луна освещает город. В просветах облаков заметна тусклая звезда. Вон ещё одна…

– Нравится? – тихий голос над ухом.

От неожиданности аж подпрыгиваю, из горла вырывается сиплый писк. Зыркаю на диван: светлое покрывало лежит так же. Проклятье, очевидно, всё это время он был не там, а я выглядела очень глупо.

В лунном свете видно, что робот улыбается.

– Извини, не хотел тебя пугать. Я был на кухне. Ты так старалась не шуметь…

От смущения скрещиваю руки на груди и отворачиваюсь обратно к окну. Хорошо хоть в темноте не видно, что я покраснела. Впрочем, он-то знает и так.

– Это вроде как естественно – не шуметь, если кто-то спит.

– Даже я?

– Конечно.

– Почему?

– Чтобы не разбудить.

– Я могу не спать несколько суток без потери производительности.

– При чём тут производительность! – я закатываю глаза. – Если тебе нужен отдых – я хочу, чтобы ты спал нормально.

Робот молчит несколько секунд.

– Спасибо?..

– Ты не уверен?

– Я не уверен в твоих мотивах.

– Нет у меня никаких мотивов. Я хочу, чтобы тебе было комфортно. Почему это не может быть вот так просто? Кстати, а почему ты не спишь?

– Мне достаточно трёх-четырёх часов.

– Вчера мне так не показалось.

– Вчера у меня был значительный дефицит энергии. Теперь я восстановился и функционирую в стандартном режиме.

Трудно придумать что-то более не сочетающееся, чем его чудесный низкий голос, от которого по моему позвоночнику сбегают мурашки, и эта безлико-холодная терминология.

– Тебе обязательно говорить о себе вот так?

– Как?

– «Я функционирую», «мои детали», «я робот»… Необязательно это постоянно подчёркивать. Можно просто сказать: «Я чувствую себя хорошо».

– Шесть лет назад было проведено масштабное исследование, показавшее, что девяносто два процента людей реагируют негативно, если роботы используют антропоморфную лексику применительно к себе.

– Значит, я вхожу в избранные восемь. Мне было бы комфортнее, если бы ты говорил о себе как о человеке.

– Я попробую, – голос звучит неуверенно.

– Как насчёт попробовать сейчас?

Син поднимает глаза к потолку и задумчиво изрекает:

– После того как я поел досыта – впервые за последние полгода – и выспался на диване, а не на полу, я чувствую себя хорошо, поэтому могу не спать несколько суток. Как обычный человек.

– Отлично! А про исследования и всякую научную лабуду лучше говорить простыми словами. По-человечески.

Выжидающе смотрю на робота, и он вдруг выдаёт с речным произношением:

– Я не шну, как наармальные люди грят про таакие штуки.

От неожиданности я фыркаю, а подчёркнуто серьёзное лицо Сина добавляет веселья. Наконец он тоже усмехается.

– Когда ты успел научиться?

– Всего лишь повторяю, что слышал вчера. Тебе, наверное, пора спать?

Он отступает, освобождая путь к спальне, однако я раздумываю. Босые ноги замёрзли, остатки сна улетучились, буду теперь крутиться в постели несколько часов. С другой стороны, есть альтернатива: побыть в одной комнате с мужчиной, у которого есть не только сексуальный голос, но и чувство юмора.

– Пожалуй, полюбуюсь видом. Сто лет не видела луны.

Иду за барным стулом, тяну к окну… Однако он тут же становится легче: Син перехватил за ножку. В ответ на мой взгляд говорит:

– Хотя бы это я могу сделать?

Поколебавшись, разжимаю пальцы.

– Спасибо, – и, почувствовав толику смелости, тороплюсь добавить: – Составишь компанию?

Он молча подхватывает второй и устанавливает стулья перед окном. А когда я сажусь и обнимаю себя, растирая плечи чтобы согреться, – протягивает плед. Из-за смущения дёргаю покрывало слишком сильно, бормоча:

– Да мне нормально… Спасибо…

Голос-в-голове выдыхает с восторгом: Такой заботливый! Наверняка это значит, что ты ему нравишься.

И я всё же незаметно кошусь на колено Сина, севшего рядом, хоть и понимаю, что это неправда. Но так хочется верить. Почему в романах и кино желания героини всегда становятся правдой, а в жизни так не бывает? В реальности всё обыкновенно, предсказуемо, и никто не влюбляется в средненьких девушек типа меня, потому что разглядел их уникальную душу.

Некоторое время мы смотрим в окно, а я спешно ищу тему для разговора. Хочу снова услышать его голос.

– А почему на улице нет света?

– Не имею понятия, – робот демонстративно изображает большие глаза.

И это выглядит настолько по-человечески – как будто он не особо скрывает, что врёт, – что в голову приходит странная мысль.

– Может, кто-то его выключил? Например, тот, кто открыл всегда закрытое окно. Зачем?

– Чтобы посмотреть на луну.

– Не ожидала, что ты такой романтик.

Он не отрывает взгляд от городского пейзажа.

– Если не нравится, можешь купить другого робота.

– Я вообще-то не такая, – хмурюсь. – И мне неприятно, что ты так обо мне думаешь.

– Это была шутка.

– Мне всё равно неприятно.

– Почему?

– Начнём с того, что я тебя не покупала. И мне казалось, что днём мы нормально разговаривали. Но… – я запинаюсь, подбирая слова, – если ты считаешь, что я обращаюсь с тобой, как с вещью, то извини. Я не хотела.

– Нет, я так не считаю, – Син кривит угол рта в скептической усмешке. – Ты даже не попросила парикмахера завить мне кудряшки.

– Звучит так, – я с подозрением щурюсь на его лицо, – словно ты действительно хотел бы попробовать.

– Нет, – он улыбается открыто, расслабленно. – Но если я чего-нибудь захочу, то скажу.

Голос-в-голове игриво тянет: Это то, о чём я думаю?..

Нет, определённо нет. Лета, хватит облизывать губы!

Отвернувшись к окну, я тороплюсь сменить тему:

– Вообще-то я спрашивала о другом. Зачем ты отключил свет?

Глупость, да? Тупая интуиция! Вечно подводит…

Однако, к моему удивлению, Син опускает голову, словно чувствует вину.

– Хотел проверить свои навыки на практике.

– Ты разбираешься в программировании?!

– У меня были результаты выше среднего. А система комитета энергетики имеет простую защиту.

Вряд ли защиту городского комитета ставили абы как, но для него это «просто»? А что тогда «сложно»? Перепрограммировать других роботов? И чего ещё мне ждать? Надеюсь, завтра он не соберёт на моей кухне взрывчатку из подручных материалов? Хотя для военного это как раз было бы предсказуемо.

– Знаешь, есть один сайт… Когда я искала данные насчёт «Снежного покрывала», один парень оттуда помог с доступом. В общем, не суть. Большой форум, там обитают кодеры, разработчики. И там есть заказы. Я в этом не разбираюсь, но ты мог бы посмотреть, вдруг… Ведь лучше, когда за это платят деньги? Могу завтра показать, если хочешь.

Робот словно прислушивается к себе. Осторожно говорит:

– Я мог бы попробовать.

Некоторое время в комнате тишина. Луна приближается к тёмно-серому длинному зданию, чтобы окончательно скрыться. Скоро наш разговор закончится вместе с магией ночи. Но пока ещё у меня есть время что-то сказать ему. Хоть и не хочется выглядеть навязчивой.

– Син?

Он вопросительно поднимает бровь.

– Ты не жалеешь, что согласился? На всё это.

– Как я могу жалеть? – он смотрит внимательно, без иронии или другой обидной подоплёки.

– Что значит «как»? Как обычно. Нет, понятно, что Джанки вынул пули, и тут есть доставка с едой, но… Наверное, тебе непривычно. Может, что-то не нравится?

– Самое непривычное – что ты спрашиваешь меня о подобных вещах.

Однако я смотрю на робота в ожидании, и он наклоняет голову в уже привычном жесте удивления.

– Какого ответа ты ждёшь?

– Честного. Если не нравится жить здесь, можем придумать что-то другое.

– Пожалуй… Мне нравится. А ты? Не жалеешь?

Я не могу сдержать улыбки. Жалею? Да это самая прекрасная ночь в моей жизни!

– Нет, конечно. Я живу одиноко. Иногда хочется с кем-то поговорить. А с тобой интересно.

Голос-в-голове презрительно фыркает: Флиртуешь с роботом, да, Лета? Который здесь лишь потому, что скрывается от преследования. Как унизительно. Прям в твоём духе.

Узкая полоска луны прячется за дом, и пейзаж становится мрачнее.

– Утро уже скоро. Тебе нужно поспать.

Голос усмехается со значением. Ему не нужно говорить вслух, я и сама знаю: робот прогоняет меня, потому что ему скучно. Я не умею поддерживать беседу.

Но даже зная это, я бы попросила Сина позволить мне остаться. Побыть с ним ещё. Унизительно? Да. Но других вариантов жизнь мне не предлагает.

Начинаю издалека:

– Не уверена, что получится заснуть.

Я и не вру, сердце действительно стучит слишком быстро.

Син раздумывает пару секунд.

– Одна из моих модификаций… – он запинается, затем улыбается мимолётно. – Если говорить простыми словами, я умею успокаивать людей. Не знаю, сработает ли с тобой, но можно попробовать.

Протягивает мне открытую ладонь.

– Ты ведь не собираешься меня душить?

Хотела подать это как шутку, однако тон получился испуганный. Еле сдерживаюсь, чтобы не отодвинуться от его руки.

– Я обещал не делать ничего подобного. Не бойся, это не больно, – Син держит руку по-прежнему и смотрит на меня выжидающе.

Голос-в-голове пошло хихикает: То, о чём думаешь ты, не «успокаивает».

Возражаю рассудительно, как взрослая: вообще-то после оргазма часто клонит в сон.

Нервно облизав губы, всё же наклоняюсь к протянутой руке робота. Надеюсь, он действительно не будет делать ничего такого, чего можно ожидать ночью… Наедине с привлекательным мужчиной…

Тёплая ладонь ложится на затылок и шею ниже. Мне удаётся не вздрогнуть, но спина всё же напрягается. Однако Син ничего больше не делает. Нет ни боли, ни щекотки. Лишь тепло прикосновения. А ещё тяжесть крупной мужской кисти. Это ощущение неожиданно успокаивает. Сила, которая не хочет мне навредить, а защищает. Непривычное чувство.

А вскоре я замечаю, что дышу медленнее и глубже. Плечи расслабились. Тем временем пальцы Сина поднимаются выше, зарываются в волосы, размеренно гладят кожу головы. Ощущение покоя усиливается, растекаясь по телу мягким теплом. Я поднимаю изумлённый взгляд на робота, и он улыбается в ответ.

– Ничего себе, и ты молчал! Да это же самое нужное умение!

– Тише…

– Да. Извини, – склоняю голову с готовностью, наслаждаясь ощущениями, и бормочу вполголоса: – И что это? Надеюсь, не встроенный в руку генератор наркоты?

– Я могу влиять на электромагнитное излучение мозга. Альфа-волны. С тобой просто, потому что я располагаю данными… Кхм. Чувствую тебя. И могу корректировать свои действия.

Ниже: пальцы мягко массируют шею. Выше: проскальзывают сквозь волосы от затылка до макушки, а вынырнув на поверхность, гладят вниз, приглаживая мою причёску. Плавные, гипнотизирующие движения. Спустя несколько приятных секунд вздрагиваю, просыпаясь от дрёмы.

– Ой!.. Нужно скорее лечь… – с сожалением отодвигаю руку Сина и сползаю с высокого стула. Снимаю покрывало и, поёжившись от стылого воздуха, протягиваю. – Спасибо.

– Оставь себе, чтобы не мёрзнуть.

– А ты?

– Сегодня я больше не буду спать.

Завернувшись обратно, в спальне я забираюсь на кровать прямо так и проваливаюсь в тёплую смесь дрёмы, фантазий и попыток учуять запах Сина на покрывале. Интересно, он раздевается, когда спит под ним? Может, мне тоже раздеться? Потом, когда увижу это покрывало у него, буду шаловливо хихикать, вспоминая, как была в нём голышом. Нет, конечно, я такого не сделаю, это неуважительно, ведь я предложила ему защиту своего дома. Но подумать об этом приятно… Пофантазировать… С одной стороны, Син такой высокий, сильный, а с другой – он гладил меня по голове так аккуратно… Непривычно. Даже не помню подобного в своей жизни. В детстве – точно нет. Сейчас – Джанки иногда тормошит по волосам, но это не то. А когда тебя гладят мягко, даже как будто нежно…

Но стоит вспомнить это тёплое ощущение, как я тут же проваливаюсь в темноту сна.

25 НОЯБРЯ. ТЕЛОХРАНИТЕЛЬ

24.

Утром, стоит какому-то шуму вытянуть меня из сна в дрёму, тут же приходит мысль о предстоящей полицейской проверке, сердце невпопад стукает о грудную клетку, кровь наполняется адреналином – и вместо отдыха я уже пялю в потолок широко распахнутые глаза. Из-за недостатка сна они сухие, будто полные песка.

Сейчас, когда наступил день проверки, мысль о ней ужасает. Что, если переписать армейского робота в принципе невозможно? Что, если его убьют прямо посреди улицы? Или полицейские будут держать нас на прицеле до приезда военных, которые сунут Сина в чёрный фургон и увезут на утилизацию? Представив, как я возвращаюсь домой в одиночестве и выбрасываю его одежду и несколько новых шампуней – никакой лаванды! – неожиданно чувствую грусть. Ведь Син интересный, тактичный, приятнее многих людей, но любой урод из армии может распоряжаться им, как вещью.

Голос-в-голове скалит зубы: Ты обязана что-то с этим сделать! Он должен быть только твоей вещью!

Но что я могу? Объективно говоря, я всего лишь слабая и трусливая девчонка. Предел моей смелости на сегодня: одеваюсь не за ширмой, а за дверцей шкафа. Конечно, выгляжу глупо, вытягивая шею, чтобы видеть дверь комнаты, но зато если Син откроет её или она сама распахнётся – мало ли! – я буду готова и успею прикрыться от позора.

В зеркале на дверце шкафа свежие синяки отражаются тёмно-серыми пятнами. На коленях – это когда бухнулась на пол заброшенной квартиры. На правом запястье – когда робот выкрутил руку. На плечах – когда Джанки тряс меня, как тряпичную куклу. А вот шрамы все привычные. Родные. Потому я и скрываю их под одеждой. Они только мои.

Вываливаюсь в гостиную, растирая лицо ладонями. Сначала душ. Затем «сладкое молоко с добавлением кофе». Выпиваю залпом половину чашки. Кстати, робот, давший моему любимому напитку столь уничижительную характеристику, сидит на диване. Хэй, а что это у него в руках?!

– Где ты взял эту книгу? – мой тон явно выдаёт недовольство.

– На полке. Нельзя? – он смотрит настороженно. – Ты говорила, чтобы я не трогал музыку. Я подумал, что книги можно.

Голос-в-голове рявкает: Забери у него сейчас же! Ненавижу, когда трогают мои вещи!

Нет, я должна вести себя спокойно. Он не хотел ничего плохого. Я сама виновата, что непонятно сформулировала правила.

Поэтому я стараюсь спрятать раздражение и выглядеть равнодушной:

– Да нет… Почему «нельзя»… Я просто забыла, что она у меня есть.

Син смотрит на меня, всё так же держа книгу открытой. Некомфортно. Ужасно! Так хочется выхватить её, отнять, сказать, что меня это не устраивает! Но нельзя. Не хочу выглядеть истеричкой, психующей из-за пустяков. Нужно быть вежливой, иначе он уйдёт.

Чтобы отвлечься от дискомфорта, тороплюсь сменить тему:

– Слушай, тебе точно нужна эта проверка? – в ответ на вопросительный взгляд робота поясняю: – Не знаю, я нервничаю. А если не сработает?

Он отвечает рассудительно – словно речь не о том, что его могут убить.

– Не беспокойся, я не буду сопротивляться полиции. И у тебя проблем не будет. Я проверил, золотой статус даёт право покупать оборудование даже у армии, при этом ты не обязана раскрывать коммерческую тайну. Нужно придерживаться версии, что ты оказалась в неприятной, но часто встречающейся ситуации: поддалась соблазну купить дорогую вещь задёшево, а она оказалась ворованной.

Я хмуро допиваю кофе. Не буду же я объяснять, что разговоры с полицией меня не волнуют, я лучше Сина знаю, что золотой чип делает его обладателя почти неуязвимым. Однако он не даёт силы защитить жизнь другого или, там, воскресить его после полицейской пули.

– Ладно, тогда буду собираться. В Зелёном районе нужно выглядеть прилично, а не так, – оттягиваю выцветшую ткань любимой домашней кофты.

– Ты хочешь куда-то ехать для проверки? Я думал, мы выйдем на улицу, – Син указывает большим пальцем на окно, – и найдём ближайший патруль.

Мнусь, не решаясь сказать, что меня пугают не только городские ищейки, но и полицейские роботы – вдруг он примет это на свой счёт. В конце концов выдавливаю нейтральное объяснение:

– В Особняках привычнее. Кстати, пока я буду собираться, можешь посмотреть тот сайт, про который я ночью говорила. Дисплей не видел?

Робот кивает на тумбочку под телевизором. Включив экран, захожу на punkt.dhx, тщательно чищу историю и сообщения. Нельзя, чтобы Син прочитал о моих поисках «высокого военного мужчины», это выглядит до стыдного наивно.

– Вот, держи. Вряд ли мне кто-то будет писать, но, если что, просто игнорируй.

Оставив робота изучать сайт, закрываюсь в спальне и включаю компьютер. Что носят в этом сезоне? Разноцветные тапочки… Клипсы… О, снова в моде кюлоты с бантиками! Вот только не в вертикальную полоску, как завалявшиеся у меня в шкафу, а в диагональную. Жаль, они мне нравятся, но надеть в Особняки устаревшие штаны недопустимо.

Отвергнув несколько вариантов, достаю из глубин гардероба позолоченную коробку. Хватит уже хранить, а то дождусь, что она рассыплется в прах от старости.

Платье, конечно, роскошное. На манекенщице сидело идеально. Наверное, из-за этого я даже ни разу не доставала его из коробки: пока любуешься упакованной серой тканью с тускло-платиновым отливом, можно фантазировать, что оно волшебным образом превратит и твою тощую фигуру в нечто красивое. А вот если наденешь – станет ясно, что чуда не произошло.