По следам «невидимки». Рассказы об уголовном розыске

– Из меня рецензент липовый. Я по химии тройки имел.

Методист перелистала исписанные крупным почерком листы, заглянула в конец, еще раз перелистала.

– Обратного адреса нет, – обескураженно сказала она. – Позвольте: кажется, было сопроводительное письмо. Да, вот оно. – Бегло пробежала письмо. – И здесь нет.

– А конверт, конверт где? На нем-то если не обратный адрес, то почтовый штемпель должен быть. – Ковалев говорил это, а сам буквально чувствовал комок в горле. Неужели опять неудача?..

– Конверт уничтожили. Их всегда выбрасывают, обратный адрес в случае изменения заочники обычно сообщают в сопроводительном письме.

Можно понять Ковалева. Он в полной мере осознал свою ошибку: надо было предупредить, чтобы письмо от Грощенко оставили в первозданном виде, даже не вскрывали. Эх, ну как же он так…

Вдруг его осенило.

– Скажите, – спросил Ковалев, – вы лично держали этот конверт в руках?

– Да, конечно, я даже мысленно вижу его: нестандартный, склеенный из желтоватой оберточной бумаги.

– Хорошо. Это, конечно, почти невозможно, но все-таки вдруг вы припомните, что значилось на штампе. Я буду перечислять крупные лесные поселки, где есть почтовые отделения, а вы постарайтесь припомнить.

И он стал перечислять, надеясь на чудо, ибо даже он, профессионал, далеко не всегда запоминал все детали. А тут – штамп на конверте… Но удивительной бывает человеческая память. Когда Ковалев сказал «Кедрозеро», Анна Сергеевна воскликнула: «Точно! Припоминаю, там значилось: Кедрозеро17».

* * *

– Да, дал я маху, – говорил получасом позднее Ковалев Аристову. – Но Анна Сергеевна молодчина. Подумай, запомнила, что значилось на штампе!

– Да, молодчина. А почему именно лесные поселки ты стал называть?

– Так он же окончил лесотехнический техникум.

– Молодец, что сообразил. Но мы обязаны были сообразить это гораздо раньше. Да… понадеялись на районные отделения. Надо надеяться на себя. Но каковы в кондопожской милиции! Не прописан – и с рук долой. Не дали себе труда справиться в отделах кадров. Сколько времени бы выиграли! Так кто поедет в Кедрозеро?

– Кроме меня, думаю, Зоя Михайловна и Стрелков.

– Хорошо. Полагаю, в Кондопожский районный отдел в этом случае вам заходить не обязательно. Потом их проинформируем. Не совсем это правильно, но, знаешь, чем меньше людей будет в курсе дела, тем успешнее пройдет эта небольшая операция.

Так и решили. Когда Ковалев уже направлялся к двери, Аристов остановил его фразой:

– Думаю, не понадобится, но все же оружие захвати.

– Ладно.

– Ну, езжай.

Ехали по лесной дороге.

– В лесу сейчас ягод много, – мечтательно заметил Стрелков.

– И первые грибы уже есть, – сказала Зоя Михайловна.

– У нас свой гриб, причем из породы поганок, – резюмировал Ковалев. – А вообще в лесу сейчас, скажу я вам, благодать.

В Кедрозеро приехали в середине дня. Уже у конторы, возле которой остановился газик, обратили внимание на доску показателей. В числе первых там стояла фамилия Грощенко, на что не замедлил обратить внимание по-прежнему скептически настроенный Стрелков.

– Ну, милый, он тут без году неделя, – ответил ему Ковалев. – Так что далеко идущие выводы делать нечего.

Был разгар рабочего дня. Поселок, как всегда в эти часы, казался совсем пустым. Все на работе. Такова уж особенность лесозаготовительного производства. Ранним утром люди уезжают за десятки километров на свои рабочие места, на дороги, на делянки, и возвращаются лишь к вечеру.

– Что ж, это даже к лучшему. Давайте представимся кому нужно и с понятыми проверим его жилье, – сказал Ковалев.

Так и сделали. Комендант, который уже осознал вину, не ожидая вопросов, заявил, что он неоднократно просил Грощенко передать ему паспорт на прописку. Но тот под всякими предлогами уклонялся. И на военный учет тоже не становился.

– A вы, значит, галок ловили? – зло спросил Ковалев. – Ладно, показывайте его квартиру.

Обыкновенная комната в обыкновенном деревянном доме. Из коридора ход на чердак. Вещей немного. Но тем тщательнее прибывшие осмотрели каждую. Одежда уже неоднократно побывала в стирке. Заинтересовались книгами «Будни прокурора» и «Третий эшелон»18. Перелистали учебники. Обратили внимание на грамоту за победу в соревнованиях по классической борьбе. Поднялись на чердак, там на стене увидели небрежно выведенные слова: «29 июня». Это была дата убийства Вали. Но, может, совпадение?.. Впрочем, надпись была сделана явно недавно чернильным карандашом.

Когда в дверях появился Грощенко, вся работа была уже завершена. Составили акт о приобщении к делу некоторых вещей, и, в частности, кителя и рубашки, на которых были обнаружены пятна неизвестного происхождения.

– Гражданин Грощенко? – обратился Ковалев к вошедшему – высокому парню с широко расставленными глазами.

– Да, я Грощенко.

– Мы вас вынуждены задержать в связи с тем, что вы длительное время уклонялись от прописки и не становились на военный учет. Надо выяснить некоторые обстоятельства, связанные с этими вашими действиями. Если эти обстоятельства окажутся очевидными и никак вас не компрометирующими, вы получите возможность сразу же возвратиться к исполнению своих обязанностей.

Грощенко молча кивнул. Также молча он занял место в машине между Ковалевым и Стрелковым. Пока ехали от Кедрозера до Петрозаводска, Грощенко молчал. Молчали и они. А если и перекидывались несколькими фразами, то о таком, что не имело никакого отношения к делу.

В Кондопоге сделали остановку. Ковалев ненадолго вышел из машины и вскоре возвратился.

Под вечер приехали в Петрозаводск. Поскольку санкции прокурора на задержание Грощенко не было, а все должностные лица давно уже разошлись по домам, создалась довольно странная ситуация – куда девать задержанного? Стрелков даже предложил поместить Грощенко в номере гостиницы. А утром, мол, с ним поговорим.

– Как, люкс ему предоставим или обыкновенным номером ограничимся? – спросил Ковалев.

– Думаю, лучше люкс. Там уж обязательно телефон есть. По телефону ему позвоним. Мол, заходите на беседу. Только будет ли он ждать – вот в чем вопрос. Не найдет ли необходимым отбыть в неизвестном направлении.

– Дело ясное, – сказала Хвостова. – Я принимаю решение о задержании Грощенко. По-иному поступить нельзя.

И вот наступила минута, когда по одну сторону стола села Зоя Михайловна, старший следователь городской прокуратуры, а по другую, на прикрепленном к полу табурете, задержанный. Хвостова знала, что даже признание подозреваемого не может быть поводом к обвинению, что его вину надо еще доказать, что для этого надо получить данные экспертизы, касающиеся тех пятен, которые были обнаружены на кителе и рубашке, собрать показания свидетелей, провести не одну очную ставку, не одно опознание. Но это потом. А сейчас… Как подойти к этому парню, с пристальным вниманием рассматривающему свои коротко остриженные ногти и, по-видимому, не испытывающему особого волнения. Какой метод допроса? И она решилась.

– Вот что я хотела у вас спросить, – глядя ему прямо в глаза, медленно проговорила Зоя Михайловна, стараясь, чтоб каждое слово проникло в глубину его сознания. – Скажите мне коротко и ясно: это вы двадцать девятого июня нынешнего года убили в парке Валентину Андреевну Кривотулову?

– Я не совершал этого! – воскликнул он и привстал.

– Нет, так мы ни до чего не договоримся, – сказала следователь тихо. – Не нервничайте, ничего не утверждайте, а только рассказывайте, а я буду доказывать. Вам советую припомнить все, что произошло с момента вашего выезда из Кеми. Особенно внимательно восстановите в памяти, откуда вы возвратились в гостиницу в три часа ночи двадцать девятого июня, почему сушили свои документы, в частности пропуск в гостиницу. Припомните и то, с кем вы могли видеться на вокзале, а потом в парке культуры, кого вы могли видеть, кто вас мог видеть?..

– Я не совершал этого.

– Очень может быть, что это совершило третье лицо. Но то, что в эту ночь вы шли с Валентиной, – бесспорно. Подумайте хорошенько. Припомните заодно, по какой причине вы затягивали прописку в Кедрозере, по какой причине вы сразу же отдали в стирку свое платье и почему исчез ваш белый плащ. Обо всем этом подумайте, а потом мы снова встретимся здесь для разговора.

Через час разговор возобновился. Следователь, оторвав взгляд от какой-то справки, сказала:

– Поскольку вы интересуетесь криминалистикой и даже делаете выписки из книг по этим вопросам, то, вероятно, знаете, что такое группа крови?

– Знаю.

– Вот-вот. И еще вы, бесспорно, знаете, что каждый преступник, и новичок и профессионал, обязательно оставляет следы. Обязательно.

– Я не преступник и поэтому не оставлял следов.

– Хорошо. Тогда объясните следствию такое обстоятельство. Почему те пятна, которые обнаружены на вашем кителе и обшлагах рубашки, при анализе оказались кровью?

– Порезался как-то, вот и испачкал одежду.

– Возможно, когда-то с вами и бывало такое. Но причина не в этом. Я же вас не случайно спросила о группе крови. Так вот: группа крови у вас и у Кривотуловой различная, а пятна на вашем кителе идентичны группе крови убитой вами девушки. Так что дело не в том, что вы когда-то порезались. И еще раз прошу вас припомнить, куда девался ваш светлый плащ.

Так девять часов с перерывами шел этот допрос. Под конец, когда Грощенко вновь занял свое место в одном из кабинетов, Зоя Михайловна сразу поняла, что он уже проиграл поединок с самим собой.

– Я хочу сделать заявление.

– Пожалуйста.

– Да, это я убил девушку по имени Валя.

– Что ж, признание всегда лучше бессмысленного запирательства. Подпишите этот короткий протокол, а к подробностям вернемся завтра.

ФИНАЛ

– Пройдем проходным двором и сразу выйдем в парк, – сказал Ковалев. Они с Аристовым повторяли тот маршрут, который Грощенко, по его словам, проделал в ту ночь с Валентиной. Сейчас шли вдвоем, потом этим же путем проследуют Хвостова с Грощенко, с конвоем, конечно. Это даст возможность с наибольшей точностью восстановить картину преступления и составить представление о том, насколько искренен преступник в своих показаниях, насколько точно излагает он детали, и, главное, то, почему он пошел на убийство.

– Ты говоришь, пройдем проходным двором. Но, во-первых, они шли кружным путем, а во-вторых, Николай, я лично не люблю проходных дворов. Лучше по прямой. Почему не люблю? Потому что жулье любит. Этот не шел через проходной, но вся его жизнь – сплошной проходной двор, цепь попыток уйти с прямого пути. Все тянуло его куда-то в сторону, чтобы покороче, полегче, вот и дошел…

– Вы уже читали его показания?

– Читал.

Эти показания были подробными и, казалось, являлись полным признанием человека, решившего больше не запираться.

– Пишите, – сказал Грощенко наутро, – я расскажу все как было. Только, пожалуйста, меня не прерывайте. Потом я отвечу на любой ваш вопрос.

– Что ж, договорились, – сказала Зоя Михайловна. – Но прежде чем мы выслушаем ваши показания, необходимо выполнить следующую формальность. Я раскладываю перед вами шесть фотографий девушек. Скажите, пожалуйста, какая из них Валя? Грощенко совсем недолго рассматривал фотографии, а затем молча указал на второй снимок, немного подумал и дотронулся также до шестого.

– Хорошо. Так и запишем: «Из шести представленных мне фотографий девушек я на фотографиях номер два и номер шесть хорошо узнаю девушку Валю, которую я убил ночь с 28-го на 29-е июня 1960 года». И все. Подпишите. – Он подписал. – Теперь рассказывайте.

И Зоя Михайловна приготовилась записывать.

– Уволившись из Кемского строительного училища, выехал в Петрозаводск. Цели у меня было две: выполнить свои обязанности заочника и попытаться устроиться на работу в городе. Я пришел в отдел кадров треста «Южкареллес». Сказав о том, что у меня диплом лесотехнического техникума и что я учусь на лесоинженерном факультете, я попросил дать мне работу в городе, потому что таким образом удобнее совмещать работу с учебой. Мне ответили, что вакансий в городе нет, и предложили Шуйско-Виданский или Кондопожский леспромхоз, подчеркнув при этом, что они расположены недалеко, оттуда приехать для выполнения заданий не будет проблемой. Я выбрал Кедрозерский лесопункт и отправился туда. Получил аванс.

В Кондопоге до поезда было много времени. Сходил в кино. Помнится, шел какой-то фильм о врачах. Потом купил пол-литра, выпил, почти не закусывая. И на вокзале же уснул.

Через некоторое время меня разбудила девушка, сказав, что поезд вот-вот подойдет и что я могу опоздать. Когда я вошел в вагон, она уже там сидела. Я присел рядом. Нашими соседями по купе были учительница, два моряка и еще женщина с ребенком.

Грощенко помедлил, будто припоминая дальнейшее. Зоя Михайловна подумала о том, каким роковым оказался для Вали ее добрый поступок…

– Валя рассказала, – продолжал Грощенко, – что она работала телефонисткой в Гирвасе. Впрочем, не помню: то ли поваром, то ли телефонисткой. Уволилась. Теперь едет в Сортавальский район, где уже находится ее мать. Очень огорчена тем, что поезд в сторону Сортавалы идет почти через сутки и ей все это время придется ждать в Петрозаводске. Я ей сказал, что устроился на работу в леспромхозе, а в Петрозаводск еду за чемоданом, который находится в гостинице.

По приезде и я и она сдали свои вещи в камеру хранения и решили погулять. Дошли по проспекту до набережной, потом мимо Дома физкультуры прошли в парк культуры и отдыха. Здесь, несмотря на позднее время, две женщины обрезали кусты. Мы посидели у фонтана.

Он вдруг замялся, как будто увидел перед собой препятствие, преодолеть которое без разбега был не в силах. До этого гладкая, даже слишком гладкая речь стала вдруг сбивчивой, часто прерывалась.

– Хорошо. Посидели у фонтана. Что же было дальше?

– Я обнял Валю, и мы направились искать укромное местечко. Валя не возражала. За волейбольной площадкой сели на скамейку. И тут Валя стала сопротивляться. Она исцарапала мне лицо, стала кричать… Я ее ударил. Она упала на скамейку со словами: «Коля, Коля, что ты делаешь!» Я испугался, что она донесет на меня и что тогда ни работы у меня не будет, ни учебы… схватил кирпич и стал бить по голове…

Сколько раз в ярости ударил девушку, мол, не помнит. Потом нанес ей ножом раны в грудь и еще куда-то. Взял ее пальто, вытер руки о подкладку, осмотрел его. В кармане нашел портмоне. Накрыл тело пальто.

Грощенко помолчал, будто восстанавливая перед своим взглядом всю ту страшную картину. Потом продолжал:

– Когда немного пришел в себя, увидел, что мой светлый плащ сильно забрызган кровью. Пошел к озеру (место я могу показать) и здесь положил нож в карман плаща, взял большой камень, завернул его в плащ и бросил в воду, метрах в пяти от берега. Вымыл руки и пошел в гостиницу. По пути у моста осмотрел портмоне. Думал, что в нем документы, но там были лишь деньги – сто с лишним рублей. Я их взял, а портмоне выкинул. Вернувшись в гостиницу, заметил, что, когда возился у озера, вымочил свои документы. Разложил их для просушки. Потом уехал в Кедрозеро.

В такой форме записан рассказ Грощенко. Затем следовала предусмотренная законом фраза: «С моих слов записано правильно, мне прочитано». Он внимательно, морща лоб, прочитал протокольную запись и расписался, сказав:

– Все правильно.

– Вы хотите сказать, что правильно изложено то, что вы рассказали, или что то, что вы рассказали, правильно?

– Правильно записано. Но и то, что я рассказал, так и было.

– Значит, не совершив насилия над Валей, a лишь попытавшись это сделать, вы убили девушку, чтобы она никому не сообщила о вашей гнусной попытке?

– И чтобы не рассказала о том, что я ее ударил кулаком.

– Она вас исцарапала, а вы, значит, ее ударили, а потом пришли к мысли убить жертву своих поползновений.

– Я был очень зол на то, что она меня исцарапала. А ведь в парк пошла…

– Значит, вы не допускали мысли, что девушка могла поверить в вашу порядочность и пойти погулять с вами, чтобы скоротать время в незнакомом городе? И кстати, не она в парк пошла, а вы ее туда привели. Это не одно и то же.

– Да, но она не возражала…

– Против чего не возражала?

– Против того, чтобы найти место поукромнее.

– Это недоказуемо. У следствия нет полной ясности о причинах того, почему, с какой целью вы завели, повторяю – завели девушку в парк и там зверски убили. Впрочем, вы не только убийца, но и мародер, ибо, убив, ограбили свою жертву.

Зоя Михайловна испытывала странное двойственное чувство. Перед ней сидел парень как парень. Встретишь такого и обязательно обратишь внимание на спортивную осанку, на умение держаться. А ведь на какое страшное дело пошел, и, главное, даже ей, опытному следователю, не вполне понятно – почему.

– Так все-таки почему вы взяли кошелек? – сказала Зоя Михайловна. – Почему? Положим, так и было. Вы взяли кошелек, или, как называете, портмоне, чтобы по документам не был опознан труп. Но это уже само по себе преступление. Если вернуться к обстоятельствам дела, к вашему рассказу о том, как вы сгоряча ударили ее, а затем даже убили, убоявшись за свою репутацию, то это выглядит недостоверно. Ну, не захотела она сблизиться с вами. Ну, стала вырываться и царапнула вас… Но убивать за что? Чем вам грозило сообщение о вашем поступке? Ничем особенным. Во всяком случае, ничем таким, что оправдывало бы ваши последующие действия. Но примем на мгновение рассказанное вами за сущую правду. И в этом случае непонятно, как можно хладнокровно вытирать окровавленные руки о пальто своей жертвы, как можно взять кошелек и затем этими деньгами расплачиваться в гостинице.

– У меня были и свои деньги.

– Были? Давайте подсчитаем. – И следователь вместе с Грощенко стала подводить баланс всем его приходам и расходам (включая аванс и полученное в долг у матери знакомого). – Видите, сальдо не в вашу пользу…

– Я уже говорил… Думал, в нем документы. Хотел, чтобы ее личность не опознали.

– Ну, какие документы могут поместиться в девичьем портмоне.... Разве что какая-нибудь справка или квитанция.

– В портмоне ничего не было.

– Знаю. Того, что вы рассчитывали найти, там не было.

Грощенко вскинул голову и воспаленными, почти бессмысленными глазами посмотрел на следователя. Он очень хорошо понимал, что она имела в виду. Будто вот только что в белую ночь там, у моста, тревожно озираясь, он раскрыл маленькое портмоне и не обнаружил в нем того, что хотел обнаружить и что, по его мнению, безусловно там было.

– В самом деле, – сказал Аристов, прочитав показания Грощенко. – Получается, что чуть ли не сама девушка дала повод – кричала, царапалась. Выходит, по Грощенко, что будь она сговорчивей, расстались бы они миром.

– Где там! – Ковалев закурил и прошелся по кабинету. – Он повел ее в парк с заведомой целью убить из-за денег, которые, по его мнению, были у нее с собой. Знай он, что там только сто рублей, Грощенко не пошел бы на это. Значит, Валентина ему сообщила в поезде что-то такое, что заставило его предположить наличие у нее крупной суммы.

– Теперь уже никто не узнает, что именно говорила Валя в поезде и в парке. Даже если бы мы разыскали соседей по купе, это бы ничего не дало. Кто там будет прислушиваться…

– Так… Но вот что я тебе скажу: есть в деле одно очень важное и не очень понятное звено.

– Квитанция?

– Да, квитанция, которую она получила в камере хранения. Почему он ее не изъял?

– Потому что думал, что она в портмоне.

– А почему он был столь уверен, что квитанция в портмоне?

– Наверно, видел, как она положила ее туда. Думаю, больше того – следил, куда она ее положит.

– А зачем она была ему нужна?

– Наверное, у него появились основания думать, что в вещах – деньги или что-либо ценное.

– Вот-вот. Но почему квитанции в портмоне не оказалось?

– Потому что она переложила ее в карман кофточки, а он этого не заметил.

– Почему же она переложила ее так, что он этого не заметил?

– По-видимому, в какой-то момент, оказавшись в пустынном парке с незнакомым, в сущности, мужчиной, она поняла опасность своего положения.

– Да, пожалуй, так…

Через полчаса все собрались на заседание у генерала.

– Хочу поделиться своими соображениями по делу об убийстве в парке культуры, – сказал генерал, невысокий человек с сосредоточенным взглядом негромким голосом.

– Оперативная группа справилась со своей задачей неплохо. И если бы не грубейший просчет кондопожцев, справилась бы еще раньше. И все-таки надо признать, что в этом деле есть нечто необычное и поэтому не ясное. Вот я слышал, что Стрелков до последнего момента сомневался в том, что убийцей может быть Грощенко. Так ведь, товарищ Стрелков?

– Так, товарищ генерал.

– Вот-вот. Почему же сомневался Стрелков? Потому, что он подходил к этому делу с привычной для каждого из нас меркой. Молодой парень, всего двадцать три года. Техникум окончил. Спортсмен-перворазрядник. Да еще к тому же заочник университета. С чего ему быть убийцей? И действительно, если посмотреть на все с внешней стороны, для скептического отношения есть все основания. Зато тот, кого встретила в парке сторож, по всем статьям подходил в преступники. Мы и соблазнились на какое-то время этим вариантом.

– Не соблазнились, товарищ генерал, – позволил себе реплику Аристов.

– Знаю, что сомнения были. Но объект был очень подходящий. Верно ведь? А вот Грощенко – неподходящий. И все же именно он совершил зверское преступление. К этому выводу подходили мы с трудом потому, что долго скользили по поверхности. Форма-то была привлекательная, а внутри гнилье. В этом смысле всем нам необходимы выводы. Самые конкретные. При всем этом ни в коем случае не следует забывать, что такие, как он, исключение. Не дай нам бог не считаться с тем, кто есть кто на самом деле. От такого подхода только один шаг до того, чтобы невинных принимать за виновных. Ну, а с Грощенко надо дело довести до конца. Уже прошли с ним по его маршруту?

– Намечено на сегодня, товарищ генерал. Мы с Ковалевым предварительно этот путь проделали. Глядите в оба.

– А водолазы как?

– Плащ и нож пока не найдены.

– Вот это плохо. Что ж, товарищи, на этом закончим.

* * *

Следствие продолжалось еще долго. В основе всей работы было стремление с полной достоверностью установить мотивы преступления. Одно дело – убийство с заранее намеченной целью, другое – в порыве внезапно возникшего гнева. Грощенко хорошо сознавал эту разницу и упорно придерживался в своих показаниях второго варианта.

Грощенко был приговорен к суровой мере наказания. Все последующие инстанции подтвердили этот приговор.

Узнав об этом, Аристов сказал:

– Что ж, так и должно было быть.

Аристов встал из-за стола, проверил, хорошо ли заперты все ящики, подергал за ручку сейфа, где он хранил оружие и документы. Порядок. Скоро он вышел на улицу, и его коренастая, невысокая фигура в видавшем виды пальто сразу же слилась с потоком горожан и затерялась среди них.

…С тех пор как расследовалось это дело, прошли годы. Но Зоя Михайловна Хвостова часто вспоминала то дело и опять приходила к мысли, что отнюдь не женолюбие преступника привело к трагедии, которая произошла в глухом уголке парка. Нет и нет! Такой бывалый ловелас не стал бы рисковать всем ради этой случайной встречи. Нет, он лишь делал вид, что хочет поухаживать за Валей, а на самом деле хладнокровно решил ее устранить, по-видимому, чтобы завладеть деньгами. Но почему он считал, что у Вали есть деньги? Тут можно было лишь строить догадки. Например предположить, что в поезде или уже во время прогулки девушка сказала ему нечто такое, что он истолковал по-своему. Но на предположениях не строят обвинения, предположения для того годятся, чтобы довести до конца цепь логических умозаключений.

И все равно Зоя Михайловна вновь и вновь возвращалась к тем теперь уже далеким дням, когда она вдруг ощутила тот потолок, выше которого не может подняться даже самый опытный следователь. И ему не преодолеть тот предел, который появляется в результате недостатка информации.

ОБГОРЕВШАЯ СПИЧКА

ТРИ ЭПИЗОДА

1

Мимо чуланчика проходили все, кто жил в этом подъезде большого дома – одного из первенцев каменной Сегежи19. А в разное время жили здесь разные люди, потому что Сегежа – один из тех городов, которые вызваны к жизни пятилетками, строительством Беломорско-Балтийского канала, сооружением крупнейшего в Европе целлюлозно-бумажного комбината, и, естественно, сюда приезжали специалисты разных профессий – строители, монтажники, эксплуатационники. Некоторые из них получали квартиры в этом доме. Иные оставались здесь на годы, другие быстро уезжали, выполнив ту работу, ради которой были сюда направлены.