Хроники смутных дней

– Отойди от моих крыльев или я растопчу тебя, козявка!

Бледной рукой он отшвырнул Аву в сторону, как будто она было веточкой. Девочка споткнулась и упала, когда он вынул нож из кожаных ножен на боку и наклонился, чтобы подобрать птицу. Он держал её за кончик роскошных золотистых с тёмными крапинками крыльев, таких длинных, что даже ему приходилось высоко держать руку, чтобы поднять тело над землёй. Один взмах, второй. Отточенными движениями он отделил крылья от обременявшего их тела. Обезображенная птица упала на землю, и охотник поднял над головой свой трофей, и его лицо исказилось гримасой яростного торжества, пока он смотрел, как кровь стекает вниз.

– Я получу свои крылья, Малайка! – прорычал он.

Внутри Авы всё сжалось от ужаса. Мужчина улыбнулся чему-то прямо над её головой и прикрепил крылья к своему ремню. Теперь Аве было отчётливо видно, что его одеяние, которое она в полумраке приняла за плащ, на самом деле было юбкой из перьев. Они трепетали и шуршали на ходу. На некоторых ещё хорошо были видны совсем свежие розовые пятна, на других кровь запеклась и потемнела. На его поясе были только крылья – никаких тел, никакой плоти. Что же это за охотник? Каким безумцем надо быть, чтобы убивать птиц ради одних крыльев? Да любой уважающий себя мясник тут же утащил бы эту упитанную тушку в Лондон, чтобы продать страждущим толпам.

Его улыбка была ужасающей, а зубы – жёлтыми, как у хищника. Он вскинул вверх сжатый кулак, обнажая налитые мышцы и вздувшиеся вены на руке. Охотник круто развернулся на месте, взмахнув перьями, и направился в ту сторону, откуда пришёл.

Ава отрывисто дышала, страх и ужас мёртвой хваткой вцепились в беззащитную девочку. Надо выбираться отсюда. Она силой заставила себя подняться, смахнув с юбки капли росы с влажной земли. Где она? Ава огляделась. Деревья росли так плотно, что свет едва пробивался сквозь них. Стояла гробовая тишина, слышалось только слабое шуршание листьев за спиной.

Но ведь не было даже слабого дуновения ветерка.

И тут сам лес заговорил:

– Лютодел крыльежаждущий! Чреводушие твоё тленом подёрнуто, и скорбь с гневом пылают в жилах моих!

Из-за стволов деревьев выступил крылатый человек, вскинув руки к небу. Это был широкоплечий тёмнокожий мужчина с растрёпанными седыми волосами и гигантскими крыльями, свисающими за спиной. Он завис над Авой всего на несколько мгновений, но казалось, что он стоит там целую вечность. Лицо его было спокойным и печальным. Ава поняла, почему приняла его за лес: казалось, что он был его первоосновой, самой природой, из другого мира. При этом в его присутствии не бросало в дрожь, как от жуткого охотника. Он взмахнул крыльями и взмыл вверх.

Ава бросилась на землю и прикрыла голову руками. Вокруг неё бушевал ветер. От мокрой земли намокла юбка, влага успела пропитать даже чулки, но девочке было всё равно. Она дрожала от дикого восторга, который отгонял прочь все тревоги и волнения текущего дня. Ава оказалась в новом и неизведанном мире, и ей тут нравилось.

– Живая там, крошка? Лови-лови смертушку, доловишься.

Ава открыла глаза и заморгала. На неё сверху смотрела женщина. Её лицо под потрёпанным чепцом сплошь было покрыто морщинами, как старое тесто.

– Коль лежать с мёртвыми, так мёртвой и станешь. Могильный холод доберётся до твоих косточек, попомни мои слова.

Голос женщины звучал очень гулко, как будто она была где-то далеко. У Авы зуб на зуб не попадал от холода. Где она очутилась? Ава обернулась, ожидая увидеть охотника, приближающегося к ней, но девочка снова была на кладбище. Правда, страх и неожиданная радость не улетучились. Ава вернулась в изведанное, где каждый шаг был ей знаком, и почему-то от этого стало ещё горше. Радость спасения была отравлена тупым разочарованием.

Она что, сходит с ума? От этой мысли Аве стало не по себе. Какая ужасная судьба – провести остаток дней в психлечебнице среди лунатиков и полоумных. Но в её семье не было сумасшедших, а говорят, это передаётся по наследству.

Её похитили? Может, это и испытывают похищенные люди? Правда, ей не доводилось разговаривать с теми, кто такое пережил, но и о том диком странном мире она тоже ничего не слышала.

Что-то жёсткое и холодное больно впилось ей в бок. Она опёрлась на замшелый камень и приподнялась. На руки лучше не смотреть – грязные, пыльные и всё время чешутся. К одной прилипло пропитанное кровью перо. Ава отлепила его, поморщившись при виде крови. И тут же резко подскочила, потому что в голову ей пришла ужасная мысль. Она что, лежит на могиле?

Слава создателю, это была не могила, а просто старое надгробие. Чья-то несчастная позабытая душа. Ава вытерла кровь с руки.

Пожилая женщина не сводила с неё внимательного взгляда.

– Семейная могила? – спросила она, прищурившись, и махнула рукой в сторону надгробия, на котором лежала Ава.

– 1-8-4-8. Это был холерный год. Не могу разглядеть остальное.

Ава механически посмотрела туда, куда указывала женщина.

– Моя мать умерла в этой холере, но это не… – начала девочка и осеклась, не отводя взгляда от камня. Эта надпись… этого не может быть. Ава наклонилась и отёрла камень, не заботясь о том, что от засохшей грязи её руки становились ещё грязнее. Это невозможно.

На надгробном камне было написано:

В память об усопшей Элси Джун Суинделтон

Любимой матери Джона и жене Силаса

Ты навсегда в нашей памяти

1829–1848

Глава 4

Ава

Лондон, сентябрь 1858

Ава развернулась и побрела прочь с кладбища. Она шла, ничего не видя перед собой, пока не добралась до рынка Майлэнд, где между субботними торговыми палатками шныряли чистильщики обуви, поэты и уличные торговцы.

Сквозь всеобщий гомон до девочки донёсся голос:

– Утречко, юная леди! А как же кофе?

Обычно Ава останавливалась у Фрэнка, чтобы выпить чашечку горького напитка с ломтиком хлеба, испечённого его женой, но сегодня она покачала головой.

Фрэнк крикнул ей вслед:

– Разбиваешь моё сердце на куски, дорогуша! Ты же не пойдёшь к тому прощелыге через дорогу? У него не хлеб, а кислятина, и не кофе, а помои, в которые он накидал булыжников!

Его конкурент зычно ответил:

– Фрэнк, стряпня твоей жены – вот настоящие булыжники!

Оба мужчины весело переругивались. В другое время Ава обязательно задержалась бы, чтобы послушать перебранку, и делано повозмущалась бы приставаниям толпы беспризорников, которые выклянчивали монеты у прохожих.

Девочка понемногу отходила от того, что произошло на кладбище. Она до сих пор под кожей ощущала трепет от присутствия в том мрачном, не похожем ни на что мире. И откуда взялась другая могила её матери, на которой почему-то написаны другие имена. Почему её имя и имя отца стёрли, заменив их какими-то непонятными Джоном и Силасом. Видимо, кто-то решил коренным образом изменить жизнь Элси Суинделтон и парочку других жизней в придачу. Какой в этом прок? Должно быть, она ошиблась.

Ава свернула на Бишопсгейт, протолкалась сквозь толпу к своему дому и вставила ключ в замок.

Когда дверь открылась, ей в нос ударил запах карболового мыла и пекущегося хлеба. Девочка облегчённо выдохнула, словно она вернулась домой после долгого изнурительного путешествия, а не с обычной прогулки, которая повторялась каждые выходные. Ава стянула чепчик и опёрлась на стену прихожей, прикрыв глаза.

– Ава, ты принесла овощи и мясо?

Только не это. Как она могла забыть! Девочка открыла глаза и тут же встретилась с вопросительным взглядом строгих тёмных глаз Виолетты.

– Прости, я забыла. Я сейчас вернусь и всё куплю.

Ава с усилием выпрямилась, но экономка обеспокоенно прикоснулась к её руке:

– Ава, посмотри на меня. Что там случилось? Ты что-то видела?

Девочка попыталась рассмеяться:

– Да ничего особенного. Так, ерунда. Не стоит и говорить. Правда.

– Настолько ерунда, что ты даже забыла о том, что без труда выполняла до этого каждую субботу? – Виолетта иронически приподняла бровь.

Ава помедлила. Одна часть души стремилась, как в детстве, выложить всё, другая – призывала делать вид, что последних двух часов её жизни никогда не было.

Что произошло на кладбище? Привиделись ли ей охотник и крылатый человек? И почему там очутилась надгробная плита с именем её матери? Неужели те, кого она любила, кому доверяла, всю жизнь обманывали её? Может, она просто сходит с ума?

Ава подняла голову и посмотрела прямо в глаза экономки. Её аккуратный пробор делил чёрные жёсткие волосы на две равные половинки, прикрытые чепцом. Она посмотрела на её гладкие смуглые щёки и вопросительно выгнутую бровь. Милое лицо, которое она видела каждый день.

Ава затараторила:

– Сегодня на могиле мамы я видела странные вещи. – Нет, не стоит рассказывать Виолетте о странном видении. У неё внутри всё сжималось от одной мысли об этом. – Я… Я споткнулась и упала на старое надгробие, недалеко от маминой могилы. И на нём было мамино имя и те же даты. Но имена её ребёнка и мужа… – Она с трудом могла продолжать. – Были другими.

Виолетта небрежно фыркнула:

– Наверное, каменщик просто ошибся и выбросил плиту. Заново отполировать её и выбить имена обошлось бы дороже, чем взять новую плиту. – Она похлопала Аву по плечу: – Другого объяснения и быть не может.

Аве показалось или действительно возникла небольшая заминка, прежде чем Виолетта ответила?

– Но там было имя мальчика. Ничего себе ошибочка.

– Каменщик, должно быть, надрался и перепутал две семьи. Неудивительно, что он никому об этом не сказал.

– Скажи честно, под тем камнем действительно покоится моя мама? – Ава говорила громче, чем рассчитывала.

– Ава, это мисс Басс учит тебя кричать на Виолетту, как какая-нибудь торговка рыбой?

Ава резко обернулась и увидела отца, стоявшего в холле и глядевшего на дочь и экономку поверх очков. Он не был груб, но всё равно Ава зарделась. Слова сами сорвались с её языка:

– Отец, если ты не заметил, то вопрос очень серьёзный: покоится ли моя мать под той могилой, что я навещаю всю свою жизнь?

Часовщик снял очки. Он долго тёр стекла, моргая подслеповатыми глазами. Тишина, как стеклянный купол, накрыла маленькую комнату. Отец первым нарушил её:

– Милая, ты, должно быть, перегрелась. Пожалуй, тебе стоит отдохнуть. Твоё излишнее волнение кажется немного… неуместным. – Голос часовщика был спокойным, но подергивание нижней челюсти и складка между бровями выдавали истинные чувства. Внутри у него всё клокотало так же, как и у его дочери. Уж она-то знала, как тикает, позвякивает и дышит организм этого родного человека, который заботился о ней всю жизнь. Может, она правда волнуется из-за пустяков? Просто сама напридумывала себе что-то.

Но как ещё это можно понимать? Ава в упор посмотрела на отца, и когда заговорила, то не узнала свой собственный голос.

– Так же неуместно, как и узнать, что те, кого ты так любила, лгали тебе всю жизнь.

Виолетта громко ахнула.

– Я не позволю своей дочери разговаривать со мной в таком тоне. Это недопустимо. – Отец повысил голос, чего никогда не позволял себе. Как бы воинственно ни была настроена Ава, но это немного остудило её пыл.

– Мистер Бейли, я…

– Не сейчас, Виолетта, прошу. – На щеках отца вспыхнули красные пятна. – Ава, мне кажется, что я слишком загрузил тебя работой. Остаток дня можешь провести, как тебе хочется. И ни слова больше об этом.

– Мистер Бейли, мне кажется, вы должны признать…

– Виолетта, не вмешивайся! – В голосе часовщика прозвучали стальные нотки. Он прикрыл глаза и сделал глубокий вдох, прежде чем снова открыть их. – Ава, ты немного не в себе. Я не буду продолжать этот разговор, пока ты снова не станешь прежней.

Тишина звенела, как натянутая тетива. Виолетта сделала шаг в сторону отца и мягко положила ладонь на его руку, отводя мужчину в сторону. Экономка что-то прошептала ему на ухо, но так тихо, что девочка не разобрала ни слова. Отец покачал головой, но Виолетта продолжала шептать, несмотря на то что он качал головой ещё настойчивее. Билл заговорил чуть громче.

– Нет, Виолетта! – снова что-то невнятное, а потом девочка расслышала: – Я не хочу потерять также и свою дочь!

Виолетте пришлось тоже повысить голос, но и теперь до Авы доносились лишь отдельные слова. Они ничего не значили для неё, но это и не важно. Девочка услышала одно, но зато очень важное слово.

Виолетта произнесла: «Малайка».

Именно это имя выкрикивал охотник. Имя того крылатого человека.

От одного этого слова жизнь Авы медленно, потрескивая, подобно огромному фрегату в бухте, развернулась и взяла курс в открытое море. Пути назад не было.

Уже не важно, уговорит Виолетта отца или нет. Ава знала, что то, что она видела, было правдой, а вся её прошлая жизнь – сплошным обманом.

Её настоящая жизнь пряталась где-то там, и никто другой не принесёт её на блюдечке.

Ава хотела судьбоносных перемен, и вот они случились.

Глава 5

Джек

Донлон

Железнодорожная станция расположилась у подножия холма, на котором стоял Дворец времени. Джеку потребовалось добрых десять минут, чтобы пройти вдоль реки и подняться вверх по склону туда, где раскинулись Парк времени, дворец и обсерватория. Золотые купола дворца и гигантская бледная сфера обсерватории величественно возвышались над розовой стеной, которая окружала оба здания.

Мальчик остановился. Он уже бывал во Дворце времени, но это было давно. У него сохранились смутные воспоминания из детства, когда он приходил сюда со своим отцом – вряд ли для чего-то хорошего, – прежде чем отец оставил его в приюте для подкидышей. Он едва помнил что-то, кроме слишком розовых каменных стен и сверкающих куполов – словно в магической цитадели. Джек поправил воротничок новенькой накрахмаленной рубашки и пригладил волосы. Хорошо, что сегодня он постарался выглядеть с иголочки. От этого даже его походка стала более уверенной, как будто люди вокруг станут относиться к нему по-другому.

Джек глубоко вдохнул и решительно направился к дворцу. Розовый камень, из которого были выстроены стены, добывали на территории поместья, принадлежащего семейству Монтегю. Им принадлежали две крупнейшие шахты в Донлоне по добыче розового камня и ещё более редкого металла – солнечника, из которого были сделаны все дворцовые времяловы.

Рядом с дворцом, на самой вершине холма, возвышалась величественная обсерватория Монтегю – старейшая в Донлоне. Отсюда можно было увидеть пути звёзд: здесь билось сердце империи леди Монтегю, королевы времени, которую часто называли Леди Время или просто Леди. Отсюда она смотрела в ночное небо, зная, что именно здесь пересекаются пути времени и пространства. Ибо она управляла временем, правила им с незапамятных времён и питалась очищенными минутами, которые попадали во времяловы.

Но с тех пор, как королева обратилась к тьме, донлонцы избегали приходить сюда.

Джеку тоже не стоило здесь появляться, но что поделать. Нужно просто поскорее выполнить просьбу и исчезнуть. Он остановился перед стражами и поднял письмо повыше.

– У меня сообщение для мистера Руперта Буенавентура.

Один из охранников потянулся к письму, но Джек отдернул руку.

– У меня есть указание передать это ему лично в руки.

Страж окинул Джека презрительным взглядом и фыркнул:

– Парень, а ты в этом уверен?

В голове Джека громко зазвучал тревожный колокольчик. Мысленно он проклинал сестру Беатрис. Он выпрямился во весь свой небольшой рост, чтобы казаться более решительным, и сказал:

– Да. Совершенно.

Страж пожал плечами:

– Ну, раз так.

Он обернулся и махнул рукой другому стражу, стоявшему в глубине двора возле обсерватории, издалека похожему на оловянного солдатика. Тот ответил ему несколькими жестами.

Первый охранник снова обернулся к Джеку:

– Стой здесь.

Мальчик подождал, пока от обсерватории не отделилась маленькая фигурка и не направилась к ним. Фигура быстро приближалась, вскоре стало видно, что это мужчина с длинными чёрными волосами, одетый в пурпурное бархатное пальто. Его шея была обмотана зелёным шарфом. Джек внезапно почувствовал укол лёгкого беспокойства, а письмо, которое он сжимал в руке, намокло от пота. Мальчик нервно вытер ладони о брюки. Джек, главное, не паникуй! Нужно всего лишь отдать письмо и уйти. Он вдруг показался себе сверчком в бутылке, готовым в любую минуту сорваться с места. И кто? Он! Почти шестнадцатилетний мужчина. А навстречу ему уверенной походкой шёл просто другой человек, который, судя по одежде, был очень высокого мнения о себе.

Охранник отворил одну створку ворот и махнул, чтобы Джек сделал шаг внутрь. Мальчик подчинился и протянул руку с письмом, но мужчина не обратил на это внимания и протянул Джеку руку для рукопожатия:

– Руперт Буенавентура. У тебя для меня письмо?

Джек неохотно пожал протянутую руку.

– Это от сестры Уайзтри из приюта для подкидышей.

Мужчина приветливо сжал ладонь мальчика, но взгляд у него был колючим.

– Откуда? Сестра Уайзтри? – Он взял письмо, но не распечатал. – Куда девались мои манеры? Пошли в обсерваторию, сынок. Как тебя зовут?

Джек помедлил. Он не хотел называть своего имени. И не хотел никуда идти с этим человеком. Всё, чего ему хотелось, так это поскорее уйти и чтобы его тут же забыли в этом месте. Но Руперт, доброжелательно улыбаясь, смотрел на него, ожидая ответа, и мальчик вдруг почувствовал, что все его ощущения притупились. Он пришёл сюда ради сестры Уайзтри, а уж она бы не стала просить его о чём-то, что могло таить опасность.

– Джек Суинделтон, – представился мальчик.

– Ну что ж, пошли со мной, Джек, придётся подождать, пока я прочту письмо и напишу ответ. Уверен, что ей требуется ответ.

Джека застигли врасплох. Он пристыженно кивнул. Руперт направился к обсерватории, и мальчик поплёлся следом. Мужчина по пути болтал и задавал кучу вопросов, на которые Джек старался отвечать односложно. Он всем сердцем хотел поскорее покончить со всем этим. Дышать стало трудно, сердце бешено колотилось так, словно Джек действительно бежал.

Когда они добрались до здания, Руперт сказал ему ждать в прихожей и скрылся из виду.

Время вдруг сгустилось вокруг Джека, и он почувствовал, что покидает своё тело, как будто кто-то другой занял его место, а мальчик смотрит на него со стороны. Зря он согласился прийти сюда.

Руперт вернулся, и Джек рухнул в собственное тело, изо всех сил стремясь убраться отсюда как можно скорее. Он вскочил на ноги как раз в тот момент, когда мужчина достал из кармана маленькое золотистое устройство. Лёгким движением Руперт направил его воронку в лицо Джека.

Джек увернулся, его тело было гибким и быстрым. Машинка зажужжала, и силы покинули мальчика. Казалось, что он просто марионетка, а кукольник разом перерезал все ниточки. Мальчик рухнул на пол всем телом и душой. Высокий, противный визг наполнил комнату, и всё вокруг потускнело.

Мальчик цеплялся за воздух, но ухватиться было не за что. Вокруг было сплошное ничто. Это и есть смерть? Но нет, смерть – это завершение цикла. Смерть наступает в конце жизни.

А то, что происходило сейчас, происходило вне жизни. Тут было абсолютное ничто. Не было света, запахов, звуков, ощущений. Бездна.

Джек видел собственное тело, но ничего не чувствовал. Он видел, как его руки, прижатые к бокам, бледнели, и ничего не чувствовал. Кожа не ощущала ни движения воздуха, ни тепла, ни холода. Шею не жал новенький воротник, а ноги больше не чувствовали, что он уже вырос из своих единственных приличных туфель. Не чувствовалось притяжения земли, которое удерживало тело на земле. Если он и дышал, то не чувствовал, как воздух наполняет лёгкие. Ни единого вдоха, ни единого выдоха.

До этого момента он не понимал, что всё вокруг него дышит; не слышал, что у мира тоже есть сердце, пока его не выкинуло из него.

Царила безрадостная тишина. Это не было похоже на умиротворяющее молчание реки, горы или леса. Просто все чувства внутри Джека грубо, резко подавили.

Так всё и было. Он старался припомнить слова, но они медленно ворочались в его сознании. Джек не мог уловить их смысла.

Это было где?

Это было что?

Это было я?

Затуманенное сознание теряло последнюю надежду и отказывалось понимать, что происходит.

Глава 6

Ава

Лондон, сентябрь 1858

– Наконец-то соизволила появиться! – Мисс Басс помахала зонтиком над полуденной сутолокой Лондона. В ответ над толпой вытянулась другая вялая рука. Мисс Басс только поцокала языком, глядя на вокзальные часы.

– Мы едва успеваем на поезд. Фиби пора научиться следить за временем.

Рассекая толпу, как корабль на полных парусах, появилась Фиби. Лицо мисс Басс посуровело, а Ава тихонько простонала. Остальные девочки из академии мисс Басс для юных леди были одеты подобающим образом для поездки на поезде: дорожные костюмы из плотного хлопка и крепкие кожаные ботинки. На Фиби же было длинное тёмно-лиловое шёлковое платье с кринолином и изящные босоножки в тон.

– Фиби, это не увеселительная прогулка, – резко заметила мисс Басс. – Ужасно непрактичный наряд. Как ты в такой юбке протиснешься через двери вагона? И что у тебя на ногах? Но сейчас уже ничего не поделаешь. Натрёшь мозоли или испортишь платье, я переживать не стану.

Несмотря на неодобрение наставницы, несколько девочек подбежали к однокласснице и восторженно защебетали.

– Потрясающий цвет! Где ты достала его?

Фиби поправила и без того безупречно сидевший головной убор.

– Спасибо, Флоренс, очень мило с твоей стороны. Этот цвет называется лиловым. Ты же знаешь, что на самой королеве в прошлом году было платье точно такого же оттенка на свадьбе её дочери? Совсем новый цвет – его только недавно придумали. Как только я его увидела, то поняла, что хочу платье именно такого цвета! Мама с трудом уговорила нашего портного, но он согласился, и вчера платье прибыло. Я просто обязана была его надеть!

На этот раз Ава вздохнула достаточно громко. Фиби посмотрела в её сторону.

– Ава, ты себя плохо чувствуешь?

– Всего лишь приступ тошноты, Фиби, – ответила девочка. – Я уже привыкла, не стоит так переживать.

Ава представила, какими глазами отец смотрит на свою вот-вот готовую взорваться дочь. За прошедшие два дня, с тех пор как вся её жизнь изменилась, они так и не помирились. Казалось, отец замкнулся в болезненном молчании, от которого, как от стенок ракушки, отскакивали порывы гнева дочери. Ава кричала и рыдала. Молчаливую стену не сломило даже то, что у девочки начались первые месячные. Виолетта подсказала ей, как пользоваться специальным поясом. В доме царила непривычно напряжённая атмосфера. Аве так и не удалось узнать, что же произошло на кладбище, узнать хоть что-нибудь о своей настоящей жизни. Виолетта лишь печально качала головой, когда девочка требовала ответов.

– Только твой отец может рассказать тебе обо всём, – ответила она.

Отец словно и не слышал.

Однако эта поездка к Гринвичу была давно запланирована. Недавно школа получила и, конечно же, с радостью приняла приглашение королевской обсерватории приехать к ним с экскурсией, обещавшее, что ученицы смогут рассмотреть комету Донати через гигантский телескоп. В субботу отец запретил Аве ехать туда, хотя сам собирался в эту поездку. Тайком от дочери он встретился с мисс Басс и предложил взять его в качестве опытного специалиста.

Директриса согласилась, и вот теперь отец и дочь отправлялись на экскурсию вдвоём. Тела их были близко, но души разделяла бездонная пропасть. Кроме того, с Авой стали случаться приступы помутнения рассудка, из-за чего ни отец, ни она сама не знали, что может сорваться с её губ в следующую секунду. Вот почему он так обеспокоенно посматривал на дочь.

– Если на то пошло, мы – лицо школы, – продолжила Фиби. – Уверена, что мисс Басс оценит моё стремление выглядеть достойно. На стипендиатов надеяться не приходится.

Кровь прилила к щекам Авы. Под градом насмешек Фиби гордость собой за то, что она смогла получить эту стипендию, давно испарилась, но нельзя, чтобы одноклассница заметила, как больно ранят её слова.

– Какое самопожертвование, Фиби, – ответила мисс Басс, не скрывая яда в голосе. – Вот наш вагон. Поднимаемся, девочки. Я впереди, а мистер Бейли – замыкающий.

Ученицы поднялись по ступенькам. Конечно же, Фиби устроила небольшую сцену, когда поняла, что не втиснется в узкий проход, не помяв юбку. Она картинно прижала руки к щекам, и трое мужчин бросились ей на помощь.

Ава громко фыркнула. В этой девочке её раздражало всё. Самовлюблённая пустышка, думающая только о нарядах и причёсках, болтающая только о светских сплетнях и модных приёмах. Об окружающих Фиби говорила одни гадости. На уроках она откровенно скучала и училась в школе только потому, что её богатенькая мамочка посчитала, что новая мода на образование для девочек может привлечь лучших кавалеров. Кроме того, поговаривали, что королевская семья особенно интересуется школой мисс Басс, хотя лично Ава считала, что это вообще не аргумент. Но для людей, подобных Фиби и её мамаше, которые изо всех сил старались пробиться в высшие круги общества, ничего важнее и быть не могло.