Его зовут Борис

Гелия Харитонова

Его зовут Борис

Тем десяти из ста прочитавших, которые решат последовать по пути главного героя, и тому одному из десяти, который по нему пойдёт, посвящается эта книга.

Предисловие специалиста

Трезвеющие алкоголики из АА (аббревиатура общества анонимных алкоголиков) говорят: «Алкоголизм есть хроническое, прогрессирующее, неизлечимое и смертельное заболевание». Характеристика сильная, но недостаточная для понимания всего трагизма ситуации.

Алкоголизм (как и синдром зависимости от других психоактивных веществ) – это психическое расстройство со всеми вытекающими из этого последствиями. Зависимость охватывает все сферы человеческой психики: восприятие, интеллект, мышление, эмоции, волю. Фактор, который мощно и разрушительно влияет на психические процессы и поведение, – это так называемое первичное патологическое влечение к состоянию опьянения.

В норме у человека есть так называемые витальные (жизненно необходимые) влечения: жажда, голод, желание спать, сексуальное влечение, любовь к жизни (инстинкт самосохранения). Человек чувствует себя нормально, комфортно только в состоянии, когда он сыт, когда он хорошо отдохнул во время ночного сна, когда его жизни и здоровью ничего не угрожает, когда удовлетворено его сексуальное влечение. И, напротив, когда человек, например, голоден, всё его существо охвачено стремлением к пище. Молодой человек, находящийся в условиях сексуального ограничения, например, во время службы в армии, регулярно возвращается мыслями и чувствами к сексу.

Конечно, любой нормальный, психически здоровый человек может подавлять на время свои витальные влечения, отодвигать их удовлетворение в силу всяких обстоятельств. Собственно, вся человеческая культура создана на фоне подавления животных инстинктов. Психоанализ ввёл в обиход понятие «сублимация» – преобразование сексуальных импульсов в творчество и созидание. Детей с младенчества учат сознательной регуляции своих физиологических отправлений, да что там дети – даже воспитание домашних животных начинается с этого. В культурном обществе считается неприличным открытое проявление, демонстрация «желаний тела».

В процессе заболевания синдромом химической зависимости (алкоголизмом, наркоманиями, токсикоманиями) желание употреблять некое вещество по своей силе сравнивается с основными витальными влечениями. Больной алкоголизмом не «просто периодически желает выпить» – его желание алкоголизации сидит в нём как гвоздь в дубовой колоде. Да, в какие-то моменты больной не ощущает его явно, но он готов ощутить и реализовать это желание в любой момент своей жизни. Если угодно, желание можно сравнить с айсбергом – огромной ледяной глыбой, которая на девять десятых погружена в океан. Сверху – тонкий слой льда и снега, такой безобидный, а внизу – сотни тонн крепчайшего льда, готового сокрушить любой корабль.

В промежутках между алкогольными эксцессами больные выглядят вполне похожими на психически здоровых людей, однако это сходство обманчиво. Так больной, страдающий паранойей (монотематический бред, когда мысли и чувства больного сфокусированы на одной теме, например, на ревности), также будет казаться психически здоровым, если ситуация и разговор не касаются его болезненной идеи. Больной алкоголизмом может говорить о рыбалке, политике или футболе и высказывать вполне здравые суждения при этом. Однако рано или поздно его мысли соскользнут к предмету его пристрастия – алкоголю. У меня был как-то пациент, вертолётчик. Мы пытались вместе с ним найти в его жизни ситуацию, которая не была бы в его голове связана с употреблением алкоголя – и не нашли! Отпуск или работа, зима или лето, тайга или пустыня, серые будни или светлые праздники – любые ситуации пробуждали у него воспоминания о выпивке и желание употребить алкоголь. А, между прочим, он летал и перед каждым полётом проходил медицинское освидетельствование. И, будучи формально трезвым, он фактически страдал психическим расстройством с навязчивыми мыслями об алкоголе и с безуспешными попытками вновь и вновь «выпивать умеренно, как все».

В том, почему химически зависимые люди вновь и вновь начинают употреблять своё зелье, секрета нет. Они делают это, потому что они хотят это делать. Вот и всё.

Загадка и великая тайна в том, почему некоторые алкоголики перестают употреблять алкоголь на долгое время. Ведь они не становятся здоровыми в полном смысле людьми и через годы трезвости. Алкоголь деформирует их психику, их личность. Желание ощутить опьянение живёт в них и готово к броску в любой момент – и такие провоцирующие моменты всегда настают. Это и усталость, и ссоры с родственниками, и неприятности на работе… Кажется, так легко отдохнуть, выпив стакан водки… Но они – наши трезвые алкоголики – не берут этот стакан. Вот настоящая загадка. Тысячи врачей и психологов по всему миру бьются над её решением. Ещё бы – нашедший универсальную формулу трезвости, уникальное лекарство «от запоя» будет более знаменит, чем Флеминг, открывший антибактериальное свойство пенициллина.

Но лекарства – нет. А трезвые алкоголики – есть.

Они разные, эти трезвые алкоголики. Алкоголизм своими корнями лежит в невежестве, глупости и жадности. Люди не знают, что такое есть алкоголь и как с ним надо правильно обращаться. По глупости, они идут на поводу у дружков, либо копируют браваду типажей из кинематографа или средств массовой информации. И они жадны до удовольствий. Ложка к обеду должна быть побольше, женщина – погорячее, а водки вообще много никогда не бывает… И у каждого алкоголика – своя доза невежества, глупости и жадности. Есть алкоголики, которые бросают пить на всю жизнь сразу после того, как узнают, что они больны алкоголизмом. Эти люди испытывают влечение к алкоголю так же, как они испытывают голод, жажду, влечение к противоположному полу или боль. Но они умеют терпеть ради нормальной жизни, хорошей семьи, карьеры. Каждый взрослый человек знает таких людей. Они, как правило, не попадают в руки наркологов, не лечатся в психиатрических стационарах. Честь им и хвала, но книга, которую вы будете читать, – не о них.

Есть алкоголики, которые не хотят терпеть. Они полагают, что все их желания должны быть удовлетворены – и как можно быстрее. Удивительно, что некоторые из них также входят в устойчивую трезвость. Есть соблазн приписать это результатам терапии, результатам работы врачей и психологов. Да, иногда врач или психолог может сыграть решающую роль в том, что алкоголик входит в ремиссию. Однако те же самые действия врача или психолога совершенно безрезультатны по отношению к множеству других алкоголиков. И ссылки на то, что это «другое множество» состоит из деградировавших личностей, совершенно неоправданны. Рецидивируют вполне сохранные (без явных дефектов психики, социально адаптированные) пациенты. Рецидивируют те, кто не хочет терпеть. И вряд ли искусство врача создаст им умение стойко и мужественно переносить напряжение и боль.

Что-то особенное должно произойти «внутри» алкоголика, чтобы он «наступил на горло собственной песне», отверг ежедневное, как потребность в пище или сне, желание употреблять алкоголь.

«Что-то особенное» – это сродни чуду. Может быть, это и есть чудо.

Анонимные алкоголики считают, что необходимые условия трезвости алкоголика – честность, готовность (принять решение на трезвость и следовать программе «12 шагов») и открытый ум (некритическое восприятие положений программы трезвости).

Вопрос вот в чём: если алкоголик обманывал сам себя и окружающих, – почему он вдруг должен стать честным? Или – если он не был готов или не хотел следовать любым программам трезвости, – почему он вдруг принимает решение на трезвость? Если раньше он критиковал любые предложения и доводы своих близких, врачей и психологов, – почему он вдруг начинает воспринимать программу трезвости как неоспоримую истину?

Мы не найдём убедительных ответов на эти вопросы. Происходит чудо, чудо превращения гонителя христиан Савла в апостола Павла. Нет разумных оснований для этого превращения. Но есть вмешательство силы, превышающей нашу собственную, – некоторые называют эту силу Богом.

Я не призываю всех верить в Бога. Но я знаю на основе своего очень большого жизненного и врачебного опыта, что алкоголику лучше бы поверить в Бога и стараться жить по Писанию. В противном случае трудно ожидать улучшения. Алкоголик – существо убогое (в архаичном смысле этого слова; убожество – это обнищание, оскудение телесное и духовное), он утрачивает контроль над собственной жизнью и нуждается во внешнем управлении. Это – аксиома, истина, не требующая доказательств. А из всех механизмов внешнего управления религия является лучшим. Алкоголик – убог, и он должен быть «у Бога», потому что, если он не будет «у Бога», он будет… сами знаете, где и у кого он будет.

История алкоголика Бориса, которую вы будете сейчас читать – об этом. Борис – убогий алкоголик, пришедший к Богу и обретший устойчивую трезвость. Я свидетель этой правдивой жизненной истории. Бориса знаю давно, знаком с его семьёй, с его друзьями.

И если Борис стал трезвым алкоголиком – это может случиться и с любым другим больным. Для Бога нет ничего невозможного. И мне нечего добавить к сказанному.

Владимир Иванов-Петровский, врач-психотерапевт с 40-летним стажем работы с зависимыми людьми, 1987-92 гг. – главный нарколог Министерства здравоохранения РБ, 1992-94 гг. – и главный психиатр Минздрава.

Начало конца

На улице лежал человек… Нет, не лежал. Человек валялся. И не на улице, а во дворе собственного дома. А конкретно – в том самом месте, куда люди из окрестных домов выносят мусор, то есть – на помойке. Аккурат между металлическими контейнерами зелёного цвета. Человек был мужского пола, одет в дорогую дублёнку и обут в кеды советского времени – с белыми резиновыми носами и кругляшом сбоку.

Было утро. И была весна. Но не та, что уже пришла «рыжею девчонкой, тёплою ото сна, в озябший мир». Весна значилась лишь по календарю. Поэтому мир оставался озябшим. И человек на помойке, по-видимому, тоже. Во всяком случае, так показалось местным котам, которые решили человека согреть своим дыханием. Или им просто стало его жалко, и они, пытаясь вернуть к жизни представителя «братьев своих старших», дружно облизывали ему лицо (хотя предполагается ещё и другая причина).

Представитель открыл глаз. Второй не открывался. Неверной рукой описал полукруг в воздухе и попытался отогнать сердобольных животных. Не вышло. Человек был слаб: четыреста дней пьянки сделали своё дело. Но живучесть человечья порой потрясает: он умудрился-таки принять вертикальное положение и пошёл «заливать горе». А куда ж ещё ему было идти? В его чашу омерзения и презрения к самому себе коты, кажется, добавили последнюю каплю, и жить с таким помойко-кошачьим позором трезвым человеку просто не представлялось возможным…

Мы теперь не отправимся вслед за человеком пить. И живописать сие занятие мы не станем. Как это обычно происходит, знают почти все из вас. Момент же этот был выделен из жизни человека по имени Борис и рассказан здесь потому, что он стал кульминационным, это был апогей всей предыдущей его тридцатилетней пьяной жизни.

Ту холодную весну 93-го можно сравнить с неким пригорком. И если на него взобраться сегодня, то можно смотреть уже не только в алкогольную пропасть, которая зияет позади, но, к счастью, и обозреть ту тропку, которая, спускаясь с этого самого пригорка в противоположную от пропасти сторону, рисует замысловатый узор: она то переходит в широкую ровную дорогу, то сужается до ниточки, по которой можно ступать еле-еле, почти на цыпочках, то петляет в обход болот, то закручивается в спираль, и кажется, что не продвигается вперёд ни на йоту, то теряется из виду в дремучих зарослях, то взбирается по горам вверх, чуть ли не к самым облакам, то устремляется в низину и там замирает, а то ровным плато расстилается до самого горизонта. Но куда бы она ни завела, эта стёжка-дорожка так ярка, сочна и радостна, какой только может быть настоящая трезвая жизнь – семнадцатилетняя (на момент переиздания книги в мае 2024 года у Бориса был тридцать один год трезвости, поэтому при дальнейшем чтении цифру 17 тут заменяйте в уме на 31 – прим. Г. Х.).

Мы с вами, дорогой читатель, всё повествование будем стоять на этом самом пригорке. Когда устанем, сможем присесть или прилечь, ведь слушать и читать можно в любом положении. Будем оборачиваться назад – к адской пропасти, порой заглядывая в неё, вслушиваясь, а то и спускаясь вслед за героем туда, на самое дно, откуда ему удалось-таки выбраться. Или с радостью двинемся вперёд, догоняя ходока, шагая с ним в ногу, и тогда он нам расскажет много занимательного и интересного. Или чуток отстав, чтобы лучше можно было разглядеть то, что впереди, – ведь «большое видится на расстоянии». Ну вот, пожалуй, с него, с расстояния, и начнём ничтоже сумняшеся.

От знаковой точки А до не менее знаковой точки В шёл наш герой пять с половиной лет. Вроде относительно небольшой временной отрезок. Но что это был за путь! Точка А расположена в пропасти, почти на самом дне, а точка В – это испытательный полигон уже на «дороге жизни». Между ними – наш пригорок. И с него нам будет лучше видна вся ошеломляющая контрастность, полюсность двух жизней Бориса, как говорили раньше старые люди: «до войны» и «после войны».

Итак, точка А. У Бориса был друг. Он же собутыльник. Назовём его Миша Чистяков. Талантливейший человек, золотая голова. Они с Михаилом именно дружили, а не просто пили (и это примечательная деталь). На дворе стоял 1990 год. Начало апреля. Впереди ещё долгих три года до помойки с котами. В один из вечеров Борис переживал – и любой алкоголик его поймёт – состояние острой киронедостонии1. Вообще здесь надо заметить, что алкоголик пребывает в состоянии хронической киронедостонии. Но у нашего героя на тот момент была острая: то есть где-то чуть-чуть выпил, в организм уже попало, но до нужной кондиции ещё далеко. Терпеть невозможно – надо выпить срочно, и всё. Но ещё не настолько пьяный, чтобы хватать жену за грудки с требованием выпивки. Из дома не выпускают. Мучительное хождение по квартире в поисках какой-нибудь заначки у жены результата не принесло. И мысли лихорадочно крутятся: «Как вырваться… На часах уже начало одиннадцатого вечера, сейчас магазины закроются, по «точкам» потом среди ночи искать… Что же делать?»

И тут раздаётся звонок по телефону – звонит Оля Чистякова, жена друга. Правда, на тот момент уже вдова, потому что из трубки донеслось: «Миша умер»…

Как умер?! Почему умер?! Когда умер?!.

И вот здесь, в этом самом месте, непременно что-то должно быть: в книге – многоточие и абзац, в пьесе – длительная пауза, в жизни – наверное, немой вопль, расширенные от ужаса глаза – что-то, позволяющее набрать в лёгкие воздуха и на вздохе узнать о том, что же именно испытал тогда Борис.

Что?

Радость!

Да-да, именно это чувство. «Вот же оно! – ликовал, в душе потирая руки, Борис. – Куда теперь денется жена, откроет дверь как миленькая, ещё и денег даст»…

Звонок третьему товарищу: «Так, срочно бери пару бутылок водки, заезжай за мной, звонила Оля, умер Миша».

Кто это в состоянии понять?! О чём это вообще?! Это разве о человеке?

Это о том, что алкоголь забирает всё человеческое. Медленно, но верно забирает всю личность. Без остатка. И – саму жизнь. Она брошена на дно стакана. На конечном этапе знаки «что такое хорошо» и «что такое плохо» расставляет алкоголь. Если есть ли в конце мероприятия, сделки, обстоятельства, общения, события (нужное подчеркнуть) выпивка, значит, это хорошо. Если нет – плохо. Человек выставил бутылку на стол – значит, он хороший человек. Если человек отказался выпить – значит, он плохой человек. Принести домой ковёр – хорошо, потому что жена поставит «замочить». Отказалась жена, пошмонала по карманам, бутылку заныкала, – значит, надо взять этот ковёр, вынести из дома, продать, чтобы купить ту же бутылку. И это – правильно. Все остальные критерии не существовали, или было мало заметны, или использовались как подтасовка под заданный ответ. А заданный ответ – выпить.

Даже бизнес-планы Борис составлял в бутылках водки, высчитывал, сколько ему надо: чтобы заплатить рабочим, принести жене и чтобы осталось в кармане столько, сколько нужно на ежедневную гарантированную бутылку водки. Потом решил, что лучше на всякий случай иметь две, и бизнес-план пересчитал. Таков критерий – алкоголь, он рулит, он расставляет знаки: плюс – минус, хорошо – плохо, нравственно – безнравственно. Все благие дела делались с тем, чтобы без чувства вины можно было выпить. Все подлые дела делались с такой же задачей. И было абсолютно неважно – подлость совершалась или благородные поступки – без-раз-лич-но. Но узнал обо всём этом Борис только много лет спустя. Столько же лет спустя он наконец смог говорить вслух о том эпизоде своей жизни.

Точка В. Через два с половиной года после помойки, то есть два с половиной года Борис живёт трезвой жизнью. Больна его мать. Она лежит в больнице. Борису надо уезжать в командировку в другой город. Перед самой поездкой он навестил её. Поговорили, напоследок мать произнесла: «Ну, Боря, ты становишься мудрым человеком (эти два с половиной года она была счастлива – она видела сына трезвым), вот если бы ещё и твой брат…» Когда через неделю Борис вернулся из командировки, на пороге квартиры его встретила заплаканная жена: «Мама умерла».

Чтобы представить, что начало твориться с сорокашестилетним мужчиной, надо чуть-чуть приблизиться к пониманию того, кем была для Бори мама. Не просто женщиной, давшей ему жизнь, это был самый большой друг, самый надёжный советчик. Мать решала огромное количество сыновних проблем и вопросов. Она была его ангелом-хранителем. И вот мамы не стало.

Для Бориса это оказалось шоком: «Я помню тот день как сейчас: меня всего колотит, я рыдаю, со мной истерика. Мне реально плохо, физически, меня отпаивают валерьянкой, дают нюхать нашатырь. Я убегаю во двор. Не могу успокоиться. Схожу с ума. Я не знаю, что мне делать. У меня срывает крышу. Меня держат за руки. И тут (хотите – верьте, хотите – нет, но это не сказка, не аллегория, не глюк – я же трезвый, но я не могу это объяснить) я слышу реальный голос: «Боря, что ты мучаешься? Посмотри, как тебе плохо. Выпей стаканчик, никто тебя не осудит – у тебя такое горе!» У меня нет абсолютно никаких вопросов относительно того, кто мне это говорил и откуда раздавался этот голос. Из преисподней. Это – дьявол в виде алкоголя. Водка предлагала мне свою дружбу и помощь: выпей этот стакан – тебе будет легче.

И тут же (вот как это объяснить?), в другое ухо, абсолютно по-русски, не намёками, а прямым текстом: «Ты что, сукин сын? Мама жизнь свою положила на то, чтобы ты был трезвым. Ты всю жизнь её своим пьянством предавал. Подлец, сволочь! Последних два с половиной года своей жизни она была счастлива видеть тебя трезвым, у неё глаза светились радостью, она хотела тебя видеть каждый день по поводу и без повода, хоть на две минутки, – потому что ей было радостно просто видеть тебя – трезвым. И ты хочешь сейчас предать её, лежащую в гробу?»

Я выпил… валерьянки и поехал на собрание анонимных алкоголиков. И меня отпустило. Я не выпил спиртного. Ни тогда, ни после».

И, как бы кощунственно это ни прозвучало, Борис был рад тому, что смог достойно пережить такую утрату.

Заметьте, и в точке А, и в точке В переживается одно и то же событие – смерть близкого человека (при этом разнится степень близости). И там, и там Борис испытывает одно и то же чувство – радость. Но – почувствуйте колоссальную разницу этих двух радостей. Одна – патологически уродливая. Вторая – мужественная и красивая.

День смерти своей матери, 1 октября 1995 года, Борис считает концом испытательного срока, переломным моментом, когда он, сорокашестилетний, почувствовал себя мужчиной, обязанным и – главное – способным отвечать за свою жизнь. Эта дата стала стартом его новой жизни, началом созидания собственной личности, реконструкции своих мечтаний и желаний.

А днём своего второго рождения называет 12 апреля 1993-го. И о нём – отдельный рассказ.

День рождения

Вернёмся к помойке и котам. До дня рождения, то есть до 12 апреля, около двух недель.

Очнувшись в таком месте и в таком окружении, впервые в жизни изощрённый мозг алкоголика не смог найти оправдания не то что пьянке, а самому факту помойки и котов. До этого момента существовали многолетние, определённые, причём совершенно логичные с точки зрения алкоголика, причинно-следственные связи. Он всегда мог объяснить, почему он пьёт: потому что его девушки не любят, потому что у него жена – стерва, потому что начальник его – дурак, а он умный, потому что кругом сволочи и обманщики, или, наоборот, потому что премию дали, потому что выиграла в футбол любимая команда, и ещё куча всяких позитивных «потому что». Всегда алкоголик находит оправдание своей пьянке. Находит не для кого-то: для жены или начальника, – а для себя. Эти причины нужны ему самому, оправдаться перед самим собой в первую очередь. Потому что подсознательное чувство вины перед самим собой – оно страшно. Здесь же даже обвинить оказалось некого! Не было оправдания! Коты не могут быть виноваты! И это понимал даже изуродованный ум алкоголика.

А ещё в алкоголизме непременно наступает такая стадия, когда оказывается невозможным терпеть душевную боль, она становится сильнее физической, биологической, и пережить её нет никакой мочи. Только алкоголики знают, как раскалывается наутро голова, как воспаляются мозги и словно превращаются в кипящую смолу, как щипцами сдавливает сердце и горит огнём печень. Но и эта боль – ничто в сравнении с теми ужасными мучениями, которые испытывает душа: утопленная в алкоголе, истерзанная, искорёженная, она, кажется, заполняет собой всё тело, и человек превращается в один комок чудовищной боли. В него ледяной струйкой медленно вползают тоска и страх. А реальность наполняется жуткими видениями, они рядом, повсюду – душа погружается в ад. Вынести эти пытки невозможно, их можно либо заглушить, залить новой порцией алкоголя, либо разом покончить с ними. Многие алкоголики делают этот последний шаг.

Нашего Бориса от самоубийства спасла элементарная «жаба» – он не мог и не хотел смириться с тем, что ему не доведётся увидеть, как жена, мать, начальник, ещё кто-то будут стоять у его гроба, рыдать, биться головой об гробовую крышку и говорить о том, какого замечательного человека они потеряли, как не ценили его живого, как несправедливы были к нему и как нет им прощения. Поэтому свою боль и подсознательное презрение к самому себе: «какое я дерьмо» – алкоголик Боря пошёл заливать алкоголем.

А дальше происходил типичный, многими годами наработанный процесс. По обыкновению, нашего героя находила его старшая дочь. Как оказывается, она имела свою агентуру, у неё была целая тетрадка с адресами, явками и паролями. Агентура состояла из районных алкашей, которым она «проставляла», и бабок на «точках», которые посещал её отец. Ей давали информацию об отцовских передвижениях, а они были весьма активными, поскольку Борис был блуждающим алкоголиком, в отличие, скажем, от своего брата, тоже алкоголика, но тихого и домашнего, который брал сразу ящик-другой водки, рассовывал бутылки в квартире по всем закуткам, запирался дома, отключал телефон и пил неделю-две-три, пока не становилось совсем худо, и тогда его «откачивали».

Борису нужна была не просто компания, а аудитория слышащих и внемлющих. Удержать его дома не было никакой возможности. Если Боре в рот попадало 100 граммов – его куда-то несло. Самый интересный эпизод из того, куда его занесло, и маршрут, который и по сей день остаётся тайной за семью печатями, это город Ярославль. Допустим, был бы это Киев – понятно, Вильнюс – понятно, и множество других населённых пунктов, куда ходят прямые поезда. А вот Ярославль… Нет туда прямого поезда, в Москве пересадка. И ни знакомых, ни родственников – никого у Бориса в Ярославле нет. Почти как Стёпа Лиходеев в Ялте. Помните «Мастера и Маргариту»?

Короче, он являлся блуждающим алкоголиком. Поэтому технология была такова: он уходил в запой, через несколько дней его находила дочка. Либо он частично находился сам. Например, звонил и заплетающимся языком говорил: «Заберите меня отсюда». Откуда – непонятно. Однако ж дочери понятно было многое: у неё в заветной тетрадке были различные пометки, отличительные особенности, например, какая музыка в каком ресторане из посещаемых отцом звучит обычно, или какие-то иные звуковые нюансы. То есть иногда по звуку, доносящемуся из трубки, дочь понимала, где находится её родитель. Или когда он приходил на «точку» к Анне Ивановне и садился выпить рюмочку с её мужем, а хозяйка, видя, что вот ещё чуть-чуть и гостя можно выносить, сигнализировала его дочери. К тому времени дочь эта была 18-летней красивой девушкой, с кучей поклонников, мускулистых и плечистых в том числе. Они Бориса «вычисляли», приезжали на его же машине, дочь наливала отцу ещё стаканчик «на посошок», потому как «год не пей, два не пей, а на дорожку выпей», чтобы он упал, брали тело за руки-ноги, загружали в машину. И везли к маме.