Визуальное мышление. Скрытые таланты людей, которые думают картинками, схемами и абстракциями

Дело в том, что мы живем в культуре, построенной на речи. Вербально мыслящие люди доминируют в общенациональном дискурсе. Слова наполняют эфир и интернет, а проповедники, ученые и политики занимают большую часть общественного пространства. Недаром же мы называем комментаторов «говорящими головами». Доминирующая культура отдает предпочтение вербальным людям, их мир наполнен бесконечными речами.

Психолог Чарльз Фернихоу – директор проекта Hearing the Voice («Слышать голос») в Даремском университете. В его книге The Voices Within («Голоса внутри») рассказывается, как и почему люди повсеместно разговаривают сами с собой – для мотивации, самофокусирования, смены настроения, чтобы сосредоточиться или изменить поведение. В общем и целом, чтобы сознавать себя. Как мы увидим, даже люди с высоким уровнем вербального мышления обладают навыками визуализации, но информация поступает к ним в основном в форме языка. Однако в отчетах о своих исследованиях Фернихоу, как и многие другие, попадает в ловушку определенной предвзятости. Он утверждает, что мышление является прежде всего языковым, более тесно «связанным с языком, чем представляется на первый взгляд». Психолог признает, что задействуются образы, а также сенсорные и эмоциональные элементы, но «они являются лишь частью картины». Несмотря на то что я действительно разговариваю сама с собой, порой даже вслух, когда полностью сконцентрирована на проекте, мое сознание – не плот в море слов. Это океан образов.

* * *

Большинство детей с поразительной скоростью связывают речь с окружающими их вещами. Для вербальных людей речь естественна. Помимо слов и синтаксиса, малыш усваивает интонации и выразительность языка родителя. Однако многим визуально мыслящим людям с расстройством аутистического спектра приходится адаптироваться к доминирующей культуре. Мы не понимаем, что остальной мир передает мысли и чувства посредством слов. Язык не является для нас естественным. Нам очень непросто им овладеть, а также научиться изменять свои голоса по силе, высоте, тембру и длительности для получения правильной интонации. Я научилась модулировать свой голос, внимательно наблюдая за тем, как говорят люди, мыслящие вербально. Это не пришло ко мне естественным образом и не явилось врожденным свойством. Мне до сих пор трудно запомнить длинные последовательности словесной информации. Иногда шутки просто не находят во мне отклика, особенно если произносятся быстро или связаны с игрой слов. Чтобы понять ее, мне нужно преобразовать слова в изображения. Если в шутке присутствует жонглирование словами или странный синтаксис, я, скорее всего, ее не пойму.

Долгое время я ошибочно полагала, что все люди с аутизмом мыслят визуально. Оказывается, некоторые из них очень разговорчивы. Однако, по мнению психолога Грэма Дж. Хитча и его коллег из Манчестерского университета, в раннем возрасте все дети проявляют склонность к визуальному мышлению. Он изучал, как дети обрабатывают информацию, чтобы убедиться, что они полагаются на визуальные, а не на фонетические подсказки в своей памяти. Результаты исследования показали, что у детей старшего возраста зрительная память «замаскирована более распространенным фонетическим компонентом воспоминаний», а это означает, что слова довольно быстро закрывают образы, как один слой обоев ложится поверх другого.

Габриэла Коппенол-Гонсалес, психолог и аналитик данных, которая также отслеживала распространение языка как основного средства общения детей, обнаружила, что до пяти лет дети в значительной степени полагаются на зрительную кратковременную память (КВП). С шести до десяти лет они начинают больше использовать вербальную обработку поступающей информации, а с десяти лет уже напоминают взрослых в том, что касается вербальной КВП. По мере развития вербальной и зрительной систем дети становятся все более склонными к вербальному мышлению. Однако, опираясь на предшествующие исследования КВП у взрослых, исследователи пришли к выводу, что вопреки всем предположениям не все взрослые обрабатывают информацию в первую очередь вербально.

Психолог Линда Сильверман из Института изучения опережающего развития и Центра развития одаренных детей в Денвере более сорока лет работает с одаренными детьми, в том числе с расстройством аутистического спектра. Их всех объединяют трудности с чтением, правописанием, организацией и последовательностью действий. Тем не менее многим из этих детей легко удавалось разобрать предметы, сложить их вместе и решать сложные уравнения, хотя они не смогли бы вам объяснить, как они это сделали. Как правило, им нравились математический анализ и физика, и они хорошо читали карты. Сильверман изучала преподавание ученикам с учетом преимуществ их индивидуальных особенностей восприятия. Рассказывая о различных способах усвоения знаний, психолог показывает слайд, на котором изображены два человека – один с аккуратной файловой папкой, а другой в окружении беспорядочной груды бумаг. «Папочник» и «захламитель», если использовать ее термины. Вы, наверное, знаете, к которой из групп относитесь вы. Что это говорит о вашем типе мышления?

Сильверман справедливо отмечает, что нельзя прийти к однозначным выводам, противопоставляя неаккуратного человека аккуратному в плане знаний, способностей и т. п. Тем не менее именно неаккуратные люди чаще всего стереотипно воспринимаются как менее развитые интеллектуально. Сравнивая ученика с идеально организованной папкой и ученика с набитым бумагами рюкзаком, мы обычно предполагаем, что организованный ребенок учится лучше, да и просто умнее. Возможно, он успешнее только в школе. Гении, как мы убедимся, обычно относятся к «захламителям». Сильверман также правильно отмечает, что, если заставить человека с беспорядочной грудой бумаг разложить все по папкам, он больше никогда ничего не найдет. Такие люди знают, где у них что лежит. В их мысленном представлении этот беспорядок вполне себе упорядочен.

Это абсолютно верно в отношении меня. Мой кабинет завален грудами научных статей, а также стопками черновиков, и все это выглядит произвольной мешаниной. Однако система здесь присутствует. Каждая кучка содержит исходный материал для отдельного проекта. Я легко нахожу нужную стопку и любую необходимую мне бумагу. Пусть способность находить конкретные бумаги в беспорядочной куче и не является показателем гениальности, но это определенно ключ к пониманию того, как устроено мое сознание.

Тем не менее складывается впечатление, что кредит доверия всегда выдается мыслящим вербально. В своей книге The Pattern Seekers: How Autism Drives Human Invention («Искатели закономерностей: Как аутизм способствует человеческой изобретательности») профессор психологии и психиатрии и директор Исследовательского центра аутизма в Кембридже Саймон Барон-Коэн утверждает, что люди с аутизмом несут ответственность за большую часть мировых инноваций: «Эти гиперсистематизаторы с трудом справляются даже с самыми простыми повседневными социальными задачами, такими как установление и поддержание отношений, однако способны с легкостью обнаруживать естественным или опытным путем закономерности, которые другие просто упускают из виду». Это точное описание моего мышления. Барон-Коэн восторженно отзывается о вербальном мышлении, утверждая, что когнитивная революция породила «нашу замечательную человеческую способность к языку». Эта идея доминирует в истории человеческого понимания: предполагается, что посредством некоего алхимического процесса язык преобразует мысль в сознание, в то время как визуальное мышление исчезает где-то на полпути.

Визуально-вербальный континуум

Меня то и дело спрашивают, как можно определить, что ребенок обладает визуальным мышлением. Первые признаки могут проявиться у ребенка в возрасте трех лет, но чаще становятся очевидными, когда ребенку исполняется шесть-восемь лет. Склонность к визуальному и пространственному мышлению проявится в деятельности, к которой они тяготеют. Часто эти дети создают красивые, очень подробные и реалистичные рисунки. Им также нравится строить из кубиков, наборов LEGO и конструкторов или из подручных домашних материалов вроде картона или деревяшек. Они оживляются при виде мозаики, состоящей из тысячи деталей, или проводят долгие часы в подвале или гараже, возясь с инструментами или электроникой, разбирая и собирая разнообразные устройства. Физик-теоретик Стивен Хокинг разбирал модели поездов и самолетов, а затем собрал примитивный компьютер из деталей старых часов и телефонов. Новатор в области теории вычислительных систем, математик Грейс Мюррей Хоппер разобрала на части все семь часов в доме своей семьи. Вы, вероятно, не обрадовались бы, если бы ваш подросток разобрал ваш ноутбук, хотя, наверное, ликовали, если бы он стал следующим Стивом Возняком[3].

Взрослым я предлагаю пройти то, что называю тестом ИКЕА, чтобы определить свое место в зрительно-вербальном спектре. Это не строго научный, но довольно надежный способ отделить людей, склонных к вербальному мышлению, от мыслящих визуально. Итак, вы покупаете предмет мебели и готовы его собрать: вы будете читать инструкции или рассматривать картинки? Если я попытаюсь прочитать устные инструкции, то совершенно растеряюсь, потому что не смогу выполнить последовательность шагов. Но, обратившись к рисункам, мой разум начнет вспоминать все, что я собирала в прошлом, и я сразу пойму, как должен выглядеть этот предмет мебели. Возможно, вы заметили, что инструкции IKEA представлены в виде серии иллюстраций, а не письменных инструкций. Я не удивилась, узнав, что человек, создавший компанию, страдал дислексией[4] и предпочитал изображения словам. Я слышала о том, что некоторые люди с вербальным мышлением впадают в отчаяние, столкнувшись с инструкциями по сборке мебели IKEA, и сильно разочаровываются, пытаясь им следовать. То, что для меня является идеальной дорожной картой, для них – сбивающая с толку бессмыслица. Должно быть, именно поэтому IKEA вступила в партнерство с TaskRabbit[5], и теперь визуализаторы помогают студентам-филологам собирать книжные шкафы.

Помимо инструкции по сборке книжных шкафов, однозначного теста или обследования на визуальное мышление не существует (пока), но «Визуально-пространственный идентификатор» Линды Сильверман, который она и ее команда в Денвере разрабатывали на протяжении многих лет, очень хорошо проводит различие между теми, кого Сильверман называет мыслящими в «аудиальной последовательности» (основываясь на языке), и людьми с «визуально-пространственным» мышлением (опирающимися на изображения). Если вас интересует, к какой части спектра относитесь вы, уделите время ответам на восемнадцать вопросов «Визуально-пространственного идентификатора», приведенного ниже.

Если вы ответите утвердительно на десять или более вопросов, вам, скорее всего, свойственно визуально-пространственное восприятие.

Помните, что это вербально-визуальный континуум, а не бинарное противопоставление. Очень немногие люди ответят утвердительно на все вопросы. Я ответила «да» на шестнадцать из восемнадцати вопросов, что ставит меня на дальний конец шкалы визуального мышления. У писателей, редакторов и юристов обычно гораздо меньше утвердительных ответов. Мой соавтор, в высшей степени вербальный человек, ответила утвердительно лишь на четыре вопроса. Большинство людей, скорее всего, окажутся где-то посередине, демонстрируя сочетание обоих типов мышления. Творческие или обладающие математическими способностями люди с высокой вероятностью ответят утвердительно на многие вопросы.

Меня часто спрашивают, какой процент людей мыслит визуально. Данных по этой теме пока не так уж много. Но команда Сильверман, проведя исследование, в котором приняли участие 750 учеников четвертого, пятого и шестого классов с широким диапазоном социально-экономического происхождения и показателей IQ, обнаружила, что примерно одна треть имеет ярко выраженное визуально-пространственное мышление, около четверти мыслят строго в аудиальной последовательности и около 45 процентов обладают смешанным типом мышления.

Впервые осознав, что обладаю визуальным мышлением, я перешла в режим ученого и создала свой собственный опросник. Я полагала, что если опрошу достаточное количество людей, задавая одни и те же вопросы, призванные выяснить, как они получают доступ к зрительной памяти, то смогу создать базу данных людей, думающих так же, как и я. Невролог и писатель Оливер Сакс уловил мою склонность к сбору информации и написал об этом статью в журнале New Yorker, которая затем выросла в книгу An Anthropologist on Mars («Антрополог на Марсе»). Это очень точное описание моего мировосприятия. Я как Маргарет Мид[6] среди так называемых нормальных, или «нейротипичных», людей. Вместо поддержания определенных видов социальных связей мне удобнее изучать образ жизни и привычки людей. «Подлаживаться» – дело сложное. В то время я этого еще не сознавала, но, занимаясь поиском визуализаторов с помощью своего опросника, я искала «своих» людей.

Я начинала свой опрос с того, что просила людей описать свой дом или домашнее животное. Оказалось, что почти все описывали свои дома или домашних животных с конкретными визуальными деталями. Когда же я просила людей описать обычные вещи, такие как тостеры и рожки мороженого, то получала аналогичные результаты. Людям не составляло труда представить их и описать. Неужели все они мыслят визуально? Как ученый я занималась тем, что и всегда: анализировала полученные результаты и выдвигала гипотезы. Я предположила, что именно знакомство с этими объектами могло стать причиной подробных воспоминаний.

Я решила сосредоточиться на знакомых предметах, но таких, с которыми люди в своей повседневной жизни не сталкиваются. Проезжая мимо церкви в своем городе, я задумалась о шпилях. Все знают, что представляют собой шпили, и, вероятно, время от времени их видят, но их роль в нашей жизни не так уж и велика. Даже если вы посещаете церковь, шпиль может быть не тем, на что вы обращаете внимание. Я разговаривала со служителями, которые почти не замечали шпилей в своих церквях. После того как я попросила людей вспомнить о церковных шпилях, результаты полностью изменились.

Я всегда получаю один из трех различных ответов. Визуально мыслящие люди вроде меня описывают конкретные шпили, часто упоминая несколько реально существующих церквей. В их сознании нет ничего расплывчатого или абстрактного. С таким же успехом они могли бы смотреть на фотографию или реалистичный рисунок; настолько ясно они это видят. Далее, есть люди, подобные моему соавтору, на дальнем конце вербального спектра, которые видят две расплывчатые линии в виде перевернутой буквы V, как будто грубо начерченные углем, совершенно неконкретные. Как правило, эти люди обладают вербальным мышлением. Но встречается также много людей, реакция которых находится где-то между двумя этими крайностями. У них в голове возникает образ типичного шпиля в характерном для Новой Англии стиле, собирательный образ церковных шпилей из жизни, книг и фильмов. Эти люди попадают в середину спектра, их мышление представляет собой смесь вербального и визуального. Итак, почти с самого начала я осознала, что существует не два отдельных типа мышления, а скорее континуум.

В другом неформальном эксперименте, проводимом мной на протяжении многих лет в целях выявления людей с визуальным мышлением, участвовали две разнородные группы, с которыми я регулярно беседую: ученики начальной школы и школьные администраторы. Каждой группе я показываю фотографию быка, передвигающегося по прогонному коридору и смотрящего на яркое пятно солнечного света на полу. Подпись гласит: «Нескользящий пол крайне необходим». А затем прошу поднять руки тех, кто видит, что животное смотрит на солнечный луч. Результаты остаются неизменными: половина детей, как правило, поднимают руки. Если же я представляю тот же слайд на конференции школьной администрации, руки почти не поднимаются. Администраторы акцентируют внимание на подписи.

Визуальный мозг и вербальный мозг

В краткой истории открытия зрительной коры профессор Митчелл Гликштейн выделяет ряд врачей, которые занимались различными аспектами того, как мозг обрабатывает зрение. В восемнадцатом веке Франческо Дженнари, студент-медик из Пармы (Италия), поместив мозг на лед и препарировав его, «положил начало изучению церебральной архитектоники: региональных различий в кортикальных структурах головного мозга». Шотландский невролог Дэвид Ферье, ища часть мозга, отвечающую за зрение, случайно обнаружил визуально управляемое движение, или моторную функцию. С появлением русских винтовок с пулями, не разбивавшими черепа солдат, японский врач Тацудзи Иноуэ смог зафиксировать точки входа и выхода пуль и вычислить места повреждения зрения в мозге двадцати девяти солдат, раненных в русско-японской войне 1904–1905 гг. Примерно в то же время британские неврологи придумали еще более доступную схему работы с ранеными английскими солдатами. Две части мозга, наиболее тесно связанные с речью, названы в честь двух неврологов девятнадцатого века, которые выяснили, что разные части мозга играют свои уникальные роли. Французский хирург Поль Брока определил языковой центр в мозге после работы с пациентом, потерявшим речь (афазия). Вскрытие показало наличие поражения в левой лобной части головного мозга, что было подтверждено и последующими вскрытиями. Человек с травмой зоны Брока часто способен полностью понимать речь, но не может говорить. Под влиянием работ Брока польский нейрохирург Карл Вернике обнаружил аналогичную картину поражений, только на этот раз в задней части височной доли. Зона Брока стала ассоциироваться с производством речи, способностью образовывать слова. Она также отвечает за наше понимание невербальных сигналов, таких как жесты, мимика и язык тела. Эта часть мозга находится рядом с моторной корой, позволяющей мозгу управлять ртом. Центр Вернике является локусом понимания речи и близок к слуховой коре. У человека с поврежденным центром Вернике мысли часто путаются, но он способен говорить, хотя и полную бессмыслицу. Эти области связаны большим ассоциативным пучком, не содержащим информации, но объединяющим и речь, и понимание в мышление. Человеческий пучок больше, чем у любого животного, что объясняет сложность нашей речи и искушенность общения.

В то же время эксперименты с использованием высокоинвазивных процедур, включая подключение электродов к различным частям мозга человека или животного, были направлены на то, чтобы показать, как именно функционирует мозг. В одном эксперименте стимуляция одной стороны мозга вызывала движение противоположной стороны тела. Два немецких физиолога, Густав Фрич и Эдуард Хитциг, лечили солдат с травмами головы и выясняли, какая часть мозга способствует произвольным движениям тела, воздействуя электростимуляцией на их затылки. Затем они повторили этот эксперимент с собакой. Дэвид Феррье, тот самый невролог, который открыл моторную функцию, удалял префронтальные доли обезьян и обнаружил, что их двигательные навыки при этом не повреждались, но личностные свойства серьезно изменялись. (Он также станет первым ученым, которого будут судить по Закону 1876 года о жестоком обращении с животными.)

Оливер Сакс отмечал, что большинство исследований мозга исходят из недостатка способностей. Пациент с определенным дефицитом дает ученым возможность найти причину и, обнаружив ее, узнать о работе мозга. В самом известном раннем случае железнодорожный рабочий по имени Финеас Гейдж получил травму головного мозга после того, как железный прут вошел в его голову над скулой и вышел из верхней части черепа. Он чудом выжил и был способен видеть, ходить и говорить, но его личность претерпела существенные изменения, он постоянно извергал ругательства и пренебрегал правилами приличия. Возможно, этот случай впервые приподнял завесу над тайной функцией префронтальной коры. В 2012 году, более 170 лет спустя, исследователи из Лаборатории нейровизуализации Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе, используя комбинацию высокотехнологичной аппаратуры и 110 изображений виртуального черепа Гейджа, предприняли новую попытку объяснить утрату исполнительных и эмоциональных функций и то, как это проливает свет на последствия черепно-мозговой травмы и дегенеративных состояний, таких как деменция.

Со временем были разработаны инструменты, позволяющие исследователям заглядывать внутрь мозга без подобных инвазивных процедур. ПЭТ-сканирование[7] уступило место ЭЭГ[8], компьютерной томографии и МРТ, которые создают высокоточные изображения головного мозга и используются для диагностики травм головного мозга, опухолей, деменции, инсультов и многого другого. Технология фМРТ (функциональная магнитно-резонансная томография) развивает технологии еще на шаг вперед и показывает деятельность головного мозга.

Тем не менее фМРТ имеет свои ограничения. Я думаю об этой технологии, как о самолете, летающем ночью над комплексом домов, получающих электричество от одного генератора. Если в дом, где находится генератор, ударит молния, свет погаснет во всех домах. Если же молния попадет в дом, в котором нет генератора, все остальные дома останутся освещенными. Технология фМРТ не дает возможности понять, где находится «генератор», если только по нему не ударить, например, электродом. Она не позволяет нам определить, какой узел нейронной сети включает всю систему.

Важно помнить, что мы полагаемся на зрение больше, чем на любой другой орган чувств. Исследования показали, что и рассматривание объекта, и его воображение активируют широкую область затылочной (зрительной) коры и височной доли. Эти две области составляют примерно треть мозга – обширные владения. Первичная зрительная кора у всех млекопитающих расположена в задней части головы, в самой дальней точке от глаз. Мы не знаем, почему она там оказалась, но это место, возможно, способствовало эволюционному развитию восприятия глубины.

Данные хранятся в основном в трех местах вашего мозга. Я думаю о них как о вашем телефоне, рабочем столе компьютера и облаке для архивирования подробных визуальных воспоминаний. Зрительная информация поступает в мозг через глаза и сохраняется в задней части мозга, в зрительной коре, вместе с некоторыми связанными структурами, включая центр сна. Представьте, что вы делаете фотографии или видео с помощью телефона. Вы собираетесь хранить свои фотографии на рабочем столе (средний мозг), где их можно разложить по папкам (собаки, семья, деревья, видео и т. д.), или вам нужно убрать их в облако? Лобная кора сортирует все эти данные точно так же, как это делаете вы, когда решаете, как упорядочить свои фотографии, перемещая их на рабочий стол или в облако. В лобной коре ничего не хранится, но именно там вы организуете свою жизнь – процесс, известный как исполнительное функционирование. Так каким же образом вся информация перемещается по мозгу? Продолжим аналогию: с помощью высокоскоростного интернета, беспроводной связи Wi-Fi или коммутируемого доступа.

На протяжении многих лет я участвовала в многочисленных исследованиях головного мозга, каждый раз с использованием новейших технологий. Как исследовательница я всегда стремилась изучать неизвестные аспекты собственного мозга, чтобы увидеть, смогу ли я раскрыть тайны аутизма и лучше понять, как я думаю. Первое сканирование моего мозга было выполнено на современном на тот момент МРТ-сканере в 1987 году Эриком Куршеном в Медицинской школе Калифорнийского университета в Сан-Диего. Передовое оборудование позволило рассмотреть структуры мозга в красивых и четких деталях. Увидев эти изображения, я воскликнула: «Путешествие к центру моего мозга!» Благодаря этому сканированию я поняла, почему у меня проблемы с равновесием. Мой мозжечок на 20 процентов меньше, чем в головном мозге среднестатистического человека. Другое МРТ-исследование объяснило, почему у меня был высокий уровень тревожности до того, как я начала принимать антидепрессанты. Мое миндалевидное тело (эмоциональный центр) было в три раза больше, чем обычно.

Сканы, которые меня действительно поразили, были сделаны в Университете Питтсбурга Уолтером Шнайдером, изобретателем новой технологии под названием диффузионно-тензорная визуализация (ДТВ, DTI). Его исследования финансировались Министерством обороны в целях разработки системы отслеживания волокон высокой четкости (highdefinition fiber tracking – HDFT) для диагностики травм головы у солдат. Эта технология позволяет визуализировать пучки нервных волокон, передающих информацию между различными частями мозга, и различать, где нервные волокна соединяются друг с другом, а где всего лишь пересекаются. Мои речевые конструкции были намного короче, чем в контрольной группе, что объясняет, почему в детстве я страдала задержкой речевого развития. Но мои визуальные показатели были запредельными – на 400 процентов выше, чем у контрольной группы. Как если бы от задней зрительной коры к лобной коре моего мозга была протянута мощная магистральная линия интернета. Это послужило научным доказательством того, что я мыслю визуально.