Отмель

Поэтому всякий раз, когда мы встречаемся в отеле «Четыре сезона», который выходит окнами на Сиднейскую гавань, где огни моста и ночного города играют красками на воде, я не хочу уходить. Ни ради Кики, ни ради Купа, ни ради будущего. Счастье заключается в мелочах, особенно когда в целом ты несчастлива. Легко найти его в плотной простыне, шоколадном торте, личном пространстве и времени. Сейчас номер отеля – единственное место, где я улыбаюсь. Но встречаться становится все труднее, это возможно только в те дни, когда Чарльз уезжает за границу, а Джорджия присматривает за детьми. Если однажды что-то нас разлучит, я не знаю, где мне искать счастье.

* * *

Джек наполняет стакан водой, и ягодицы у него крепче ореха. Я подползаю к нему на четвереньках и, хохоча, прихватываю их зубами, слыша, как он ойкает от неожиданности.

– Как они посмели быть крепче моих? – говорю я, целуя кожу поверх своей слюны. Джек поворачивается, поднимает меня на ноги и ставит стакан на стол. Вода так соблазнительно блестит у него на губах, что мне хочется ее слизнуть.

– Тренировки, только и всего.

Я смеюсь, и мы целуемся, точно голодные подростки.

– Пожалуйста, – умоляю я.

Он качает головой и снова отстраняется, чтобы убрать шоколадный торт с кофейного столика. Настоящая свобода – это стоять голым у открытого окна. Яйца и груди, полные обнаженного счастья.

– Ну пожалуйста, – повторяю я с набитым ртом и случайно выплевываю кусочек торта. Мы снова смеемся. А потом я перестаю умолять, потому что уже знаю ответ, и никакие мои «пожалуйста», сколько бы их ни было, Джека не переубедят. Я еще не сказала ему, что у нас будет ребенок. Мне страшно, что тогда он передумает. Будучи партнером Чарльза, он связан по рукам и ногам. И боится того, на что способен мой муж. Но теперь, когда настроение у Чарльза постоянно меняется, как у буйного подростка, едва достигшего половой зрелости, я тоже начала сомневаться. Муж никогда не простит Джека за то, что мы вместе. Чарльзу и в голову не придет, что причина моей измены кроется в нашем неудавшемся браке. Нет. Он возложит вину и обрушит свою ненависть на нас с Джеком.

Перед тем как расторгнуть контракт с предприятием Чарльза, Джек должен успеть учредить новую компанию. Как только этот вопрос решится, мы будем вместе. Я наконец-то перестану зависеть от мужа.

Я не рассказываю Джеку о пощечине. Если не выдержу и во всем сознаюсь, он мгновенно забудет, что нам надо спокойно обустроиться на новом месте. В спешке забронирует отель, выдернет детей из дома, и наши тщательно продуманные планы мигом полетят в тартарары. Я хочу бросить Чарльза прямо сейчас, очень хочу. Дом наш кажется мне грязным, испохабленным, испорченным. Он превратился в зал ожидания, отрезок между двумя точками: той, где я когда-то была, и той, куда я стремлюсь. Но скрупулезная подготовка Джека и безопасность моих детей гораздо важнее. Джек часто повторяет: «Если уж мы решились, давай сделаем все как следует», – и вот за это я его и люблю.

– Что ты знаешь о нашем новом соседе Матео? – спрашиваю я любимого, протягивая ему очередную ложечку торта.

Он отвечает с набитым ртом:

– Это новый клиент Чарльза, да?

Я киваю и сажусь на край кровати.

– Мы с его женой подружились. Ты, случайно, не слышал о них никаких сплетен?

Он пожимает плечами и ставит тарелку на стол.

– Ты ведь знаешь, это не совсем по моей части. – Будучи партнером Чарльза, Джек все же не принимает активного участия в управлении компанией.

– Но ты что-нибудь о нем слышал? Насколько я поняла, он владеет стрип-клубами.

Джек качает головой и аккуратно стряхивает крошки с груди.

– Почему ты спрашиваешь?

– Матео совсем замучил жену. Приставил к ней круглосуточную охрану. Телохранитель сопровождает ее повсюду, даже когда она приходит к нам попить кофе. Представляешь?

Джек вытирает рот салфеткой.

– По-моему, это перебор.

– Зачем ей такой уровень безопасности?

Он снова пожимает плечами.

– Как знать? Может, муж боится, что ее похитят?

– Возможно. Охранник провожает ее даже до чертовой ванной.

Джек сдувает челку со лба.

– Повторяю, перебор.

– Слушай, она тайно передала мне записку. – Я встаю, подхожу к сумочке и вытаскиваю записку из кошелька. Спрятанная между карточками медицинского страхования, она по-прежнему сложена так, как в тот день, когда я ее нашла. Я подношу записку к лицу Джека, он берет ее у меня из рук. И пока он читает, между бровей у него пролегает глубокая складка.

– Хм, – говорит он.

– Именно. Не поверишь, но с тех пор я дважды с ней встречалась, и каждый раз Ариэлла делала вид, будто ничего не произошло, будто и не было никакой записки. Притворялась счастливой, кормила Матео десертом с ложечки, смеялась, говорила, что хочет от него ребенка. Я тоже написала ей записку, в которой спросила, какая помощь ей нужна, но Ариэлла ее даже не взяла.

– Нет, не надо. – Джек возвращает мне записку. – Не лезь в это, Эмма.

– Но как иначе? Вдруг она в беде?

– Пусть сходит в полицию вместе с телохранителем.

– Очень смешно. А вдруг ее не выпускают? Не исключено, что муж действительно держит ее под замком.

Джек опять качает головой, по-прежнему хмурясь.

– Я не хочу, чтобы ты ввязывалась в эту историю.

– Хорошо, не буду. – Я снова сую записку между карточками. – Но почему она передала мне записку, а потом больше ничего не сказала?

Он вскидывает руки:

– Понятия не имею. Может, она немного с приветом. Ты ведь совсем не знаешь этих соседей. Держись-ка ты от них подальше и позволь Чарльзу делать свою работу.

– Но не мог бы ты все-таки поспрашивать о Матео?

Джек делает глубокий вдох, кивает и просовывает голову в горловину футболки.

– Если пообещаешь, что больше не будешь вмешиваться в дела его семьи.

Не знаю, удастся ли мне сдержать обещание, но все равно киваю и целую Джека в грудь, пока он не успел натянуть футболку. Может, Ариэлла больше не станет просить меня о помощи. Но если попросит, я буду просто не в силах ей отказать.

Я щекочу носом волосатую грудь Джека, он смеется, и я стаскиваю футболку с его плеч.

– Опять? – спрашивает он, стоя передо мной голым.

Бросаю футболку на пол и киваю:

– Опять.

Два месяца назад

Я уже второй раз приглашаю Ариэллу в бар, расположенный недалеко от нашего оздоровительного центра. Мои коллеги обычно ходят туда вечером по пятницам, а я составляю им компанию. Мы играем в дурацкие игры вроде «что ты выберешь» или смотрим, как инструктор по йоге Трейси заигрывает с женатыми бизнесменами. Мне не терпится оказаться там, уютно устроиться в кабинке и заказать мини-бургеры с тушеной свининой и тонко нарезанную картошку фри.

Сегодня я пришла первой. За тускло освещенной барной стойкой толпятся посетители, решившие пропустить по бокальчику после рабочего дня. Они заказывают Маргариту и темный шираз, а я выбираю красное вино для своих спутниц, минеральную воду для себя и миску картошки фри. Затем занимаю нашу любимую кабинку у камина и подкладываю под спину подушку.

Девчонки еще не пришли, а напитки уже подали. Я откидываюсь на спинку кресла и расслабляюсь. Скорее всего, Ариэлла не появится. Мы не виделись с тех пор, как вместе пили кофе на Бонди-Бич, и, как сказал Джек, мне, наверное, не стоит усложнять ей жизнь. Но, встретив соседку вчера, когда она выезжала из ворот своего дома, я все-таки сообщила ей о наших планах, и часть меня хочет увидеть ее снова. Не то чтобы я беспокоюсь, скорее заинтригована. Стоило ли передавать мне всего одну записку? Неужели ее саму не гложет совесть? А ведь вчера на подъездной дорожке Ариэлла улыбалась и вела себя абсолютно нормально, как обычная женушка, решившая съездить за продуктами. Я даже не уверена, был ли с ней телохранитель.

Первой приходит Трейси, поблескивая золотыми кудряшками, ниспадающими ей на плечи. Она ходячий флакон хипстерских благовоний из числа тех, что долго висят в воздухе после ее ухода и пропитывают своим запахом любую ткань, до которой дотрагивается Трейси.

– Прости, что опоздала, – извиняется она и целует меня.

– Ничего. Возможно, моя соседка Ариэлла составит нам компанию.

– Отлично. Чем больше народу, тем веселее. – Она шагает к бармену.

Дверь бара открывается, и входит Барбс, впуская небольшой сквозняк, вторгающийся в окружающее нас тепло. Она машет мне, замечает за стойкой Трейси и направляется к ней. К тому времени, как они обе подходят к столику, я успеваю рассмотреть Барбс и понять, что денек у нее выдался непростой: помада подстерлась в уголках, тушь слегка осыпалась с ресниц. Барбс наливает себе огромный бокал красного вина и неспешно его потягивает.

– Что ты выберешь: работать или весь день сидеть дома? – начинает она.

– Работать, – хором отвечаем мы с Трейси.

Я поглядываю на часы. Ариэлла опаздывает уже на пятнадцать минут. Странно. Она ведь кажется такой пунктуальной. Снова прячу часы под рукав и отпиваю минеральной воды.

– Что ты выберешь: шоколад или вино?

– Сегодня – вино, – бурчит Барбс, делая очередной глоток.

– А я, наоборот, в шоколадном настроении. Не нравится мне это вино. – Трейси корчит рожицу и оглядывается на стоящих за стойкой мужчин. Как обычно, присматривает себе партнера.

Я намерена рассказать коллегам об Ариэлле, особенно если та не придет. Как бы они поступили, получив такую записку?

– Послушайте, мне нужен ваш совет…

Кто-то похлопывает меня по плечу, заставляя обернуться.

Это она. Ариэлла здесь. А с ней – телохранитель, облаченный в длинный темный плащ и солнцезащитные очки, которые он, к моему удивлению, сегодня впервые сдвинул на лоб. Лицо у Ариэллы перекошено. Она явно плакала, и это заметно. Нетрудно распознать опухшие от слез глаза и раскрасневшиеся щеки.

– Привет! Как поживаешь? – здороваюсь я с соседкой, поглаживая ее по руке. Затем встаю, чтобы обняться, и замечаю, что она не отпускает меня чуть дольше обычного. Рука Ариэллы дотрагивается до моего кармана. Напрягаюсь всем телом. Она что-то туда положила. Записку? А вдруг он увидит?

Вот какой будет теперь наша дружба. Тревоги и печали Ариэллы вызывают во мне какое-то нездоровое, извращенное восхищение, узнав о котором мои коллеги непременно забеспокоились бы. В голове гудит. Дело вовсе не в том, что мне доставляет удовольствие видеть грусть в ее глазах, и даже не в тайном обмене записками, просто я до странности заинтригована. Ариэлла явно нуждается в помощи, и я хочу утешить ее как клиентку, хоть и не могу сделать это здесь и сейчас. Не при Трейси и Барбс. Не при охраннике, преследующем ее, точно акула. Я откидываюсь на спинку кресла и смотрю, как она покусывает губу, морщится и отпивает вина в перерывах между знакомством с моими подругами. Телохранителя они не замечают: он сливается с толпой постоянных клиентов. Ариэлла прихлебывает вино, как воду, почти не участвуя в беседе, а затем, когда разговор прерывается, смех стихает и ненадолго воцаряется тишина, наклоняется ко мне и говорит, обдавая меня клубничным запахом:

– Мне пора. Я иду на ужин с Матео, – после чего с чересчур громким стуком ставит пустой бокал на стол.

– Но ты же только что пришла.

Она быстро моргает, вытирая красные от вина губы.

– Спасибо за угощение.

Ариэлла встает, прощается с моими коллегами и пробирается сквозь толпу к выходу. Телохранитель следует за ней. Подруги смотрят на меня, совершенно сбитые с толку, спрашивают, зачем она вообще приходила и почему почти не участвовала в разговоре. Но я одна понимаю, с какой целью она заглянула к нам, осушила бокал вина, а потом испарилась, как короткий вдох. Причина ее странного поступка лежит у меня в кармане, прожигая дыру в ткани джинсов.

Сейчас

Автомобиль останавливается у подножия холма рядом с яхт-клубом «Воклюз». И зачем Чарльз нас сюда привез? Мы ведь никогда здесь не были. Невысокое, обшитое досками здание предназначено для хранения лодок, участвующих в соревнованиях по парусному спорту, и там просто не поместится такая большая яхта, как наша. Странноватый домик выглядит старомодным и больше напоминает площадку для проведения свадеб или семейных встреч.

Кики прижимается носиком к окну, затуманивая стекло теплым дыханием. При мысли, что с ней или Купом может что-то случиться, во мне все сжимается.

Я не стану возражать, если Чарльз решил увезти нас, чтобы защитить детей. Но по-прежнему не понимаю, что происходит, и постукиваю кончиками пальцев по экрану смартфона, борясь с соблазном написать любимому.

А вдруг Чарльз что-то узнал и мы едем на встречу с Джеком?

– Пап, где наша лодка? – с облегчением слышу я вопрос дочери.

– Вон там. – Чарльз выходит из машины и громко хлопает дверцей, будто ставя точку в разговоре.

В зеркале заднего вида мелькает отражение детей, которые смотрят на меня в надежде, что я отвечу на их вопросы. Порой материнский долг ложится на плечи слишком тяжелым бременем.

– Идемте, – говорю я дочери и сыну, выдавливая из себя улыбку. Мы выходим из машины, и волосы сразу подхватывает ветер. День сегодня выдался холодный, река угрюмо плещется о берега и качается под нами между досками пристани. Сразу за клубом на воде виднеется огромная роскошная яхта. Это и есть «наша лодка», на борту которой стоит какой-то человек. Он смотрит на нас, и на мгновение мне кажется, что это Джек. Я поднимаю руку, намереваясь помахать, но, прищурившись, понимаю, что мы незнакомы. Это либо шкипер, нанятый Чарльзом, либо один из его друзей. Наверное, судно специально пришвартовано у яхт-клуба, чтобы Матео не знал, где нас искать. Я опускаю глаза на смартфон и провожу пальцем по экрану. Надо поговорить с Джеком. Если он ничего не знает, как мне, черт возьми, поступить? Я ведь могу застрять с Чарльзом на целую вечность. Вот уж не думала, что мы и правда отправимся в Квинсленд по морю. Голова так гудит, что меня снова начинает тошнить. И тут маленькая ручка Купера цепляется мне за ногу.

– Хочу на лодку, мам, – говорит он.

Я целую его в макушку.

– Правда, малыш?

Чарльз наклоняется к багажнику и достает наши рюкзаки. Я опускаю мобильник в карман. Муж передает рюкзак мне, а Кики и Купер надевают свои. Лицо у Чарльза бледное и напряженное. Меня снова тянет пересмотреть ролик. Чарльз пока не потребовал, чтобы Кики его удалила. Я абсолютно уверена, что муж как-то замешан в убийстве Ариэллы. Вот почему мы пустились в бега. Но каким образом информация, которую соседка узнала от Трейси, может навредить Чарльзу? Мы с Ариэллой никогда не упоминали его в записках, в нашей регулярной тайной переписке, но это еще не значит, что факты, которыми Ариэлла собиралась поделиться со мной сегодня, никак не связаны с моим мужем. Наверное, именно в этом и кроется причина ее смерти. Я едва сдерживаю слезы, но не позволяю себе заплакать, пока рядом со мной стоят Кики и Купер, оба в предвкушении предстоящего круиза.

Чарльз молча, не оглядываясь, шагает вниз по склону по направлению к яхт-клубу, даже не позаботившись запереть автомобиль. Дети бегут за отцом. Сквозь окно, поблескивая на солнце, виднеется серебристая связка ключей, лежащих на водительском сиденье. Муж оставил ключи в машине. Из этого следует только один вывод, и он просто ужасен.

Мы не вернемся.

Два месяца назад

Записка передана столь же осторожно и сложена так же, как предыдущая. Ариэлла пишет мелким, изящным почерком, аккуратно выводя букву за буквой. Я читаю ее послание в туалетной кабинке, прислонившись затылком к кафельной плитке в стиле вестибюля метро. И ничего не понимаю.

Думаю, нам не следует больше встречаться.

Ни пояснений. Ни поцелуя, вообще ничего. Я стискиваю зубы, пытаясь понять, почему эта коротенькая строчка, состоящая всего из шести слов, так меня бесит. Лишь шесть слов, но сколько в них смысла! Может, она написала их не по своей воле? Есть только два возможных объяснения перемены в поведении соседки. Либо я не нравлюсь ее мужу и он заставил жену написать мне эту чертову записку, либо Ариэлла сама пожалела о первом послании, том самом, которое спрятала под тарелкой у меня на кухне.

Впрочем, каковы бы ни были намерения Ариэллы, записка не помешает мне докопаться до истины. Напротив, теперь я еще больше заинтересована в том, чтобы лучше узнать соседку и выяснить, какие тайны она скрывает. Меня уже не остановить. В конце концов, она сама намекнула мне, что у нее происходит нечто странное и она угодила в какую-то передрягу. А сегодня пришла к нам заплаканная, с опухшими глазами, словно с кем-то поскандалила. Но с кем – с телохранителем или Матео? А вдруг причина в другом? Зачем тогда было приходить? Только чтобы передать записку? Неудивительно, что я прямо-таки сгораю от любопытства.

Я неотрывно смотрю на скупые слова, пытаясь понять их скрытый смысл. Что Ариэлла хотела мне сказать? «Помоги»? «Они знают»? «Нам нужно быть осторожнее»? «Дела плохи»? Подозреваю, она имела в виду совсем не то, что написала. Это крик о помощи, попытка привлечь мое внимание.

Я кладу записку в кошелек, спрятав ее за первой, выхожу из туалета и возвращаюсь в тускло освещенный бар. Джеку эту не понравится, но я не из тех, кто прячет голову в песок. Соседка сама обратилась ко мне, организовав нашу первую встречу. Мои жизненные принципы и бизнес-модель основаны на том, что женщин необходимо поддерживать, и Ариэлла нуждается во мне как никто другой. Я ее не брошу.

В баре людно и жарко. Трейси и Барбс стоят у входа рядом с такси, готовым отвезти меня домой. Я пробираюсь через море тел, локтей, плеч, голов и, оказавшись у двери, открываю ее, впуская в пьяную духоту бара поток холодного воздуха. Трейси и Барбс садятся в машину, а я случайно зацепляюсь сумочкой за ручку двери. Вернув сумочку на место, поднимаю глаза и окидываю взглядом толпящихся в баре посетителей. И тотчас замираю, затаив дыхание. Там, прислонившись к барной стойке, стоит охранник Ариэллы или кто-то очень на него похожий. И следит за мной.

– Скорее! Он сейчас поедет! – кричит Трейси из автомобиля.

Я смотрю на такси и снова поворачиваюсь лицом к бару. Мужчина не отводит от меня взгляда. Мрачный, ничего не пьет, ни с кем не разговаривает. Он явно здесь один и совсем не смущается тем, что его заметили. Даже сейчас, когда я буравлю громилу взглядом, он как ни в чем не бывало продолжает на меня пялиться, и в этом кроется какая-то угроза или предупреждение. Трудно сказать, точно ли это телохранитель Ариэллы. Сегодня он впервые предстал передо мной без очков, но было так темно, что я его почти не разглядела. Вполне возможно, что на меня глазеет какой-то невоспитанный урод, не знающий правил хорошего тона. Но я вдруг понимаю, что, если он и впрямь один из них – тех, кого Матео нанимает для слежки, – это означает, что отныне я должна быть очень-очень осторожной.

Два месяца назад

Сообщать о беременности всегда непросто. Если вы с мужем пытались зачать ребенка, можно радоваться и праздновать победу. Да, все получилось: привычный секс без особой страсти сделал свое дело, и гонка за малышом осталась позади. Но когда беременность наступает неожиданно и вы с мужем не успели как следует обсудить эту тему, его реакция может оказаться совсем другой. Он тихо сглотнет и скажет: «Ну, и что будем делать?» И теперь ты уже не будущая счастливая мать, а обуза, носящая в чреве того, кто испортит все ваши планы.

Но еще сложнее сообщать о беременности любовнику. Мужчине, играющему важную роль в твоей жизни, пусть он и не член семьи. Человеку, который приходит в кабинет твоего мужа и заверяет подписью коммерческие сделки. Тому, кто не может шлепнуть тебя по попе, пока ты готовишь ему и своему мужу кофе.

Я встречаюсь с Джеком на берегу реки, в местечке, куда приезжают только с семьей, чтобы пожарить барбекю и покататься на байдарках. Мы паркуемся на небольшом расстоянии друг от друга, и он несет два стаканчика кофе под дерево, где мы отдохнем и расслабимся вдали от посторонних глаз. Мы нежно целуемся, изо рта у него пахнет мятной жвачкой. Устроившись у него между коленей, я прислоняюсь затылком к его крепкой груди. Так мы сидим какое-то время, наслаждаясь совместным одиночеством. Я отпиваю кофе, а Джек что-то говорит о проплывающей мимо яхте и добавляет, что хорошо бы сидящие на ветках птицы на нас не нагадили, а еще отмечает, что на мне сегодня красивый джемпер, а волосы у меня приятно пахнут. Он целует их. И тогда я говорю:

– Я беременна, Джек.

Как же глупо звучат эти слова, когда их произносишь. Ни дать ни взять героиня фильма, дождавшаяся «подходящего момента». Впрочем, в жизни так оно и выглядит, и, наверное, поэтому в кино устраивают из этого столько шума. Паузы между словами длятся мучительно долго, раздражая зрителя. Сидишь и думаешь: и что же он ей ответит? Буркнет себе под нос «твою ж мать»? Или обнимет эту женщину и скажет, что очень-очень счастлив? Ну как настолько личный, интимный, естественный момент стал таким шаблонным?

Я прикусываю зубами стаканчик кофе и жду, что Джек ответит так, как умеет только он. Это даже немного волнительно. Ведь поведение мужчины в такой ситуации сразу задает тон его будущему отцовству. Если он пробормочет «твою мать», я его брошу. Если обрадуется и скажет «да», полюблю еще сильнее.

– Я знал, что так и будет, – говорит Джек.

И как это понимать? Я еще не готова заглянуть ему в глаза. Гораздо легче любоваться рекой, природой, зеленой листвой и наблюдать за людьми, пришедшими на пикник.

– Знал?

– У нас довольно страстный секс.

– Согласна. – Тут он прав. Всепоглощающий. Умопомрачительный. Хочется еще и еще. Но это не обязательное условие для беременности. – Это моя вина. Забыла принять пилюлю.

Джек делает глубокий вдох, и я готовлюсь услышать долгий выдох, который будет означать, что он очень расстроен. Но вместо этого он задерживает дыхание, и я тянусь к нему всем телом.

Слова наконец срываются с его губ:

– Как же я этому рад.

Я поворачиваю голову, чтобы увидеть его лицо. Джек смотрит вдаль, на реку, а мне хочется поцеловать его в губы. Он признался мне в любви через месяц после нашего первого поцелуя. Мы лежали на кровати в номере отеля с миской горячей соленой картошки фри и смотрели «Нетфликс». Я протянула ему картошинку, а он случайно укусил меня за палец. Я отдернула руку и пососала больное место. Он нежно-нежно поцеловал мой палец и сказал: «Ты ведь знаешь, что я тебя люблю?» Нет, я не знала. Но реакция моего организма на признание напоминала лихорадку наркомана в погоне за очередной дозой. Слова Джека молнией пронеслись по телу, изголодавшемуся по любви и ласке. Я целовала его долго и страстно, шепча в губы, что тоже его люблю.

– Рад? – переспрашиваю я теперь.

Он неспешно кивает и опускает на меня взгляд.

– Но как же быть с Чарльзом? – размышляю я вслух.

Джек долго на меня смотрит, а я пытаюсь понять, думает ли он о том же, что и я.

– Я буду вынуждена сказать ему, что он отец ребенка, но это не значит…

Джек кивает:

– Знаю.

– В общем, мне пришлось…

Он резко втягивает воздух, словно от боли, и закусывает уголок губы.

– Ты правда хочешь этого ребенка? – спрашиваю я.

Джек кладет ладонь мне на затылок и гладит по голове.

– Я хочу тебя.

Я прислоняюсь к нему, тепло от кофе разливается по животу, спину согревает тепло любви, а ноги купаются в тепле солнечных лучей, которые словно нарочно проникают сквозь деревья. Все правильно. По-настоящему. Все будет так, как я хочу.

Сейчас

Наша яхта называется «Леди Удача». Из вазы на столике выглядывают желтые и белые розы, а огромный австралийский флаг развевается на ветру. Корпус отполирован до блеска, и в теплом интерьере витают запаха лака, резины и кожи. Кики и Купер тотчас бросаются в уютные, обитые бархатом каюты, носятся из стороны в сторону, скидывают с диванов подушки и разбрасывают коврики. Но Чарльзу, похоже, все равно. Мотор заведен, и шкипер, парень по имени Скотт, расплывается в узкой нервной улыбке.

Я киваю ему:

– Рада знакомству.

Знает ли он, что случилось? Что мы бежим от человека, которого я считаю опасным. И что мой муж тоже может представлять угрозу. У Скотта доброе, молодое лицо не испорченного жизнью парня, слишком юного, чтобы решать подобные проблемы. Как Чарльз с ним познакомился? Я начинаю понимать, что знаю о муже меньше, чем думала.

– Скажите, если вам что-то понадобится. – Скотт засовывает руки в карманы, но тут же вынимает их оттуда.

– Спасибо.

Все полностью готово к отплытию. Один из холодильников доверху набит едой, а второй, поменьше, – элитными алкогольными напитками. Нашу яхту можно назвать роскошной в полном смысле этого слова. Но сегодня меня ничто не радует. Ни бархатные подушки королевского синего цвета с вышитым логотипом в виде букв «Л» и «У», по названию судна, ни библиотека, расположенная сразу за камбузом. На яхте целых четыре уровня и несколько гостевых спален внизу, но сейчас, пока Кики и Купер резвятся в жилой зоне, я могу лишь стоять на главной палубе, тупо смотреть на яхт-клуб «Воклюз» и без конца спрашивать себя: где сейчас Джек и когда мы вернемся домой?