Полная версия
Автор года – 2023. Сборник современной поэзии и прозы
Пуповина
Жизнь перерезает пуповинуЖёстко и безжалостно всегда.Хочется держать, как прежде, спинуПрямо, невзирая на года,Улыбаться, потому что беситВсех твоей улыбки торжество,Знать, что счастье ничего не весит,А несчастье тяжелей всего…Но кого волнует, скажем прямо,Лёгкость фраз, переживаний груз,Коль они чужие? Знаешь, мама,Я лишь только одного боюсь:Что однажды будет ветер в спину,Солнце в небе, лёгок путь к мечте…А судьба обрежет пуповинуИ блуждать оставит в темноте…Осень пишет акварели
Сентябрь. Осень пишет акварели,И краски, чуть размытые дождём,Сперва пылали, после – присмирелиИ никого кострами не согрели,А мы с тобой решили – переждём.И что же? Мы, конечно, переждали,Пока поблекнет красок торжество,Раздвинутся зиме навстречу дали,А нам листвы фальшивые медалиДостанутся. И больше ничего…Позволь, чего же мы с тобой хотели?Поверили в иллюзию тепла?Её рассеяв, листья облетели,Лишь в памяти пылают акварели,Что осень ненадолго создала…«Ты мой октябрь, мой листопад из мыслей…»
Ты мой октябрь, мой листопад из мыслей,Скользнёшь по сердцу лезвием дождя,Что ниспадает из небесных высей,Холодной болью душу бередя.Откуда боль? Ведь души бестелесны,Неуловимы, как дыханья пар?..Жаль, на деревьях листьям стало тесно,И в гнёздах не осталось птичьих пар.Нет ничего, что мне могло б напомнитьВ осенний день то летнее тепло,Которым ты хотел мой мир наполнить,Увы, оно сквозь пальцы утекло,Не зацепившись паутиной нежнойЗа твой прощальный августовский мёд…Ты – мой октябрь… Ты мыслей безутешныхОсенний дождь…Кто любит – тот поймёт…Прощай, октябрь…
А осень обессилела слегкаИ поддалась опустошенью… Листья,Что наряжали кроны в шубы лисьи,Чтоб мир осенний золотом сверкал,Сегодня покидают не спешаПропитанные влагой ветви-руки…Деревья в предвкушении разлукиТрепещут. И испуганно душаТеряет веру в счастье, между строкСлова любви прощальные читая…Дописывает, в вечность улетая,Сонет осенний золотой листок,Как он сверкнул, последний, сквозь туманОбманным бликом солнечного света!..Октябрь, прощай! Ты славным был поэтом,Но суть твоя – забвенье и обман.Свеча
Не гаси свечу – пускай догорает,Истекая воском, словно слезами.Мы не выдержали главный экзамен,Оттого теперь любовь умирает.Умирает, не успев опериться…А гнездо уже, смотри! опустело,И кричат теперь над ним оголтелоЕй чужие, чернокрылые птицы.Жаль, не спрятаться – от них нет спасенья,Налетели – заклюют, не иначе…А свеча пускай над нею доплачет,Пережив на пять минут воскресеньеИ кровать закапав у изголовья…Воск другая соскоблит. Будет злиться…На траве – недвижны – чёрные птицы,Отравившиеся мёртвой любовью…Ноябрь
Уже посеребрил ноябрь дороги,Которые ведут уныло в зиму:Она теперь близка. Пейзажи строги,А мы так далеки и нелюбимы.Последний месяц осени стираетС поблекших лиц фальшивые улыбки…Над горизонтом солнце догорает,И свет его, обманчивый и зыбкий,Напоминает нам маяк в тумане,К которому стремилась наша лодкаМинувшим летом, веря: не обманетТот свет, что из надежд моряцких соткан…Увы, как просчитались мы жестоко!Обломки лодки той – любви осколки —Остались там… А здесь так одиноко,И осень угасает втихомолку…На пепелище брошенной души
Меня так неожиданно и больноС размаху окунули в нелюбовь,И выгорело сердце до краёв…Теперь ещё бы в голову – контрольный,Чтоб обнулить к началу всех начал,Чтоб горестные мысли обесточить,Опустошив безжалостные ночи…А где же выстрел? – Он не прозвучал.…На пепелище брошенной душиНекстати бродят выжившие мысли,Как будто кто-то из бездонной высиПытается костёр разворошить,Раздув из искры пламя… Но к чемуЛюбовь реанимировать, ответьте?Отсутствие её больнее смерти,Чернее погружения во тьму.…На пепелище брошенной душиРаз побывав, вернуться не спеши…«Мы вышли в осень – и закрыли двери…»
Мы вышли в осень – и закрыли двериВ оставшееся за порогом лето,И тёмная вода бесстрастной ЛетыВоспоминанья летние уносит.Вот стебельки травинок, что качалисьТак по-июньски нежно и беспечно,И плыл рассвет светло и бесконечно,Стирая с лиц морщины и печали.Вот лепестки цветов, что осыпалисьПод пальцами легко, без лишних жалоб,И время так стремительно бежало,И мы так неохотно просыпались…А вот ещё – осколки звёзд, что небоПокинули средь августовской ночи,Теперь в копилке чьих-то одиночествУгаснут, и сиять от них не требуй,И не проси у солнца продолженьяТех бесконечных дней в потоках света,Которые уснут за дверью лета,Что проиграло осени сраженье…Кошка-осень
…Я в цвет её невыносимо-рыжийБыла до исступленья влюблена.Она являлась кошкою бесстыжейВ оправе обесцвеченной окнаИ золотом отчаянно дразнилаНа фоне неба в пятнах облаков,Потом ушла, и сердце враз занылоСредь мир сковавших ледяных оков…Их не разбить, пока лютуют зимы,Стирая со всего привычный цвет…Но ищет взгляд по-прежнему незримыйОсенней кошки рыжий силуэт…Тюрьма
Не в ресурсе. Устала. Увязла в зиме,Чей небесный покров обесточил земное,Всё теряется в белом и мёрзнет со мною,Снегом запертой в странной стерильной тюрьме,Где ни стен, ни замков, ни решёток в окне,Лишь серебряный свет – по глазам утомлённым…Из небесного сделавшись вдруг приземлённым,Идеальным тюремщиком кажется мнеЭтот свежий, как боль, перламутровый снег,Изнутри запирающий сердце внезапно,Выстужая его – без надежды на завтра,Где свобода-весна свой отчаянный бегПосекундно сверяет с ручьём, что умчитСтен тюремных осколки легко и хрустально…Поднимите мне веки! Пусть сердце оттает,Изнутри вырывая от воли ключи!Иван-чай
…А ты мне говорил, что я вмещаюВесь этот мир и звёзды, что над ним.И розовые брызги иван-чаяЧуть трепетали над лицом моим.И я смотрела в небо, открываяВсе главные из тайн его, покаМне августа палитра заревая,Под иван-чай раскрасив облака,Весь мир так незаметно разместилаЗа стёкла лживых розовых очков…Реальность мне за слабость отомстила:Лишь иван-чай отцвёл – ты был таков!И каждый август я теперь встречаюС улыбкой Моны Лизы оттого,Что розовые брызги иван-чаяНапомнят вновь обмана волшебство…Она
Он её просил не сходить с ума,Не смеяться громко и невпопад,А она была его личный ад,Где взамен котлов – лютая зима,Где сквозь снег таращатся фонари,Освещая ночь, что пришла навек…Он ей говорил: ты же человек!А она – насмешливо: повтори!Он смолчал, запнувшись: ведь раньше самВедьмой исключительно звал, а тут…И лилось прозренье рекой минутПо свой бег ускорившим вдруг часам……И из смеси снега и черноты,Что считал он сущностью её чар,Только смех отчаянный замолчал,Проступили юной весны черты…Встреча
Мы встретимся когда-нибудь во времени,Небесными скрижалями отмеченном.И праздник встречи будет бесконечен, ноУже нога нетерпелива в стремени,Уже стремятся кони приручённыеОбратно в бренный мир, где были дикими,В седую степь, поросшую гвоздиками…Не будут больше с нами нипочём они!Ты спросишь: что же нам тогда останется?Непознанные звёзды неба грешного?Умчались кони. Мы остались пешими.Никто не помешает встречи таинству…Всезнающий
Ты говорил, что знаешь всё, – а яТак легковерно с этим соглашалась.Казалось мне, что наша встреча – шалостьКоварного земного бытия,Которому нет дела до небес,Где браки совершаются обычно…Господь желает счастья в жизни личной,А нас столкнул на перепутье бес.Всё было просто: мимолётный взглядВсезнающего – столько в нём читалось!Естественно, мне только лишь осталосьШагнуть тебе навстречу – наугадПо шаткому над пропастью мосту,Не глядя вниз, на Бога уповая…Тем временем рогатый, напевая,Под тем мостом отмерил высоту,Чтоб после было падать побольней…Врачуя переломанную душу,Я, видно, перед новым чувством струшу,Чтоб ненароком не расстаться с ней…Атеистка
А день был, как нарочно, так хорош:Безоблачен и безмятежен! Впрочем,Такой же точно он сменился ночью,Но ломаный ей оказался грошЦеной. Ты отлюбил – и позабылИ жадность рук, и нежность тонкой кожи,И голос мой, что простонал: «О, Боже!»И то, что ты в тот миг мне Богом был.Я там теперь в безбожии живу,Где ветрено, и облака так низко…Я стала убеждённой атеисткойВ любви, чтоб удержаться на плаву.Светлана Нагибина
Георгиевская лента
Ветеранам Великой Отечественной войны
Вы не стали монументами,Вы надгробием не стали.За Георгиевской лентоюВаши звонкие медали.День, дыханьем перехваченный,Всколыхнёт живую память.Научите разворачиватьДушу честными стихами.Старуха
И кто напоит одного из малых сих
только чашею холодной воды.
Мф. 10:42
В коробке комнаты ни звука.Сидит старуха у окна,Давненько поджидает внука,И клетка комнаты прочна.Трясутся руки Паркинсоном,Букет рецептов на столе.Не помнит, где стоят иконы,И где на смерть её в узле.Сын умер, очертанья стёрлись,Одна старуха много летПо дому ходит, тихо горбясь,Да внука двигает портрет.Была неласкова, бранила,Корила, что уж говорить,Пока столетнее сверлилоНе источило мысли нить.Теперь тиха, как битый чайник,Теперь уже не закипит,И привередливый начальникДавно старухою забыт.Забыто всё: враги и беды,И злоба лютая, и спесь,И как далёко до Победы,И что любовь на свете есть.Дверь заскрипела. Слава Богу!Пришёл не помнящий враждыИ протянул:«Бабуль», – с порогу,Как чашу, полную воды.Рыбы цветастые
Молишься наспех и тут же злорадствуешь.Вышло, как Бог хотел, а не ты.Рыбы в саду твоём ходят цветастые,Не замечая твоей пустоты.Скоро забудется, день перелистыватьСнежная мелочь до срока спешит,И, покрывая собою нечистое,Белым февраль, как нарочно, прошит.Вновь не сочтётся никем и не вынетсяЗлая заноза из белого рта.Рыбы цветастые дышат прерывисто,Видя, как сердце метёт суета.Иду на Вяз
А я опять иду на Вяз.Походный ливень моет лето,Попутных луж иконостасПускает в небо без билета.Открыты двери облаковИ зал подсвечен не от скуки,И наблюдает птицеловНебес натруженные руки.Николе зимнему
На семидесятилетие поэта Николая Пересторонина
Выйду перед светом через сотни лет,Назову поэтом, для меня поэт.Поменяю ль краски, оборву листы,Даже без опаски не смогу на «ты».Онемеет осень, попрошу зимы,Снега у Николы зимнего взаймы.Наваляюсь вдоволь, наваляю чушьНеокрепшим словом от пещерных душ.Елена Игнатюк
Преемник
В маленькой гримёрке цирка перед зеркалом сидел всеми любимый клоун. Цирковой артист смывал грим. Вскоре на его лице погасла яркая улыбка, побледнел румянец, потускнели глаза. В зеркале отразилось лицо пожилого мужчины: крепко сжатый рот, выступающие скулы и печальный взгляд. Дверь гримёрки приоткрылась.
– Пётр, вас подождать? – спросил молодой мужчина.
Пётр глухо ответил:
– Минут десять, и я буду готов.
Он снял большие ботинки, рыжий лохматый парик, воротник-жабо, пёстрый костюм.
Через несколько минут из гримёрки вышел пожилой усталый мужчина. Никто из посетителей цирка не узнал бы в этом печальном человеке озорного клоуна. Взгляд Петра встретился со взглядом своего молодого спутника. Молча они прошли по коридору и вышли из здания цирка на оживлённую улицу. Летний вечер был тёплым. Сумерки ещё не наступили, а день уже угасал, отдавая последнее тепло городу и его жителям. Мужчины медленно пересекли площадь и вошли в чебуречную. Пётр терпеливо ждал. Его спутник, выстояв небольшую очередь, вернулся, поставил на стол тарелки с ужином и стаканы с горячим чаем.
– Скоро я смогу занять ваше место в цирке, – с волнением сказал молодой мужчина.
Пётр сурово посмотрел в глаза говорившего, затем громко произнес:
– Николай, вы никогда не сможете занять моё место.
Николай отвёл взгляд, но юношеская гордость взяла вверх.
– Ну как же?! Директор цирка обещал, что я займу ваше место. А с вами мы договаривались об обучении цирковому искусству и о первых репетициях.
Пётр гневно промолвил:
– Вы можете служить в цирке, выступать в клоунском наряде с ярким гримом. Вы даже можете занять мою гримёрку. Но никогда, слышите, никогда не будете на моём месте.
Ноздри мужчины раздувались от негодования. Глаза «метали молнии» в собеседника. Успокоившись, Пётр спросил:
– Как вы думаете сколько лет я работаю в цирке?
Молодой мужчина негромко ответил:
– Лет двадцать-двадцать пять, наверное.
Пётр сделал несколько глотков чая.
– Я служу цирку сорок лет! В пятнадцатилетнем возрасте я впервые попал в цирк. Выступление талантливых артистов, дрессированных животных, забавных клоунов, парящих под куполом воздушных гимнастов – всё это заворожило меня. Я занимался гимнастикой и после окончания школы без раздумий поступил в цирковое училище. Учиться было трудно, практика давалась сложнее, чем теория. Но я приложил немало сил, чтобы освоить ту профессию в цирке, которая больше других привлекала меня.
Пётр замолчал, вспоминая юность, головокружительный успех, овации зрителей, первую и единственную любовь.
– Слышал ли ты, Николай, о воздушном гимнасте Корнелиусе?
Пётр смотрел на собеседника в ожидании ответа.
– Конечно! – восторженно воскликнул Николай. – Корнелиус – не просто воздушный гимнаст. Он необыкновенно талантливый циркач. Придуманные им и воплощённые в жизнь трюки немногие смогли повторить. Но, к сожалению, Корнелиус умер много лет назад – разбился.
Пётр вытер набежавшую слезу.
– Разбился, но не умер. У меня был перелом позвоночника. Врачи не верили, что я смогу даже сидеть. Но воля к жизни и профессиональная помощь врачей помогли мне восстановиться. Специальные упражнения, массаж, поддержка коллег придавали сил и стремление к выздоровлению. Через два года я смог встать на ноги.
Николай удивлённо смотрел на Петра. После небольшой паузы молодой мужчина неуверенно сказал:
– Но ведь у Корнелиуса была жена Анжелина.
Пётр посмотрел в окно, будто вспоминая то, что осталось в далёком прошлом.
– Мою жену на самом деле звали Анной. Ей не нравились ни её имя, ни её фамилия, которую она приобрела в браке со мной.
Николай, жуя чебурек и запивая его остывшим чаем, произнёс:
– Ваша фамилия очень красивая – Полевой. Мне она нравится, потому что я…
В это время Николай замер. Смутная догадка потрясла его.
Пётр нахмурился и нехотя продолжил.
– Да, Анна Полевая. Она покинула меня, когда узнала, что я останусь инвалидом. Затем вместе с сыном уехала в Германию. Сейчас она живёт в пригороде Мюнхена.
Николай вёл себя странно. Он то смотрел на дверь, будто желая уйти, то испуганно поглядывал на Петра.
– А как зовут вашего сына? – хриплым от волнения голосом спросил Николай.
Пётр достал из кармана брюк бумажник, а из него небольшую фотографию.
– Моего единственного сына зовут Николаем.
Мужчина протянул собеседнику снимок и продолжил:
– Ни жену, ни сына я больше никогда не видел. Когда был на гастролях в Мюнхене, я трижды подходил к дому своей бывшей жены. Я струсил, не осмелился войти и снова увидеть семью, которую потерял. Даже не знаю, как мой сын сейчас выглядит. К сожалению, он повторил мою судьбу. Профессионально занимался спортивной гимнастикой, стал мастером спорта. Пять лет назад он оставил большой спорт из-за полученной травмы. – Боль исказила лицо печального клоуна. – Через три месяца я оставлю цирк, который стал мне настоящим домом. Я решился. Первое, что я сделаю, оставив службу, поеду в Мюнхен. Ведь самое моё большое желание – увидеть сына.
Пётр отодвинул тарелку с чебуреками, положив руки на стол, и наклонил голову.
Николай молчал, теребя в руках старую фотографию. На снимке сидела молодая красивая женщина, обнимая за плечи пятилетнего мальчика. Двое мужчин – пожилой и молодой – плакали. Печаль объединила их судьбы.
После затянувшейся паузы Николай заговорил первым:
– Пётр!
Пожилой мужчина поднял глаза, полные слёз, и, не стесняясь своих чувств, посмотрел на Николая.
– Пётр, – повторил молодой мужчина, – не нужно вам никуда ехать. Ваш сын перед вами!
Зонт
Лида бежала с работы, прикрывая голову от дождя сумкой. Ночная смена в больнице сказывалась усталостью и сонливостью. Вбежав в подъезд, девушка поднялась на третий этаж, вставила ключ в замочную скважину и с силой повернула. Послышался треск, и головка ключа, которую держала девушка, осталась у неё в руке, а бородка застряла в замке. Второй ключ был у Софии, подруги Лиды, ещё один у хозяйки квартиры, которая была в отъезде. Соня вчера уехала в длительную командировку. Лида расстроилась и решила подумать о своих дальнейших действиях в кафе на соседней улице.
Денег хватило только на кофе с пирожным. Дождь за окном усилился, крупные капли стекали по стеклу. С каждым новым посетителем в кафе проникала влажность и запах свежести. Лида старалась есть медленно. Она только месяц жила и работала в этом городе и кроме Сони и коллег никого здесь не знала. Девушка поела и вернулась в дом, где снимала квартиру. У соседки с первого этажа она узнала адрес домоуправления и направилась туда. Жалостливая соседка дала Лиде зонт. Большой чёрный, словно крыло ворона, зонт распростёрся над худенький хрупкой девушкой. Массивная ручка была сделана из кости и была украшена гравировкой. Надпись гласила: «Зонт принадлежит тому, кто находится под ним. После использования не забудь передать нуждающемуся». Лида прочитала странное пожелание. Зонт она намеревалась вернуть соседке. Но девушка не знала, что ждёт её впереди. После долгих блужданий по улицам Лида поняла, что заблудилась. Она попала в переулок, который оканчивался тупиком. Повернув назад, девушка решила войти в небольшой антикварный магазинчик, чтобы согреться, отдохнуть и спросить дорогу.
В магазине за прилавком сидел седой старик. Он натирал бархатной тряпочкой серебряный подсвечник и что-то бормотал себе под нос. Как только зазвенел колокольчик на входной двери, антиквар оставил свою работу и приветливо поздоровался с девушкой.
– Здравствуйте, – ответила Лида, – простите, я заблудилась. Искала домоуправление и зашла в тупик.
Старик улыбнулся в седые усы.
– Ничего случайного не бывает. В мой магазин редко заходят покупатели. Будь моей гостьей. Зови меня Яков Михайлович.
– А я Лида, – застенчиво ответила девушка.
Старик поставил чайник на плиту в крошечной кухоньке. Положил в розетку варенья, а в вазочку – сушек. Лида пила чай с антикваром и слушала рассказы о его молодости. О троих сыновьях, что давным-давно разъехались в разные стороны света. О жене, которая заболела гриппом и после продолжительной болезни ушла в мир иной. Яков Михайлович обратил внимание на зонт, который Лида поставила в уголок. Старик вертел в руках зонт, читая гравировку, и тихо плакал.
– Что с вами? – встревоженно спросила девушка.
– Эту надпись на ручке зонта я сделал после ухода из жизни моей жены Светочки. Она промокла под проливным дождём и заболела, потому что рядом не было никого, кто бы мог дать ей зонт.
Лида обняла старика, чтобы утешить его.
Дождь закончился. Яков Михайлович вместе со своей новой знакомой отправился к ней домой. С помощью плоскогубцев старик ловко достал бородку ключа. А часом позже он вручил Лиде два новеньких ключа. Девушка поблагодарила старика и вошла в квартиру. А в маленьком антикварном магазине в углу стоял зонт, который соединил два одиноких сердца.