Из пункта А в пункт Б

Внезапно пламя в камине вспыхнуло! Как в тот злосчастный вечер.

В этот же момент дверь кабинета распахнулась. В проёме стоял Сапофи.

– Пора. Время пришло, тебя ждут. Делай свою работу.

Я было хотел ему ответить, но он не стал ждать, а просто развернулся и ушел.

Опустив взгляд, я увидел, как трясутся мои руки. Тело моментом покрылось потом, а во рту пересохло. На миг я захотел вскочить, закрыть дверь и припереть её столом. Чтобы никто и никогда не смог сюда зайти. Но лишь на миг. Я прекрасно понимал, что спуститься мне придется, иначе и не могло быть.

Сделав глубокий вдох, я допил содержимое стакана и напаривался в зал. Закрывая дверь, я бросил взгляд на стену. Игра линий становилась более явственной. Теперь и без пристального взгляда.

Глава 4

Спустившись в зал, я увидел, что занят лишь один столик. Признаюсь, в тот момент меня это обрадовало. Не хотелось бы начинать свою работу при свидетелях. За столиком, спиной ко мне, сидел седовласый мужчина, пред-пенсионного возраста. Архон, как всегда был на своём посту. А у барной стойки, лицом ко мне, стоял Сапофи. Он протянул револьвер рукоятью ко мне. И мне показалось, что я заметил на его каменном лице легкую ухмылку.

Взяв пистолет, я проследовал к моему первому посетителю. Признаться, мне хотелось, чтобы мы просто побеседовали, после чего мой гость покинет это место и не вернётся. Сев напротив седовласого в очках и дорогом костюме, я положил пистолет на стол стволом в стену. Правда, свои руки пришлось спрятать под столом, не хотелось бы, чтобы кто-то увидел, как они дрожат.

Мужчина крутил в руках уже пустой стакан и не отрывал от него взгляд. Было заметно, что он нервничает. Заметив это, я жестом попросил бармена наполнить его стакан вновь. Архон, отсалютовав мне, с широченной улыбкой, которая была больше похожа на оскал, нырнул под стойку. И вот уже через мгновение стакан посетителя был наполнен. Предусмотрительно, бутылку бармен оставил на нашем столе. Заодно с двумя стаканами, как я понял, один из них должен был послужить пепельницей. Решив пока не пить, я попытался начать.

– Пока ты ничего не сказал, можешь встать и уйти, потом может быть поздно.

– Поздно – мужчина замотал головой и на его лице появилась легкая улыбка.

Он залпом выпил наполненный стакан и потянулся за бутылкой. Вновь наполнив свой, он потянулся к моему. В этот момент он впервые посмотрел мне в глаза. Я лишь слегка одобрительно кивнул ему. Налив в мой стакан алкоголь, он достал платок и дрожащей рукой начел вытирать пот со лба.

– Рассказывай. – Как можно спокойнее сказал я. На сколько спокойно это прозвучало не могу сказать. Ведь, я волновался не меньшего его.

Решив, что лучше не пить, я всё так же прятал руки под столом.

– Могу уйти. – наконец произнес он. – Да нет, не могу. Уже нет.

Мужчина тяжело вздохнул, и улыбнувшись начал говорить.

– Я думаю, представляться не имеет смысла. Но все же, меня зовут Виталий. Думаю, можно без отчества. А не могу я от сюда уйти по одной причине. Не хочу. – Виталий взял себя в руки и уже не отводил взгляд. Голос ещё слегка дрожал, но по мере его рассказа становился всё тверже. – Дело в том, что я урод. Полгода назад мой сын женился, им с женой сейчас по двадцать лет. Жена моя умерла давно. Замену ей я так и не нашёл, признаться, и не искал. Она была, любовью всей моей жизни. Я сам живу за городом, у меня своё дело, которое не требует моего постоянного присутствия. Они же в городе. И вот, месяц назад они гостили у меня. Не знаю из-за чего, но у них вышла ссора. Меня в этот момент не было дома. Мой сын на эмоциях уехал, но, а супругу свою оставил у меня. По возвращению я застал её всю в слезах и, естественно, попытался успокоить, как-то приободрить. В общем…

И тут он оборвал свой рассказ. Из его глаз потекли слезы, а губы заметно задрожали.

– Я не знаю, как это случилось… Но я… Мы переспали… – Выпалил он и осушил стакан.

Повисла неловкая пауза. Наверное, я должен был что-то сказать. Но что и как. Я не знал. Что я почувствовал, глядя на плачущего перед мной мужчину? Возможно, неприязнь, а может и злость. Измена для меня всегда была самым страшным предательством. К тому же, в свете не давних событий, в моей жизни. Но хотел ли я убить его? Нет, точно нет.

– Это всё? – после затянувшейся паузы, начал я.

– Этого мало? – подняв взгляд и не скрывая злобы, выдавил из себя Виталий. – Ну если только то, что я узнал на днях. После нашей связи она забеременела.

Такой поворот выбил меня из колеи. Я не считал себя праведником никогда. Но от услышанного меня наполнил гнев. Возможно, даже праведный. Я чувствовал, что меня накрывают эмоции. Мне захотелось кричать, оскорблять этого дурака, возможно, даже ударить. И приложив не мало сил, я лишь выдавил из себя сухое.

– А теперь? Всё?

Теперь уже я выбил из колеи Виталия. Его глаза округлились, а губы начали шевелиться, пытаясь что-то сказать. Получилось у него это не сразу.

– Ты меня слушал? – повышая голос, начал он. – Я не смогу с этим жить. Я не должен после этого жить. Как я теперь в зеркало смогу посмотреть!? Я предал сына! Предал память жены! Обесчестил жену своего сына! А честь для меня не пустой звук. Быть может, для тебя измена это и норма, но для меня нет ничего страшней предательства! Не будь я трусом, сам бы прикончил себя. Но зачем-то, приперся к тебе! А ты не лучше, такой же трус!

Он уже просто кричал. Его всего трясло, а глаза налились кровью. Решив чуть его остудить, я взял пистолет. Опершись на стол локтем, направил дуло в его сторону.

– Значит, ты хочешь умереть? – чуть повысив голос, сказал я.

Он тут же перевел взгляд на ствол револьвера. А я допустил ошибку. Растерявшись от собственного безрассудства, я отвел глаза. Я посмотрел на своего помощника, надеясь хоть на какую-то помощь. Но его лицо, как всегда, не выражало никаких эмоций. Он пристально следил за каждым моим движением. До гостя ему совершенно не было никакого дела. Архон же, напротив, не скрывал свой интерес и, приоткрыв рот, смотрел на нас, округлив глаза. И именно в тот момент, когда я искал поддержки и помощи, случилось страшное. Я почувствовал, как на руке, что держала пистолет, сомкнулись руки Виталия. Он дернул на себя и приставил ствол к своему лбу. Мы оба поднялись со своих мест. Во мне рос страх. Я смотрел в налитые кровью глаза Виталия. В них будто разожгли костер. На секунду мне показалось, что у стоящего за его спиной Сапофи, точно такой же огонь в глазах.

– Стреляй! – прошипел на меня Виталий.

– Нет. – попытался как можно спокойней произнести я.

В моих ушах зазвенело. Теплая влага оросила моё лицо.

Не знаю как, но он нажал моим пальцем на спусковой крючок. И его тело повалилось на пол. На короткий момент, перед этим, его огонь в глазах пропал. И сменился на ужас.

И вот, я стою и смотрю на дым, что тонкой струйкой поднимается над стволом. Нос раздражает едкий запах пороха. А передо мной на полу лежит мертвое тело, из головы которого течет кровь. А я смотрю в пустоту. В пустоту того места, где только что стоял живой человек. И оружие, которое отняло жизнь у него в моих руках. И не важно, хотел ли я этого.

Силы покинули тело. Рука выпустила револьвер, который звуком своего падения на стол заставил меня вздрогнуть и осесть на стул. Руки начали искать по карманам сигареты. А взгляд, всё так же смотрел в пустоту.

Боковое зрение уловило движение. Сапофи молча скрылся за дверью, что за барной стойкой. А Архон, поаплодировав, направился ко мне.

– Ну ничего, ничего. – похлопав меня по плечу и сунув мне сигарету, проговорил он.

***

Не помню, как я очутился в своём кабинете. Наверное, мне помог подняться Архон. Или, быть может, Сапофи. Не помню. Но сам, я вряд ли смог бы добраться. Силы покинули моё тело. Я лежал в кресле, именно лежал, не сидел. В ушах до сих пор стоял звон от выстрела. Слабой рукой я отёр лицо. На ней была кровь. И теперь она была размазана по моему лицу. Но не было ни желания, ни сил смывать её. Я просто закрыл глаза и глубоко вздохнул.

Сквозь закрытые веки пробивался свет от пламени камина. Я попытался зажмуриться посильнее, но от этого сильнее начинала болеть голова. Правда, она и так болела очень сильно. Но без резких движений и напряжений можно было как-то терпеть.

Признаться, я не хотел закрывать глаза. Ведь, тогда приходилось переживать всё, что только что произошло. Картинка была настолько четкой, что казалось можно её потрогать. Но с открытыми глазами было только хуже. Дело в том, что тогда мой взгляд приковывала к себе стена. А её я начинал побаиваться. Она вновь стала жить своей, только ей понятной жизнью.

Мы всегда боимся того, чего не можем объяснить. А найти объяснения этой чудо стене, увы, я не мог. Научного, ну или на худой конец, хотя бы логичного. Списать всё на галлюцинации? На то, что я сошел с ума? Можно. Но это никак не решит проблему. Не думаю, что мой помощник тут же вызовет мне психотерапевта. Нет, всё останется как прежде.

И решив, что хуже всё равно не будет. Я решил открыть глаза и посмотреть в лицо своему страху.

Пламя огня от камина будто обжигало меня, стоило лишь взглянуть на него. Дрова затрещали и начали выбрасывать снопы искр. Звон в ушах стал походить на какофонию. Как я и предполагал, линии на стене вели свой хоровод. Я будто попал на какой-то дьявольский концерт. Бесы на стене будто плясали вокруг костра под аккомпанемент звона в моих ушах. Вылетавшие мне под ноги искры, создавали впечатление моего присутствия на этом шабаше. Быть может, и я стал одним из них. И осталось только пуститься в пляс.

И так, очутившись разумом в незнакомом мне месте. Средь чертей, ведьм и падших Богов. Кем я был для них, жертвой на алтаре? Верным слугой или собратом? Не важно. Хоровод подхватил меня и закружил в этом кошмаре.

К счастью, моё тело, так же осталось лежать в кресле у камина. На стенах комнаты играли блики от костра. Моё тело погрузилось в сон. Сон, который сулил успокоение.

Глава 5

Кабинет заволокло едким дымом из камина, в котором потрескивали сухие дрова. И хотя стояла довольно теплая погода, можно сказать даже жаркая, я все равно разжег камин. И из-за теплой погоды весь дым поволокло в кабинет. В конечном счете он все-таки нашел себе путь наружу через дымоотвод, но та часть его, которая прорвалась внутрь кабинета не рассеивалась. В купе с темнотой за окном, дым создавал непроницаемую пелену для света и единственное место, которое можно было отчетливо разглядеть, находилось возле камина. Казалось, будто камин, кресла и столик находятся вне пространства. И парят над бездной.

Так, в привычном уже кресле возле камина я расположился с бутылкой хорошего коньяка.

С того злосчастного вечера прошло уже трое суток. К счастью, всё это время меня никто не беспокоил. И можно было спокойно пораскинуть мозгами. А подумать было над чем. Как так получилось, что я приложил руки к смерти человека и сижу здесь, не неся никакого наказания? Помнится, Саша говорил, что каждый неминуемо должен нести наказания за свои проступки. Каким будет моё? Мысль воспользоваться способом Александра посещала меня ни раз. Мне даже удалось зарядить револьвер одним патроном. Но на большее не хватило духа. Страх, что я умру и попаду в ад не позволил даже поднести ствол к виску. И где-то внутри ещё теплилась вера в Бога, и в то, что мне непременно придется перед ним отвечать. Борясь с этим страхом, я погружался в раздумья и созерцания стены. Что интересно, при свете дня линии на стене оставались неизменными. Да и ночью, едва ли можно было сказать, что их движение напоминает хоровод. В который мне удосужилось попасть.

И этот вопрос мне тоже не давал покоя. Но сейчас в моей голове засели другие мысли.

А терзало меня следующее. В первый день, после пробуждения, я пытался отвлечься, погружаясь в воспоминания. В хорошие воспоминания. Но казалось, что я блуждаю в сумеречном лесу. Где все тропинки моей памяти ведут лишь на одну поляну. Туда, в вечер нашей встречи с Александром. Какой тропинкой я бы не пошел, куда бы я не повернул. Всё одно. И всюду меня сопровождал Виталий. И стоило мне лишь попытаться свернуть или повернуть вспять, как в его глазах тут же вспыхивал огонь. И так, чтобы я не делал, я оказывался здесь. Сидящим у камина и ведущим беседу со своим другом. На удивление, мозг перестал различать память и вымысел. Мне нужно было выговориться, излить всё, что меня гложет.

Так я провёл трое суток. Периодически мой мозг уставал и я отключался. Но пробудившись, вновь разжигал камин, закуривал, выпивал, и шёл на ту поляну.

Будто чувствуя мою тягу к разговору, в дверь легко постучали.

– Да, заходи. – нехотя пробурчал я.

И хотя я ожидал увидеть Архона, ко мне пришёл мой помощник.

Я жестом пригласил его сесть в свободное кресло. Слегка кивнув мне в ответ, он расположился слева от меня. Легким движением он снял свой красный платок и, аккуратно сложив, убрал во внутренний карман пиджака. Было видно, что он ему очень дорог.

– Ты был там. Ты видел, я ни хотел его убивать. – устав от затянувшейся паузы, начал я.

– Видел. – сухо, и пожав плечами, будто сомневаясь в моих словах, ответил Сапофи.

В комнате опять повисла тишина. Не знаю почему, но в присутствии моего помощника тишина стала причинять дискомфорт. Подкурив сигарету, я сходил к столу, чтобы взять ещё один стакан. К моему удивлению, он не стал отказываться и с легкостью выпил, налитый мною, коньяк.

– Ты что-то хотел? – в лоб спросил я.

– Да. Узнать, как твоё самочувствие. Которое я вижу в порядке. И поинтересоваться, когда ты будешь готов к работе.

– Скажи. – откинувшись в кресле и закрыв глаза, я решил сменить тему. – А мы можем просто поговорить. Не о работе, а просто?

– Почему нет?

Признаться, для меня это стало полной неожиданностью. Но я решил не упускать шанс выговориться по-настоящему. К тому же, это, возможно, поможет мне узнать его получше.

– Отлично. – начал я. – Ты ведь помнишь Ипполита? Из романа Федора Михайловича. Конечно помнишь. Так вот, почему-то сейчас я ассоциирую себя с ним. Может, это и бред. Ну думаю, что-то общее у нас есть.

Я замолчал, собираясь с мыслями. В этот момент мой собеседник, будто прочитав мои мысли, наполнил стаканы и предложил закурить.

– Только не называй меня идиотом.

Так я решил отшутиться и проверить реакцию Сапофи. К счастью, его лицо всё же украсила легкая улыбка. И посчитав это за добрый знак, я продолжил.

– Я хочу поговорить о вере в высшие силы. Это странное чувство или даже состояния души. Что тоже, продукт веры. Так вот, она ничего не требует, ни доказательств, ни… – тут я замялся. – да, ничего не требует, ты просто веришь или нет. Человек просто взял и поверил, где-то отрыл у себя внутри доказательство, что вера его обоснована и всё. Но спроси его, чтобы он объяснил, так и двух слов связать не сможет, будет утверждать и доказывать без единого обоснования, что он прав. Смешно ли это, но он продолжает верить не смотря ни на что, хоть сотню фактов приведи ему в пример, что вера его беспочвенна, а ему хоть бы что, верит и всё. Сколь не пытайся его разубедить, доказать, что его обманывают, водят за нос, используют. Не поверит тебе, а только обозлится. А ведь умеет он и не верить. Ведь тем, кто хочет ему открыть глаза он не верит! То есть, и верит, и не верит единовременно. Но, ведь неверие требует хоть каких-то доказательств, нельзя просто взять и не поверить человеку, что его зовут Петя. То есть, одно состояние требует доказательств, а другое не требует вообще ничего. Так почему в одном человеке рождаются сомнения, подозрения, что его надувают, а в другом нет. Иному и повода не надо, чтобы усомниться в правоте чего или кого либо, а другому хоть бы что, все равно верит. Так может, вера не способность, а состояние? По-другому и не знаю как. Не могу понять, чего в слепой вере больше, глупости или невежества. Иной раз и зная, что обманут, а все равно верят. Но самое страшное тут, это фанатизм. Некоторых из этих людей. Думаю, именно такие создали религию. И превратили веру в оружие.

Тут я замолчал и тяжело выдохнул, решил взять паузу. Мой собеседник всё это время пристально смотрел на меня и слушал. Я же, боялся встретится с ним взглядом, больше смотрел на огонь, что начинал угасать в камине.

– Религия. – пока не потерял мысль, решил я продолжить. – Вот тут все сложней, но сложней лишь для пытливого ума. Для верующего все просто и все так же просто для неверующего. Одни не верят, другие не смотря ни на что верят. Но стоит во всем этом попытаться разобраться, как попадаешь в дремучий лес. Сколько людей, мыслителей и ученых сгинуло в этих чащах. Что есть религия? Группа людей одной веры, собравшихся в одну большую общину со своими правилами жизни и с надеждой, что их вера их же и спасет. Если честно, мне не понятно, от чего она их должна спасать. От того, что они сами придумали? Ну да, ладно. Эти люди создают свод правил и не просто правил, а правил, которые ни в коей мере нельзя нарушать. И чтобы никто не смел из них их же нарушить, создают ответственного следить за исполнением этих правил. Они наделяют его сверх способностями, утверждают, что правила и все кругом придуманы им и называют его творцом, Богом. Тот в свою очередь, якобы выбрал себе служителей, некоторых из числа верующих в него, и просит во всем их слушать. Казалось бы, что в этом плохого? Ведь, правила, как ни странно, достаточно хороши. И люди эти, в большинстве своем, добрые и отзывчивые. Их представители в лице служителей достаточно образованы, имеют хорошие манеры, воспитаны, и даже, кажется, совестливы. Они совершают обряды, возносят хвалу своему Богу и его служителям, стараются не нарушать своих же правил и, как могут, помогают друг другу. Разве это плохо? Разве плохо, что они надеются на лучший мир для себя и верят, что в этом им поможет их придуманный Бог? И что плохого, что после смерти они ждут встречи со своим творцом, который рассудит их и, как они утверждают, простит. Да, нет в этом ничего плохого, пусть себе верят и проводят свои обряды. Повторюсь, в большинстве своем они добры и не несут в себе зла.

Подойдя к камину, чтобы подложить дров, я смотрел как языки пламени облизывают новую жертву, как огонь получает новую силу. Меня так увлекли свои мысли, что я почти забыл, что нахожусь не один. Сапофи же не издавал ни звука. То ли ему бы так интересно меня слушать, то ли он просто уснул. Взглянуть на него я всё так же не решался. Произнося вслух все мысли, которые крутились в моей голове, я по-новому их слышал. Мне даже показалось, что я вот-вот найду ту тропинку, которая приведёт меня к ответу. Или даже к Богу.

– И все-таки, не все так хорошо. – так и оставшись сидеть у камина, продолжил я. – Вдумайся, ведь стоит только религии встретить раздражитель в виде неверия, как начинается кошмар. Пытки, казни, гонения и унижения. Они всецело хотят, чтобы лишь их точка зрения была верной. Служители религии желают, чтобы лишь их религия была главенствующей. Именно религия. Ведь веры тут, почти, уже и нет. Они не приемлют иного взгляда и иной власти. В них просыпается злость, тщеславие и властолюбие. И их готовность уничтожать все иное, просто ужасает. И что ты думаешь, все их хорошие правила вроде тех, что убивать грешно, меняются. Они убивают и истязают неверных, говоря, что это Бог вложил им в руки меч, дабы покарать отступников. Быть может, на этом всё и закончилось бы, но нет. Они выкрутились и в противники своим Богам придумали анти-божество, которое, якобы, и сеет все зло. Они начинают избавляться от своих же, неугодных им, утверждая, что те перешли на сторону зла. Их Бог, якобы, ведет непрерывную войну со своим врагом там, где-то на небесах и здесь просит своих служителей тоже вести войну против слуг зла. Ведь каждый, кто не верит, как они, является таковым. А не будь религии, как таковой, не зародись она, все было бы просто. Не было бы ни служителей добра, ни служителей зла. Но именно религия, объединив одних, назвала других врагами. И в страхе перед своими же, все начали верить с еще большей силой, боясь усомниться, дабы не быть уничтоженными.

Я замолчал. В горле пересохло. Меня начало накрывать волной возбуждения. Так сильно меня увлекали мои мысли. Пульс участился, как и дыхание.

– Так разве наука не победила религию? – неожиданно для меня спокойно произнёс мой собеседник.

И как же меня это обрадовала. Теперь это хоть отдаленно стало напоминать беседу.

– Победила? Нет! – оживившись продолжил я. – Да, не спорно, наука нанесла кое-какой урон религии. Но вере, нисколько. А в конечном итого, она и есть фундамент любой религии. Которая, в свою очередь, имеет способность меняться и подстраиваться. Она управляет верой и делает её только хуже. Избавься вера от оков религии, избавься от единого Бога. Стало бы лишь лучше, я думаю. Все мы верим, каждый по-своему и каждый во что или кого хочет. А значит, нет неверующих, нет против кого поднимать свой меч. И можно называть источник своей веры, хоть Богом, хоть Творцом. Да, верь хоть в дерево или в это кресло.

На этих словах я пнул кресло. И заметил, что уже не сижу, поглощённый огнём. А расхаживаю по кабинету и размахиваю револьвером в руках. К счастью, он был не заряжен. Но как он попал ко мне в руки, понять я не мог. Сапофи стоял, облокотившись на стену у камина. Скрестив руки на груди, он с интересом наблюдал за мной. А меня уже было не остановить.

– Бог, творец, как тебе угодно. Мы знаем, что и кто он со слов религии. Каков он на самом деле я не знаю. И теперь, я в чем-то согласен с нашим покойным другом. Если он действительно таков, как его преподносит религия, то он зря забросил свои дела в этом мире. Но я думаю вот что. Если он действительно есть, в чем я, к примеру, не сомневаюсь. Не думаю только, что хоть одна религия имеет понятия каков он, то он бесспорно велик и возможно всемогущ. Я не смогу понять как он создал мир, боюсь не под силу людям это понять, но я пытаюсь вновь и вновь понять зачем. Ведь должна была быть у него цель. Как и любой творец из числа людей, будь то зодчий, композитор или художник, он преследовал определенную цель. По крайней мере, мне хочется в это верить. Я соглашусь, что тот же художник может нарисовать картину, находясь во власти вдохновения, но после творения он ведь не сжигает картину. Художник хочет, чтобы его произведением любовались, восхищались, попросту смотрели и оценивали. Всегда кто-то будет восхвалять или же порочить. Мне кажется, с миром, творением творца, та же история. И это меня натолкнуло на мысль. А что, если, создав сей удивительный и, признаться, необыкновенно красивый мир, ему захотелось поделиться сей красотой. И тут то, он и создал нас, дабы мы могли восхвалять его творения. Но мы настолько были глупы и дики, что не смогли ни то, что оценить, но нас не хватало даже на то, чтобы разглядеть эту красоту. И вот тогда он наделил нас даром или даже проклятьем, он научил нас творить. Конечно, не настолько хорошо и масштабно как он, но все же. В нас зародились таланты, кем-то забытые, кем-то отточенные и мы начали своё развитие, дабы суметь осознать всю гениальность его творения. Так может, мы присутствуем здесь лишь в качестве зрителей. Он дает нам право любоваться тем, что он создал. Конечно, он нас разделил, дабы мы в полной мере оценили мир, а ни как стадо блеющих баронов твердили лишь одно. И разве на правах зрителя мы можем претендовать на это творения? Нет, не можем. И, уж тем более, мы не можем просить его о чем-то, хотя и имеем наглость. Мне кажется, каждый из нас в той или иной мере выполнил свою задачу, оценил его творения. И теперь все, живите, как хотите, Богу нет дела, как и что мы будем делать. Он создал, нашел зрителя и начал творить другое. Было бы глупо рассчитывать, что он ограничится одним миром, ведь и мы создаем постоянно, не останавливаясь.

Я замолчал. Выдохся. Фонтан моих мыслей стал иссекать и я осел у двери на пол.

– Не знаю почему, но сейчас мне хочется верить в такого Бога.

Наступила тишина. Которую нарушал лишь треск дров в камине.

Я опустил голову на руки, уперев их в колени. Пистолета уже не было в моих руках, он валялся на кресле. Видимо, брошенный туда на эмоциях. Ни разу не припомню себя в таком состоянии. Наверное, произошедшие за последнее время события, окончательно свели меня с ума. Головная боль стала постоянной спутницей, на которую уже и не обращаешь внимания. И лишь, когда она на короткий миг тебя покидает, вспоминаешь о ней. Вот и сейчас, выговорившись, мне стало легче. Будто бросил мешок, который нёс так долго. И да, его придется нести дальше. Но минутный отдых приносит облегчение и надежду, что дальше будет легче.

Успокоившись, я поднял голову. Сапофи уже сидел в кресле и рассматривал, крутя в руках, тот самый пистолет.

– К чему ты все это рассказал? – будто почувствовав, что я смотрю на него, спросил он.