Грани человечности. Современный уральский роман

Так решил сын солнечной Армении, однако и сыну седого Урала пока что не ясно, по плечу ли ему, Игорю, не предпринимателю и не отпрыску родителей-олигархов окажется сия ноша, а самому обыкновенному инженеру, делающему и на этом скромном поприще лишь весьма робкие шаги? А что будет, если окажется, что не по Сеньке шапка?

Очарование – еще не есть любовь

Эти мысли не приходят в голову парня. Он очарован девушкой – что-что, а уж это-то очевидно, на лице – густо и жирно – написано, а также в глазах, которые светятся в эту минуту то темно-голубыми, то светло-серыми искорками.

Нет-нет, Игорь Мартьянов вовсе не девственник, но и не ухарь-молодец, сходу (подобно бесшабашному геою-любовнику Казанове), покоряющий девичьи сердца; родителям неведомы победы на сём фронте, поэтому им невдомек, что были за ним грешки. Да-да, увлекался иной раз, загорался, но быстро остывал и отношения порывал. Иные объекты былых возгораний (ему это известно) давно выскочили замуж, имеют не по одному ребенку и, судя по всему, чрезвычайно счастливы. Иногда при случайной встрече с прошлым, дает волю мужскому тщеславию, думая про себя: «Но тогда… Всё же первопроходцем все-таки был я!»

Игорь взял в одну руку графинчик с коньяком, а в другую крохотную хрустальную рюмочку, стоявшую напротив девушки, но в этот момент она встрепенулась, подобно горлице чем-то внезапно напуганной.

– Мне, Игорь, чуть-чуть, несколько капель… пожалуйста. Мне нельзя… Впереди – ночная смена.. Хозяйка почувствует и… Сам понимаешь… Потерять место легко, а найти – проблема… Тотчас же появится с десяток претенденток.

Игорь в недоумении вскинул брови.

– Вот так новость.

– Новость? Никакая не новость… Я предупреждала…

– Значит, выпало из головы это чрезвычайно важное для меня обстоятельство.

Светлана мягко ему улыбнулась, и тень огорчения, подобно снежинке под лучом апрельского солнца, на его лице растаяла.

Парень наполнил рюмку девушки на треть, а свою вынужденно лишь наполовину.

– Выпьем за столь долго ожидаемую встречу!

Он выпил полностью и закусил ломтиком лимона. Светлана лишь пригубила. Сглаживая впечатление от такой сдержанности, она снизошла до поощрительного комплимента.

– А коньяк, Игорь, хорош… Не подделка. Одно удовольствие.

Парень лишь заметил:

– Вместе выбирали, что пить и чем закусывать.

Это был тонко поданный упрек, но Светлана, похоже, этого не поняла и потому, активно занявшись салатом, проигнорировала.

Игорь, несмотря на свою взрослость, вел себя скованно. На языке вертелись вопросы, столь необходимые для сближения и он хотел бы получить на них ответы, однако некая внезапно возникшая робость, которая явно ему была прежде несвойственна, сковывала.

Светлана, ожидая, очевидно, от парня, как от представителя сильного пола, большей инициативности, первые десяток минут демонстрировала немногословность, больше похожую на холодность.

Как бы то ни было, они оба чувствовали себя из-за того неловко. Сидели и обменивались короткими пустяковыми репликами по поводу, например, погоды.

Взрослость – не всегда показатель зрелости

Парень, хмыкнув, усмехнулся.

– Так-то, Светик, мы до утра не управимся с графинчиком, – посмотрев на свою пустую рюмку, с глубоким сожалением добавил. – А я-то как, а? Мне ведь…

Девушка поощрительно улыбнулась.

– Какие проблемы, Игорь? Наливай себе… Разве ты не мужчина?!

– Нельзя… В одиночку пьют лишь алкаши.

– Не заморачивайся.

– Хотя бы капелюшечку… символическую, а?

– Хорошо! Уговорил! – она подняла свою рюмку и протянула парню. – Но только ту самую капелюшечку и не больше того!

Игорь, обрадовавшись, пополнил девичью рюмку до половины, а потом и себе, также до половины.

Светлана подняла рюмку и посмотрела на свет.

– Красота!

– Не только на цвет, а и на вкус.

– Эх! Раз пошла такая пьянка!.. За что пьем на этот раз?

А отчего бы и не погусарить?

Парень встал. Закинув левую руку по-гусарски, за спину, в правую руку взял свою рюмочку.

– За дам! Точнее, за прекрасную девушку, сидящую сейчас передо мной, за тебя, Светик-Семицветик!

Девушка шутливо сказала:

– Как мило, князь! Благодарю! – она пригубила, точнее, лишь смочила губы, и хотела было вернуть рюмку на стол, однако Игорь, заметив, запротестовал.

– Э! Так не пойдет! Та, в честь которой произнесен тост, обязана осушить рюмку до дна – таково правило.

Девушка притворно вздохнула и подняла вверх свои серо-голубые глаза.

– Ну, Игорь, будь по-твоему… Была не была… Спаиваешь невинную девицу, – выпила и рассмеялась. – На том свете, когда придет черед, оба предстанем перед судом.

Парень тоже рассмеялся в ответ.

– Нестрашно… Вдвоем легко быть храбрым!

– И даже море по колено?

– Какое там!

И океан им покорится,

И Млечный путь уж нипочём.

И, взявшись за руки, умчатся,

Где воздух счастьем напоён4.

На девушку капелюшки выпитого коньяка благотворно подействовали: на несколько припухлых щеках появились признаки румянца, а глаза стали озорно и многообещающе поблескивать, скованность исчезла; она стала такой, какой была тогда, в переполненном троллейбусе – открытая и чуть-чуть, по мнению Игоря, дерзкая, точнее говоря, такой, каковой и только могла зацепить.

Светлана, удивленно, вскинув брови вверх, воскликнула:

– О!.. Да ты романтик!.. Чьи стихи?

Игорь смутился.

– Доморощенные.

– Значит, поэт?!

– Из меня поэт, как из сучка смычок… Даже и в кондовые стихоплёты, говоря по правде, не годен.

Светлана не согласилась

– Самоуничижение брось! – довольно-таки жестко заявила она, а затем уже мягче уточнила. – Четверостишие вполне… Поверь мне: как-никак, а в скором времени дипломированный словесник тебе говорит. На другое свидание захвати другие стишки. Почитаю… Если увижу корявости, покритикую.

– Не записываю… Как приходят, с такой же и легкостью исчезают… Я же инженер…

Светлана, нахмурившись, прервала, решительно возразив:

– Кто тебе сказал, что инженер, шахтер, летчик-космонавт или врач не могут писать стихи? Ерунда!

– Извини… Строчки случайно появились и вот я, не подумав, ляпнул.

– Игорь, нам ли знать, где случайность, а где закономерность? Так что, – она усмехнулась, – не извиняю. Кто я такая, чтобы на корню выпалывать таланты, даже в том случае, если всего лишь задатки?

Игорю была крайне неприятна эта тема. Был убежден, что поэтом ему не быть, а вот, как ни пафосно прозвучит, гражданином быть обязан, так же, как долг его призывает хорошо служить инженерному делу, его подлинному призванию, тому, чему его учили в УПИ5. Об этом лишь подумал, а вслух, чтобы свести разговор на другое, спросил:

– Света, а, вообще, ты любишь русскую поэзию?

– Как и всякая девчонка.

– А кого из поэтов предпочитаешь?

– Список будет очень и очень длинным.

– И все-таки?

– Из поэтов?.. Великий Ломоносов, ставший родоначальником нашей поэзии, создавший к тому же научную школу нашей словесности.

– Это – по долгу службы, а для души? Когда грустно, чей томик берешь в руки?

– Двух поэтесс, от которых без ума, – Марины Цветаевой и Анны Ахматовой. – И последовал встречный вопрос. – А ты, Игорь, кому отдаешь предпочтение?

– Как говорится, солнцу русской поэзии, как, впрочем, и прозы.

– Ожидаемо.

– Да, я не оригинал, но с этим ничего не поделаешь, когда сталкиваешься не с сиюминутным, а подлинным гением. Разве я не прав, а?

– С этим, – она чему-то усмехнулась, – не поспоришь. Хотя не мешает и уточнить…

– По поводу?

– Сам лицеист Александр гордился, что на творчество его благословил сам екатерининский вельможа и поэт Гаврила Державин, первым почувствовавший, что на российском горизонте начинает светить то самое «солнце русской поэзии».

– Прозорлив старик, – восхищенно заметил Игорь и добавил. – Повезло Пушкину…

– Не в этом дело! Везет лишь тому, как принято выражаться в двадцать первом веке, кто везёт.

– Да… Удивляюсь, – произнес Игорь и покачал головой. После паузы, успешно покончив с бараниной и причмокнув, сказал. – Месяц тому, как перечитал повесть «Капитанская дочка». И с каким наслаждением перечитал! А сказки? Гениальные! И актуальные на все времена. Чего стоит вот это…

Ку-ка-ре-ку!Царствуй лёжа на боку!

Светлана усмехнулась.

– Два века прошло, а лежебоки всё еще не перевелись; сидят на троне и, не отвечая ни за что, благополучно царствуют. А, ну их… А твоя настольная книга?

– Если из поэзии, на прикроватной тумбочке сейчас лежит томик Ильи Сельвинского… Перед сном люблю заглянуть… Несмотря на его «модернизм» и прочее в этом духе.

– Вот! Удалось удивить! Никак не могла представить: современный парень, технарь до мозга костей – и с томиком Сельвинского в руках! Разве не круто, а?!

– Не знаю, Света. Я такой: когда люблю, то люблю беззаветно и на всю жизнь. Это относится к поэзии и к ее авторам. Может, прозвучит диковато, но признаюсь во грехе: меня бесят двуличные люди, чем бы они не занимались. Первый, кто приходит на ум, – поэт Некрасов. Не терплю!

– Чем же он-то перед тобой провинился? – с откровенной ироничностью поинтересовалась девушка.

– Натянул маску защитника обездоленных русских крестьян и…

– И что с того?

– Да то! Сразу приходит на ум поэма «Кому на Руси жить хорошо?» Гневно обличает всех – от толстопузых купчин и кровососов-помещиков, до жадных священнослужителей.

– Но это правда.

– Да, но кривобокая! Сам-то «обличитель» каков, а? Проигравшись в пух и прах в заграничном казино, крепостник Некрасов возвращается в свое имение и, чтобы на что-то жить, безжалостно сдирает с крепостных последнюю шкуру. И эта его не последняя мерзость. Я б ему руки никогда не подал, зная, что тот самый непримиримый обличитель открыто делит постель госпожи Панаевой со своим лучшим другом, её законным мужем Панаевым. Фу, гадость какая!

Девушка, лениво и небрежно ковыряясь вилкой в остатках салата, хотя баранина перед ней оставалась еле тронутой, недовольно, возможно, даже с еле уловимым презрением, произнесла, как бы рассуждая вслух:

– Не суди да не судим будешь…

Игорь с непривычной для себя горячностью, восприняв реплику по своему адресу, воскликнул:

– Но, Света, это же факт!

– Возможно… Однако… Человек, по природе своей, слаб… И не столь совершенен, как бы кому-то не хотелось.

– Верно! Но они не скоты, а, все же, человеки; не стая изголодавшихся псов, жаждущих овладеть единственной сучкой. К тому же, – парень фыркнул, – нисколько не покушаюсь на любовь втроем – это их личный выбор; в отношениях вправе выстраивать любые геометрические фигуры – от треугольников и до восьмиугольников. Повторяю: не покушаюсь и не посягаю ни на чьи права, ни чью любовь в любой для них приемлемой форме; я лишь против двоедушия, циничного лицемерия, ханжеского морализаторства; против тех, кто, в силу своего таланта (подлинного, а иногда и мнимого), натянув тогу «инженеров человеческих душ», клянут пороки общества, в которых сами погрязли не меньше. Еще и еще говорю: не грешите на зеркало, если рожа ваша крива; ведите себя, прежде всего, подобающим образом, а потом и поучайте других; не на словах, а собственным нравственным примером.

– А сам ты, – девушка криво усмехнулась, – образец для подражания?

– Нет, Света! Но разве я на эту роль претендую? Разве я непогрешим? Но, осознавая это, никого не осуждаю, потому что права у меня нет на поучительство других, однако я вправе не верить в искренность писателя или поэта, зараженного нравоучительством. И, значит, моими кумирами быть не могут. Ты, думаешь, в такой малости и не прав?

Девушка заразительно рассмеялась в ответ.

– Ты, Игорь, как выражается современная молодежь, стопудово прав.

Парень, сомневаясь в ее искренности, внимательно посмотрел ей в глаза, в которых озорно засверкали искорки. Объяснить причину их появления не смог. Как и двояко можно было понять и заразительный смех подруги. И он решил отделаться тоже шуткой.

– На вкус и цвет товарища нет; кому-то может нравиться поп, другому – попадья, а третьему – премиленькая попова дочка.

Девушке шутка оказалась не по вкусу, а потому и не улыбнулась.

– С налётом пошловатости.

– Прости… Кажется, сморозил… Съюморил… Глупо.

Признание понравилось.

– Зря каешься, друг мой! – весело сказала она. – Придется на грешника наложить епитимью.

– Я готов!.. Подобно советскому пионеру.

Для любви, по мнению девушки, еще не настало время

Часы в ресторане показывали четверть второго, когда они вышли на улицу. И только на крыльце Игоря озарило, что он – чистокровный балбес, отъявленный тупица, неисправимый идиот и всё такое прочее. Виданное ли дело, – спрашивал сам себя, – на первом же свидании учинять гневный и нудный окололитературный монолог? Да, набравшись терпения, выслушала горячечные тирады. Да, подружка, затеяв больную для него тему «таланты и поклонники», спровоцировала, но это ничуть его не оправдывает. Нет, не оправдывает!

Игорь, взяв ладони девушки в свои руки, заглядывая в глаза, которые в этот час на ярком солнце засверкали голубизной, сказал:

– Прости, Светик-Семицветик…

– это еще за что?

– В ресторане… Не место, чтобы… В общем, нагородил… Не о том… О любви следовало…

Девушка прервала.

– Так-таки о любви? – озорно переспросила и в очередной раз рассмеялась

– Не меньше!

Светлана, посерьёзнев на глазах, сказала:

– Не торопи события. А на счет нашего разговора… Придет день и час, когда и эту тему, возможно, затронем. Что касается твоих откровений, услышанных мною за рюмкой коньяка, то скажу честно: удивил.

– Галиматьёй?!

– Другим: тем, что много читаешь; обдумываешь прочитанное и приходишь к интересным выводам…

– Интересным? – изрядно удивившись сам, переспросил парен. – Даже для лингвиста?

– Я, не лингвист, а всего лишь кандидат в оные, – чтобы сменить тему, спросила. – Куда ведет наш путь и далек ли он и насколько долог?

Игорь ответил:

– В строгом соответствии плану.

Прогулка настроила на странные мысли

Они вышли к Северному автовокзалу, пересекли улицу Челюскинцев в районе Дворца культуры железнодорожников, миновали, оставив слева, жилую, называемую сталинской, многоэтажку, возведенную сразу после войны, ту самую, где без малого двадцать лет обитает семейство Мартьяновых.

Кинув быстрый взгляд на свой дом, подумал: «А что, если приглашу, а? Нагрянем… Запросто… Огорошу родителей: знакомьтесь, скажу с порога, моя девушка! А что? Почему и не преподнести сюрприз? Отец, вне всякого сомнения, воспримет спокойно, но мать… Пожалуй, экспромт не оценит. Может даже огорченно расплакаться. А Света?.. Как она поведет себя в этой ситуации?.. Неизвестно».

Молнией все это пронеслось в его голове. Осторожность победила безрассудство.

Они молча прошли мимо родового гнёздышка. Остановились лишь возле кинотеатра «Урал», у красочного рекламного щита, из которого они узнали, что с нынешнего понедельника начался месячник советского фильма, сегодня, в частности, через полчаса начнется очередной сеанс.

– Посмотрим, а? – предложил Игорь.

– Что именно?

– Месячник…

– А какой фильм, конкретно?

– «Любовь Яровая»… Фильм снят в канун и в честь, если только я не ошибаюсь, пятидесятилетия Октябрьской революции…

Светлана, хмыкнув, поправила, опираясь на собственные представления о тех давних событиях:

– Не революция, а переворот, послуживший причиной кровавой гражданской войны.

– Да, но… Фильм неплохой… И, главное, великолепно сыграли артисты… Тот же Юрий Соломин, воспылавший страстью…

– К Чуриковой?! – Светлана рассмеялась. – Не приведи Господи, если приснится сия соблазнительница блестящего гвардейского офицера… Продолжала бы и дальше изображать Бабу Ягу… Точь-в-точь… И грима не надо. Сколько бы сэкономили?..

Светлана, отвернувшись от щита, пошла прочь. Игорь понял, что его идея отвергнута.

Игорь решительно не понимал Светлану. Он шел рядом с подругой, которая способна столь определенно отвергать то, что противоречит ее представлениям, и думал: «Да, Чурикова – не красавица! Но роль большевистской комиссарши сыграла, по мнению многих кинокритиков, великолепно. А интересно, – внезапно родилась крамольная мысль, – я мог бы, будучи очарованным некрасивой особой внешне, однако богатой духовно, нарушить воинский долг, предать товарищей по оружию? – Игорь покосился на девушку, пробуя сравнить с Чуриковой. – Нет! Никогда! Невозможно!.. Лишь потому, что некрасива? А талант? Он разве не в силах очаровать мощнее, чем красота?».

Игорь не мог даже представить себе, что Светлана в эти минуты обуреваема схожими мыслями. Сравнивая статного и высокого (по ее прикидкам, не меньше ста восьмидесяти сантиметров, и она ему лишь по плечо), с мужественным лицом, не рохля и явно (в классическом понимании) не маменькин сынок, если одеть в форму гвардейского офицера, выглядеть будет, подобно Юрию Соломину, с тем же блеском? Покосившись на партнера, горделиво констатировала: «Мог бы дать и фору».

Девушка вдруг подняла на парня серо-голубые глаза и мысленно представила, что она замужняя, что они прогуливаются, что в их семейном расписании обычный вечерний моцион, что встречное бабье отродье пялит на них глазищи и, провожая, завистливо вздыхает: повезло, дескать, девчонке, вон, мол, какого парня отхватила.

Чтобы не в мыслях, а наяву почувствовать, какое они произведут впечатление на прохожих, Светлана нежным голосом обидчиво произнесла:

– Идем… Как чужие… Ты как, если возьму тебя под руку, а?

– Буду счастлив! – неоправданно громко воскликнул Игорь и, стушевавшись, покраснел. – Хотел сам проявить инициативу, однако… Меня, этакого рохлю, опередила. Позволь мне подхватить под ручку? Какой-никакой, а человек в штанах, то есть, мужчина.

Светлана, отрицательно качнув головой, сказала, как отрезала:

– Только я! Молчи: я так хочу!

Взяв под руку, крепко прижавшись к Игорю, испытывая, очевидно, великое наслаждение от близости, вздернула голову, так вздернула, что тяжелые косы темно-каштановых волос взлетели вверх и опустились, но не на спину, а на грудь, удобно примостившись, между остро вздымавшихся двух (в его представлении) упругих холмиков.

Светлана от счастья сияла. Потому что убедилась в правоте своих недавних мыслей. Все, кто встречался им, оборачивались, а из компании один молодой мужчина (Светлана явственно слышала) восхищенно произнес:

– Молодожены!

А Игорь? Как он себя чувствовал? Не ошибусь, если высокопарно скажу: не иначе, как наверху блаженства! Слышал ли он только что прозвучавшее восклицание прохожего? Слышал! И реакция была соответствующей. Потому что, два года спустя, признается:

– Был на седьмом небе! Готов был кинуться перед Светланой на колени и тотчас же потащить в ЗАГС. И не отпускать от себя до смерти. Но… Был понедельник, именуемый россиянами тяжелым днем, остановил до лучших времен исполнение жгучего желания. Прежде всего, из-за того, что был для приема брачующихся выходной. Значит? Глупить не стал: не юнец, чтобы при первой вспышке желания, кидаться, очертя голову, в нечто призрачное. Здравомыслие остудило и, наверное, это было правильно. Как говорят на Руси исстари: утро вечера мудренее. Конечно, остается вопрос: действительно ли в те минуты пребывал на седьмом небе от счастья? Не иллюзия ли, овладевшая столь внезапно, то была? Нет и еще раз нет!

Диалог незаметно вылился в монолог

Они шли дальше. Шли и молчали, каждый думал о чем-то своем.

Слева остался ТЮЗ, напротив которого высилась некая символическая конструкция, ничего не говорящая инженеру Мартьянову, хотя видит не впервые.

Красавица, гордясь собою, приняла на себя роль ведущей, а парню оставалось довольствоваться малым, то есть, ролью второго плана – ведомым, а посему не удивился, когда они повернули направо, обогнули киноконцертный комплекс «Космос» с его всё еще весьма популярным рестораном и вышли на берег городского пруда, недавно одетого в гранит. Постояли пару минут, наблюдая за полураздетым чудаковатым мужичком, тщетно пытающегося хоть кого-нибудь поймать на закинутую удочку и побаловать уловом усатого рыже-белого друга, растянувшегося возле ног хозяина и потерявшего уже всякую надежду на успех безнадежного хозяйского занятия. Поплавок, омертвев, оставался недвижимым.

Они пошли по берегу. Вот, слева от прогулочной дорожки, примыкая к ней, – резиденция губернатора. Прошли еще сотню метров. Остановились, ибо перед ними – шумно грохочущий всеми видами транспорта Главный проспект, справа – окончание пруда и плотина, слева – памятник архитектуры, принадлежавший до известного переворота купцу первой гильдии Севастьянову.

На пешеходном переходе через широченный проспект Светлана все еще цепко держала Игоря. Загорелся им разрешающий сигнал. Они прошли. Спустились вниз по ступеням справа – это историческое место, помеченное чугунным медальоном с надписью, оповещающей о том, что именно с этого места начался город, именно с этой плотины, сквозь створы которой с грохотом и звериным рёвом рвутся водяные потоки, образуя далее реку Исеть, берега которой сейчас окованы в гранит; именно здесь появился самый первый императорский железоделательный завод.

Здесь всегда прибрано, прибавляют уюта молодые деревца, аккуратные газоны и кусты сирени, диванчики; по выходным – шумно, потому что людно. Сегодня – понедельник и по этой причине отдыхают лишь мамаши со своими грудничками да бабушки с беспокойными внуками. Изредка, правда, появляются организованные толпы туристов, сопровождаемые экскурсоводом. Откуда начинать знакомство с Екатеринбургом, если не с его истоков?

Светлана огляделась. Выбрав пустующую, одиноко стоявшую, скамью, кивнув в ту сторону, предложила:

– Присядем?

Продолжая придерживаться роли послушного ведомого, Игорь кивнул.

Они прошли и присели. Игорь одобрительно подумал: «Место выбрано удачно; никто и ничто не станет помехой. Тем и хорош понедельник, а в иные дни шум, гам, толчея».

Действительно, лишь на третьей скамейке от них, в пол-оборота, закинув ногу на ногу, глубоко погрузившись в чтение книги, сидела молодая жгучая брюнетка. Игорь, будучи всецело увлеченным Светланой, стройные, осознанно оголенные ножки той незнакомки, оценил по достоинству, как и положено полноценному мужчине. Игорю показалось, что он поймал короткий взгляд, которым обменялись девушки, при этом по лицу Светланы проскользнула самодовольная ухмылка. Поспешил отмахнуться, решив, что и, в самом деле, ему почудилось. На том и успокоился. Тому поспособствовало то обстоятельство, что, спустя минут пять и никак не больше, брюнетка захлопнула книгу, встала, поправила вздернувшуюся коротенькую юбочку, модельной походкой продефилировала мимо, даже не удостоив сидящих мимолетным взглядом.

Игорь спросил первое, что в этот момент пришло ему в голову:

– Часто бываешь на Плотинке6?

– Очень… Точнее, по мере возможности, а мера эта… – девушка оборвала фразу, помолчав, добавила. – Нравится… Говорят: аура здесь положительная, место веками, десятками поколений намоленое. Правду говорят. Даже в толчее чувствую себя комфортно, и ничто меня не раздражает. Даже побирушки, которых тоже немало, вызывают снисхождение. Не отказываю, хотя сама небогата: материально стеснена и ни капельки не стыжусь в том любому признаться. С протянутой рукой, правда, пока что не хожу, но…

Игорь кивнул.

– Бедность не порок.

Произнеся это, парень поймал себя на мысли о том, что ему, Игорю, на сей счет куда больше повезло: единственное и к тому же бесконечно обожаемое чадо у родителей.,

Воспоминания сколь быстро пришли, столь же стремительно исчезли, не оставив по себе следов.

Девушка, будто, прочитавшая мысли парня, как бы, противореча, хотя и не подозревая о том, продолжила то, что в душе ее наболело:

– Маме сорок с небольшим хвостиком (меня в двадцать родила), а выглядит – намного старше. И лишь потому, что надрывается на работе. И дома все на ней. Она двужильная. Кроме меня, еще двое: Вика, которой десять, и Витюшка, которому пятнадцать. Могла бы завести, хотя бы сожителя: всё легче. Крутятся неподалеку: мать отшивает. Слышала, как сказала подружке, такой же матери-одиночке: «Эти кобелюки ни на что не годны».

Светлана вздохнула и в сердцах зло сказала: «Так, конечно! Но с подобных паршивцев хотя бы шерсти клок!»

Игорь слушал и молчал. На языке вертелся вопрос насчет мужа: где он и что с ним? Почел неуместным вторгаться. Нет, вовсе не потому, что его ничто не трогало; равнодушие – не в его характере. Девушке могли его отстраненность и холодность показаться обычной душевной черствостью, присущей современной молодежи, её эгоистическим натурам. Игорь не из их числа: он просто-напросто деликатен. Может создаться у Светланы превратное мнение о нем. А будет ли лучше, если его сочувственные охи да вздохи примутся за притворство, весьма распространенное словоблудие в среде той же молодежи?