Павел Козлов
Бабка
Предисловие
Россия – это страна бескрайних горизонтов. Здесь 1118 городов и 1179 посёлков, каждый из которых будто бы спрятан под отдельной вуалью истории и времени. Сколько бы жизней мы ни прожили, их никогда не хватит, чтобы увидеть и понять всё.
Но что мы знаем о них? Достаточно ли поверхностных фактов и статистики? Мы можем изучать карты, читать справочники, искать информацию в интернете, но ни один из этих способов не покажет нам, что скрывается за закрытыми дверями, под покровом ночи или за бледными стенами заброшенных зданий.
На огромной территории от Калининграда до Чукотки есть места, о которых никто не говорит. Места, исчезнувшие с карт. Они остаются серыми пятнами в памяти людей, которые боятся даже упоминать их имя. Что за ритуалы там проводились? Какие культы процветали в их тени? Какие тайны похоронены под вековой мерзлотой, в глухих лесах или под слоями снега, который никогда не тает?
Но даже среди таких мест выделяются те, где зло носит обманчиво знакомый облик. Теплый взгляд, дрожащие руки, заботливый голос. Образ доброй бабушки, у которой дома пахнет вареньем и свежеиспечённым хлебом, – как легко этому поверить. Но что, если под этой маской скрывается тьма, чьи корни уходят глубже, чем можно себе представить? Что, если привычный символ тепла и уюта – это не более чем обман?
Среди забытых городов есть те, где доброе слово превращается в проклятие, а ласковая улыбка становится предвестием кошмара. Там, где бабушка зовёт вас домой, она может вовсе не быть тем, кем кажется.
Это не просто рассказ о месте, которое вы не найдёте на карте. Это история о том, что может скрываться за повседневностью.
Глава 1. Прибытие.
Сквозь грязное стекло видавшей виды «буханки», Заря-10 напоминала декорацию к фильму про пост-апокалипсис, который поленились доснять. Серые пятиэтажки, точно прогнившие зубы, торчали из покрытой бурой травой земли. Апрель на Чукотке выдался на редкость теплым, но это не делало пейзаж приветливее. Снег лишь начинал таять под весенним солнцем, оставляя за собой мокрую грязь и озера серой воды, равнодушно отражающие тусклое небо.
Меня всегда беспричинно притягивал Север. Возможно, это специфическая романтика, укрытая в холоде и суровом безмолвии. Я родился в Москве, где климат совсем другой и холодное лето мне не знакомо, но стремление к исследованиям манило меня прочь из родных мест. Вечный серый пейзаж местных городов вызывал лишь чувство уныния и безнадежности, но я продолжал мечтать оказаться в подобном месте. Быть может, в этой запустелой красоте скрывалось нечто большее, нечто, что жаждало быть открытым.
Выехав на главную улицу, я увидел, как дома с заколоченными окнами и обшарпанными стенами, несмотря на свой жалкий вид, странным образом гармонировали с суровой красотой местной природы. По дороге нас встречали редкие прохожие – их лица, затянувшиеся серостью и усталостью, выглядели так, словно сами здания поглотили их жизненные силы. Я поймал себя на мысли, что все здесь как будто существует в тени, прячась от света.
Артём, мой друг и напарник, сидел рядом, лениво ковыряя трещину на кожаной обивке, лишь изредка поглядывая в окно. Мы здесь не просто так, целью нашей поездки снять документальный фильм о жизни людей в отдалённых регионах России. Это была моя дипломная работа: я мечтал показать миру истории, скрытые от посторонних глаз.
«Уникальное путешествие», – говорил я, планируя поездку.
Но серые стены Зари вселяли сомнения. Смогу ли я, новичок в этих краях, понять и рассказать о жизни местных, ответить на главный вопрос: стоит ли жить в такой глуши? Я хотел снять что-то необычное, показать, что и здесь есть место радости, но теперь это казалось сложной задачей. Моей задачей было показать что-то особенное, контраст и радость, которые есть даже в таких отдаленных местах.
– Приехали орлы, – водитель сплюнул шелуху от семечек прямо на приборную панель.
– Гостиница – «Пустыница», три звезды, не меньше! – он усмехнулся, увидев наши лица. —Ладно, шутка. Через три дня после обеда жду здесь. Это мой последний рейс на ближайшее время, потом и сам отсюда сваливаю
Идея застрять здесь, меня не сильно пугала. Я человек пунктуальный, обычно прихожу заранее. А вот Артём – раздолбай, может проспать или просидеть в туалете до последнего. Впрочем, водитель за небольшую плату наверняка согласился бы подождать.
Мы вышли из машины, немного размялись и начали забирать багаж. Его было немного, помимо одежды, с собой мы взяли камеру, микрофоны, дрон, и дополнительные аккумуляторы. Этот набор придавал мне чувство собственной значимости. Мысль о том, что я смогу заниматься любимым делом, а не работать на стройке или заводе, очаровывала меня.
– Ну что? Настали дни веселья! – радостно и резко вскрикнул Артём после молчаливой поездки.
– Шутишь? – в ответ спросил я.
– Конечно, нет. – ответил, улыбаясь, Артём. – Мы вдвоём на краю света. В портфеле у меня два литра водки и три дня впереди. Почему-то я уверен, что они пройдут незабываемо.
– Ты какой-то слишком радостный, даже для тебя это перебор, хотя твой позитивный настрой быстро передаётся мне. – пробурчал я, не заметив, как уголки моих губ приподнялись. – Ещё раз спасибо, что попёрся со мной, один бы я не справился.
Артём – хороший друг, я бы сказал, идеальный, на фоне моих прошлых знакомств. Перед поездкой у меня были проблемы со здоровьем, сильно болела голова, снились странные, пугающие сны, а самое необычное, это то, что мои воспоминания, словно карты в казино, начали тасоваться между собой. Я стал плохо есть, тупить, залипать в одну точку или вовсе вырубаться где-нибудь в транспорте. Месяцами ходить к врачу за диагнозом ВСД, я посчитал бессмысленным. И хоть я так или иначе осуществил поездку в Зарю, поддержка Артёма на фоне моего плохого самочувствия была не лишней. Путешествие сюда – верное решение. Как только я открыл глаза в самолете, мои головные боли, длящиеся очень долго, прошли. Я наконец-то снова почувствовал себя здоровым юношей, а не старым потрёпанным дедком.
После того, как с разгрузкой вещей было покончено, мы двинулись в сторону гостиницы. Здание напоминало крепость, бетонные стены, без лишних украшений. Единственное, что выделялось, это тусклая вывеска с несколькими обломанными буквами и обшарпанными дверями. Всё же, я был рад, что в этом маленьком городе есть действующая ночлежка. Если бы не она, то пришлось бы искать людей, которые смогут приютить нас, а жить с кем-то чужим в их доме или квартире мне всегда не нравилось. В такие моменты я чувствовал себя бедным родственником.
Оставив снаружи ледяной ветер, что нес с собой гнилостный запах, смешанный с непонятной, душной сладостью, мы вошли внутрь.
Внутри гостиницы воздух был тяжёлый и пахнул затхлостью, смешанной с чем-то напоминающим старую бумагу и сигаретный дым. Огромный холл раскрылся перед нами. Цветочный орнамент на облезлых обоях почти скрылся под пятнами сырости и плесени. В тусклом свете ламп, стойка регистрации казалась бесконечно далекой.
На стойке регистрации, в уютном окошке за металлическими прутьями, нас встретил немолодой мужчина, весь в морщинах, с неизменной сигаретой во рту. Он отвлекся от просмотра телевизора, посмотрел на меня и Артёма с выражением недоумения и недовольства.
– Заехали всё-таки, – пробормотал он, окинув нас взглядом. – На три дня, да?
–Да, как раз, – ответил я, стараясь говорить как можно вежливее.
Мужчина молча кивнул и протянул ключ, тяжёлый, с прикреплённым ржавым брелоком в виде номера комнаты.
– У вас, наверное, редко бывают гости? —поинтересовался Артём.
– Не сейчас, – отрезал старик. – Неделю назад тут шизофреник объявился, а за ним ещё один – дебил в деловом костюме, будто глава горкома. У меня два варианта: либо Москва сюда всех содомитов на перевоспитание сослала, либо это к шабашу какому-то.
– Содомский шабаш. – с ухмылкой съязвил Артём.
Дедок в ответ лишь окинул нас своим презренным взглядом. Повернувшись в своем кресле к старому телевизору, он продолжил просмотр передачи про военную технику.
– Комната восемь, второй этаж. Теперь вся компания дурачков в сборе и будет жить вместе. – из-за спины, напоследок сказал он.
Мы взяли багаж и начали подниматься к своему номеру. Путь до него лежал через старую, деревянную советскую лестницу, которая, в отличие от здания, не скупилась на детали и была красиво украшена резными узорами. Атмосфера здешнего места потихоньку начала переносить меня в прошлое: портреты лидеров революции, информационные стенды на стенах, интерьер сохранял историчность. На этом фоне выбивались лишь новые коммуникации, но и те уже не в лучшем состоянии: проводка вырвалась с хомутов и местами провисала чуть ли не до пола холла, а трубы, не закрепленные и криво спаянные, протекали, оставляя плесневый след на стенах.
– Будь осторожнее, Артём, – сказал я, поднимаясь к номеру. – Если нас выселят, жить придется с собаками на улице.
– Не парься ты, Паш, мы здесь редкие гости, в гостеприимстве нам не откажут – ответил Артём, при этом очевидно задумавшись о чем-то.
Когда мы поднялись на второй этаж, коридор встретил нас вязкой тишиной. Стены, украшенные пятнами от сырости, исписаны чьими-то бессмысленными каракулями. Путь к нашему номеру казался бесконечным, здание словно нарочно простирало коридор, увлекая нас всё дальше.
Но вот, свернув за угол, мы замерли на месте: у дверей одной из комнат стоял человек, высокий, полноватый, в мятом, застёгнутом лишь на одну пуговицу халате, из-под которого виднелись полосатые трусы. Его волосы были сальными, видимо, он не мыл их месяцами, а взгляд – тревожным и бессмысленным, каким-то диким, как у загнанного зверя. В руках он держал икону, старую и потемневшую, с потрескавшимся ликом неизвестного святого, и с остервенением ломал её, медленно разламывая деревянную рамку пальцами, сжимая как чужую кость.
Мы переглянулись, и Артём, как всегда, оказался первым, кто решился заговорить:
– Эй, мужик, ты чего делаешь? Ты же понимаешь, что за порчу таких вещей в России, вообще-то, статья полагается? – Он усмехнулся, в его голосе чувствовалась нотка иронии, но за ней скрывалось едва заметное беспокойство.
Человек остановился, медленно повернул голову к нам и мрачно хмыкнул. Его глаза блеснули так, что стало не по себе. Казалось, он видел нас, но в то же время погружён в какой-то свой мир, недоступный остальным.
– Ложный пророк, – выдавил он, глядя на икону с брезгливостью. – Её мне подкинули в номер, пока я спал, чтобы отравить меня. Пытаются отравить душу, не дождутся! – Голос его звучал странно, на грани шёпота и крика, как у тех, кто уже давно перестал с кем-то спорить и говорил теперь только для себя.
–Кто «они»? – спросил я, пытаясь сохранить спокойный тон, хотя его бредовые слова сбивали с толку.
Он снова посмотрел на нас, в этот раз его лицо исказилось в странной, безумной ухмылке.
– Они, кто ждёт в темноте! Все эти святые лики – обман, маска, которую они натянули, чтобы затмить истину. Но я всё вижу, я сам скоро всё исправлю… – он впился взглядом в меня, и мне показалось, что он вглядывается прямо в мои мысли, проникает внутрь, разрывая что-то изнутри. – Скоро… вот увидите.
Мы с Артёмом молча переглянулись, не зная, что сказать. Этот странный человек продолжал что-то бормотать себе под нос, теперь уже невнятно глядя на осколки иконы в руках. Артём тихо потянул меня за плечо, давая понять, что пора идти дальше, оставив сумасшедшего с его обречёнными мыслями и ломаной иконой.
Добравшись до нашего номера, мы заперли дверь на ключ и только тогда выдохнули.
Глава 2. Крестик.
Наш номер оказался скромным и тесным, с явным отпечатком прошлого. Сразу заметно, здесь уже несколько десятилетий не делали ремонта. Узкую комнату занимали две деревянные кровати с потертой краской. Несмотря на ветхость, матрасы были застелены чисто. Завершала картину прикроватная тумбочка с тусклым светильником. В углу комнаты – старый шкаф с перекосившимися дверцами, а у окна – письменный стол, на котором стоял маленький, блеклый телевизор, больше похожий на музейный экспонат. На полу лежал тёмно-бордовый ковер с выцветшим цветочным узором, местами продранный до основания, до серого линолеума.
Тусклый свет из окна скользил по пожелтевшим стенам. Мой взгляд зацепился за странную деталь у двери – над косяком висела старая бумажная иконка с крестом, выцветшая и приклеенная кое-как. Складывалось ощущение, что иконку приклеили не для украшения, а чтобы защититься от некой… неведомой силы.
– Паш, ты только посмотри на это! – прервал мои мысли Артём и кинул взгляд на телевизор. – Это же динозавр какой-то. А я хотел вечером кино посмотреть… Видать, придется карты доставать.
– Да уж, похоже, раньше это был люкс, а теперь – жалкая пародия, – сказал я, подойдя к телевизору в попытке включить его, заранее понимая бессмысленность затеи.
На удивление, после поворота нужного тумблера, аппарат загудел, пронзив уши ультразвуком, и вывел чёрно-белое изображение на экран. Мы с Артемом сразу обрадовались, теперь наш вечер будет хоть чем-то скрашен.
Разобрав вещи, мы быстро обсудили, чем займёмся дальше. Снимать интервью – главная цель, и поэтому времени медлить не было. Хотелось выжать из поездки максимум, но одновременно что-то подсказывало, что в этом месте нам лучше не задерживаться. Сама атмосфера давила, а странная встреча с безумным постояльцем, оставила неприятный осадок.
– Давай, быстрее собирайся, – подгонял я Артёма, – не будем тратить световой день впустую. Сначала найдём нескольких местных, расспросим о жизни, а потом осмотрим сам город.
Он взял камеру и проверил: аккумуляторы заряжены, карта памяти пуста. Перед выходом я еще раз взглянул на иконку над дверью. Её простота и ветхость скрывали что-то тревожное, словно немой укор: «Помни – ты здесь чужой, и этот символ – не просто украшение»
Оказавшись внизу, мы прошли мимо холла, где старик все также спал под негромкое телевизионное бормотание, и вышли из гостиницы. Город уже казался менее враждебным, хотя мрачные и ветхие здания по-прежнему возвышались, как немые свидетели давно ушедших времён.
Нашей первой задачей стал опрос случайных людей на улице. Нужно было собрать общую картину жизни в Заре, поэтому мы заготовили список стандартных вопросов: возраст, стаж жизни в городе, цены на продукты и услуги, доступность медицины и образования, качество жизни, особенности местной природы и культуры коренных народов.
Спустя пару сотен метров на пути повстречался первый прохожий – пожилой мужчина. Одетый в черную куртку, массивные ботинки и шапку ушанку, он, сгорбился, как вопросительный знак словно неся на плечах груз лет. В руке он держал пакет из магазина, направляясь в сторону безликой панельки.
Догнав мужчину, я передал камеру Артёму, взял микрофон дрожащими от холода руками и, глубоко вздохнув, подошел.
– Извините за беспокойство, не уделите ли нам пару минут? – громко и внятно произнес я.
Мужчина медленно повернулся и с любопытством осмотрел меня с головы до ног. По его взгляду я понял – новый человек здесь редкость. Молчание означало согласие выслушать
– Добрый день. Я – Павел, а это – Артём, мой оператор. Мы студенты-кинематографисты, приехали в Зарю-10, чтобы снять фильм для диплома. Не согласитесь ли ответить на несколько вопросов?
Мужчина прищурился, слегка кивнул, будто обдумывая что-то, затем неторопливо поднял руку, поправляя ушанку.
– Здорово, Паша, Артём, – ответил он низким, хриплым голосом, в котором чувствовались усталость и следы прожитых лет. – Валяйте.
Я решил начать с формальностей:
– Представьтесь, пожалуйста. И скажите, сколько вам лет.
– Александр. Год рождения – тысяча девятьсот шестидесятый… – он замолчал, считая в уме. – Да, шестьдесят четыре года.
– Сколько лет вы прожили в этом городе? И каково это – жить здесь?
Мужчина немного помедлил, словно перебирал воспоминания, а потом сказал:
– Всю жизнь здесь, сорок два года уже точно. Ну а жить… – он задумчиво посмотрел куда-то вдаль, в сторону старых пятиэтажек. – Скажем так, кто привык – тому ничего, а кто нет – свихнётся. Много разрухи, перспективы туманные, а на проблемы людей никто не смотрит. На Чукотке тут свои правила. Магазин один, цены, конечно, кусаются. Если что-то серьёзное и срочно нужно в больницу, то в другой город. Детские сады – роскошь недоступная, детей почти не видно.
Я кивнул, внимательно слушая, пока Артём стоял с камерой, тщательно фиксируя выражение лица собеседника и каждый его жест.
– Кем вы работаете?
Услышав этот вопрос, Александр слегка улыбнулся – впервые за весь разговор.
– Ну, я уже свое отработал, сейчас на пенсии, благо на жизнь в старости успел скопить. А работал я, ребята, авиационным инженером, занимался ремонтом и обслуживанием вертолетов. Бывали еще разного рода халтурки, я и на охоту ходил, и вещи таскал. В целом жизнь была интересной, насыщенной.
– А что о природе скажете? – спросил я. – Каково жить в местном климате?
– Природа у нас красивая, хоть и суровая. Арктическая, тундра, горы, реки… Дух захватывает. А вот климат да, тяжелый, хоть в этом году и аномально теплый. Не каждому дано жить в таком, многие вахтовики не выдерживали и ехали назад домой к жёнам и матерям, оставив свои попытки заработать здесь. Я сам – с Ленинградской земли, приехал сюда после училища, юнцом – и ничего, привык. Адаптировался так, что уже не представляю себя без Чукотки.
– А что именно удерживает вас в столь необычном месте? Неужели никогда не хотелось сменить место жительства? – поинтересовался я, чувствуя, что разговор становится всё интереснее.
Александр немного помолчал и ответил:
– Бывало, конечно, мелькали мысли… но так, мимолетно, в обеденный перерыв. Поймите, нужно разделять округ и Зарю. Чукотка сейчас – не то, что двадцать лет назад. Перемены – к лучшему. Проблемы есть, но и решения ищутся. А вот Заря… она и в советские времена, при деньгах, не была медом.
Мужчина вздохнул и с грустью добавил: –
– А сейчас сами видите. Уехал бы, может, в округ – но товарищей не бросишь. Они ж все старики – кому семьдесят, кому под девяносто. Нужна помощь…
Тут резкий порыв ветра прервал его слова, заставив нас втянуть голову в плечи. В то же мгновение заскрипели ржавые качели во дворе, и этот звук разнёсся по пустым улицам. Во время паузы, неожиданно для меня и для опрашиваемого тоже, в диалог решает вклиниться Артём.
– А что насчет местной церкви? – внезапно спросил Артём. В его взгляде мелькнула холодная серьезность и насмешка. Казалось, он уже знал, что услышит.
Я был сбит с толку, понимая, что Артём ведет себя непрофессионально. Он как оператор не должен вмешиваться в беседу и уж точно переходить на ты. Однако его поступок не вызвал у меня эмоций, видимо, вопрос стал слишком шокирующим и непредсказуемым.
Александр тем временем крепче сжал рукоять пакета, и его взгляд на миг стал острым и настороженным, словно он вдруг вспомнил что-то неприятное.
– Церковь… – Александр замялся, подбирая слова. – Да… это место… особое. Заря – город секретный, но с историей. Он ведь не на пустом месте вырос – здесь, в этой глуши, еще до советов жили люди. Не местные язычники, а русские – староверы, бежавшие от властей. Они и построили первые хижины и этот храм – деревянный сруб. И вот что странно – климат здесь убийственный, а церковь стоит веками, словно заговоренная. А жилые дома… дома их не сохранились, одна труха осталась.
Он оглянулся по сторонам и продолжил тише:
– Скажу вам так, пацаны, не на камеру. Среди нашего местного малочисленного населения есть небольшой процент, так сказать, – он перешёл еще на более тихую речь. – Немного «двинутых». Вы понимаете, старость не в радость, да ещё и атмосфера тяжелая. Вот некоторые и стали помешаны на непонятных лично мне оккультных и мифических вещах. Я в подробности этого бреда вдаваться не буду, просто ребят, серьёзно, не обращайте внимание. Я понимаю, фильм у вас не хвалебный выйдет, но, если про всякий бред начнёте вставлять, про стариков, которые бормочут о непонятном, все подумают, что у нас тут дурдом на краю света.
– Спасибо вам за откровенность, – ответил я, чувствуя странное волнение от его слов.
Мы попрощались, и наш новый знакомый, слегка кивнув, продолжил свой путь к панельному дому, оставив после себя ощущение чего-то недосказанного.
Я обернулся на Артёма, он уже прекратил съемку и перебирал камеру в руках.
– Батарея садится быстро. Надеюсь, из-за холода, а не из-за брака. – сказал он, подключая наше устройство к портативной зарядке, и убрал его в портфель.
– Эх, надо было брать модель подороже… – с досадой произнес я.
– Забей, Паш, всё нормально, – отозвался Артём, успокаивая меня. – Запасных аккумуляторов хватит. Пусть камера отогреется и зарядится. А пока – в магазин сходим, купим чего на ужин. Сомневаюсь, что здесь есть круглосуточные магазины. И пиццу здесь точно не закажешь.
– Верно, лучше позаботиться заранее. Слушай, а откуда тебе известно про церковь? «Почему молчал?» —спросил я, настороженно глядя на друга.
– Да так… в самолете скучно было, а ты все время спал – не с кем словом перекинуться. Вот и залез в интернет – почитать про Зарю. На сайте какого-то блогера наткнулся на упоминание о церкви. Извини, что сразу не сказал. Боялся, что окажется фейком, или снимки старые, и там уже руины одни. Ты бы расстроился, что не получилось снять ничего интересного – вот я и молчал. Зато теперь точно знаем – церковь есть, – ответил он, избегая моего взгляд.
Его уклончивый тон вызвал у меня ещё больше вопросов.
– Да ладно тебе, – протянул я, стараясь сгладить неловкость. – Я бы не расстроился. Просто твоя таинственность меня насторожила. Теперь точно – наша цель церковь. Нужно обязательно снять её
– Обязательно сходим, времени ещё полно, а пока нужно в магазин, у меня осталась последняя сигарета. А церковь… отснимем позже, можно и с воздуха, с дрона, – добавил он легкомысленно, но в его словах чувствовалась некоторая небрежность
– Хорошо, пошли. – согласился я, хотя предчувствие чего-то нехорошего не покидало.
Мы направились к магазину, вгрызаясь в холодный ветер, который, казалось, проникал до костей. Пустые улицы и темные окна усиливали ощущение заброшенности – будто город замер в полусне, ожидая чего-то страшного. Артём молча шагал рядом, насвистывая себе под нос мелодию, которую я не узнал.
Люди по пути нам уже не встречались, зато было много собак. Одни просто бродили в поисках еды, стаями по пять – десять штук. Другие, подобравшие костистые бока, одиноко жались к мусоркам и смотрели нам вслед глазами, полными холодной тоски. Однако по пути мне удалось разглядеть и третий тип этих бездомных зверушек. Подобных псин я не встречал ни разу: худые до болезненности, плешивые, вонючие, часто с вывернутыми лапами и искусанной мордой в кровоподтёках, это особенная каста, которая одним видом сразу выделялась на фоне остальных четвероногих. При виде нас эти твари, иначе обозвать их сложно, замирали на месте, бросали быстрый взгляд в нашу сторону и убегали прочь. Я смотрел на Артёма, он старался показать вид, что не обращает внимания на слежку со стороны псов, но было заметно, что он следил за ними.
Когда мы дошли до магазина, стало ясно, что он работает. На стекле висела бумажка с графиком – с девяти до пяти. После жизни в центральной России, время работы казалось строгим, и я был рад, что мы успели до закрытия.
Внутри магазин оказался маленьким, но плотно заставлен стеллажами. Ряд выцветших этикеток и скромный ассортимент товаров навевали тоску. Несколько банок с консервами, пара пачек макарон, засохший хлеб, дешёвое вино и крепкий алкоголь, стоявшие на полке как единственные признаки «роскоши».
Когда мы с Артёмом начали выбирать продукты, женщина за кассой начала нас разглядывать. Её лицо украшено толстым слоем косметики, волосы аккуратно уложены, а ярко-красный маникюр сиял под светом магазинных ламп. Все-таки факт, что женщина, где бы она ни была, все равно остается женщиной – правдив, и её внешний вид смог немного душевно согреть меня. Заметив её заинтересованность, я решил завести диалог.
– Здравствуйте, вы прекрасно выглядите! Меня зовут Павел, мы студенты из Москвы, снимаем документальный фильм. Не уделите ли нам пару минут – всего несколько вопросов? – быстро произнес я, жестом показывая Артёму – пора начать съёмку
Женщина с улыбкой моргнула, наше внимание ей явно льстило. Пряча едва заметный смешок, она скрестила руки, но её брови приподнялись с интересом.
– Да откуда ж такие красивые студенты в Зарю пожаловали? – протянула она, оглядывая нас, словно оценивая, правда ли мы здесь по учёбе. – Сюда редко кто заезжает, а с камерой так вообще никого не видела уже лет десять.
