Алу: так шепчет лес

– Спасибо, – пробормотала я, и тут раздался стук в дверь. Дуа-Фрис пообещала зайти за мной, взволнованная тем, что мне наконец предстоит участвовать в костре. Я пошла к двери, а Магнум отступил в свою спальню.

– Алу, ты такая красавица, – улыбнулась фокса, одетая в нежно-зелёное платье с белой вышивкой. Её светло-русые волосы, как всегда, представляли собой сложную композицию из косичек, перьев и металлических украшений.

– Взаимно, – улыбнулась я. Предвкушение сегодняшнего вечера разлилось во мне искристой волной. Магнум вернулся с тонким светло-серым сюртуком и протянул его мне.

– Чтобы не замёрзнуть, – мягко пояснил он. Мне снова очень сильно захотелось прижаться к нему всем своим телом.

Я потянулась за тканью, и мои пальцы задели его. От этого простого прикосновения всё внутри вспыхнуло. Всех этих чувств вдруг стало очень много. Ещё никогда в жизни мне не приходилось испытывать подобного.

– Алу, а теперь как следует представь меня своему… другу, – хитро проговорила Дуа-Фрис, взяв меня под руку.

– Магнум, это Дуа-Фрис. Дуа-Фрис, это Магнум, – проговорила я, всё ещё чувствуя себя немного ошеломлённой.

– Очень приятно, – разулыбалась фокса, скользя между нами ярким взглядом.

– Аналогично, – отозвался Магнум, коротко на неё взглянув, но его глаза тут же вернулись ко мне. – Хорошего вечера, – пожелал он, когда мы засобирались.

– Я буду примерно через два часа, – пообещала я, именно столько в основном длилось собрание.

Погода стала прохладнее, и это немного привело меня в чувство. Я погладила мягкую, явно дорогую ткань сюртука и поборола желание уткнуться в неё лицом и вдохнуть аромат.

– Какие манеры, – прошептала мне Дуа-Фрис, когда мы двинулись по дорожке в лес. Мы шли одними из последних, и я нервно сглотнула. Мысли о Магнуме уступили место волнению о предстоящем вечере.

Вскоре наш путь стали освещать высокие факелы. А потом послышалась свирель. Мои ноги ускорили шаг, следуя этому зову. Оранжевые светлячки тянулись по обеим сторонам тропинки и далеко вперёд, будто указывая дорогу. Солнце уже скрылось за деревьями, и свечение насекомых углубляло лесные тени.

И вот мы вступили на округлую поляну, в центре которой горел огромный костёр, тянущий языки пламени к самому небу. Сбоку стоял столик, и впереди идущие брали с тарелок хлеб и бросали в огонь. Кто-то уже сидел на брёвнах, расставленных вокруг в хаотичном порядке, а кто-то сбился в небольшие группы и общался. Так вот как я могла расти. Несмотря на независимость фоксов друг от друга, они всё же блюли некоторые традиции и уделяли им достаточное время.

– Нужно покормить огонь и попросить его о милости, – пояснила Дуа-Фрис, взяв кусок хлеба и бросив в пламя. Она закрыла глаза, что-то шепча себе под нос. Я последовала её примеру, и стоило хлебу коснуться костра, как внутри меня разлилось приятное тепло.

Теперь я ощущала её повсюду. Магию, древнюю и могучую. Она стремилась в небо вместе с высокими деревьями, она сверкала в светлячках, она горела в душах собравшихся. И она сияла глубоко внутри меня.

Дуа-Фрис усадила нас возле пожилой женщины, рядом с ней беспокойно крутилась девочка лет девяти-десяти, которая тут же с любопытством посмотрела на нас. Мне уже приходилось мельком видеть её в деревне. Всего в Аольме жило четверо детей, и я заметила остальных на противоположной стороне в сопровождении своих родителей.

– Алу, это Тиа-Лил и её внучка Верида-Фол, – представила нас Дуа-Фрис.

– Очень приятно, – кивнула я, усаживаясь возле девочки. Её голубые глаза были яркими, словно безоблачное небо, а каштановые волосы заплетены в две задорные косички. На носу у неё тоже были веснушки, и я без труда проследила похожие черты в её бабушке.

– Добро пожаловать на костёр, я давно говорила Лилане-Дил, что тебя сразу надо было пригласить, – улыбнулась женщина около семидесяти лет, статная, с почти белыми седыми волосами, заплетёнными во множество собранных на затылке косичек. В носу у неё сияло серебристое кольцо, и я невольно подумала о Лирксе. Ему бы такое понравилось. Интересно, как он?

– Я рада быть здесь, – искренне произнесла я, с любопытством оглядываясь.

Большинство носили белую одежду, дополняя её яркими украшениями. В воздухе витали радость и тепло. Мне ещё не приходилось видеть жителей деревни настолько расслабленными.

Вдруг появилась старейшина. Густая тишина повисла на поляне, нарушаемая лишь треском дров в костре. Лилана-Дил окинула всех взглядом своего здорового глаза и остановилась на мне, протянув руку.

– Подойти, дитя, – голос её прозвучал мягко, но под этим крылась сила.

Сглотнув, я поднялась. Она передала мне чашу и велела испить. На вкус это напомнило мне горьковатый лекарственный отвар.

– Добро пожаловать на костёр. Сегодня тебе откроется то, что давно позабыто остальными оборотнями и некоторыми фоксами, – она коротко на меня взглянула. – Передай чашу ближнему, но не мне, – этим фоксом оказался Ингар-Моран, возвышающийся за её плечом. Я отдала ему чашу, и он сделал глоток, не сводя с меня ледяных глаз. Он передал дальше, вытерев губы тыльной стороной руки. Старейшина кивнула мне, призывая вернуться на место.

Испили все, в том числе и дети. У меня во рту всё ещё ощущался горький привкус ароматных трав. Наконец, когда каждый сделал по глотку, старейшина села близко к костру среди других фоксов и снова обвела всех взглядом.

– Каждый раз, когда к нам присоединяется кто-то новый, мы рассказываем правду, – провозгласила Лилана-Дил, и её голос зазвучал очень громко в тишине леса. Я перестала слышать сверчков и шелест листьев, хотя ветерок продолжал трепать мои волосы и проходиться по тонкой ткани рукавов. Я накинула на плечи сюртук, пахнущий чистотой и знакомым можжевельником. И на секунду зарылась в него лицом, вдыхая, вспоминая, что после этого костра кто-то будет ждать меня в том доме. Кто-то очень особенный.

– Когда-то давно все оборотни жили сообща. Но потом остальные захотели подчинить своим правилам природу фоксов. Мы с вами – дети лесов, полей, ветра и свободы. Мы – дети Мэндокса. Мы – его лучшие творения, в которые он вдохнул жизнь и поделился частичкой себя. Но подвиг нашего бога забыт, – строго сказала старейшина. Верида-Фол рядом со мной слушала с открытым ртом. Может это тоже её первый костёр?

– Во времена, когда оборотни были больше похожи на зверей, в очень жестокие времена, лишь он отважился остановить кровопролитие. Лишь он рискнул отправиться во владения змеев, чтобы выкрасть искру человеческой души, – я с жадностью слушала. Никто и никогда не рассказывал мне о боге-лисе, и тем более о его роли в очеловечивании оборотней. – С ним отправилось ещё четверо, которые сумели побороть свою жажду крови. Волв, фокса, фелина и урси. Они прокрались в обиталище змеев, и каждый получил по частичке человеческой души. Но чтобы они выбрались, а искра превратилась в пламя и достигла каждого оборотня, Мэндокс был вынужден пожертвовать собой. Последними силами он переместил их в Салтус, а его самого поработили змеи. И вот уже много веков он закован цепями в их подземном царстве, позабытый почти всеми. Но не нами, – она поднялась, и за ней мгновенно последовали остальные. – Воздадим же хвалу Мэндоксу, нашему спасителю! Поделимся с ним своими силами, своей верой, что не даёт ему сгинуть столько веков!

Все взялись за руки, и эта цепочка начала шествие вокруг костра, мягко покачиваясь.

– Мэндокс, наш создатель, наш спаситель, наш сопровождающий. Пусть не опустится перед змеями твоя голова, пусть полнится жизнью твоё тело, пусть наши слова станут тебе опорой, пусть наши глаза станут твоими.

Я, запинаясь, повторяла слова, которые мне удавалось запомнить. Спустя несколько кругов мы снова сели на свои места. Мне ещё никогда не приходилось участвовать в чём-то подобном. Поклонение Люпусу считалось личным делом, и волвы предпочитали производить его наедине с собой, за исключением больших праздников.

– Мэндокс не потерял своего зрения. И когда он вам нужен – вы можете позвать его. И если верите всей душой – он непременно отзовётся и осветит ваш путь, – закончила Лилана-Дил. По рукам вновь пошла чаша, из которой на этот раз не пили дети. Когда очередь дошла до меня, я ощутила вкус разбавленного душистого вина с нотками мёда.

– Официальная часть кончилась, – ухмыльнулась Дуа-Фрис, а потом соскочила с места, размахивая своими многослойными юбками. Раздались аплодисменты. Заиграла свирель и мягкий барабан. Я с удивлением заметила, что на последнем играл Ингар-Моран. Встретив мой взгляд, он посмотрел на меня с вызовом.

– Не сиди, Алу, – ухмыльнулась Дуа-Фрис. В руках у неё уже была бутылка, которую она мне протянула. Почти все поднялись со своих мест и принялись танцевать. А я едва ли знала, как это сделать, ощущая себя новорожденным жеребёнком, плохо контролирующим своё тело.

– Просто доверься ночи и своим ногами, – ухмыльнулась фокса, закружившись на месте. Отказавшись от напитка, я начала повторять за ней.

Языки пламени горели всё выше, ночь теперь наполнилась смехом и радостью, шорохом одежды и ветра, звуками музыки. Маленькая Верида-Фол кружилась рядом, её бабушка сидела на месте, аплодируя ей.

Счастье и беззаботность искрились в воздухе.

Улыбка не сходила с моего лица. Впервые с того момента, как мне пришлось покинуть академию, я ощущала себя частью чего-то. Важной частью. Ведь и ради меня Мэндокс спустился в то подземелье в поисках искры души, ведь я одна из них. Костром почитали Мэндокса, но каждый фокс здесь был независим, продолжая жить свою собственную жизнь, ограничиваясь личными рамками. Не подчинившись воле волва, фелина или урси.

В меня неожиданно влетела Верида-Фол и захихикала, протягивая руки. Усмехнувшись, я схватила её ладони, и мы закружились. К нам тут же присоединились Дуа-Фрис и ещё несколько девушек.

Мы танцевали, танцевали и танцевали. Я больше не пила тот напиток, но чувствовала себя опьянённой самой ночью, музыкой и танцами. И испытывала огромную благодарность за эту лёгкость, которую не ощущала в своей жизни, наверное, никогда. В тот момент забылись все обиды и тревоги, остались только музыка и я.

Чуть позже старейшина поймала мой взгляд и поманила к себе. Мелодия теперь звучала тише, и я с удивлением увидела, как Ингар-Моран рассказывает детишкам страшные сказки.

– Вижу, тебе нравится, дитя, – усмехнулась Лилана-Дил, когда я упала рядом с ней, пытаясь захватить ртом как можно больше воздуха. Сюртук Магнума уже был у меня в руках, стало слишком жарко для прохладной весенней ночи.

– Это потрясающе, – я не сдержала яркой улыбки.

– В следующий раз я расскажу новую историю, – улыбнулась она коротко. – А потом ещё и ещё. Наш бог забыт незаслуженно. Мы не строим ему храмы, только лишь вера фоксов поддерживает его силы. Каждый воздаёт ему хвалу так, как считает нужным, но многие его уже позабыли, многие не верят и считают это старой сказкой. Легендой.

– Но вы верите, – это читалось в каждом её жесте. Это не ощущалось слепым идолопоклонничеством, нет. Она прекрасно жила сама по себе, обращаясь к Мэндоксу как к заботливому другу, а не хозяину.

– Конечно. А как ещё? – улыбнулась Лилана-Дил, приложив руку к сердцу. – Во мне, как и в тебе, живёт его частичка. Ты лиса – как и он. Он задумал нас свободными от своего влияния, но вместо этого мы верим в него по своей воле, мы воздаём ему благодарность.

– Всё это передаётся из уст в уста или где-то записано? – искра любопытства мелькнула в моём сознании, когда я это спросила.

– Из уст в уста, – хмыкнула старейшина. А во мне вдруг загорелась идея. На мгновение я сжалась от неуверенности, это казалось таким глупым… Но я всё же решила непременно поделиться своей задумкой с Лиланой-Дил позже. Мне всегда нравились истории. И я бы хотела, чтобы культура фоксов была запечатлена, имела физическое доказательство, когда некому будет рассказывать эти легенды спустя много веков.

– Костры проводятся во всех поселениях? – полюбопытствовала я снова.

– Нет, где-то эта традиция уже позабыта. Но пока я жива – будет жить и костёр. С первого дня цветения и до дня солнцестояния мы будем собираться каждый день, – в её здоровом глазе отразилась решительность. Я не могла не восхищаться её преданностью традициям.

Мы немного помолчали. Взошла луна, и тысячи звёзд наблюдали за нами сверху. Мне на мгновение стало грустно, что Магнум всего этого не видит. Но это не испортило моего настроения и наслаждения происходящим.

– Всё почти кончилось, – словно прочтя мои мысли, усмехнулась Лилана-Дил. – Ты знаешь, почему я решила принять его здесь? – не осталось сомнений, кого она имеет в виду.

– Флос-Вина может быть очень настойчивой, – усмехнулась я.

– И это тоже, она дерзкая девочка, – довольно произнесла Лилана-Дил. – Раз в моей деревне собиралась поселиться одна заблудшая душа, я решила, что ей нужна пара, – хмыкнула она очень многозначительно. У меня перехватило дыхание.

– Думаете… – я оборвала себя, покачав головой.

– Думаю, тебе просто надо широко распахнуть своё сердце и посмотреть, куда это тебя приведёт, – подмигнула Лилана-Дил. – Но я даже одним глазом вижу, что он носит в своём сердце, – не дав мне ответить, старейшина поднялась и громко хлопнула в ладоши. Музыка прекратилась, смех постепенно стих, и все замерли, уважительно внимая.

– Костёр окончен. Мэндокс благодарит вас, как благодарю вас и я. Да осветит он вашу дорогу.

По моим плечам тут же пробежал холодок. Я набросила сюртук Магнума, глядя на кончики своих пальцев, выглядывающие из длинных рукавов. Мой нос сам собой на мгновение снова уткнулся в воротник, вдыхая аромат.

– Вот ты где, идём, – усмехнулась Дуа-Фрис. Щёки её горели румянцем, и она подмигнула Ингар-Морану, когда поймала его взгляд. Тот не дрогнул, но мне показалось, что я увидела отголоски смущения на его лице.

– Ну что за проклятие такое. Вечно меня тянет к тем, у кого внутри – ледяная пустошь, – насупилась она, когда фокс отвернулся, не уделив ей того же внимания.

– Тянет? – Верида-Фол, которая до этого слушала сказки Ингар-Морана, неожиданно оказалась впереди нас, голос её прозвучал с любопытством. Мы с Дуа-Фрис переглянулись. Я подтолкнула её локтем, призывая пояснить. На моё косноязычие надеяться не стоит.

– Ну… мне хочется с ним дружить, – нашлась фокса. – А он со мной не хочет.

– Ну и дурак, – пожала плечами девочка и вжала голову в плечи под строгим взглядом обернувшейся на неё бабушки. Дуа-Фрис тихо прыснула.

– Не могу не согласиться. Умная девочка, – произнесла она.

– У неё здесь только бабушка? – тихо поинтересовалась я. Факелы горели ярче, освещая тропинку. Светлячки кружились совсем близко, грозясь запутаться в волосах. Воздух наполняли звуки ночных насекомых и птиц, шелест листьев и тихие разговоры фоксов.

– Да, слышала, мать от неё отказалась и сбежала в Игравию. А отец умер почти сразу после её рождения, – Дуа-Фрис махнула рукой и нахмурилась. – Хорошо, что есть бабушка. У нас нет приютов, некому было бы о ней заботиться, только если кто-то изъявил желание.

– Это печально, – вздохнула я. У подобной свободы всегда есть своя цена. Фоксы отказывались строить общество, похожее на других оборотней, у них есть только старейшины и никого над ними. Они путешествовали от одной деревни к другой или вовсе предпочитали жить сами по себе в крупных городах, где можно затеряться. Они могли отбросить свои родовые связи, но при этом тянулись к традициям и обычаям. Несочетаемое фоксы умудрялись сочетать. Я всё ещё не могла понять это и уместить в своей голове. И отнести всё это к себе. Врождённый ли этот свободный дух или же приобретённый?

– Как тебе твой первый костёр? – задала вопрос Дуа-Фрис, когда мы вошли в деревню. Некоторые фоксы продолжали весело разговаривать, не спеша возвращаться в свои дома.

– Потрясающе, – искренне выдохнула я. Шаги словно стали легче, в животе парили бабочки, и все тревоги на мгновение покинули сердце.

– Знаешь, есть старая традиция, – Дуа-Фрис говорила это уже от входной двери своего дома.

– Какая? – прищурилась я, ожидая подвоха. И не зря.

– После костра уединяться с мужчиной, который нравится. А у тебя дома как раз есть такой, – на мой возмущённый оклик она расхохоталась и спряталась в доме.

Я лишь с улыбкой покачала головой и помахала ей, когда её довольное лицо появилось в окне. Шаги мои стали быстрее, сердце в груди заколотилось. Хотелось скорее рассказать, поделиться эмоциями. Очень сильно хотелось обнять Магнума, вдохнуть поглубже запах можжевельника.

Мои шаги по деревянному порогу прозвучали очень громко в тишине ночи. И дверь распахнулась прямо передо мной. Магнум выглядел волшебным, мягкий свет свечей позади окутывал его золотым ореолом, а прохладный отблеск откусанной луны падал на лицо. Его белая рубашка помялась, волосы были чистыми и взъерошенными. Ярко пахло можжевельником. Он сходил в баню. У меня почти потемнело в глазах от желания вжаться лицом в его шею.

– Как всё прошло? – его тёмные глаза тлели, словно угли, мне хотелось согреться в этом тепле.

– Невероятно, – улыбка расколола моё лицо, а глаза заслезились от тихого счастья, наполнившего грудь.

Магнум тоже улыбнулся, мягко и искренне, и протянул мне руку, приглашая в дом. Я с удовольствием обхватила его тёплые пальцы своими. Но он потянул меня вперёд, ближе, медленно и не сводя взгляда. Я знала, что одного моего движения хватит, чтобы это остановить. Но я не собиралась этого делать. И поэтому с готовностью вступила в его объятия, о которых мечтала весь вечер. Я тут же уткнулась носом в его шею, обхватила руками талию, сминая рубашку на спине. Одной рукой Магнум обнял мои плечи, притягивая ещё ближе, другой погладил меня по голове, спускаясь по волосам.

Тепло, безопасность, принятие разливались под моей кожей. Я едва могла вдохнуть, пока так близко прижимала его к себе, а он прижимал к себе меня. Я могла бы вечность стоять вот так, впитывая это. Хотелось скользнуть руками по его спине, плечам, дотронуться до волос, ощутить больше кожи, увидеть больше…

Жар наполнил низ моего живота, и я сглотнула, сжимая его рубашку сильнее, сбитая с толку этим невероятным чувством потребности, необходимостью стать ещё ближе. Это захлестнуло меня как волна и заставило дыхание замереть.

– Я рад, что ты счастлива, – нежно шепнул Магнум мне в висок. Я же отклонилась назад, но не в силах разжать свои руки на его рубашке. Что-то во мне пробудилось, вчерашние объятия приоткрыли дверь в нечто новое, с чем я пока была не готова иметь дело.

Его лицо оказалось совсем близко, ладонь Магнума поднялась, нежно заправив выбившуюся прядь волос мне за ухо, и задержалась, поглаживая его стремительно краснеющий кончик. Во рту у меня пересохло, сердце заколотилось, но вовсе не от страха. Магнум ощущался устойчивым и безопасным напротив меня. Он ощущался всем.

– Я… – сорвалось с моих губ. Магнум мягко улыбнулся и отступил, потянув меня в дом. Я последовала за ним, прикусив губу. Разорванный контакт наших тел теперь ощущался пропастью, через которую мне тут же захотелось прыгнуть, сокращая это возмутительное расстояние между нами.

– Хочешь есть? – спросил Магнум. И мой живот неожиданно заурчал.

– Очень. Я танцевала до упаду, – призналась я. Его взгляд скользнул по мне, и он отвернулся, обхватывая горшок с кашей ладонями, а потом что-то шепнул. Магия.

– Хотелось бы мне это увидеть, – сказал Магнум неожиданно, не поворачиваясь ко мне лицом.

– Однажды, – сорвалось с моих губ следом.

А потом был поздний ужин и поздние разговоры. Ещё никогда в своей жизни я не чувствовала такого умиротворения. И такого неумолимого притяжения. И если Дуа-Фрис тянуло к ледяной пустоши, то меня – к огню в камине, к тёплому одеялу и шершавым ладоням, посылающим по коже горячие искры.

***

Он никогда не хотел ничьей защиты. Магнум всегда стремился защищать себя сам. И редко позволял тёте, Аарону или Флос-Вине вмешиваться в свои дела.

Но глядя на то, как Алу выступила вперёд перед фоксом на голову выше себя, как она отчеканивала каждое слово, ставя его на место, в Магнуме проснулось удивительное чувство. Он никогда не думал, что выраженная таким способом забота может сводить с ума.

У него пересохло во рту. И если бы Магнум не понял, что любит её днём раньше, в этот момент ему бы пришло осознание, насколько сильно он пропал.

Алу всегда оставалась спокойной, устойчивой полноводной равнинной рекой. Но стоило зацепить кого-то из её близких, как она тут же начинала бурлить и неистовствовать, словно горная река, способная ударить тебя о камни и сбросить с водопада.

И она разозлилась из-за Магнума. За него. Всего из-за одного сказанного этим фоксом слова. Надежда разгорелась в его и без того пылающем от такой яростной защиты сердце.

– Что такое? – спросила Алу. Видимо, его взгляд был слишком ошарашенным. Или влюблённым. Может быть, всё сразу. Магнум к этому времени отказался пытаться контролировать своё лицо.

– Ничего, – ответил он, пряча совершенно юношескую улыбку, готовую расколоть его губы. Он имеет право восхищаться ею сколько хочет. Похоже, это уже такое же привычное дело для него, как и дыхание.

– Кажется, в этой деревне самый страшный не Ингар-Моран, – не сдержал Магнум поддразнивания и улыбки.

– Возможно, – в глазах Алу что-то блеснуло, и она склонилась, лишая его возможности сделать следующий вдох. – Тебе лучше опасаться, – лицо её было совершенно непроницаемо. Магнум в этот момент почувствовал очень многое, но уж точно не страх.

– Очень страшно, – произнёс он отстранённо, оглаживая взглядом её черты, глаза его метнулись к её нежно-розовым губам. Алу пахнет печёными яблоками и хвоей. Каков же будет её вкус?

– Идём, я покажу тебе остальное. Заодно зайдём к охотнику за дичью, – отступила она, но эта густая магия никуда не делась.

Здесь, вдали от академии, вдали от обязательств, Магнум ощущал, что те чувства, которые он так старательно гнал от себя, теперь наступали волнами, грозя снести всё на своём пути, если он не последует их воле.

Но он не собирался бросаться в это сломя голову. Он хотел ступать осторожно, шаг за шагом выясняя, что ему позволено. Его желания отступили на второй план. Магнум мог бы просто стоять и смотреть на Алу целыми днями, и не ступить ни единого шага вперёд, если бы она попросила. Потому что его главным желанием стало её счастье. И он готов сделать для этого так много, что сам не знал, где же находится предел. Возможно, его не существует.

Деревня Аольм оказалась довольно маленькой. Провинциальное устройство нисколько не смущало его, у Магнума самого есть дом в глуши. Который он, правда, оборудовал водопроводом. Но работа на свежем воздухе всегда позволяла привести разум в порядок.

Магнум наслаждался весенним ветром, шелестом листьев, ароматами леса. Жизнь в городе имеет свои преимущества, но только на природе в нём появлялось истинное умиротворение.

Он покосился на идущую рядом Алу, с необыкновенным энтузиазмом рассказывавшую, что и как здесь устроено.

Внутри на мгновение разлилась грусть. Жаль, что Алу и тёте Ирме так и не довелось как следует познакомиться. Он рассказал ей об Алу немного, но это было не так, как нужно. Это было осторожно, неуверенно, неполно. Сейчас Магнум ощущал уверенность, ощущал неотвратимость, незыблемость собственных чувств. И он бы хотел поделиться всем этим со своими близкими, чтобы они могли разделить его радость.

Алу пребывала в тихом волнении от предстоящего костра. Магнум, несмотря на дружбу с Флос-Виной, знал очень немногое. Подруга скрывала от них с Аароном большую часть своей прошлой жизни, и у Магнума были догадки, почему.

К закату Алу вышла из комнаты. Одетая во всё белое и лёгкое, она показалась ему богиней, соизволившей спуститься к нему, глупому смертному. Магнум сглотнул, стараясь не слишком пялиться и не задерживать своё внимание на узкой полоске кожи между блузой и поясом юбки, по которой нестерпимо захотелось провести кончиками пальцев, чтобы узнать, какова она на ощупь. Лёгкие, струящиеся вдоль спины волосы, забранные у лица, очень шли Алу, делая её более открытой и мягкой. Но она всё ещё оставалась собой. И смотрела на него немного неуверенно.

«Я люблю тебя», – хотел сказать он.

– Красиво, – только и сказал Магнум. Но он мог либо уместить всё это в одно слово, либо до конца ночи рассказывать Алу, как теплы её глаза, или что веснушки на её руках и ключицах словно маленькие звёздочки, которые он с удовольствием бы посчитал своими губами или кончиками пальцев, если бы она ему позволила. Магнум мог бы также случайно рассказать о своих чувствах, о которых она ещё точно не готова услышать. На Алу свалилось столь многое, ему следует держать себя в руках.

– Спасибо, – проговорила она, кажется, смущённая. Но их прервал стук в дверь.

– Алу, ты такая красавица, – вошедшая фокса в отличие от него не имела никаких проблем с комплиментами. Она выглядела на несколько лет младше Алу. Магнум отправился в комнату за тонким сюртуком, вечером становится слишком прохладно для такого лёгкого наряда. Ему пришлось сморгнуть видение тонкой полоски открытой кожи, которое, вероятно, будет преследовать его очень долго.