Запрет на любовь

Николь машет перед моим лицом телефоном, нажав кнопку воспроизведения. Звук отключен, чтобы директор не слышала, как она меня дразнила. Для миссис Петерс все будет выглядеть так, словно виновата я, потому что первая проявила агрессию. Ожидаемо, что они выключили звук перед моим нападением, чтобы Николь могла сказать, что подружки встали на ее защиту. В любом случае она собирается прикинуться жертвой.

Что за чертова ирония.

Мне хочется крикнуть, что она заблуждается. И понятия не имеет, что натворила, но скоро Николь усвоит этот урок. Полагаю, ее глупость не знает границ. Она в курсе, из какой я семьи и кто мой отец. И разве не понимает, что если меня исключат, то она больше не увидит Лео?

В моем рюкзаке звонит телефон, и я подозреваю, что это как раз он с вопросом, где меня носит. Кажется, я слышала звонок во время драки, но не уверена.

Девочки уходят, их смех еще долго звенит у меня в ушах. Я икаю и по горлу поднимаются рыдания, пока я встаю на колени. Вскрикнув от боли, поднимаюсь на ноги, пытаясь выпрямиться, но сгибаюсь пополам, когда ребра протестуют. Если они не сломаны, то как минимум сильно ушиблены. Я наклоняюсь за рюкзаком, отчего ребра болят сильнее, и из глаз льются слезы. Ковыляя к двери, дрожащими пальцами достаю телефон. На экране высвечивается имя Лео, и я никогда не была так благодарна за это.

– Наталия! Слава богу, – говорит он, когда я отвечаю. – Ты где?

– Лео, – хриплю я между всхлипами.

– Что случилось? Ты в порядке? – В его тоне различима нарастающая паника.

– Нет, – плачу я. – Ты мне нужен. Я возле туалета рядом с библиотекой. В западном крыле.

– Держись. Я иду за тобой.

Прижимаюсь спиной к стене, позволяя рюкзаку упасть на пол, и осторожно обнимаю себя, пытаясь взять эмоции под контроль. Но меня трясет. Избиение было жестоким, и я ничем его не заслужила. Николь Честейн под стать Карло Греко. Оба беспринципные монстры без сердца и души. Жаль, что я не могу их свести и дать Карло выместить на ней всю свою развращенность.

Приближающиеся шаги вырывают меня из задумчивости, и я поднимаю заплаканные глаза. Ко мне бегут Лео с Брандо.

– Господи боже, Наталия. – Глаза Лео полны тревоги, когда он осматривает мое скрюченное тело. – Какого черта случилось?

– На меня напали в туалете. Они били меня ногами, когда я упала. Возможно, у меня сломаны ребра.

– Кто это сделал? – спрашивает он, пока Брандо наклоняется за моим рюкзаком.

– Николь Честейн. – Мои слезы высыхают, когда вновь поднимается гнев. – Я хочу, чтобы она заплатила.

Взгляд Лео моментально темнеет.

– Не беспокойся. Эта чертова сучка ответит сполна.

Глава 13

Лео

Тонкий цветочный аромат Наталии окружает меня, пока я несу ее по пустому школьному коридору к машине. Я стараюсь держать по возможности крепко, но чтобы не причинить боль, хотя мне хочется сгрести ее в объятия и никогда не отпускать. Брандо пошел вперед, чтобы подогнать нашу машину к тротуару перед крыльцом.

Когда мы проходим мимо кабинета директора, оттуда слышны громкие голоса – похоже, мелкая сучка не теряла времени, жалуясь на Нат. По дороге Наталия вводит меня в курс дела, рассказывая о терроре, которому Николь подвергает ее уже несколько недель.

Мне тошно, что я ее трахал. Это была ошибка, о которой я сразу же пожалел. Чувство вины камнем давит на сердце, пока слушаю, как она издевалась над Наталией, и в этом есть и моя вина, потому что я дал дуре оружие, которое она использовала, чтобы довести мою dolcezza до точки кипения.

Брандо открывает заднюю дверь машины, и я осторожно устраиваю Наталию внутри.

– Я вернусь через минуту. Попробуй сесть поудобнее, – говорю я, зная, что это, вероятно, невозможно, если у нее сломаны или ушиблены ребра.

Николь лучше молиться, чтобы они не были сломаны, потому что в противном случае я сверну ее коварную шею.

– Где Матео? – спрашиваю я у Брандо.

– Едет. Велел сидеть на месте. Сильно матерился, когда я ему рассказал.

– Хорошо. – Я рассчитываю, что мой лучший друг взорвется, чтобы мы разобрались с этим раз и навсегда. – Можешь сбегать в магазин на углу и узнать, есть ли у них лед? Я останусь с Нат.

– Конечно, – говорит Брандо и уходит.

Я сажусь в машину рядом с Наталией. Она бледна, на лбу выступили капельки пота, а волосы грязные и спутанные. Мне невыносимо видеть, как ей больно.

– Брандо пошел поискать лед, а Матео уже едет. Он собирается поговорить с директрисой и уладить все, потому что твой папа в больнице с Розой. Потом мы разберемся с Николь.

– Она была не одна, – говорит Наталия, тяжело дыша от попытки сесть ровнее.

Ее лицо искажается от боли, и я жалею, что не могу забрать эти страдания себе.

– С остальными тоже разберемся. Назови имена, и мы проследим, чтобы они понесли наказание за свое участие. – Я нежно заправляю ее волосы за уши, достаю из кармана брюк платок и вытираю ее влажный лоб. – Мне надо посмотреть повреждения, – мягко говорю я. – Можно расстегнуть твою блузку?

Она кивает, в ее больших голубых глазах слишком много доверия. Я аккуратными движениями расстегиваю белую школьную блузку, надеясь, что Нат не видит, как дрожат мои пальцы, пока я медленно открываю ее тело своему взгляду. Я моментально прихожу в ужас от повреждений на ее коже. В некоторых местах уже наливаются синяки, в основном вокруг ребер с обеих сторон, но на груди след от обуви и на животе изменился цвет кожи. Я затыкаю рот рукой, чтобы заглушить свою агонию, и зажмуриваюсь, стараясь взять себя в руки. Меня одолевает желание достать из багажника ружье и пойти в школу, чтобы пристрелить этих сучек.

– Лео. – Мелодичный голос Нат ласкает мою кожу, помогая удержаться. – Я так плохо выгляжу? – шепчет она.

Мои глаза распахиваются.

– Dolcezza. – Я беру ее за руку. – Ты выглядишь прекрасно. Как всегда. Но мне невыносимо видеть, что эти суки сотворили с тобой. Мне хочется пойти туда и изрешетить их пулями, пока они не перестанут дышать.

– Я не возражала бы против такого плана, – говорит она, и я не могу понять, серьезно это или нет.

Качаю головой.

– Нет, dolcezza. – Я подношу ее руку к губам, оставляя поцелуй на теплой коже. – Не говори так. Знаю, тебе больно, но ты не такая.

– Во мне больше тьмы, чем ты думаешь, Лео. Больше ненависти, чем я могла предполагать.

Мне не нравится это слышать, но было бы наивно полагать, что Наталия невосприимчива к тьме, которая является неотъемлемой частью мира, в котором мы живем. И я говорю не только о преступном мире. По всей Америке дети стреляют друг в друга из-за всякой фигни. Мы живем в уродливом мире, и мне хотелось бы укрыть Наталию от самых худших проявлений, чтобы сохранить ее свет и доброту.

– Я не хочу этого для тебя. Ты заслуживаешь лучшего.

– Я заслуживаю тебя, – шепчет она, с тоской глядя на меня своими изумительными голубыми глазищами.

– Ты заслуживаешь лучшего, чем я, и мы оба это знаем.

– Поцелуй меня, – шепчет она, переплетая наши пальцы. – Пожалуйста, Лео. Помоги мне забыть эту боль, пусть всего лишь на минуту.

Это эмоциональный шантаж чистой воды. Но в данный момент я не могу ни в чем ей отказать. Очень осторожно нависаю над ней, стараясь не задеть, чтобы случайно не сделать больно. Она закрывает глаза, когда мое лицо приближается, и мгновение я наслаждаюсь видом. Длинные густые ресницы полукругом лежат на оливковой коже, я веду пальцами по ее гладким высоким скулам. Пухлые губы размыкаются на выдохе, когда ее грудь вздымается в предвкушении. Я борюсь с соблазном уставиться на ее прекрасные груди под белым кружевным лифчиком, потому что никогда не воспользуюсь ею.

У Наталии есть не только внешняя красота. Она прекрасна по своей сути, как мало кто из людей. Именно доброта и свет, свойственные ее личности, всегда притягивают меня. Ее пылкий характер и чувство юмора только дополняют всю картину.

Я знаю, что за всю оставшуюся жизнь никогда и близко не найду кого-то, похожего на нее.

Потому что Нат такая одна. Одна на миллион. Богиня среди смертных женщин.

Уверен, что буду любить ее до самой смерти, потому что в глубине души верю: мы созданы друг для друга.

Только у мира другие планы.

– Лео. – Она открывает глаза. – Пожалуйста.

– Тебе не нужно умолять, dolcezza. Королевы никогда не умоляют. Всегда помни это, – говорю я, проводя большим пальцем по ее полной нижней губе.

– Я люблю тебя, – говорит она, и мое сердце ноет.

Мне хочется сказать ей, что тоже люблю, но это принесет нам только боль.

Я накрываю ее губы своими и нежно целую, занимаясь любовью с ее ртом, жалея, что не могу держать ее в объятиях и чувствовать тепло ее изгибов. Но я должен быть аккуратным с ее телом и сердцем. Ее пальцы зарываются в мои волосы, и я стону ей в рот, когда кровь устремляется к члену, который почти моментально встает. Я держусь на расстоянии, чтобы она не почувствовала этого, но если посмотрит вниз, то увидит, что делает со мной. Как легко возбуждает меня.

Некоторое время мы целуемся, и это самое потрясающее переживание – просто быть с ней вот так. Целоваться без ожиданий. Просто наслаждаться ее вкусом на моих губах и языке, зная, что помогаю ей отвлечься от боли.

Через несколько минут я неохотно отстраняюсь.

– Нам надо остановиться. Брандо вернется с минуты на минуту, и Матео может приехать в любое время.

Она надувает губы, и я целую ее в последний раз.

– Боже, я могу целовать тебя часами. Поцелуи никогда не были такими приятными.

– Это потому, что ты меня любишь, – говорит Нат, и я замечаю, что к ней возвращается уверенность в себе. – Тебе не обязательно говорить это. Я знаю, что не одинока. Вижу это в твоих глазах. Чувствую в том, как ты меня целуешь. Меня согревает твоя защита.

– Amore mio, давай не будем мучить себя.

Она понимающе кивает, и печаль окутывает ее, словно саван.

– Я живу ради этих мгновений с тобой, Лео. Когда мы можем сбежать от реальности и я могу притвориться, что такой была бы моя жизнь, если бы мне позволили выбрать тебя.

Ее слова опустошают меня, и я чувствую то же самое. Кладу руку на сердце.

– В любой жизни я выбрал бы тебя, Наталия. – Взяв ее руку, я кладу ее себе на грудь, там где бьется сердце. – Мы можем быть в разлуке, dolcezza, но ты всегда будешь единственной женщиной, которую я люблю.

В ее глазах собираются слезы, проливаясь по щекам.

– Я никогда не полюблю другого мужчину так, как тебя, Лео. Ты думаешь, что я юна и изменю мнение, но этого не будет. Я знаю, чего хочу. И знаю, кого люблю. Это ты. Всегда ты.

Бремя этого разговора тяжким грузом давит на нас обоих. Я глажу ее гладкую щеку, вспыхнув под обожающим взглядом. Она смотрит на меня, как будто я самое важное в жизни, и сердце в моей груди замирает.

– Я хочу, чтобы ты знала: то дерьмо, которое наговорила тебе Николь, вранье. Я трахал ее один раз, и это быстро закончилось. Она оказалась паршивой любовницей, и мне было так скучно, что я сразу заснул.

Должно быть, тогда она сделала фото. Еще одна причина, по которой мне хочется ее вздернуть.

– Когда я проснулся среди ночи, то поспешил убраться оттуда. Она ничего для меня не значит, Наталия, и я жалею, что вообще прикоснулся к ней. Мне хотелось бы стереть память и чтобы она не говорила тебе всего этого дерьма, потому что мне ненавистно, что Николь использовала меня, чтобы причинить тебе боль. Я никогда не прощу себя за это.

– Я прощаю тебя, – не колеблясь, говорит Нат. – И я не глупая. Знаю, у тебя были другие девушки. И будут еще. Вот это я ненавижу. Ненавижу мысль о том, что кто-то другой будет прикасаться к тебе, но я не имею права ни о чем тебя просить.

– Как и мне ненавистна мысль о том, что этот урод будет прикасаться к тебе.

Когда на вчерашнем ужине я увидел его руку на ее бедре, мне потребовалась вся сила воли, чтобы не достать пистолет и не застрелить Карло прямо за столом. Как он посмел ее трогать. Подозреваю, что позже он сделал что-то еще, но Наталия не хочет рассказывать. Я поделился своими подозрениями с Матео, и он поговорит с ней. Мы решили, что один из нас всегда будет находиться с ними в одном помещении, чтобы у мерзавца не было возможности прикоснуться к ней или угрожать.

– Нам обоим, – говорит Наталия.

Нас накрывает тишина. Больше сказать о Карло Греко нечего.

Открывается дверь, и Брандо садится за руль. Я быстро запахиваю блузку Наталии.

– Достал. – Он поворачивается и вручает мне два пакета льда. – Ты в порядке, Наталия? – спрашивает с обеспокоенным лицом.

– Больно, но я в норме. Спасибо за лед.

Она улыбается ему, и парень несколько секунд пристально смотрит мне в глаза, прежде чем развернуться обратно, не вмешиваясь не в свое дело. Это одна из черт, которые мне нравятся в Брандо. Он не лезет в то, что его не касается.

Ножом я отрезаю широкую полосу от своей рубашки, игнорируя протесты Нат. Потом заворачиваю пакеты со льдом в отрезанную ткань и прикладываю их к ее ребрам с обеих сторон. Потом кладу ее руки на пакеты.

– Сиди смирно и держи их.

Осторожно поднимаю ее ноги на сиденье. Скатав ее школьный пиджак, подкладываю ей под голову, и это максимум комфорта, который получается ей обеспечить. Матео, вероятно, выйдет из себя, когда увидит сестру раздетой, но невозможно охладить ее ребра, не расстегнув блузку.

Помяни дьявола.

Задняя дверь распахивается, и Матео сует голову внутрь. Его глаза превращаются в темные щелочки, пока он осматривает травмы сестры.

– La puttana! – шипит он, моментально приходя в ярость. До такой степени, что не устраивает мне разнос за то, что Нат не одета.