Место, где погиб зубр

Дин Фадин

Место, где погиб зубр

Все персонажи вымышленные. Возможные совпадения случайны.

Посвящается всем отважным любителям и профессионалам горнолыжного спорта. Огонь, горящий в ваших сердцах, когда вы каждое утро рассаживаетесь по вагончикам канатных дорог, способен согреть в самую суровую снежную бурю.

Пролог.

Летя кувырком со склона, я думал только о том, чтобы кого-нибудь ненароком не сбить. Обычное дело, когда видишь кого-то, кто так же летит, расшибая колени, локти, копчик и голову. Я сам не раз видел таких, видел, как ломали и руки, и ноги, разбивали лбы. Хорошо, если этот бедолага в шлеме, тогда окружающие за него беспокоятся меньше, ибо есть хоть шанс, что ему не понадобится в травмпункт. Другое дело, когда он без шлема, без защиты, в одном свитере и непромокаемых штанах. И совсем другое дело, конечно, когда этот кто-то – ты сам.

Глава 1.

Я сидел в уютной кофейне на берегу шустрой и говорливой горной речки, рядом на столе лежала моя горнолыжная маска, я пил горький американо и смотрел, как падает снег за окном. Не просто падает – валит.

В моем родном городе в южной полосе России столько снега не было с моего детства. Я помню, как просыпался утром в школу, натягивал шуршащие на каждом шагу непромокаемые штаны, и мы с мамой бежали на остановку по сугробам, которые на тот момент были раза в два выше меня, чтобы успеть на автобус, потому что пытаться выкопать из снега машину было бессмысленно. Те, кто все-таки добрался до школы, по умолчанию считались героями – нас обычно было немного. Славное было время.

Прошло совсем немного лет и, спасибо быстро меняющемуся климату, машину можно было откопать за двадцать минут даже в самый сильный снегопад и спокойно уехать. Сильный снегопад больше не наметал сугробы, снег обычно лишь припорашивал землю и тут же таял. Теперь я сам был за рулем и для меня это был большой плюс. Вот только в городе зимой стало как-то тоскливо и серо. Ребятня не гоняла на санках, деревья были голыми, на улицах одна грязь, в лучшем случае – лед. Все зимние сказка и веселье куда-то исчезли.

Здесь все было иначе. Впервые мы с родителями приехали сюда, когда мне было восемь на туристический променад, и я тогда и подумать не мог, как сильно полюблю это место. Огромные лесистые у подножия горы со скалистыми снежными вершинами, за которые постоянно цепляются облака – ни одна тучка, полная пушистого белого снега, не пролетала мимо, не задержавшись. Горная река Аманауз с очень глубоким руслом, через которую был перекинут длинный, вечно поросший льдом, мост. Он немного качался под каждым шагом, что сначала не могло не пугать, но со временем стало вполне привычным. Роскошные снежные лапы на елях. Звон старых канатных дорог и гудение новых. Этот поселочек был маленьким скоплением гостиниц, прокатов горнолыжного оборудования, лавочек с медом, тапочками и шерстяными носками, кафе с традиционной кавказской кухней и четырьмя пятиэтажками в отдалении. Местные говорили мне, что эти пятиэтажки были первыми зданиями поселка Домбай еще задолго до появления здесь туристических излишеств.

Уже немного повзрослев, я иногда бросал все и приезжал сюда один, благо, было у кого остановиться. Несмотря на то, что мои родители любили это место ненамного меньше меня, здоровье и рабочий график больше не позволяли им вырываться из суеты на заснеженные склоны, как это было раньше.

Когда я впервые был здесь, сюда уже съезжались все любители и профи горнолыжного спорта – на горнолыжных трассах можно было встретить и детей, что только научились нормально ходить, и стариков, которым перевалило за седьмой десяток. Вот и сейчас по мостику через речку ковыляли в тяжелых ботинках лыжники в пестрых куртках и уже более уверенным шагом шли бордисты (им позволяли ботинки), таща подмышками огромные новенькие доски. А мостик все так же немного покачивался – вверх, вниз.

Я проверил телефон. Мне никто не звонил.

Вокруг столиков по узким проходам сновала юная девчушка в платочке и убирала со столов. Она посмотрела на меня, и я улыбнулся ей, на что она смущенно отвела глаза.

И вот с опозданием уже в сорок минут, ворвавшись в двери громом средь ясного неба, на диван против меня рухнул молодой загорелый парень в красной лыжной куртке ростом чуть ниже среднего. Он оскалился мне во весь ряд своих ровных белых зубов и ловко задвинул под стол ноги в тяжелых лыжных ботинках, будто в них и родился, что, в общем-то, было недалеко от правды.

– Ты научишься когда-нибудь приходить вовремя?

– Ты что, не рад меня видеть? – прозвучало мне в ответ с легким кавказским акцентом.

Я внимательно посмотрел на него, но ничего не сказал. Его оскал стал шире.

– Кофе будешь?

– Да нет, спасибо.

Он привстал и развел руки в стороны, явно ожидая от меня того же. Я последовал его примеру, и после серии тяжелых дружеских хлопков по спине мы снова опустились на место.

– Как там твои картины? Продаются?

– Только недавно отправил одной тетеньке серию из трех разного формата.

– И что на них было?

– Горы, конечно. На бензин хватило. А дальше я рассчитывал быть полностью на твоем попечении.

Темные глаза сверкнули, и он рассмеялся.

– А я скучал по тебе, – я сам подивился этому своему откровению.

– Ты давно нас не навещал.

– Были дела, а денег не было. Такое бывает у художников, знаешь?

– Надолго в этот раз? – он снова улыбнулся.

– Пока не скажешь мне, что я обнаглел.

Он засмеялся еще больше, а я внимательно его изучал. Тима всегда был веселым оболтусом, любимцем всех девчонок в колледже и тем самым другом, который прыгнет за тобой в любую бурную горную реку, когда вокруг не за что уцепиться. Тимур, Тим, Тима… Я знал его с детства. Он был на год меня младше, но, даже в то время, когда это была огромная разница, мы быстро подружились. Его семья владела здесь небольшим прокатом горнолыжного оборудования, одной такой же небольшой гостиницей (номеров на пять всего) и трехкомнатной квартирой в одной из пятиэтажек.

Гостиница принадлежала дальним родственникам Тимы, но именно туда мы с родителями и приехали впервые много лет назад отдыхать. Там нам и посоветовали конкретный прокат, где пообещали хорошую скидку, если мы скажем, кто нас туда направил.

В том прокате я получил в руки мою первую доску с зелеными дракончиками – помню, как сейчас, – а также одного лучшего друга, которого мой инструктор Хаджи-Мурат не смог оставить в прокате со своим пожилым отцом, потому что справиться с целым прокатом – было одно, а справиться с занозой в некотором месте по имени Тим – совсем другое.

С тех пор мы с Тимом и были, что называется, не разлей вода. Постоянно наведывались друг к другу в гости (благо, родители с обоих сторон поддерживали нашу дружбу), поступили в один и тот же колледж – только я на специальность архитектора, а он был строителем. Но мы все равно ходили на одни и те же лекции, и одни и те же лекции прогуливали…

Квартира же принадлежала бабушке Тима по матери, которую его семья под старость лет забрала жить к себе в Теберду. Ни к чему старушке с такой большой семьей доживать век в одиночестве. Во всяком случае, у них здесь это считалось бы дикостью.

Квартиру обычно сдавали туристам за деньги, да и отнюдь не за маленькие, но, если уж и случалось такое, чтобы она пустовала, Тима обязательно находил кого пригласить в гости. Наши друзья со времен колледжа всегда охотно принимали его приглашения, как и я сам. Иногда он собирал нас всех вместе. Но, если случалось такое, что аренда была забита на весь сезон, то я был единственным, кого могли пригласить прямо в отчий дома Тима, находившийся в двадцати километрах отсюда – в Теберде. Но этот раз был не такой.

Как и все кавказцы, его семья очень любила гостей, а меня давно считала за своего. Я мог приезжать в любое время, когда мне заблагорассудится, и быть уверенным, что меня здесь примут со всем радушием. Тима был мне самым близким другом, и, разумеется, как только он позвонил и сказал, что кто-то из арендаторов сорвал бронь аж на целых две недели, я закинул вещи в багажник моего старенького серебристого «фольксвагена» и отправился в путь.

– Где припарковался?

– Возле твоего дома, конечно. На Пихтовом Мысе.

– Отлично. Но сначала мы с тобой пойдем в прокат, мне нужно кое-что там доделать.

– Ну, разумеется…

Внезапно с улицы раздался гулкий грохот, сопровождаемый громким шелестом большого количества сыплющегося снега, и пронзительный женский визг.

Глава 2.

У меня всегда была хорошая реакция, и я в пару прыжков преодолел расстояние до двери и выпрыгнул на улицу. Мельком оглядев площадку перед кофейней, к противоположной стороне которой примыкало сооружение, внутри которого находилась посадочная площадка новой канатной дороги, а слева в рядок расположились небольшие домики прокатов и кофеен на вынос, я быстро выявил неприятное происшествие и еще через пару секунд уже был рядом. Двускатная крыша и огромная гора снега под ее краем были мне ориентиром. Из-под горы аккуратно торчал сиреневый сноуборд. Другие люди все еще либо приходили в себя, либо спешили на помощь, но были гораздо медленнее меня, либо вообще ничего не заметили и искали глазами, куда же смотрят все остальные, откуда донесся этот чудовищный грохот. Нужно отметить, у меня было явное преимущество в скорости перед остальными собравшимися – в отличие от вообще всех, находившихся на площади, я был обут в легкие повседневные ботинки, и потому уже одним из первых разгребал сугроб, находясь в одном свитере в снегопад.

– Что случилось? – раздалось у меня над ухом.

– Помогите, на девушку с крыши сошел снег, – и первые из добежавших до нас туристов и местных принялись раскидывать во все стороны снег. Вскоре из-под него выглянул большой белый помпон, за ним бледное лицо все в снегу и хрупкие плечи в белой курточке, сильно сливающиеся с обрушившейся на них напастью.

– Вы меня слышите?

– Угу, – послышалось слабое, затем открылись затуманенные голубые глаза и попытались сфокусироваться на стоявших вокруг.

– Давайте, мы вам поможем, – я взял девушку под одно плечо, под другое ее взял высокий бородатый мужчина в лыжной маске, и мы аккуратно и легко вытянули ее из-под остатков сугроба и усадили на него сверху. За нашими спинами слышался озабоченный шепот. Кто-то в этот момент уже раскопал сноуборд и поставил рядом, вставив его хвост в снег.

Девушка оказалась стройной и небольшого роста, две светлые заснеженные косы спускались почти до пояса поверх беленькой куртки. На круглом лице с острым подбородком большие глаза, не переставая, хлопали ресницами, стряхивая снег. Я все еще придерживал ее за плечи.

– Как вы себя чувствуете?

– Паш, в травмпункт бы ее, – послышался рядом голос Тимура.

– Н-н-нормально, голова болит очень, – рассеяно произнесла девушка.

Травмпункт был как раз на другом конце площади, встроенным сбоку в сооружение посадочной площадки. Это позволяло быстро спускать по канатной дороге неудачливых ездоков и немедленно оказывать им первую помощь.

– Поможешь? – Тим кивнул, мы подхватили пострадавшую за плечи и вскоре уже стучались в двери травмпункта. Еще пара неравнодушных шли за нами на подобие почетного караула.

Нам открыла дородная кавказская женщина, которой мы вкратце рассказали, что произошло. На вопрос о том, кем мы приходимся девушке, мы только покачали головами, но, кажется, она уже все решила и не обратила на это внимания.

– Тогда я ее сейчас осмотрю, а вы пока оставайтесь здесь. Пойдем, милая, – с этими словами она перехватила так же, как и мы, под плечо, девушку, завела ее внутрь и закрыла дверь. В первую очередь она, конечно, обращалась к нам с Тимом, потому что именно мы ее привели.

– Паш, ты сам тут справишься дальше? – спросил он, взглянув на время на телефоне.

– Да я даже не знаю, нужен ли я сам. Но, думаю, подожду, раз просили.

– Думаю, с ней будет все в порядке. Выглядит живой. К вечеру будет «огурчиком».

– Я тоже так думаю.

– Я тогда пойду доделаю дела в прокате, чтоб времени не терять, и сможем встретиться сразу дома, если хочешь.

– Я надеюсь, я тут быстро. Да и хорошо было б сперва хоть поздороваться с твоим отцом.

– Окей, тогда на связи, – он улыбнулся и быстро зашагал прочь, но потом что-то вспомнил и обернулся. – Ой, там в кофейне твои куртка с перчатками остались, тебе принести?

– Я сам потом заберу.

Он кивнул и удалился. А я сел на скамеечку напротив входной двери прямо на улице и остался ждать. Снег, казалось, шел только сильнее.

– А ты быстро нашелся, что нужно делать, – раздался рядом веселый мужской голос.

Я поднял голову и увидел перед собой двух молодых ребят, наверное, одного со мной возраста, парня и девушку.

– Есть опыт, – просто ответил я.

– Местный что ли?

– Не совсем, просто часто здесь бываю.

– Здесь часто что ли лавины людям на головы падают?

– Иногда бывает. В горах все-таки.

– Опасное место.

Я улыбнулся. Он добавил:

– Хорошо, что есть люди, которые помогут тебе.

– Здесь все стремятся помогать друг другу.

– Правда?

– Сам же сказал, что опасное место. Это сплачивает.

– И впрямь, – усмехнулся он. – О, а вон и наши. Удачи, герой.

Я махнул рукой, и они ушли, а я остался считать снежинки, коих было бесчисленное множество, но даже в одном свитере мне не было холодно. В воздухе стоял привычный запах дыма от костров, смешанный с ароматом глинтвейна из торговой палатки неподалеку. “Если не так выглядит рай, то ради чего верующие стремятся туда попасть?” – завороженно думал я.

Через какое-то время дверь травмпункта открылась, оттуда медленно вышли белая курточка, неустойчиво держась на своих ногах, и та же дородная медсестра.

– Все обошлось, – громогласно объявила женщина и затем обратилась к белой курточке. – Сейчас лучше посиди выпей чайку, приди в себя, а потом можешь идти домой, милая. Головокружение скоро пройдет. Постарайся сегодня не наклоняться и не напрягаться, хорошо?

Курточка кивнула, женщина весело пожелала нам удачи и снова скрылась за дверью.

Я встал и легонько тронул курточку за локоть.

– Позвольте угостить вас чаем, – сказал я.

– Спасибо вам большое за все, – улыбнулась она. – Но вы же не обязаны…

– Я предложил угостить вас чаем, потому что хочу угостить вас чаем, – спокойно перебил я ее.

– Тогда ладно, – она улыбнулась шире и, как мне показалось, с облегчением.

– Пройдемте, – сказал я, предложив жестом опереться на меня.

– Я могу идти сама, – изрекла курточка. Помпон на шапке обиженно покачнулся.

– Ну что ж. Тогда нам вон туда.

Мы прошли в ту же кофейню, откуда совсем недавно вышли мы с Тимом, и я сразу направился к столику, где по-прежнему лежали мои забытые вещи.

– Но здесь же кто-то уже сидит, – робко возразила моя спутница, имея в виду оставленные вещи.

– Так я и сижу, – ответил я и пронаблюдал, как ее личико озаряется недоумением. – Садитесь, я сейчас вернусь.

Я подошел к стойке, заказал у бариста горный чай девушке и еще один американо себе. Мне пообещали принести заказ к столику, и я вернулся, чтобы сесть напротив белой курточки, которая уже была расстегнута. Шапка с помпоном лежала на столе возле моих перчаток.

– Извините, у меня все еще кружится голова, – смущенно сказала девушка, потирая лоб. – Я даже с трудом соображаю, что произошло.

– Вам не за что извиняться. Такое здесь с каждым могло случиться. Хотя я посоветовал бы вам впредь сторониться крыш. Как вас зовут?

– Настя, – улыбнулась она.

– Я Паша.

– Очень приятно, – она внимательно и смущенно посмотрела на меня своими большими голубыми глазами. В них просочилась первая за все время осознанная эмоция – любопытство. – Вы сказали той женщине, что на меня упал сугроб с крыши. Сама я не поняла, что произошло, но, видимо, так и было… Это же вы вытащили меня из снега, да?

– Вас откапывало много людей.

– Но, я помню, что первое увиденное мной лицо было вашим.

– Да, я был ближе всех.

Она улыбнулась. У нее была нежная и искренняя улыбка, совсем не похожая на не менее искренний счастливый оскал моего предыдущего соседа по столу. Две косички почти оттаяли за время, проведенное девушкой в медпункте, и теперь потемнели от талой воды. Я поймал себя на том, что разглядываю ее с гораздо большим удовольствием, чем это было вообще прилично.

Нам принесли заказ, и Настя обхватила чашку руками, пытаясь согреть покрасневшие от холода пальцы. Я с удовольствием вдохнул аромат своего кофе.

– Спасибо вам большое за все, – еще раз повторила она.

– Не стоит. Вам холодно?

– Я замерзла еще до того, как… это случилось, – она резко о чем-то вспомнила. – Ой, а где же мой сноуборд?

– Он в том же сугробе, его откопали и вставили сверху. Не волнуйтесь, с ним ничего не случится.

Она с сомнением посмотрела на меня, но спорить не стала.

– Давайте перейдем на «ты», – попросила она.

– Хорошо.

Она немного помолчала, смотря на бушующую далеко внизу Аманауз.

– На самом деле, у меня сегодня очень плохой день, – криво усмехнулась она. – И начался он задолго до этого сугроба. Так что я не удивлена, что это случилось именно сегодня и именно со мной.

– Чем же был плох ваш день?

– Твой, – она улыбнулась.

– Прости. Твой.

– Мы с друзьями здесь второй день. И за эти два дня отбила себе все, что можно было.

– Не умеешь кататься?

– Да, – она с сожалением поджала губы. – Меня обещал научить друг, но он плохой учитель. Сегодня… Было очень холодно и очень плохо видно. Вы были сегодня наверху?

– Ты, – поправил я ее, и она улыбнулась. – Нет, но я отлично представляю, какая там погода, учитывая, что даже здесь, внизу, видимость была так себе.

– Я замерзла и нападалась, поэтому собиралась уже сдавать доску назад в прокат. Остановилась почистить ее от снега. Даже не подумала, что там может быть опасно стоять.

– Ничего, теперь, к счастью или к сожалению, знаешь. А друг инструктор?

– Нет, но он очень хорошо катается.

Я своими глазами видел похожие парочки на склонах. Обычно больше одного раза они не приезжали. Хоть я и не хотел вмешиваться не в свое дело, я все же сказал:

– Тебе б квалифицированного инструктора.

– Я больше не хочу туда возвращаться, – в сердцах сказала Настя.

Я внимательно посмотрел на нее.

– А если я пообещаю, что после этого ты будешь получать удовольствие от катания?

– Это невозможно.

– Ошибаешься. Вы с друзьями на сколько сюда приехали?

– Мне кажется, на целую вечность… – Почти простонала она.

Я усмехнулся.

– Тебе обязательно нужно научиться кататься. Иначе что еще здесь делать столько времени?

– Любоваться видами, – она кивком указала на реку за окном. – Например, мне очень нравится здесь, в этой кофейне. Потрясающий вид. Спасибо, что привел меня сюда.

– Я рад, что тебе нравится.

– А ты умеешь кататься? – спросила она.

– Да, немного, – ответил я.

– А на чем?

– На доске, как и ты.

Она грустно вздохнула.

– Ощущение, будто кататься умеют все, кроме меня.

– Это не так. Все сначала учатся и набивают синяки. Главное – не сдаваться.

Мы еще немного поболтали, допивая свои напитки, потом оделись и вышли из кофейни. Походка моей спутницы стала гораздо увереннее, щеки налились здоровым румянцем, руки наконец согрелись.

– Настюх, – тут же крикнул мужской голос, когда мы очутились на пороге.

У сиреневого сноуборда и того самого проката, с которого на белую курточку упал сугроб, стояла компания из человек семи-восьми парней и девушек.

– А мы тебя потеряли. Доска есть, а тебя нет. – Парень в ярко-оранжевом комбинезоне весело махал рукой.

– Спасибо большое за все, – она снова нежно мне улыбнулась, помпон и косички покачнулись. – Не знаю, что бы со мной было, если б не ты.

– Я рад, что смог помочь, – просто ответил я и наблюдал, как она подошла к компании, перекинулась с ними парой слов, подхватила доску и скрылась внутри проката. Я посмотрел на ее компанию. Четверо парней и трое девушек.

Глава 3.

В прокате с большой вывеской “Домбай-Ульген” уже никого не было. Точнее, никого из клиентов. Все присутствующие были заняты работой: кто-то собирал разбросанный клиентами инвентарь, кто-то ковырял отверткой лыжные крепления, хозяин за стойкой что-то считал на калькуляторе. Вдоль всех стен, отделанных деревом, расположились доски и лыжи. Одни лежали на специальных полках, другие стояли вертикально, некоторым пришлось лечь на полу. В центре помещения трещала тепловая пушка, у которой я еще в детстве любил греться и которая до сих пор служила верой и правдой хозяину.

Дверь за мной закрылась, я снял с головы шапку, стряхнув облачко снежинок, и прошел внутрь. На меня обернулись несколько пар глаз.

– Кто к нам пришел, – прокатилось довольное с сильным акцентом на весь прокат. Небольшого роста мужичек, стройный для своего возраста, с почти поседевшей уже бородой, вышел из-за стойки в дальнем конце от входной двери и направился ко мне.

За той стойкой располагался дверной проем, за которым было всего три помещения: раздевалка и, по совместительству, комната для персонала, склад-сушильная для ботинок, где, кстати, в основном, происходил и необходимый ремонт техники, и уборная. А еще где-то в глубине между этими помещениями имелся запасной выход.

Вышедший ко мне человек и Тимур были очень похожи, хоть и только внешне. На самом же деле, первый был спокойным, рассудительным и уверенным в себе мужчиной, немного ворчливым, но добродушным, и имел так называемую “железную хватку” во всем, до чего дотягивались руки. Второму, возможно, в силу его молодости, больше подходило определение “молодого повесы” и “оболтуса”, коим часто называл его отец, – Тим был веселым, вспыльчивым и порою даже немного безрассудным. Но я ценил его за то, что при этом он был хорошим и надежным другом – и старался быть ему таким же.

Мне показалось, что отец Тимура очень постарел за время, которое мы не виделись. Мы и с ним обменялись объятиями и серией тяжелых хлопков по спине.

– Паша, я думал, ты уже забыл к нам дорогу.

– И я рад вас видеть. Найдется что-нибудь для меня? – сказал я.

– Спрашиваешь еще. Я никому не отдаю ни твои ботинки, ни твою доску.

– Я каждый раз безмерно благодарен вам за это, Хаджи-Мурат.

– Надолго к нам в этот раз?

– Пока не выгоните.

– Оставайся, – и он любовно хлопнул меня по плечу так, что у меня чуть не отнялась рука.

Я отвлек от вечерней рутины всех без исключения. Даже Тим, уже давно поприветствовавший меня, выскочил из соседней комнаты, чтобы постоять в дверном проеме и с ухмылкой понаблюдать.

Состав сотрудников в этом чудесном заведении не поменялся. Я несколько минут жал руки, обменивался хлопками по спине, выслушивал приветственные шуточки и отпускал ответные. Меня были рады здесь видеть, а я был рад здесь быть.

– Что-то ты все реже озаряешь нас своим присутствием, бордист, – выдал полный высокий мужчина, которого звали Аслан.

– А я смотрю некоторым лыжникам без меня все скучнее, – парировал я.

– Ты вообще не забыл еще, как на доске стоять? – напал с другой стороны поджарый гладко выбритый Эльбрус, который был младше меня на три года, но уже года четыре успешно обучавший туристов и лыжам, и сноуборду.

– Молись, чтоб не вспомнил, иначе тебе конец.

– Какой самоуверенный!

– Так и быть, дам тебе фору, но только по случаю моего первого спуска в этом сезоне.

– Че ребят, уже можно делать ставки? – весело спросил дядя Тима и родной брат Хаджи-Мурата Рашид.

– А на кого ставить-то будешь, дядя? – вклинился Тимур.

– Так на братца твоего названного, – Рашид с усмешкой кивнул в мою сторону.

– Э нет, дядя, такие ставки у нас никто не примет. Это все равно что безвозмездно тебе денег отвалить, – оскалился Тим.

Эльбрус и Аслан накинулись на Тима несогласные. Хаджи-Мурат и Рашид смеялись. В силу возраста они-то давно не гонялись с нами.

Эти двое крепких мужей с пробивающейся сединой в волосах провели здесь, в этом поселке и в этом прокате без преувеличений всю свою жизнь. Особенно им, прокатом, дорожил Хаджи-Мурат, за что покойный их отец и завещал семейное дело именно ему, старшему сыну.

Все это нам любовно рассказывала мать Тимы, а сам Хаджи-Мурат всегда говорил, что этот маленький прокат одинаково принадлежит всем членам его огромной семьи: всем его четырем братьям, включая Рашида и еще двух, и всем их детям, включая Тиму, его младшую сестру и всем их двоюродным братьям и сестрам. Он говорил, что именно так хотел бы их отец, дед Тимура, а завещание он оставил, мол, так, чтобы братьям не пришлось ссориться при дележке. Других-то он тоже не обделил – было, что еще завещать, и он все поделил поровну на всех. Прокат достался Хаджи-Мурату, Рашиду достался дом в Теберде, а двум другим их братьям, которых я плохо знал: квартира в Пятигорске и два автомобиля. Вот только в теплые карие глаза матери Тимы неизменно закрадывалась хитринка, когда ее муж говорил об этом: ведь этот прокат их дед любил больше всего на свете, как теперь и сам Хаджи-Мурат.