Забыть или умереть

Мария Рутницкая

Забыть или умереть

ПРЕДИСЛОВИЕ

Детективы часто бывают с приставкой «психологические». Это когда автор глубоко анализирует поступки своих героев, их мотивы и нестандартные решения. Конечно, и в этой книге такое присутствует. Но поскольку это произведение относится к серии «Сказкотерапия для взрослых», то есть тут и кое-что другое.

Человеческая психика – вещь абсолютно удивительная и главное – заточенная на выживание. Поэтому, когда люди сталкиваются с чем-то, что может этому угрожать, наш мозг иногда нажимает кнопку «Блокировка памяти», и страшное событие просто выпадает из жизни человека, как будто его и не было.

Мешает ли такая «капсула»? Скорее да, чем нет. Стоит ли ее вскрывать любым путем, добираясь до травмирующих воспоминаний? Далеко не всегда. Но бывает так, что она перерабатывается сама, иногда даже не поднимаясь на уровень осознания – и это самый лучший вариант.

Так вот, эта пятая, можно сказать, юбилейная книга, может дать вашему бессознательному такую возможность, если в этом есть необходимость. Причем неважно, помните ли вы неприятное событие или благополучно его забыли. Что нужно делать, чтобы исцеляющий процесс пошел? Ничего особенного. Просто с интересом и удовольствием прочитайте эту книгу, разгадывая загадки, которые подбрасывает сюжет. И по мере того, как вы будете переходить от страницы к странице, ваше мудрое бессознательное возьмет на вооружение все, что ему необходимо в данный момент.

Готовы? Тогда предлагаю начать…

ПРОЛОГ

Дрожащими руками она попыталась стащить с головы мерзкий мешок, который на нее нацепил похитивший ее урод. Когда эта противная тряпка свалилась на пол, стало ощутимо легче дышать, и мысли пришли в относительный порядок. Вот какого черта она опять в это полезла? А все ее вечная тяга к справедливости и ответственное отношение к работе. Ведь не она изначально была его целью.

Но вспомнив испуганные глаза своей подопечной и ее тихий шепот: «Ведь ты же меня не бросишь?» – поняла, что не жалеет ни о чем. Вот не жалеет, и все. И пусть этот придурок теперь что хочет, то и делает. При мысли о тех проблемах, которые обеспечил он себе, похитив не ту, губы расплылись в злорадной ухмылке. Так тебе и надо, сволочь! Стольким жизнь перепортил.

Хотелось верить, что девочку быстро найдут, и ей не придется мучиться больше, чем уже это произошло. И что ее собственные поиски тоже уже идут. Иначе… Об ином исходе даже не хотелось думать. Обойдя по периметру свою темницу и поняв, что нет никакой, даже самой маленькой лазейки, через которую можно покинуть это негостеприимное место, девушка откинулась спиной на холодную каменную стену и приготовилась терпеливо ждать.

Глаза привыкли к темноте, и пленница попыталась рассмотреть хоть что-то вокруг себя. Какая-то грязно-серая каменная кладка со следами обвалившейся штукатурки. Маленькое зарешеченное окно под самым потолком, из которого и сочился тот слабый свет, позволявший хоть что-то видеть – луна сегодня была яркой. Через это отверстие поступал и воздух – душистый, напоенный запахом моря, несмотря на все портившую затхлую вонь этого каменного мешка. Почему-то накатило чувство какого-то узнавания, хотя откуда оно могло взяться, девушка решительно не понимала.

Настороженный слух уловил тяжелые шаги. Похоже, похититель решил нанести своей жертве визит. Во время похищения его лицо было скрыто глубоким капюшоном. Интересно, а сейчас он по-прежнему будет его скрывать? Господи, о чем она только думает? Ее, может, сейчас убивать будут, а она свое любопытство тешит.

Тяжелая дверь заскрипела, неохотно приоткрываясь. Высокая мужская фигура показалась на пороге четким силуэтом. Вспыхнул экран телефона, на мгновение осветив лицо похитителя. И…

Девушка начала захлебываться криком. Картинки прошлого мощным потоком заливали сознание, заставляя кричать, потому что только так можно сейчас было справиться с тем, что с ней творилось, и не сойти с ума.

ГЛАВА 1. Когда жизнь переворачивается с ног на голову

– Румянцева, к Ирине Александровне в кабинет. Быстро! – запыхавшаяся девчонка, явно ученица начальной школы, выдохнула эти слова, буквально раздувшись от важности.

Еще бы – выполнять поручения самой директрисы этого элитного учебного заведения – это вам не с подружками в классики во дворе прыгать. Иван Сергеевич, преподаватель математики, с урока которого и вызвали Лизу, недовольства или удивления не выказал, а просто кивком отпустил ученицу к руководству. Девушка, под удивленный шепот одноклассников, поднялась с места и последовала в знакомый всем учащимся кабинет.

Пока она шла по широким светлым коридорам, оформленным с изяществом и вкусом, являющимися визитными карточками Пансиона Шереметьевых, в голове мелькали различные идеи по поводу причины вызова. «Хм, вроде с учебой все в порядке. Про тот набег на столовую, когда они с Инкой и Зинкой утащили парочку заварных булочек с кремом, чтобы утешить рыдающую от неразделенной любви Ольгу, явно никто узнать не мог. Да и времени уже слишком много прошло. Может…», – а вот на этой догадке девушка похолодела, – «Может, кто-то донес, что она ходила на свидание с Андреем и вернулась уже после отбоя? Блин, если это так, то это реально подстава, – нарушений дисциплины госпожа Шереметьева в своем заведении не терпела от слова совсем – это правило Лиза твердо запомнила с первого дня пребывания тут. – Н-да, придется девчонкам теперь мне булочки тайком носить. Недели две, как минимум». Тяжело вздыхая, ученица Румянцева уже не так резво спешила в директорский кабинет.

Но, сколько ни оттягивай, а коридор далеко не бесконечен. Вот и приметная дверь с солидной золотой табличкой «Приемная директора». Открыв массивную створку, Лиза проскользнула внутрь и вопросительно взглянула на секретаршу Сонечку.

– Подожди минутку, у Ирины Александровны посетитель, – Соня указала на роскошный черный кожаный диван, расположенный у противоположной стены в компании с шикарной развесистой пальмой.

Вызванная на ковер жертва тяжело вздохнула и опустилась на мягкое сиденье. В голову невольно полезли воспоминания о том, как десять лет назад одиннадцатилетней девчонкой она впервые переступила порог этой приемной. Тогда она показалась ей такой огромной! И секретарем тогда была еще не приветливая Сонечка, а суровая Марфа Иосифовна, которой нерадивые ученики боялись едва ли не больше, чем директора. Девочке тогда казалось, что она попала в какой-то нереальный мир, ничем не напоминающий ее обычную школу, где она училась до этого.

В чем-то она, конечно, оказалась права. Пансион Шереметьевых уж никак нельзя было назвать обычным учебным заведением – здесь учились дети тех, кого принято называть элитой общества. И требования к ним здесь были весьма жесткие. Это не была школа для скучающих мажоров, которых потом папочка или мамочка пристроят на тепленькое местечко. Нет. Здесь учили тех, кто должен потом будет сам управлять бизнес-корпорациями, вести переговоры на международном уровне или, на худой конец, курировать солидные благотворительные проекты. Последние, правда, были уделом, в основном, женской части выпускников, которые выходили замуж как раз за тех самых, которые управляли и вели. И, надо отметить, невесты, закончившие это учебное заведение, были нарасхват.

Поэтому и набор предметов здесь сильно отличался от среднестатистических школ, и заканчивалась учеба не в восемнадцать, а в двадцать два года. Таким образом, выходили отсюда не с аттестатом, а с дипломом о высшем образовании. И, конечно, попасть сюда на обучение было огромной удачей.

Но тогда, в свой первый визит сюда, Лиза ни о чем таком не думала. Она понимала, что любимую мамочку она теперь будет видеть только по выходным или в каникулы. Поэтому глаза были на мокром месте, а в сердце царапалась обида на отца, который привез ее сюда и собирается здесь оставить.

Конечно, потом Лиза привыкла, поняла, какой шанс свалился ей в руки, у нее появились друзья, а теперь есть еще и Андрей. При мысли о высоком красавце-блондине, который на уроках сидит через одну парту позади нее, сердце начинало стучать быстрее, а щеки окрашивались румянцем.

– Румянцева, заходи, – выдернул ее из раздумий голос Сони.

Подскочив с дивана, девушка прошла в святая святых этого учебного заведения. Ирина Александровна Шереметьева – красивая ухоженная женщина лет сорока – отличалась аристократизмом и утонченностью, полностью соответствуя громкой фамилии, которую она носила. Хотя Шереметьевой она была по мужу, но и ее девичья фамилия – Люберецкая – тоже была явно не простой. Федор Александрович Люберецкий, старший брат Ирины и по совместительству профессор психологии в Санкт-Петербургском государственном университете, вел в пансионе сестры несколько предметов для старшеклассников и очень любил рассказывать про славную историю их рода.

Лиза испытывала к госпоже Шереметьевой огромное уважение, как, впрочем, и большинство учеников. И вот сейчас, стоя перед столом в просторном кабинете, обставленном мебелью темного дерева, которая своей строгой элегантностью подчеркивала изысканный вкус хозяйки, девушка с волнением ждала оглашения причины вызова. Пользуясь тем, что директор перебирает какие-то бумаги, ученица Румянцева тайком рассматривала ее сегодняшний наряд, чтобы потом в подробностях описать подругам. Надо ли говорить, что ничего общего с привычным прикидом обычного директора стандартного учебного заведения он не имел? Ирина Александровна была для своих учениц не только руководителем, но и законодательницей мод, когда дело касалось официального стиля.

Наконец, видимо, найдя нужную бумагу, госпожа Шереметьева обратилась к своей подопечной:

– Лиза, здравствуй. Присаживайся, пожалуйста. Нас ожидает непростой разговор и трудное решение.

Сердце девушки сжалось в ожидании дурных известий. Ладони моментально стали ледяными, а сердце застучало в груди как сумасшедшее. Она осторожно присела на стул, стоявший напротив директорского стола, и постаралась не выдать собственного волнения. Держать эмоции под контролем их тоже учили, но сейчас это было почему-то особенно трудно. Скорее всего потому, что их всегда решительная директор сейчас не торопилась начинать разговор, как будто подбирая слова и не зная, с чего начать.

– Лиза, – еще раз повторив ее имя и тяжело вздохнув, наконец произнесла Ирина Александровна, – я получила от твоего отца уведомление о том, что он больше не собирается оплачивать твое пребывание здесь.

Лиза почувствовала себя так, как будто из-под нее рывком выдернули стул, и она падает, падает, падает…

– Что? – только и смогла хрипло произнести девушка мгновенно пересохшим горлом.

Нет, она, конечно, знала, что после смерти мамы год назад, отец стал с ней очень холоден и даже запретил приезжать на выходные, настаивая на том, чтобы она их проводила в пансионе. А в каникулы, когда ей некуда было деваться, и она возвращалась в родительский дом, старался с ней не пересекаться, ссылаясь на занятость по работе. Она списывала такое поведение на сильное горевание из-за смерти любимой жены. Но полтора месяца назад, как раз во время новогодних праздников, он познакомил дочь с Ксенией, представив ту, как свою будущую жену. Он улыбался и выглядел довольным, в связи с чем Лиза начала надеяться, что папа, наконец, оттаял, и их отношения наладятся. Хотя ее сильно задело то, как быстро Николай Румянцев нашел замену ее маме.

Ксения Свиридова была приятной, тихой женщиной, с обожанием глядевшей на ее красавца-отца. Да, в свои сорок пять мужчина был хоть куда – бодр, подтянут и с благородной сединой в темных густых волосах. Дети Ксении от первого брака – Стас и Раиса – тоже, кстати, с этого полугодия учились в пансионе Шереметьевых. И если Раиса за два с половиной года еще могла чему-то научиться, то что мог получить здесь за оставшиеся полгода Стас, Лизин ровесник, было не совсем понятно. С ними, кстати, у Лизы тоже сложились вполне дружеские отношения, и именно ей Стасик изливал душу, жалуясь на судьбу, бесконечные нагрузки и репетиторов по всем предметам, которые помогут ему хоть как-то сдать летние выпускные экзамены.

Однако все эти мысли, молнией промелькнувшие в голове, не давали объяснений сегодняшнему поступку отца. То есть неродных детей от второй жены он готов обеспечивать лучшим образованием, а родную дочь – пинком под зад? Как же так?!

Сквозь все нарастающий шум в голове, Лиза расслышала слова госпожи Шереметьевой:

– Лиза, он оставил тебе письмо. Видимо, не хотел доверять это электронной почте или мессенджерам. В нем ты, скорее всего, найдешь ответы на все свои вопросы. Но скажу свое мнение – он поступает с тобой очень некрасиво и жестоко.

Изящная женская рука, украшенная парой удивительно красивых колец, протянула девушке запечатанный конверт. Как в тумане, та сжала его в побелевших пальцах.

– Что же мне теперь делать? – прошептала уже практически не ученица Румянцева.

– Лиза, послушай меня, – твердо произнесла Ирина Александровна, наклоняясь к потерянно глядевшей в пустоту девушке.

То, что госпожа Шереметьева в гневе, выдавали только подрагивающие ноздри тонкого изящного носа, да чуть суженные темно-зеленые глаза.

– Послушай меня внимательно. Я не знаю, что тебе написал твой отец, и какой вариант дальнейших действий он тебе предлагает. Но хочу озвучить свое предложение, чтобы у тебя был выбор.

Лиза, глубоко вздохнув, попыталась взять себя в руки. Привычка подчиняться своему директору сейчас послужила для нее якорем, и она смогла сосредоточиться на ее словах.

– Тебе осталось учиться меньше четырех месяцев плюс экзамены. На это время я предлагаю тебе поработать няней у моих детей. Твоя работа станет платой за твою учебу. С Катей и Сережей ты знакома, и я помню, что на последнем выезде на природу вы отлично поладили. Они мне тогда все уши про тебя прожужжали и до сих пор радуются, когда вы видитесь. Так что здесь проблем быть не должно. Конечно, твою ученическую комнату тебе придется освободить и переехать в крыло для обслуживающего персонала. Но это всего лишь до лета. Зато у тебя будет возможность получить диплом и устроить свою жизнь так, как ты планировала. Что скажешь?

– Это очень хорошее предложение, – с благодарностью произнесла девушка.

Слезы, так тщательно сдерживаемые, все-таки потекли по ее щекам. Это же надо! Чужая, по сути, женщина оказалась более милосердной, чем родной отец!

– Я могу ознакомиться с письмом, а потом дать окончательный ответ?

– Да, конечно, – согласно кивнула Ирина Александровна, – твоя учеба оплачена до конца недели, то есть у тебя есть еще три дня на обдумывание. Но затягивать все же не стоит.

– Я понимаю, – прошептала Лиза, – я дам вам ответ сегодня вечером до восьми часов.

– Хорошо, – директор понимающе улыбнулась, – вот тебе мой личный номер, наберешь, как будешь готова. Сегодня у тебя освобождение от занятий.

– Спасибо, – с трудом выталкивая из себя слова, поблагодарила Лиза и, поднявшись со стула, медленно направилась к двери, стараясь, несмотря ни на что, держать осанку.

Когда она взялась за дверную ручку, ее остановили и заставили обернуться ободряющие слова директора:

– Ты сильная девушка, Лиза. Ты чем-то похожа на меня. И ты обязательно справишься.

Благодарно кивнув, потому что говорить она не могла, девушка покинула кабинет госпожи Шереметьевой. Не услышав окликнувшую ее Соню, которая не могла не обратить внимания на бледное и потерянное лицо ученицы Румянцевой, Лиза направилась в свою комнату, которая уже через три дня перестанет быть ее.

Большое светлое помещение с бежевыми стенами и медового цвета шторами на двух окнах с видом на парк, стало для девушки за десять лет настоящим домом. Привалившись к двери и медленно сползя по ней вниз, Лиза с тоской оглядела свою уютную комнату, где было столько пережито и передумано. Здесь она переживала первые тяжелые и одинокие дни, когда первый раз оказалась так далеко, одна, без родителей. Сюда прибегали ее подружки, чтобы поделиться новостями и сплетнями. И здесь она рыдала, лежа ничком на кровати, когда получила весть о смерти мамы. И вот сейчас ей предстоит здесь же выяснить причины предательства отца.

Собравшись с силами, девушка вскрыла конверт, который ей передала Ирина Александровна, и который буквально жег ей руки. Почерк Николая Румянцева перепутать с другим было невозможно, и слабая надежда, что это какое-то недоразумение или чья-то злая шутка, рассыпалась в прах.

«Лиза, – твердые буквы, казалось, протыкали сердце насквозь, – надеюсь, что в данную минуту ты не бьешься в истерике и с достоинством примешь все то, что сейчас тебе предстоит узнать».

Лиза закрыла глаза и откинула голову на дверную створку. Ее суровый отец в своем репертуаре. Никаких нежностей и никаких утешающих слов. Все строго и по делу.

«Когда ты появилась на пороге нашего дома, я был резко против брать тебя в семью. Но моя жена, почему-то, прониклась к тебе безумной симпатией и не хотела ничего слышать про то, чтобы отправить тебя в детский дом или еще какое-то подобное учреждение».

– Что? – не желая верить в прочитанное, дрожащим голосом прошептала потрясенная девушка. – Этого не может быть! Зачем он это придумал?! За что он со мной так?!

Смахнув с глаз слезы, которые мешали читать, Лиза вернулась к письму, надеясь… Все еще на что-то надеясь.

«Ты не помнила ничего, кроме того, что тебе восемь лет, даже не могла сказать, как тебя зовут. Это моя жена решила дать тебе имя Лиза. В нашем небольшом городке никто не заявлял о пропаже девочек твоего возраста и, поскольку никаких зацепок в деле не было, все розыскные мероприятия вскоре сошли на нет. По настоятельной просьбе моей жены я воспользовался своими связями, и нам разрешили удочерить тебя, хотя я, как ты уже поняла, был этому совершенно не рад. Но я очень любил Анну и пошел ей навстречу, тем более что своих детей у нас не было».

– Боже мой, так все это правда, – из горла слова вырывались каким-то сдавленным сипом.

Лиза только сейчас начинала осознавать всю чудовищность происходящего. Ее любимая мамочка была ей не родной! Зато стала абсолютно понятна раньше скрытая, а теперь явная неприязнь отца – просто он не был ей отцом. Конечно, девушку и раньше смущало, что она практически ничего не помнит до своих восьми лет – только какие-то неясные и разрозненные образы пару раз всплывали в памяти. Но мама объясняла ей, что она сильно болела, и эти последствия высокой температуры и воспаления легких так и не прошли, несмотря на все старания врачей и психологов.

А когда ей исполнилось десять, они всей семьей переехали в Питер, так как бизнес Николая, связанный с большой фармой, резко пошел в гору, и в тот маленький городок в Смоленской области они больше не возвращались никогда. Господин Румянцев не хотел напоминаний о тех временах, когда он был бедным и никому не известным научным сотрудником захудалого провинциального НИИ. Поэтому ее амнезия была только в плюс. А что ей делать сейчас? Девушка вернулась к письму.

«Когда Анна поняла, что ее болезнь серьезна, и скоро ее не станет, она взяла с меня слово, что я позабочусь о тебе. Она знала, что я так и не смог увидеть в тебе дочь или хоть сколько-нибудь родного человека, но знала, что слово я не нарушу.

Я долго думал, как мне с тобой поступить. Сначала решил, что просто дам тебе доучиться, и отправлю на все четыре стороны, помогу найти работу и забуду о твоем существовании. Но потом я встретил Ксению, и мои планы поменялись. Раз уж судьба постоянно дает мне приемных детей вместо своих, приходится расставлять приоритеты. И, естественно, они в пользу будущего, а не прошлого. И сейчас мое будущее – это Ксения и ее дети.

Ты, я думаю, отлично понимаешь, что обучение вас троих в пансионе Шереметьевых – это настолько бешеные деньги, что эта сумма обременительна даже для меня. Поэтому учиться там будут Стас и Раиса. А тебе я предлагаю перейти в какое-нибудь учебное заведение попроще и желательно не в Питере (список прилагаю).

Кроме того, поддерживать с тобой отношения я не собираюсь, поэтому про положение, статус и прочие блага, к которым ты привыкла, советую забыть как можно быстрее. Если будешь следовать моим указаниям – будешь получать небольшое месячное содержание в течение ближайшего года, пока не адаптируешься к новой жизни.

Если же начнешь капризничать или, не дай бог, качать права, не получишь ничего. Искать встречи со мной и устраивать сцены также не рекомендую, если не хочешь приобрести в моем лице врага. Надеюсь, мое мнение о тебе, как об умной девочке, верное, и ты меня хорошо услышала и поняла. О своем решении сообщи моему секретарю в течение двух дней, его номер у тебя есть.

Н.Румянцев».

Бессильно уронив руку с письмом на колени, Лиза еще раз попыталась осознать произошедшее. То, что ее родители – вовсе не ее. И что та жизнь, к которой она привыкла и которая казалась ей незыблемой, закончилась в одночасье. И что ей предстоит принять решение – следовать указаниям того, кого она считала отцом и который так легко выкинул ее из своей жизни или отважиться не подчиниться и остаться здесь на условиях, озвученных Ириной Александровной.

Слез уже не было. Была опустошенность и какая-то злая решимость, которая накатила совершенно неожиданно. Нет, она не пойдет на поводу у того, кому она совершенно безразлична и которому просто нужно успокоить свою совесть перед памятью жены. Она получит этот чертов диплом пансиона Шереметьевых, чего бы это ни стоило, и покинет его стены с гордо поднятой головой, а не как побитая собака, которую выкинули за порог по причине ненадобности и плохого настроения хозяина! Девушке почему-то казалось, что мама обрадовалась бы и поддержала это ее решение. И да, она по-прежнему будет считать своей матерью Анну Румянцеву, что бы кто ни говорил, потому что так, как она ее любила, может любить только настоящая мама. А Николай Румянцев пусть идет лесом вместе со всеми своими «щедрыми» предложениями!

Приняв решение, Лиза полезла в карман форменных брюк, куда она засунула бумажку с телефоном. Ждать три дня она не собиралась. Зачем, когда все понятно? Набрав нужные цифры, она через несколько мгновений услышала знакомый голос с мягкими, но властными интонациями:

– Слушаю вас.

– Ирина Александровна, это Лиза. Я согласна на ваше предложение, – все, нужные слова были сказаны, и девушка с облегчением выдохнула.

– Хорошо, – по голосу директора было слышно, что она довольна, – тогда за выходные переедешь и с понедельника после учебы приступишь к своим обязанностям. К ним будет относиться следующее – забрать Катю из школы, она заканчивает в четыре и Сережу из садика. Сопроводить их домой, проследить, чтобы они пообедали, и Катя сделала уроки. В восемь вечера можешь быть свободна. Это в общих чертах. Подробности обговорим при встрече. Все ли понятно?

– Да, конечно, – подтвердила Лиза, затаив дыхание слушая перечисление того, чем ей придется заниматься, вроде – ничего сложного, и она должна справиться.

– Замечательно. Значит, завтра в десять утра подойдешь к коменданту общежития Анастасии Петровне. Она в курсе и проводит тебя в крыло для обслуживающего персонала, а затем поможет с вещами. Потом подойдешь ко мне в кабинет – я буду на месте до трех часов – подпишем договор.

– Да, да, – Лизе только и оставалось, что согласно кивать.

Ирина Александровна, как всегда, продумала все до мелочей.

– Тогда, до завтра, – попрощалась госпожа Шереметьева и, чуть помолчав, добавила, – ты сделала правильный выбор, девочка.

– До свидания, – попрощалась Лиза со своей собеседницей и, положив трубку, тихо прошептала уже только для себя:

– Надеюсь…

ГЛАВА 2 Реальные отношения или реальное отношение

Спала Лиза, на удивление, как убитая, хотя после вчерашних переживаний ей казалось, что она всю ночь не сомкнет глаз. Открыв глаза и потянувшись, девушка с легкой грустью оглядела привычную обстановку комнаты, которую ей вскоре предстоит покинуть.

– Так, нечего кукситься, – прикрикнула она на себя, почувствовав, что глаза вновь становятся на мокром месте, – все могло быть гораздо хуже. Представь, что Ирина Александровна не захотела бы с тобой возиться?! И поехала бы ты в славный город Тамбов или Тулу, где ты вообще никто и звать тебя никак.

Ради любопытства Лиза вчера все же заглянула в список предлагаемых ей учебных заведений от щедрот господина Румянцева. Конечно, ни Москва, ни Питер там не фигурировали. Да что там, даже Нижний Новгород, Казань и Новосибирск были слишком масштабны для такой малозначительной персоны, как Лиза. Но даже и в тех городах, которые были одобрены в качестве места ее проживания, учиться ей предлагалось далеко не в лучших или престижных учебных заведениях. Это оказались какие-то бывшие техникумы или второразрядные институты, название которых никому ничего не говорит. Н-да, действительно, резкий спуск с небес на землю. Напоминание об этом вернуло девушке попытавшуюся было скукожиться бодрость.