Практика по брачному контракту. Магия не пригодится!

– Спроси это у того, кто столкнул меня в реку, – в тон ему ответила я, убирая мокрые волосы с лица.

Брови Эдвина поползли вверх:

– Столкнул в реку?

В его голосе слышалось недоверие, и я запальчиво произнесла:

– Именно! Сначала кто-то магией спугнул мою лошадь. А когда она остановилась у реки, меня столкнули в реку. Я кое-как выплыла…

От холода и всего пережитого меня начало трясти. Эдвин выругался и призвал элементаль. Новое заклинание мягко обволокло мой костюм. Ткань моментально стала теплой и сухой. Затем ректор снял с седла теплый плащ и завернул меня в него. Стало уютно и хорошо. Эдвин высушил свою одежду, подхватил меня на руки и помог сесть на лошадь. А затем пристроился сзади и пустил коня шагом.

Мне еще никогда не приходилось быть к нему так близко. Точнее, быть так близко к мужчине еще не приходилось. Я чувствовала легкую растерянность и не знала, что делать. Приходилось прижиматься к нему спиной, и деваться от этого было совершенно некуда.

Какое-то время мы ехали вдоль реки. Но когда впереди показались три крупных белых камня, резко свернули в сторону. Я вытянула шею, стараясь рассмотреть их. А затем требовательно спросила:

– Что это?

– Неважно, – буркнул у меня над головой Эдвин.

– Как показала сегодняшняя ночь, за этим скрывается именно то, что мне нужно знать, – возразила я и почувствовала, как тело ректора каменеет.

Но после борьбы за жизнь в ледяной воде и встречи с риспи мне уже было море по колено.

– Ты скрываешь сведения, от которых может зависеть моя жизнь, – упрекнула я.

– Соблюдай правила, – процедил Эдвин. – И всё будет в порядке.

– И какие же правила касаются этих камней?

– Не приближаться к реке. Гулять только в моем сопровождении.

Сказал, как отрезал. Но я не сдалась:

– Думаешь, мне нравится сидеть в доме? Или слушать наставления твоей матери о том, в какие дни нужно спать с тобой, чтобы зачать дочь?

Эдвин поперхнулся от возмущения и стиснул поводья так, что побелели костяшки пальцев. Но больше ничего не сказал. А я не стала продолжать ссору. Пока мы ехали к имению, я размышляла, стоит ли говорить о встрече с риспи. Но решила, что без прямого вопроса ничего не расскажу Эдвину. В конце концов, у него тоже от меня есть тайны. Сегодня кто-то попытался меня убить. Неизвестный не достиг своей цели, и я была уверена – покушение повторится. Вот только кто же его организовал?

В ворота дома мы въехали с последними лучами заката. Облегчение на лицах Жака и Озвика было не описать словами. Они бросились ко мне и принялись каяться. Но Эдвин рыкнул:

– Вон!

Прислугу как ветром сдуло. После этого муж снял меня с лошади и на руках понес в комнату. И от этого снова было так хорошо и спокойно. Но наваждение развеялось, как только Эдвин занес меня в ванную и поставил на пол.

– Эрика сейчас приготовит ванну и принесет чистую одежду, – заговорил он. – Ужин тебе подадут в спальню. Завтра мы поедем в город. И я прошу тебя, Лина… Если что-то случится, если по очередной нелепой причине тебе захочется нарушить правила и выйти ночью из комнаты… Если тебе хоть что-то понадобится – сначала зайди ко мне в кабинет. В любое время дня и ночи. Я решу всё твои проблемы. Ясно?

– Ясно, – процедила я. – Меня сегодня убить пытались…

– И с этим я тоже разберусь, – заверил ректор и ушел.

В ванную комнату проскользнула Эрика – та самая служанка, которая принесла мне охотничьи костюмы. Она была немолода и выглядела строгой, но всё равно почему-то нравилась мне. Я вспомнила, что так и не расспросила Эдвина о Роберте и его почившей супруге. И закусила губу от досады. Да, ректор успешно избежал еще одного скандала. Надо бы догнать и задать ему кучу вопросов… Но сил уже не было.

Эрика помогла мне снять грязную одежду. Теплая вода расслабила ноющие после заплыва мышцы. Но ссадины начало щипать, поэтому как следует понежиться в ванне у меня не получилось. Пришлось спешно смывать грязь и выбираться, чтобы позволить Эрике обработать царапины и перевязать порез на ноге.

Служанка помогла мне расчесать волосы и ушла. А я облачилась в сорочку и похромала к постели. Нужно было проверить, как там Кетту. По пути я прихватила со столика тряпки и снадобья. Но стоило мне приблизиться, как я едва не выронила всё из рук. Пока меня не было, кое-что в лисенке изменилось.

Эдвин

Эдвин влетел в свой кабинет и с большим трудом заставил себя медленно закрыть дверь. После этого он рухнул в кресло и впился пальцами в подлокотники, пытаясь дать хоть какой-то выход своей ярости. Он даже не знал, чего ему больше хотелось – выгнать слуг, которые прошляпили девушку, высказать матери за очередную серию рассуждений о внучках, или придушить того, кто столкнул адептку в воду.

Но придушить не получится, как и призвать к порядку.

Эдвин вскочил на ноги и начал метаться по комнате, как запертый в клетке зверь. Солнце медленно опускалось за горизонт, и как только от заката осталась тонкая розовая полоска над горой, ректор не выдержал и вышел из кабинета. Со стороны комнаты не доносилось ни звука. Наверное, Лина уже спит…

От этой мысли снова накатило раздражение. Уснуть в одной постели с ней оказалось неожиданно сложно. И этого Эдвин себе простить не мог. Мелькнула непрошеная мысль, что, с тех пор как они заключили брачный контракт, он не коснулся ни одной женщины. Хотя в этом его фиктивный брак не ограничивал. Сьенна, Марианна, Люция… Любая готова скрасить его ночь. Но почему-то вчера он думал не о них, а о хрупкой светловолосой адептке, которая спала на другом конце кровати.

Эдвин заложил руки за спину и медленно побрел по пустым коридорам дома. Спустился по лестнице, прошел мимо кухни и направился дальше. Массивная, украшенная старинной резьбой дверь не скрипнула, когда ректор отворял ее. За небольшим пятачком коридора почти сразу начиналась винтовая лестница. Эдвин преодолел ее легко. А затем рывком отворил дверь одной из комнат на вершине башни.

Сулаки сидела на полу и смотрела в окно. Свечи были повсюду. На подоконнике, на прикроватном столике, занимали большую часть пола. Теплые отсветы ложились на зеленое платье девушки, делали рыжину волос еще насыщеннее. Когда Эдвин нарочито громко хлопнул дверью, обитательница башни не шевельнулась.

– Сулаки, – негромко позвал ректор. – Оставь в покое мою жену.

– Я не тронула ее вчера, хотя она нарушила перемирие, – невозмутимо напомнила девушка.

– Ты тронула ее сегодня! – не выдержал Эдвин и пинком сбил несколько ближайших свечей.

Сулаки резко обернулась. Ее улыбка превратилась в оскал. А в следующий миг она уже стояла рядом с ректором, и горячие ладони обхватили его щеки.

– Я? Да если бы я хотела, то могла навредить еще вчера. И ты, милый, ничего не смог бы сделать.

Тонкие пальцы ощупали его лицо, и ректор с ненавистью пробормотал:

– Сегодня ее лошадь спугнул огонь.

– Любой риспи мог сделать это.

– С тех пор, как Лина переступила порог имения, риспи не имеют права переходить реку!

Сулаки опустила руки и загадочно улыбнулась:

– Я бы на твоем месте не была так уверена, милый.

С этими словами она отвернулась и медленно прошествовала мимо горящих свечей. Затем девушка снова опустилась на пол и устремила взгляд в окно. Это был знак, что разговор окончен, и больше Сулаки не проронит ни звука. По крайней мере, в эту ночь.

Эдвин вылетел за дверь и замер, чтобы отдышаться. По лестнице он спускался медленно, стараясь обдумать всё, что сказала ему девушка. Рыжая не причастна к похищению, или врет? И что это за намеки, что вход на их территорию для риспи всё еще открыт? Неужели ему не удалось обмануть контракт и фиктивного брака мало? Но тут Эдвин вспомнил последнюю жену брата и отмел эти мысли. Всё должно быть в порядке. А если риспи забыли об условиях договора, пора им о них напомнить.

Продолжая размышлять об этом, ректор дошел до своей комнаты. Привычным жестом распахнул дверь, и только после этого вспомнил, что хотел заночевать в кабинете.

Лина

Кетту стал больше. Ощутимо больше и как будто взрослее. Несколько мгновений я стояла рядом с кроватью и удивленно рассматривала своего питомца. В этот момент лисенок приподнял голову и широко зевнул. Черный нос шевельнулся, а затем слепые глаза обратились ко мне. Приветственный писк был громким и бодрым.

Я стряхнула оцепенение и присела на кровать. Руки сами начали делать всё необходимое – откупоривать бутыльки, осторожно протирать снадобьями зеленый налет на плотно сомкнутых веках. После того как обработка была закончена, Кетту приподнялся и лизнул меня в лицо.

Я погладила черную шерсть и спросила:

– Кто ты такой, Кетту?

Вместо ответа лисенок обхватил мою шею лапами и потерся лбом о мой лоб. Я снова погладила его и прошептала:

– Ты знаешь, кто я?

Лисенок лизнул меня в лоб. Туда, где не далее, как вчера, ярко вспыхнула печать.

– Это нечестно, – вздохнула я, продолжая разговор. – Ты знаешь, кто я. А я о тебе ничего не знаю. Жаль, что ты не умеешь говорить.

Лисенок сел и широко зевнул. Я продолжила спрашивать:

– Как же ты попал на пепелище?

В следующий миг Кетту оказался у меня на руках. С жалобным писком он уткнулся мне в грудь. Я чувствовала, что подросшее тельце бьет крупная дрожь.

– Тебя преследовали риспи? – спросила я, и ответом мне стала новая волна дрожи.

Я прижала малыша к себе и начала гладить, приговаривая:

– Здесь тебе ничего не грозит. Скоро я вылечу тебя, и ты станешь видеть. Если хочешь, оставайся со мной, и я не дам тебя в обиду. Я не боюсь риспи.

Понемногу он успокоился и перестал дрожать. После легкого ужина мы легли спать.

– Не выходи из комнаты ночью, – предупредила я лисенка и погасила свет.

Ответом мне был тихий писк.

После всего пережитого я мгновенно провалилась в сон. Впечатления прошедшего дня сплелись в мутном кошмаре. Горящая трава превращалась в горящие дома, река была соткана из огня, а сама гора испускала дым.

Я резко открыла глаза и поняла, что на дворе еще ночь, и всё это было сном. Вот только жар оказался настоящим. Предательский огонь внутри набирал силу, и я почувствовала, как на лбу вспыхивает рыже-алая метка. Кетту резко проснулся и зашипел. А в следующий миг дверь распахнулась.

Я тут же закрыла лоб руками и уткнулась лицом в подушку. От двери донесся настороженный голос:

– Лина?

Сказано это было свистящим шепотом.

– Уходи, Эдвин, – буркнула я. – Не мешай спать.

Наверное, мой голос показался ему странным. Еще бы – я же вещала из подушки! И вместо того, чтобы уйти, Эдвин коснулся артефакта-осветителя у входа. Я это скорее почувствовала, чем увидела. Хлопок двери – и вот уже шаги приближаются к постели. Метка жгла пальцы, и я даже немного испугалась, что наволочка загорится. Такое уже было… Этот огонь нельзя выпускать.

Пальцы Эдвина сжали мое плечо.

– Что происходит? – спросил он.

– Уйди, – процедила я. – Голова болит. Спать хочу, а ты мне мешаешь.

– Ты ударилась головой, когда упала в реку? – напрягся он.

В его голосе прозвучало искреннее беспокойство.

– Не помню…

Врать про сотрясение я не решилась. Утром я хотела попасть в город, а не к лекарю. Но в этот момент Кетту внезапно забился мне под бок. Лисенок снова дрожал, и его рычание было скорее испуганным, чем злым. Рука Эдивна скользнула вдоль локтя и накрыла мои ладони, которыми я отчаянно зажимала пылающий лоб. Ректор наклонился ко мне и уверенно произнес:

– У тебя жар.

На миг он навалился на меня всем телом. И печать тут же начала засыпать. Это было очень кстати, потому что Эдвин схватил меня за плечи и заставил сесть. Я медленно отвела руки от лица. На мой лоб тут же легла жесткая сухая ладонь.

– Тебе показалось, – быстро сказала я, стараясь придать голосу уверенность. – Здесь просто душно.

Ректор внимательно оглядел меня. Кетту, залез мне на руки и уткнулся в грудь. Лисенок продолжать дрожать, и я начала гладить вздыбленную шерсть.

– Кажется, он был поменьше, – нахмурился Эдвин.

– Ерунда. Тощий был, отъелся, – с невинным видом произнесла я.

А затем оттянула воротник сорочки и попыталась изобразить учащенное дыхание:

– Что-то и правда жарковато.

В следующий миг мне стало жарко уже по-настоящему. От взгляда, которым Эдвин скользнул по мелькнувшей в раскрытом вороте обнаженной коже. Но ректор тут же поднялся и как ни в чем ни бывало заявил:

– Давай откроем окно.

Он поднялся с кровати, и я едва сдержала вздох облегчения. Я наблюдала, как Эдвин поворачивает защелку и распахивает створку. Ночной воздух ворвался в комнату и вместе с ароматом цветов принес резкий запах, от которого у меня сжалось сердце. Гарь.

Эдвин выругался, а я мгновенно оказалась на ногах. Продолжая прижимать испуганного Кетту, я рванула к окну. Но едва не врезалась в широкую грудь супруга. Который, в отличие от меня, был полностью одет.

Я попыталась вытянуть шею и выглянуть из-за его плеча, но Эдвин рыкнул:

– Возвращайся в постель.

– Что там? – требовательно спросила я. – Пожар?

– Нет, – бросил он. – В постель, Лина! Кажется, у тебя голова болела.

Я развернулась и сделала несколько шагов назад. Ректор перестал загораживать окно и быстро пересек комнату. Он призвал элементаль и коснулся стены. С тихим шелестом панель ушла в сторону. Я хотела метнуться к окну, но замерла на полушаге. Из моего горла вырвался восхищенный вздох.

В тайнике лежал арбалет. Темное дерево, металл, искусная резьба и белые вставки. Я сразу поняла, что это кость. Оружие очаровывало, притягивало взгляд. Казалось, в нем живет сила, горит неукротимый огонь. Эдвин закинул арбалет за спину и потянулся за болтами. А я, наконец, спохватилась, и одним прыжком оказалась у окна.

Кетту сжался у меня на руках, будто хотел стать еще меньше. Я втянула носом резкий запах дыма. Кажется, горело далеко. Зарево виднелось в стороне от дороги.

Эдвин поймал меня за плечо и развернул к себе. Я закусила губы, и ректор раздраженно произнес:

– Хватит. Это не пожар. И до нас он не дойдет, потому что я украшу стрелами чью-то наглую шкуру. Вернись в постель. Всё будет хорошо.

С этими словами он ушел. А я развернулась к окну, продолжая поглаживать Кетту. Я тихо спросила:

– Это риспи, да? Они пришли за тобой?

Лисенок замер у меня на руках, а я продолжила:

– Нужно сделать так, чтобы никто не догадался… Если хоть кто-то из обитателей этого дома поймет, что ты нужен риспи, они выгонят тебя. А может, и меня. Нам нужен этот дом, Кетту. И придется делать вид, что мы обычные. Ты – самый простой лисенок, а я – самая обычная адептка-сирота.

Он лизнул меня в щеку, а я закрыла окно. Запах гари не даст мне уснуть. Да и про духоту я соврала. Ночи здесь еще были прохладными, а в доме старой постройки даже в жару сохранялась прохлада. Я погасила свет и снова легла. Кетту устроился рядом, продолжая время от времени вздрагивать. У меня была мысль дождаться Эдвина и насесть на него, но усталость взяла свое, и я снова уснула.

Завтрак прошел в похоронном молчании. Эдвин после ночной охоты спал в кабинете, и встретились мы только в столовой. Кажется, он уже успел поговорить с матерью. Госпожа Мадлен выглядела оскорбленной до глубины души. К своему облегчению я не услышала от нее ни намеков, ни вопросов про внучек, ни советов. И на разговор меня тоже не позвали. Эдвин поднялся из-за стола вслед за матерью и бросил мне:

– Собирайся, мы едем в город.

В комнату я не шла – летела. Эрика уже приготовила мне строгое синее платье. На прощание я шепнула Кетту:

– Не хулигань!

И тут же умчалась. Поездке я радовалась, как ребенок. Дом мне опостылел. А еще я предвкушала простые человеческие радости, которых была лишена. Платья, украшения и остальные вещи, положенные супруге ректора. Думать о том, что теперь я могу позволить себе намного больше, всё еще было непривычно. Но после волнений последних дней я чувствовала, что заслужила это. Брачный контракт оказался с гнильцой. Так хоть насладиться богатой жизнью по полной… пока меня снова не попытались утопить в реке.

А еще я помнила про дом на улице Светлячков. Вот только как под каким предлогом туда отправиться?

Мы с Эдвином сели в карету. На полпути я решилась и заговорила:

– Знаешь, вчера заходил твой старый приятель Ричард. Звал меня в гости, предлагал познакомить с сестрой. Она могла бы провести меня по лавкам и помочь с выбором, пока вы отметите встречу…

Брови Эдвина поползли вверх. А затем он вкрадчиво произнес:

– Тебя позвал в гости… кто?

– Ричард Юманс. Твоя матушка сказала, что вы учились вместе.

Его тон мне не понравился.

– Учились, – кивнул Эдвин. – Но ты к нему не поедешь.

– Почему? – возмутилась я.

Ректор откинулся на спинку сиденья и задумчиво посмотрел на меня, словно взвешивая, стоит мне говорить правду или нет. А я, затаив дыхание, ждала его ответа.

Глава 7. Город Хэлмилэн

Наконец Эдвин скрестил руки на груди и заговорил:

– Моя мать… излишне доверчива. Юмансы – наши соседи, и они не прочь получить наши земли. Ричард – хитрая бестия и способен обвести вокруг пальца кого угодно. Его сестра – круглая дура и делает всё, что скажет ей братец. Так что к ним ты не поедешь и общаться с этой семейкой не будешь. Что он еще сказал тебе?

Я помолчала, обдумывая эти сведения. Значит, Эдвин с Ричардом не друзья. Вот только новый знакомый явно знает об этой семейке больше, чем я… Как бы сделать так, чтобы и овцы остались целы, и волки были сыты?

Ректор продолжал ждать моего ответа. Но передавать ему наш разговор с Ричардом я не стала. А вместо этого пошла в атаку и спросила:

– Уже не первый человек рассказывает мне о некоем Роберте и его почившей жене. Не думаешь, что твоя супруга должна знать о твоих родственниках хоть что-то? И о твоем прошлом тоже! Люди вокруг не дураки, и они быстро заподозрят, что с нашим браком что-то не так.

Эдвин поморщился. Но вынужден был признать мою правоту. Ректор поерзал, устраиваясь на сиденье поудобнее, и неспешно начал рассказывать:

– Роберт – один из моих старших братьев.

– Один из? Сколько их всего?

– Трое. Роберт, Патрик и Мэтью. Как ты уже поняла, моя мать очень хотела иметь дочь. И только после четвертого сына смирилась с тем, что ей этого не суждено.

– И где они сейчас? – продолжала расспросы я. – И что там с женой Роберта?

– Она умерла, – нехотя ответил Эдвин. – Погибла на охоте. И не советую тебе поднимать эту тему в присутствии моей матери. Она любила Татиану, как родную дочь, и до сих пор оплакивает ее.

Я вспомнила испорченный вчера костюм и пробормотала:

– Надеюсь, за испорченный костюм мне ничего не будет.

– Забудь, – отмахнулся Эдвин.

А я напомнила:

– А другие братья? И где сейчас живет Роберт?

– Далеко отсюда. Роберт в Ахестеме, Патрик и Мэтью служат на границе.

– Тоже оканчивали боевую академию?

Ректор молча кивнул и отвернулся к окну, показывая, что разговор окончен. А я обдумывала всё, что узнала.

А узнала я очень мало. Супруга Роберта погибла на охоте… Я вышла прогуляться, а меня чуть не убили… Что-то в этом есть.

– А как умерла жена вашего брата? – снова спросила я. – И как сложилась его жизнь после утраты? Он женился снова?

Эдвин не удостоил меня взглядом и отрезал:

– Это не твое дело. Личная жизнь моего брата не должна тебя интересовать. Ты моя жена, и…

– Меня должна твоя личная жизнь интересовать? – ядовито спросила я.

– Своей займись, – многозначительно ответил он. – К счастью, в этом я тебя никак не ограничиваю.

Я запальчиво ответила:

– А вот и нет! Для того чтобы иметь личную жизнь, нужно иметь возможность общаться с интересными мне людьми.

Эдвин повернулся ко мне и подался вперед:

– Намекаешь на Ричарда? Не советую с ним связываться. Он навестил мою мать и зазывал тебя в гости. А затем ты отправилась на прогулку, и кто-то столкнул тебя в реку. Никаких странностей не видишь?

Я нахмурилась:

– Думаешь… эти события связаны?

– Думаю, Ричарду Юмансу ты как кость в горле, – фыркнул ректор. – И он сильный маг. Пора повзрослеть и перестать вестись на улыбку каждого симпатичного мужика.

Больше всего в этот момент мне хотелось его стукнуть, но я сдержалась. А еще порадовалась, что печать продолжала сладко спать внутри. Последнее время она просыпалась слишком часто. Бабушка говорила, что с годами станет сложнее скрывать, кто я. Но мы с матерью об этом не думали.

Эдвина, кажется, мои вопросы тоже разозлили. Он возмущенно сопел и бросал на меня странные взгляды.

К счастью, скоро показались городские ворота. Я приникла к окну и начала разглядывать Хэлмилэн. Домики из желтого камня с рыжеватой черепицей на крышах сразу мне понравились. Ящики с цветами на окнах, круглые кадки с мелкими рыжими лилиями у домов, небольшое количество людей на улицах – всё это навевало умиротворение. Довольно скоро мы остановились у двухэтажной лавки. Яркая вывеска в виде платья говорила о том, что сначала мы займемся гардеробом.

На выходе из кареты Эдвин галантно подал мне руку. Но я всё равно почувствовала неловкость, когда вошла в лавку.

Навстречу нам поднялась темноглазая брюнетка с пухлыми губами и аккуратной родинкой в уголке рта. На меня она даже не взглянула. Покачивая бедрами, женщина вышла из-за прилавка и проворковала:

– Ах, Эдвин, как давно ты не навещал меня…

От этого тона меня передернуло. Ректор оборвал ее:

– Марианна, только ты можешь меня спасти.

После этого он выразительно поднял мою руку, на пальце которой сияло кольцо, и продолжил:

– Моей супруге нужен новый гардероб. Мы так торопились обрадовать матушку, что не смогли взять много вещей из Артеи. Надеюсь, что в твоей лавке она сможет подобрать себе всё необходимое.

Брови хозяйки поползли вверх. Она пару раз удивленно моргнула, рассматривая бело-красный ободок на моем пальце. Затем меня придирчиво оглядели с ног до головы. Взгляд Марианны стал снисходительным. А я вдруг сложила одно с другим. Этот странный тон, которым она заговорила с Эдвином, пышная фигура, выгодно подчеркнутая коричневым платьем, темные волосы… Неужели у ректора хватило ума привести меня к бывшей любовнице?! Хотя, почему бывшей? Его брачный договор тоже никак не ограничивает…

Эй, а почему я так злюсь? Мне же не должно быть до этого дела? Пока рядом какая-нибудь Марианна, меньше будет мной интересоваться. Но этот снисходительный взгляд заставил меня кипеть. Правда, заговорила хозяйка лавки предельно вежливо:

– Для твоей супруги, Эдвин – всё что угодно. Идите за мной, леди Рокфосс.

С этими словами она развернулась и направилась вглубь лавки. Но вместо того, чтобы пойти следом, я приблизилась к Эдвину и прошептала:

– Может, пойдем в другое место? Мне здесь не нравится.

– Что за капризы? – возмутился он. – Марианна лучшая в городе. А ты не в том положении, чтобы выбирать. Иди, я буду ждать тебя здесь.

С этими словами он выразительно подтолкнул меня в ту сторону, куда ушла Марианна.

Упорствовать дальше я не стала. Я и сама не могла объяснить, почему эта женщина вызывала у меня такое неприятие. И надо отдать ей должное – со своей работой она справлялась отлично. Марианна уже смотрела на меня спокойно и была предельно вежлива. Она помогла мне выбрать платья и готовые костюмы для охоты. И я должна была признать: всё, что предлагала Марианна, было мне к лицу.

Наконец я заказала всё, что нужно, и вышла к Эдвину. Когда я услышала, каким тоном прощается с моим мужем хозяйка лавки, я едва не зашипела. Правда, Эдвин отвечал равнодушно. И мне не должно быть до этого никакого дела!

Я мысленно повторяла себе это, пока мы ехали дальше. Вывеску следующей лавки я рассмотреть не успела. Эдвин очень быстро отворил дверь и пропустил меня внутрь. К счастью, за прилавком оказался тощий сгорбленный старичок. Только после этого я обратила внимание на товар и не смогла сдержать восхищенный вздох.

Лавка оказалась ювелирной. Как жене Эдвина, мне полагалось иметь несколько комплектов украшений к разным нарядам. Тем более Марианна посоветовала мне завести целых два платья для приемов и балов. И оба требовали подходящих комплектов. Но я смотрела только на витрину прямо перед собой.

На белом бархате лежал крупный кулон. Мастер искусно вырезал из черного оникса контур лисьей морды, оправил ее то ли в серебро, то ли в белое золото, и окружил россыпью мелких алмазов. Я не могла отвести от кулона взгляд. И только когда Эдвин сжал мою ладонь, сообразила, что мне задали вопрос. В ответ на мою извиняющуюся улыбку он терпеливо повторил:

– Украшения, Лина. Какого цвета платья ты заказала? Нужно выбрать что-то под цвет. И повседневные комплекты, и для торжественных случаев.