Буреполом

Тимур Гуджабидзе

Буреполом

Т. Гуджик

Буреполом

Посвящаю своим трём женщинам, перед которыми я навсегда в долгу: матери, бабушке и тёте.

Зона – это не территория. Зона – это та проверка, в результате которой человек может либо выстоять, либо сломаться. Выстоит ли человек, зависит от его чувства собственного достоинства, его способности различать главное и преходящее.

Андрей Тарковский

Отъезд

В этот солнечный, ясный майский день я проснулся с ощущением ожидания чего-то положительного. А ожидание на самом деле было положительное. Неделю тому назад я сдал в редакцию рукопись (скорее – машинопись) своего последнего романа, договорился обо всём и, таким образом, освободился от того бремени, которое довлеет над каждым творческим человеком. Я прекрасно понимал, что мои герои всё равно будут приходить ко мне во сне и наяву, беспокоить меня, но это уже другой вопрос. Главное, что я еду туда, куда стремился всю жизнь и мысленно я там уже побывал, но всё-таки желание самому видеть Байкал и прикоснуться к нему, не давало мне покоя. Я завтра еду на Байкал, Байкал моей мечты, и еду на поезде, не потому, что боюсь летать, нет, мне просто нравится смотреть на бескрайние просторы России. Меня не пугало, что дорога до Иркутска займёт около четырёх суток, беспокоило только одно: кто будет моим спутником на такой длительный срок? Я купил билет в мягком вагоне. Не люблю купе на четыре человека, что предполагает обязательное застолье с обильной выпивкой, порой бессмысленным спором и повышением голоса. С одним человеком всегда легче договориться. Понятно, что это будет мужчина, потому что наша железная дорога строго следит за моральным обликом российского гражданина (у нас ведь нет секса, как мы знаем!) и чётко разводит мужчин и женщин. Кто это будет, мой спутник? Какого возраста? Какой профессии? Меня как писателя интересовал любой человек, независимо от возраста. Главное, чтобы мы нашли интересные для нас обоих темы для общения и человек оказался договороспособным.

У меня есть день для того, чтобы собраться. Так как часто приходится ездить по стране, выработался определённый опыт по сбору вещей. Загодя составляю список нужных вещей и время от времени добавляю, расширяя этот список. Порой список начинаю составлять за несколько дней до отъезда, мысленно многократно прокручивая в голове. Это позволяет не забыть ничего и не суетиться в последний момент.

День отъезда был таким же солнечным и спокойным. Спокойно было и на душе. Такие дни в Москве бывают – на пальцах перечесть. Май – самый прекрасный месяц для меня, когда уже не холодно и ещё не так жарко. Нет мух и комаров. Пушкин любил осень, видимо это было созвучно с его мироощущением, и в это время года он находился в резонансе с природой. А я люблю май – месяц света и надежд, месяц умиротворения и любви.

На вокзал я приехал с солидным запасом времени. Не люблю опаздывать, чтобы не нервничать. Один известный воин высказался так: «Если у тебя меч короткий, сделай шаг вперёд и тем самым удлини свой меч». Чтобы не опоздать, выйди пораньше и всегда придёшь вовремя, – так можно перефразировать данное высказывание.

У меня жена везде и всегда опаздывает. Первое время я не мог свыкнуться с этим, прибегал к разным хитростям, говорил, что спектакль начинается в половине седьмого (на самом деле в семь), с тем, чтобы иметь в запасе хотя бы полчаса).

Однажды, когда я в очередной раз возмутился, она мне сказала: «Что же хотите, я ведь женщина». Эта фраза окончательно примирила меня с неизбежностью.

Когда подали вагоны и дали команду занять места согласно купленным билетам, я предъявил документы проводнице, сел в купе и стал дожидаться своего будущего спутника. Спутник не заставил долго ждать и появился вскоре в дверях купе. Видимо человек он был аккуратный (это было заметно по его облачению) и пунктуальный. Роста он был невысокого, скорее среднего, возраст явно был солидный, скорее пожилой. Дать ему можно было более семидесяти, но сколько более, трудно было понять, т.к. глаза у него были не пожилого человека. Они были очень уж живые. Волосы полностью белые, тщательно уложены и коротко пострижены. Побрит он был чисто и одет был со вкусом. На нём была кипельно-белая рубашка с фуляром и тёмно-синяя безрукавка, брюки светло-бежевого цвета, обувь неопределённого цвета, но хорошо гармонирующая с брюками. Одним словом, достойный образец для журнала мод.

Он вежливо поздоровался, доброжелательно улыбнулся и назвал себя. Назвал только имя – Вахтанг – и с улыбкой добавил, что вообще-то после пятидесяти лет ему стало как-то неловко, когда к нему обращаются только по имени, и добавил, что отчество у него Валерьянович, фамилия Бетанели, по происхождению он грузин, а живёт в Москве.

В России же надо запоминать два имени – имя и отчество, а в грузинском – проще. Есть слово «батоно», что означает «господин» и ставится перед именем. Получится «батоно Вахтанг» и т.д.

Начало нашего общения было многообещающим. От Вахтанга Валерьяновича веяло добротой и благоуханием, что вызывало у меня определённое расположение к этому человеку.

Он быстро уложил свои вещи и устроился удобно напротив. Раздался голос, предупреждающий провожающих о скором отбытии поезда, с просьбой освободить вагоны.

Когда поезд тронулся, он внимательно посмотрел на меня.

– Уже пора и познакомиться, – сказал он и улыбнулся.

– Меня зовут Виктор Николаевич Ищенко. Я писатель, сказал я.

– О, это очень интересно для меня и это может быть знаком судьбы.

– Что означают ваши слова «знак судьбы» батоно Вахтанг?

– Рано ещё об этом говорить, – задумчиво сказал он. – Путь у нас длинный и возможно в процессе нашей беседы станет ясно, случайно встретились мы с вами или всё это было предначертано судьбой. Не знаю как вы, но я верю в судьбу. Всё происходящее в нашей жизни имеет значение и ничего просто так не происходит. Кроме того, вокруг нас действуют нам доселе неизвестные силы, которые управляют всеми процессами.

– Вы верите в Бога? – осторожно спросил я.

– Что значит, верю в Бога? Ясно, что человек не может управлять всем происходящим на земле. Помните, как Воланд у Булгакова отвечает Берлиозу? Человек не только не может управлять, но не имеет даже ни малейшего понятия, что происходит в природе, мы уже начали приближаться к жизни животных, растений и хотим понять, почему всё так проистекает и кто всем этим управляет. Когда стоит вопрос, верю ли я в Бога, отвечаю: Бог для меня – это совесть. Невозможно верить в Бога и не иметь совести. Я знаю людей, которые при виде храма останавливаются или на ходу начинают креститься, но при этом совершают гнусные поступки. О чём они думают, интересно, при этом? Что, за это челобитие им простятся грехи? Бог ведь взяток не берёт, как известно.

– Батоно Вахтанг, всё равно люди так устроены, что они должны верить. Без веры образовывается пустота, человек теряет ориентиры. Ему нужен поводырь в этой жизни.

– Вот этим и пользуются священники, нечистые на руку, хотя среди священников я знаю многих очень порядочных людей. Но в целом… не хочу слишком углубляться. К этой теме позже мы ещё вернёмся. Давно живу на свете и много чего знаю. Пятую жизнь проживаю и достиг такого возраста, когда, не стесняясь, могу высказать свою точку зрения открыто, не боясь, что буду раскритикован кем-то.

– Я так понимаю, что у вас были поворотные моменты в жизни, которые резко меняли не только направление, но и образ жизни.

– Вы правильно это поняли, но чтобы говорить об этом, нужен другой антураж, другая обстановка и внутренняя подготовка. Во-первых, мы мало знакомы. Во-вторых, пока нет той атмосферы взаимного доверия, которое раскрывает шлюзы и толкает человека к доверительной беседе. Для этого я предлагаю разогреть атмосферу и отметить нашу встречу, надеюсь, полезную и приятную для нас обоих.

Сказано – сделано.

Вскоре стало ясно, что мы основательно подготовились к нашему путешествию. На столе появились хрустящие огурчики, маринованные пальчиковые помидоры, разные сыры и мой любимый сулугуни в том числе, хачапури, тонко нарезанная варёная свинина, нашпигованная чесноком, украинское сало, разные солёные и маринованные грибочки, и, как венец всему этому многообразию – домашняя настойка из чёрной и красной смородины с добавлением калины, лимона и апельсина, придававшие божественному напитку необыкновенный аромат.

Бокалы наполнились (предусмотрительно я бережно упаковал хрустальные бокалы), и первый тост, как водится, мы выпили за встречу. Я свой бокал осушил быстро, а Вахтанг Валерьянович стал пить маленькими глотками и на мой вопросительный взгляд отреагировал спокойно.

– Я любой крепкий напиток пью глотками, – объяснил он. Так мне больше нравится, так приучен, но допью, конечно, до дна, но не спеша. Спешить нам на самом деле некуда. Сейчас почему-то вспомнил, что в далёкой молодости по необходимости пришлось целый стакан водки выпить залпом. Если хотите, расскажу.

– Конечно, интересно.

– Мне было около 25 лет, когда после окончания вуза я только-только переехал в Москву. Мы с моим товарищем шли по улице Баумана и встретили парня, с которым вместе летом отдыхали в Крыму. После приветствия и стандартных слов он вдруг предложил сообразить на троих. Для меня это экзотика. Любопытства ради я сразу согласился.

– Гоните по рублю, а закуска за мной, – сказал инициатор предприятия.

«Какой щедрый человек!» – подумал я и с радостью расстался с рублём. Идти было недалеко, – за углом была баня с предбанником, где Маша торговала всем необходимым.

– Маша, давай, как всегда, – сказал наш предводитель и протянул ей три рубля. Маша тут же поставила перед нами бутылку водки «Московская» и маленькую пачку вафель. Водка в то время стоила 2 р. 87 коп., а пачка вафель – 13 коп., т.е. вместе ровно три рубля.

Слово «закуска» для меня, уроженца Грузии и живущего в Тбилиси, означало следующее. Когда вы заходите в ресторан, до того, как вы что-нибудь закажете, вам приносят большой поднос с закуской: несколько видов сыра, разной зелени, тонко нарезанные ломтики холодного мяса, помидоры, огурцы и возможно ещё кое-что. Остальное вы заказываете потом, по ходу развития событий.

Я не удержался и спросил у нашего лидера (не помню, как его звали).

– Это вся наша закуска?

Он строго посмотрел на меня и спросил:

– Ты чего, обедать что ли пришёл?

Я всё понял и, естественно, промолчал.

Бутылка была откупорена ловко, волшебным движением руки. В одно касание содержимое бутылки оказалось в наших стаканах.

– Ну, будем!

И больше ничего. Мои компаньоны залпом осушали свои стаканы и я, безусловно, был вынужден опрокинуть весь стакан на одном дыхании.

– Ну, будь здоров!

И мы разбежались в разные стороны.

Я шёл один. Был тёплый сентябрьский солнечный день и я чувствовал необычайную лёгкость. Постепенно содержимое стакана стало медленно растекаться по всему телу. Стало так хорошо, так продолжительно, так восторженно, как затяжной прыжок с парашютом. Я не шел по улице, я парил по воздуху. Это было необыкновенное, незнакомое дотоле ощущение, ранее неиспытанное. Вот тогда я хорошо понял русского человека, проникся к нему глубоким уважением и сочувствием.

После определённой паузы мы вновь наполнили наши бокалы и мой спутник задал тон нашей беседе.

– С вашего позволения я как старший по возрасту (а это видно и так), продолжу наше маленькое застолье моим любимым тостом. Давайте выпьем за сегодняшний день, потому что сегодня мы счастливые люди. И день сегодня прекрасный, и на душе у нас спокойно, и впереди ожидания неосознанного очарования Байкалом, куда мы мчимся как к мечте. Для понимания глубины этого тоста сделаю маленькое отступление.

Был 1988 год. В Тбилиси, на кухне у моего друга сидели вчетвером самые близкие друзья, пили вино и вели задушевную беседу. Я поднял бокал «за сегодняшний день», ибо по опыту знал, завтра может быть всё не так. Один из моих друзей возразил:

– Какие мы счастливые, если у меня в консерватории (а он профессор и зав.кафедрой) такие проблемы?

Спорить я не стал. Бессмысленно. Это был то ли сентябрь, то ли октябрь. А в декабре в Тбилиси началась братоубийственная война. Так давайте выпьем за сегодняшний день, ибо мы не знаем, что нас ждёт завтра.

Далее Вахтанг Валерьянович стал рассказывать о культуре застолья в Грузии.

В Грузии застолье – это давнишняя традиция, если угодно, культура поведения за столом. Застолье имеет свои неписаные законы и порядки. Когда за столом много людей и многие даже не знакомы друг с другом, застолье нельзя пускать на самотёк и превращать в базар. Для этого выбирается (иногда это заранее оговорено) тамада, т.е. председатель стола, который следит за порядком и первым произносит тост. Тост обычно бывает длинным, речь гладкая, украшенная разными безделушками, цитатами и шутками. Для продолжения данной темы (скажем, про любовь), тамада передаёт слово (это называется «Алаверди») любому члену застолья и тот углубляет и расширяет эту тему (ведь о любви можно говорить бесконечно), говорит красиво, обогащая свой тост стихами.

Когда тема исчерпана и все желающие высказались, непроизвольно кто-то начинает песню, другой подхватывает, потом присоединяется третий голос и звучит великолепное многоголосье. Даже незнакомые дотоле люди могут с ходу спеть в три голоса. Это у грузин в крови. Фактически полифония существовала в Грузии ещё в XII веке (при раскопках были найдены ноты и об этом писала центральная грузинская пресса), тогда как родоначальником полифонической музыки в Европе считается Бах, творивший в XVIII веке. И ещё. На Кавказе проживает много разных народностей, но ни у кого нет такого многоголосия, как у грузин. Почему? На это у меня пока нет ответа.

В Грузии никто не поёт в унисон, это считается дурным тоном. Меня до сих пор смущает, когда известные эстрадные певцы (не все, конечно) не могут петь хотя бы в два голоса и поют в унисон.

Тосты и пение – это перегородка, передышка для того, чтобы винные пары выдыхались и люди быстро не пьянели.

Наша беседа становилась всё теплее и доверительнее. Чувствовалось, что между нами возникла взаимная симпатия. У меня включился азарт писателя – впитывать происходящее максимально и как можно больше узнать о внутреннем мире человека, который намного старше и опытнее меня, и наверняка знает много того, о чём я не могу даже догадываться. Вспомнил, что вскользь как-то он сказал, что проживает пятую жизнь, и за это я ухватился, осторожно спросил:

– Батоно Вахтанг, вы сказали, что проживаете пятую жизнь. И что всё это значит?

Наступила пауза, и он задумался, как будто искал нужные слова. Глаза его приобрели оттенок грусти. А потом он начал:

– У каждого человека появляется потребность поделиться своими сокровенными мыслями с кем-то, кому-то рассказать о своих секретах честно, без прикрас. Одним словом, исповедоваться. Каждый человек хранит какую-то тайну. Он хочет облегчить душу, освободиться от этого. Бывают случаи, когда то, что ты скажешь другу, не скажешь матери, а то, что не скажешь другу, можешь сказать совсем незнакомому, одноразовому спутнику. А бывают тайны, которые ты хранишь так глубоко, что никогда, ни при каких обстоятельствах не вытащишь наружу. Возможно тебе стыдно и неловко в этом признаться даже самому себе. Каждый человек, если у него есть совесть, знает, где он поступил не так, как надо было поступать, чтобы не остаться в долгу перед собой.

Для того, чтобы продолжать нашу доверительную беседу и войти в фазу полного взаимопонимания, мне придётся приподнять завесу и открыть некоторые тайны своей жизни, объяснить, что означает «проживаю пятую жизнь». Рассказать всё начистоту. Но, пожалуй, я начну со случая, когда я заглянул смерти в глаза, когда ты знаешь, что через 3-5 минут тебя не будет на этом свете, и что никто, повторяю, никто не спасся в подобной ситуации, и ты знал об этом.

Это – не мгновенная смерть, когда ты даже не успеешь испугаться. Это – медленный процесс, приближающий тебя к неминуемой гибели. Это – уникальный опыт, изменивший меня и всю мою жизненную философию о жизни и смерти. До сих пор задаю себе вопрос: для чего я оставлен на этом свете? Ответа на этот вопрос у меня пока нет. Может время, со временем, даст ответ на этот вопрос. С того момента за своей жизнью наблюдаю как бы со стороны, живу как живу, а подспудно думаю, а что же будет дальше?

Для того, чтобы внести ясность в эту запутанную историю, скажу, что десять лет, от звонка до звонка, я провёл в советском лагере, который по-другому называют зоной.

О зоне я ещё расскажу. И о тюрьмах тоже. Но пока хочу рассказать об этом конкретном случае.

– Не могу не спросить, – не удержался я, – что послужило причиной такого жестокого наказания? Вы не похожи на бандита и убийцу, батоно Вахтанг.

– Конечно, я не бандит и не убийца, – улыбнулся он. – Просто в то время в СССР законы были другие и нельзя было заниматься частным предпринимательством. Это подрывало устои экономики нашего социалистического государства.

Одним словом, зона, в которой я тогда «сидел», находится в Кировской области, а посёлок называется Буреполом. Это богом забытый край, куда на машине можно добраться только летом или зимой. Понятно, почему. Кругом болото и название посёлка красноречиво говорит само за себя.

На зоне размещено деревообрабатывающее производство. Лес получают вагонами и изготавливают изделия от прищепок до садовых домиков. Соответственно, всё крутится вокруг этого производства. Даже посёлок отапливается отходами. К примеру, со всех цехов через разветвлённый трубопровод собираются опилки и с помощью мощного транспортёра загружаются в огромную, высотой с пятиэтажный дом, воронку, а внизу сидит кочегар , который по необходимости открывает заслонку, подбрасывает опилки в топку, а горячая вода из огромного котла поступает в систему отопления зоны и посёлка.

Есть в бригаде такая рабочая единица как опильщик. Их два человека. В обязанности одного входит загрузка транспортёра, который доставляет опилки до воронки, а второй опильщик стоит наверху и следит за заполняемостью воронки. Как только воронка заполнена, он отключает транспортёр.

Итак, я работал опильщиком в ночную смену, ответственным за транспортёр, а мой напарник следил за воронкой. Работа опильщика в ночную смену несколько отличается от работы в дневное время.

Для этого надо вам объяснить, что из себя представляет комната, где со всей зоны собираются опилки. У вас как у писателя должно быть хорошо развито воображение. Представьте большую комнату высотой до пяти метров. У этой комнаты только три стены, а четвёртая открыта для загрузки с платформы, возвышающейся на полтора метра от земли. Опилки хранятся под открытым небом и загружаются бульдозерами. Опильщик стоит у транспортёра и граблями его заполняет, а транспортёр тащит опилки к воронке. Под полом мощный двигатель приводит в движение транспорт ёр – эта металлическая цепь с кулак толщиной, закреплёнными на ней лопастями из тракторных покрышек, и весь этот механизм движется по жёлобу под наклоном около 30 градусов.

Из комнаты с опилками транспортёр выходит в открытую галерею. Между комнатой и галереей – кирпичная стена толщиной около метра. Для транспортёра проделано отверстие приблизительно пятьдесят на пятьдесят сантиметров.

В ночную смену опильщик работает несколько по другой схеме чем днём. Вторая смена к концу работы оставляет комнату заполненной до потолка, остаётся только пространство для опильщика, чтобы лёжа он начал работать. Это делается потому, что ночью бульдозеры не работают, а если работают, то выполняют другие задания и поэтому этих опилок должно хватить на ночную смену. Опильщики разделяются. Один идёт следить за заполнением воронки, а другой залезает по-пластунски и начинает орудовать длинным металлическим шомполом с острым наконечником, чтобы пробить дырочку до движущегося транспортёра и, расширяя дырку, сыпать опилки на транспортёр.

Задача опильщика – прокопать траншею вдоль транспортёра, затем спуститься вниз, раздвинуть ноги на ширину плеч, чтобы транспортёр, как река, протекал между ног. Представьте две отвесные стены из опилок и внизу, лицом к галерее, стоящего опильщика.

Я постепенно прокопал траншею, спустился до транспортёра и стал спокойно сгребать граблями опилки сверху. Это уже не тяжелая работа, не требующая особых усилий. Работаешь себе и думы думаешь без напряжения.

В какой-то момент я услышал далёкий гул трактора, но не придал этому значения. Мелькнула мысль, а вдруг он толкнёт эту стену из опилок и похоронит меня заживо, но отбросил эту мысль потому, что когда надо заполнить комнату опилками и это их обязанность – не дозовёшься. С какой стати он будет выполнять работу ночью добровольно?

Неожиданно для меня вдруг зашаталась стена и я увидел направленные лучи света от фар бульдозера в сторону стены комнаты, и в тот же миг стена рухнула и накрыла меня по щиколотку. Я уже был обездвижен, хотя куда я мог деться? За первым последовал второй толчок и опилки достигли грудной клетки, третий – по шею (как в фильме «Белое солнце пустыни»), а четвёртый накрыл с головой. Дальше я уже не знал, сколько раз он толкнул, – это уже не имело значения для меня. Я был похоронен… заживо.

Необходимо заметить, что я был единственным человеком на зоне, который пользовался респиратором и защитными очками. Опилками неприятно и не здорово (имею в виду здоровье) дышать, а очки защищают глаза от пыли.

Я стоял связанный по рукам и ногам над транспортёром и чётко осознавал своё положение. Почему-то голова была абсолютно трезвая и не было никакой паники. Стал думать, какие у меня есть возможности в данной ситуации. Дышать становилось всё труднее, потому что опилки, смешанные с землёй и к тому же влажные, стали колапсироваться и я понял, что через несколько минут дышать будет нечем, потеряю сознание и умру. Умру без боли и это было для меня очень важно, ибо боли боюсь страшно и до сих пор не понимаю, как люди выдерживают пытки (правда, не все). Видимо, люди все разные и в этом вопросе тоже. Вспомнил Николая Амосова. Помните, был знаменитый хирург, который сказал, что человеческий организм так устроен, что перед смертью, чтобы не страдать от боли, человек теряет сознание.

Удивительно, но меня не заботил тот факт, что умру. Видимо, надоела такая жизнь, хотя до освобождения оставалось всего-то два месяца. Только две вещи меня беспокоили. Первое, что не успел вернуть долг своему другу, замечательному человеку. И второе, – очень многие на зоне обрадуются моей смерти, а недоброжелателей и завистников на зоне и со стороны зэков, и со стороны администрации было предостаточно. И те, и другие прекрасно понимали или, по крайней мере, подсознательно ощущали, что между мной и ими большая разница по интеллекту, что я не из их круга, и что временно, волей судьбы, нахожусь среди них. О зависти со стороны зэков мы ещё поговорим.

Мозг продолжал работать, и я вспомнил Гарри Гудини. Помимо бесчисленных трюков он однажды велел себя закопать в землю, оттуда еле вылез с покрасневшими глазами и сказал: «земля слишком тяжёлая» и этого трюка больше не повторял. Ещё я вспомнил, что Гарри Гудини, кажется, на Темзе зимой нырнул под лёд через лунку и потерял ориентир. Сразу не нашёл лунку и всё шло к тому, что он не выплывет. Прошло около семи минут и неожиданно он появился на поверхности. Когда он попал в затруднительное положение, вспомнил, что между льдом и поверхностью воды есть воздушное пространство. Он лёг на спину, стал дышать и так нашёл лунку.

Опилки всё больше оседали, а транспортёр продолжал работать, и я подумал, что вдоль работающего транспортёра опилки менее плотные, можно сказать, даже рыхлые, и там можно дышать. Мысль была правильная но ведь я был скован и не мог даже шевельнуться. А если, подумал я, соединить ноги, встать на работающий транспортёр (стоял я лицом к галерее), а это было возможно, так как внизу-то опилки были рыхлые, и тогда лопасти, задевая меня по ногам, постепенно должны из вертикального положения перевезти в горизонтальное и, если это случится, у меня будет шанс продолжать дышать. Это всё теоретические измышления, а что будет на самом деле, одному богу известно. В лучшем случае, я окажусь на транспортёре головой вниз с тридцатиградусным уклоном и ногами по направлению движения. Но тут возникала другая проблема. Мой напарник может остановить транспортёр в любой момент и тогда я окажусь похороненным без шансов на спасение. А вторая проблема была в том, что если транспортёр потащит меня к галерее, там ожидает маленькая форточка в метровой стене, куда теоретически можно пролезть, но эти огромные башмаки (так называли лопасти) заполняют почти всё пространство и позволят ли совершить такой манёвр, трудно предвидеть. Есть ещё один нюанс – даже если всё произойдёт, как я мысленно проиграл в голове – надо точно попасть в эту дырочку, в противном случае, эти мощные башмаки тело превратят в месиво. Забегая вперёд скажу, что несколько дней спустя откуда-то на транспортёре оказался кусочек бревна, образовался затор и огромная сила сорвала мощные башмаки.