Грешные святоши

Капризное октябрьское солнце на пару с противным, изменчивым ветром играли на нервах прохожих, и многие спешили избавиться от этого напряжения в ближайшем бистро. Главное опасения Леона Жозефа состояло в том, чтобы его наёмный бродяга не поддался этому соблазну, потому он будто в горячке поспешил подняться на один уровень выше нижнего променада, заняв хороший наблюдательный пункт над рекой. Чёрт с деньгами, но теперь от этого оборванца зависела дальнейшая судьба Леона.

Довольно быстро бродяга оказался снова в поле зрения, направляясь с площади в сторону барж вместе с каким-то моложавым матросом. Леон не спускал с них глаз. Перед тем, как сесть в лодку, матрос остановился и начал о чём-то допытываться у старика. Тот в ответ достал из кармана купюры, и свернув их веером, начал размашисто жестикулировать, да так, что они разлетелись и упали обоим под ноги…

«Вот кретин! Угораздило из всех шаромыг попасть именно на такого бездарного!» – Леон мысленно корил себя за поспешность, но сделать уже ничего не мог.

Сунув несколько купюр матросу, последний всё-таки провёл Альбанеллу к лодке, после чего они отчалили к барже. Там уже матрос провёл бродягу в трюм, и теперь о происходящем Леону можно было лишь строить догадки.

ПОЧТИ ЧАС СПУСТЯ…

Ссутулившись, мсье Жозеф потирал руки и про себя проклинал колкую морось, которая щедро покрывала набережную и мостовые. Час истекал, а намёков на возвращения бродяги из баржи всё ещё не было. Ещё немногим, и уже почти начался отсчёт на второй час, как Альбанелла показался на поверхности баржи. Очень суетливый и встревоженный, он выскочил из трюма как ошпаренный. Запнувшись в морских канатах, он торопился сесть в лодку и перебраться обратно на берег.

«Неужели пытается сбежать?» – Леон засуетился не менее бродяги, и в спешке рванул к нижней дороге. Опасения Леона были напрасными, бродяга на удивление оказался очень исполнительным, и двигался довольно быстро навстречу своему заказчику:

– Мистер, мистер! У меня есть важная новость о вашем должнике, об этом, как его, Кот-ни…Кок-те…

– Конте! Конте!

– Да-да, Кон-те!

– Что? Что ты узнал? Где он?

– Маре, на окраине квартала Маре, он будет ждать там!

– Конкретнее, где и когда?

– Да хоть сейчас, я могу быть вам полезен, я проведу вас, мистер, я знаю это место! Позвольте мне просить вас добавить двадцатку сверху, и я доведу вас до самой двери этого сеньора…

– Получишь свои гроши, сначала верни мне мои деньги, бродяга!

– Вот, пожалуйста, почтенный господин, здесь всё до копейки! – когда Альбанелла дрожащими руками протянул плотно смятые купюры, Леон в одно мгновение выхватил их и принялся пересчитывать.

– Почему здесь только двести франков?! Куда делись остальные триста?!

– Но сеньор, погодите! У меня были непредвиденные траты. Луи, тот мальчик-матрос, никак не хотел верить, что деньги настоящие, пока не получил пару-тройку купюр в свой карман. Потом паромщик, такой статный арабский сэр, заявил, что осталась лишь одна свободная койка, да ещё и та, что подороже, настоящий экстра-класс!

– Хватит проезжать мне по ушам! Живо веди меня к Конте пока я окончательно не озверел!

Проведя последние несколько часов в колоссальном напряжении, Леону немного отлегло: Конте всё-таки жив. Но так ли прост этот на первый взгляд безобидный бродяга с набережной Сены или всё происходящее – часть одного большого представления, и сказанному бродягой не стоит слишком верить?

У Леона оставалось отдалённое чувство опасности, и он прекрасно понимал, что на смерти Конте некоторые могут хорошо нажиться, потому держал оружие всё время под рукой.

Глава 5. Рассерженный покойник

Альбанелла до глубокого вечера таскал мсье Жозефа по закоулкам квартала Маре, избегая центральных улиц и шумных площадей. Шустрый бродяга уверенно семенил ногами, будто крыса, которая шла на запах выкинутой на помойку пищи. Леон едва успевал за ним, но сколько бы они не бежали, всё равно будто оставались на месте. Но когда подошло время, сам Жозеф даже толком не заметил, как они оказались на окраине квартала между рядов заброшенных домов. Аварийные здания в три-четыре этажа накренились друг на друга, и последнее из них практически согнулось над землёй. Эти заброшки очень походили на каторжников, прикованных цепями и разделивших одну всех тяжёлую судьбу. В редких окнах можно было увидеть ещё уцелевшее стекло, в основном, все проемы были заколочены или забиты каким-то тряпьём или фанерой. Подойдя ближе к домам, бродяга вначале немного растерялся, словно собака, потерявшая нюх. Но обернувшись кругом, он вспомнил, куда должен вести нового хозяина:

– Здесь, да, сеньор Леон, точно здесь! Вот в этом доме, мсье Жозеф! Крайняя квартира на верхнем этаже. Он ждёт там, входите сразу, без стука!

Вот теперь Леон точно озверел: резким рывком он схватил старика за плечо, прижал к тёмному фасаду одного из домов и приставил ему к виску пистолет:

– Откуда тебе известно моё имя?! – после такого напора, старик замолк и тяжело задышал. Но Леон не спешил отводить дуло пистолета. – Ни слова больше, шагай вперёд и без глупостей, иначе пущу его в ход!

Бродяге Альбанелле оставалось лишь молча повиноваться приказам полицейского. Без резких движений, он спокойно вошёл в подъезд – дверь едва держалась на петлях. Леон следовал за ним, не выпуская из рук оружия. Подыматься на четвёртый этаж приходилось осторожно, шаг за шагом прощупывая на прочность изношенные, местами и вовсе проломленные деревянные ступени. Всё здание было пропитано плесенью и затхлой вонью. В коридорах и лестничных пролётах стояла мертвецкая тишина, которую изредка нарушал шум какой-то возни, доносимый из квартиры наверху. Леон остановился, и грозным тоном приказал старику:

– Иди в комнату без стука и всяческих намёков, не то разделаюсь с тобой на месте!

Не оглядываясь по сторонам, бродяга подошёл к двери, но намеренно замешкался, не осмелившись войти сразу, чтобы попытаться дать знак кому-то явно находящемуся за дверью. Но Леон Жозеф быстро пресёк эту нелепую попытку, щёлкнув предохранителем пистолета:

– Я сказал иди!!!

Старик не мог противиться и вошёл в комнату. Бродяга попытался спасти себя неистовым криком, но Развязка не заставила себя долго ждать:

– Нет!!! Стой!!! Нет!!!

Сразу, как только Альбанелла переступил порог, старые стены потрясла череда выстрелов наперебой с криками бродяги и звук разбивающегося в дребезги стекла – стрелявший явно намерен убегать по крышам. Мсье Жозеф ворвался в комнату следом и увидел окровавленного старика, который схватился за облезлые шторы, еле удерживаясь на ногах. Тусклый свет лампы, упавшей на пол, еле освещал убогую комнату. Леон попытался метнуться в сторону открытого окна, чтобы догнать стрелявшего, но был остановлен упавшим в его сторону бродягой, который вцепился прямо ему в горло:

– У… бий…ца… уб…ий…ца! – пребывая в предсмертном помешательстве, цепкая хватка бродяги не ослабевала, всё больше и больше сжимая горло Леону.

Ошарашенный Леон выронил пистолет на пол. Он пытался отбиться от бродяги, но был поражён сильной хваткой умирающего – натиск становился только сильнее, пока в какой-то миг резко не сошёл на нет. Старик Альбанелла за считанные секунды закатил глаза, издал злорадное рычание и упал замертво.

Замаранный кровью бродяги, Леон поспешил к окну, ещё была возможность догнать стрелявшего, который не мог убежать далеко.

Поднявшись по пожарной лестнице на крышу дома, уже на приличном расстоянии он увидел силуэт человека, со стороны казавшийся ему знакомым – вечерний полумрак не позволял хорошо разглядеть лица. Стрелок заметил слежку и снова открыл огонь – несколько пуль просвистели прямо над головой Леона.

– Эй, Конте! Вернись, чёртов ты кретин! Совсем с ума сошёл, подонок! Пристрелю, тварь!

Леон Жозеф был почти уверен, что этим безумцем был именно Конте, но всё же немного сомневался. Как бы там ни было, агрессор и не думал сдаваться: он был готов отстреливаться до последней пули.

Жозеф также не сдавал позиций, заняв опорный пункт за разваленным дымоходом и сделал несколько, как он думал, метких выстрелов, хотя, по сути, он стрелял по тени. После нескольких минут баталий на крыше, силуэт ненадолго прекратил огонь. Жозеф обхватил дымоход и направил пистолет, пристально ожидая момента. Действительно: на стене показалась тень стрелка, который собирался совершить прыжок на другую сторону соседней крыши. Сделав один удачный выстрел, Жозефу удалось поразить его. Противник резко схватился за руку, выронив свой пистолет, закачался, сделал шаг в сторону, но скорее из-за сильной боли его отшатнуло в пропасть между домами – и раненый стрелок, пролетев не малые четыре пролёта приземлился где-то на дно заваленного хламом проулка.

Да, Леон Жозеф, несомненно, не раз желал этого момента, представлял и смаковал его в своих мечтах, но сейчас это было совершенно некстати.

«Чёрт, я убил его! Доигрался, подлец – теперь он точно мёртв!» – подойдя к краю пропасти, он не увидел размозжённых костей, но… что может быть более убедительным, чем звук падающего тела?

Что ж, погоня за призраком удалась на славу, расставив всё по своим местам. Или это только начало? Леон спустился к телефонной будке, и без единой задней мысли набрал личный номер своего шефа. Подымать его пол первого ночи перед напряжённым утром понедельника было не страшнее, чем сообщить ему эту «превосходную» новость.

– Алло, шеф? Простите за поздний зво…

– Чтоб ты сдох, Леон! Какого ты звонишь мне домой, да ещё и в такой час?! Я надеюсь, что ты его нашёл, так ведь?

– Шеф, у меня плохие новости. Конте мёртв.

– Что?! Ты совсем свихнулся, Леон?! Ты кажется мне уже сообщал об этом, так что же случилось, Леон?!

– Тут такое дело, шеф… Когда я нашёл его, думаю, что это всё-таки был он… Так вот, началась перестрелка и я случайно его убил…Алло, шеф? Вы на связи?

Нет, связь не была прервана телефонисткой – пауза начальника Бруссо означала лишь то, что он достиг критической точки кипения.

– Леон, ты сейчас понимаешь, что говоришь?!

– Шеф, клянусь, то вышло случайно. Выстрелом я задел ему руку, и он упал с крыши. Я не видел тела, лишь слышал его падение. Но сомнений нет, теперь он точно расшибся намертво…

– Слышал? Что ты там мог слышать, безмозглое полено?!

– Там глубокая полость между домами и куча хлама, не рыться же мне по всем подворотням и свалкам…

– Глубокая и пустая полость – это твоя голова! Спускайся хоть в преисподнюю, но ты должен быть уверен, что он и вправду мёртв. Послушай меня в последний раз, Леон. Для тебя лучше, если там было бы твоё, а не его тело. Молись, Леон, чтобы там был не он или это была лишь чудовищная мистификация. Ты хорошо меня понял?

– Да, шеф. Понял.

За весь день ещё не было ни одного обстоятельства, которое бы сыграло Леону на руку – даже погода, возобновив свои мокрые колкости с посвистывающим через дыры в заколоченных окнах ветром не способствовала событиям. Подняв воротник своего твида и надев перчатки, Леон принялся выполнять приказ начальника и обшаривать всё вокруг да около в поисках загадочного мертвеца. Он прочёсывал каждый закоулок, каждую нору в подворотне будто напрочь вымершей улицы, не гнушаясь, шарил даже по помойным ящикам – копаться приходилось везде, где только можно.

Следы крови, упавший пистолет, даже клочки порванной одежды – для Леона подошла бы любая зацепка. Бледный, унылый фонарь еле-еле освещал и без того мрачную округу. Но на удивление никого и ничего отыскано не было, будто это был действительно настоящий призрак.

До глубокой ночи мсье Жозеф искал тело, которое он, как был уверен, подстрелил. От злости, усталости и напряжения ему прилично сдавило виски – пожалуй, пора сделать перерыв. Уже успевший привыкнуть к уличной грязи, Леон без капли зазрения уселся на голый, местами рваный матрас и закурил. Минута вынужденного перерыва затянулась на целых полчаса раздумий: «Дело дрянь. Хуже рассерженного покойника может быть только покойник, пропавший без вести. Но зачем он хотел меня пришить, неужели взялся за старое? И что теперь делать, по каким лачугам его искать? Даже если он и каким-то невиданным образом сумел выжить, то как мог так быстро сбежать? Я не слышал звука отъезжающей машины, нигде не видел протяжённого кровавого следа. Мистификация? Навряд ли. Скорее, умопомешательство».

В ПРЕДВЕРИИ РАССВЕТА

Машина Жозефа была брошена у набережной Сены, недалеко от того места, где стояла баржа Габбаса. От квартала Маре это было не рукой подать, но ему некуда было спешить, он всё равно не знал, куда двигаться дальше.

Ночные огни собора Нотр-Дам мягкими, расплывчатыми бликами отражались на речной глади, невольно притягивая к себе взгляды, заставляя остановиться в завороженном состоянии. С каждой минутой ночь теряла своё влияние, и постепенно начинало светать. Леон сел в свой автомобиль и включив радио, устремился в противоположную от набережной сторону. По ироническому стечению обстоятельств радиоволны вещали цикл бесед одного кюре3, размышлявшем о неправедном. Мсье Жозефу не по вкусу была подобная чушь, но как только он потянулся к переключателю, его словно осенило свыше, и он резко дал по тормозам. Сделав крутой разворот, он уже точно знал, куда ему ехать: «Конечно, улица Вьей-дю-Тампль, Святая Магдалина», – подумал, хитро улыбнувшись Леон.

У забора обители сестёр милосердия было пустынно и тихо, а табличка строго гласила: «Община имени Святой Магдалины. Часы раздачи тёплой пищи с 8.00 до 9.30 утра». Главная дверь была закрыта. Но что делать, если страждущий оказался на полтора часа раньше? «Ищите и найдёте; стучите, и отворят вам» – самим собою вспомнились слова кюре из проповеди по радио. И мсье Жозеф последовал этому совету, за что был молниеносно награждён.

– Что вы грохочите! Неужели вы настолько голодны, что не можете подождать до восьми утра? – настойчивый стук нарушил покой обители, и за тяжёлой дверью показалась пожилая женщина в монашеском облачении. В одной руке она держала довольно большую металлическую поливалку, а выражение её лица всем своим видом излучало рьяное недовольство.

– Простите, сестра! Мне нужно кое-что срочно у вас узнать о человеке, который когда-то у вас содержался, и скорее всего, находится прямо сейчас.

– Мсье, для начала, вам было бы не плохо представиться, меня зовут сестра Фаустина, и я заведую хозяйством на территории обители. Для справок у нас есть отдельное время приёма – с четырёх часов после полудня, и к тому же, ваше «кое-что» вы можете узнать только у сестры Беатрис.

– Поймите, сестра Фаустина, для меня это уже будет поздно! Мне крайне важно получить эту информацию именно сейчас!

– Господи, да что за срочность такая? Кого вы ищите? Может вам проще обратиться в полицию?

– В полицию? Да я правая рука сорок шестого отдела, к вашему сведенью!

Повысив тон, Леон был тут же осаждён строгой монахиней:

– Прекратите вопить! Мне всё равно, чья вы там рука, но если будете продолжать в том же духе, я буду вынуждена захлопнуть эту дверь, и на этот раз уже ваша собственная рука, висящая в проёме рискнёт остаться в нём навсегда!

Мсье Жозеф немного притих, сразу убрав руку с дверного проёма и попробовал повернуть разговор немного иначе:

– Если вам будет угодно, сестра, я помощник начальника полиции Леон Жозеф, сорок шестой участок. И мне нужно найти человека по имени Госс Конте, согласно некоторым данным, он может скрываться за этими стенами. Его приметы: средний рост, коренастый, волосы немного кудрявые, с проседью, не особо придирчив к одежде…

И такой тон не понравился сестре, потому с присущим ей строгим видом она решила опять осадить нарушающего покой обители:

– Уважаемый мсье Жозеф, во-первых, у нас не скрываются, а находят спасение. Во-вторых, с недавнего времени мы не функционируем как приют. У нас не осталось условий ни для стационарного лечения, ни для проживания на территории общины. Уже более двадцати лет мы не являемся приютом в классическом понимании этого слова, так что ваши сведения о нас как о приюте изрядно устарели. Надеюсь, вам это понятно?

Пропустив мимо ушей нравоучительный выговор, Леон не терял хватки полицейского, и продолжал вторить своё:

– Может… Среди приходящих, так скажем, рабочих, есть подходящий под описание человек? Скажем, садовник, электрик, грузчик…

Сестра Фаустина призадумалась, после чего всё же немного смягчилась:

– Сколько вы сказали ему лет?

– Глубоко за сорок.

– Нет, нет, молодой человек. Таких точно у нас нет. За садом всегда ухаживаю я или сестра Агостина, даже провизию мы разгружаем сами. Электрик нам слава Богу никогда не нужен был… Хотя знаете, к нам иногда приходит один, как бы, разнорабочий. Так, помогает обители по мелочам. Он, конечно, будет помоложе меня, но всё равно, не на столько. Раньше он был бездомным, но нашёл кров у одной солидного возраста вдовы, теперь живёт у неё в погребке и работает в саду за тёплый обед. Но есть один момент – наш ветхий юноша без одной руки. Если честно, от него больше суеты, чем помощи, но мы проявляем терпимость.

– Да, вы правы, это не тот, кого я ищу. У моего друга более чем полный комплект конечностей. Хотя…Где вы сказали он живёт?

– Здесь, чуть ниже по улице – Вьей-дю-Тампль четырнадцать, небольшой старый домик с серо-зелёным фасадом, который остался после смерти мсье Ташро житейской заботой для его вдовы. Вы думаете, этот бедняга может быть тем, кого вы ищите?

– Знаете, сестра, лучше один раз увидеть, чем терзать себя сомнениями. Как говорят, чем чёрт не шутит… – После неудачной ремарки мсье Жозефа, сестра Фаустина снова приняла строгий вид, но не успев выдать очередную мораль, была опережена им самим – Простите, я хотел сказать, Господь.

Покинув божественную обитель, Жозеф направился к старушке-вдове мадам Ташро, испытывать дальше судьбу на прочность.

Калитка дома мадам Ташро, к счастью Леона, была открыта. Маленький, старый, скорее грязно-зелёного цвета домишко стоял поодаль от основной улицы, и больше походил на обычный сельский дом. Рядом с порогом дома, на самой земле были распахнуты ставни в подвал-землянку. Узкая, тёмная лестница вероятно вела в тот самый погребок, где и должен был обитать однорукий бродяга. По сравнению с прошедшими приключениями, риск для Жозефа был минимален – что такого ЕЩЁ может случиться?

Он старался спускаться по лестнице как можно аккуратнее и тише, ведь чем дальше он спускался, тем больше нарастали шуршащие звуки и слышалось чьё-то невнятное бормотание. Эти шумы издавал человек, с головой нырнувший в старый сундук и копавшийся в нём как жук в навозе, раскидывая по сторонам поношенное тряпьё.

«А вот и этот бродяга с божьего дома – нужно хорошенько его тряхнуть, может ему что-то известно о Конте», подумал про себя Жозеф, и на цыпочках подкрался к клошару. Схватив его за шиворот, Леон резко развернул его, и тотчас обомлел от увиденного: это был якобы убитый Конте старик Альбанелла!

Леон отскочил в сторону, но запнулся об ковёр и упал на стопки пустых банок в углу, а сам старик Альбанелла был не менее ошарашен гостем, и выпучив глаза, на время потерял дар речи. В это время в другой части тёмного погребка раздался заливистый хохот:

– Эх, Леон, я смотрю, полицейская собака в тебе ещё не сдохла! Молодец, теперь хозяин кинет тебе здоровенную кость, погрызёшь на досуге, по пути в Алжир или на Мартинику. А ты, Альбанелла, что глаза таращишь? С тебя бутылка Мерло, ты проспорил! Не верил в нашу ищейку. А зря. Ну ладно, хватит валяться, Леон! Давай, садись, налью тебе красненького – сухое, ароматное, эх, отменная штука в такую сопливую погоду!

Откинув штору, которая закрывала небольшую часть пространства погреба, перед ещё не отошедшим от потрясения Жозефом предстал с самодовольной усмешкой тот самый негодяй Конте. Перед ним стоял маленький, деревянный столик на котором манили ароматами нарезка пармской ветчины, свежие помидоры, ломоть белого, тёплого хлеба и стаканы с красным вином.

Леон не верил своим глазам и с трудом подбирал слова:

– Что…что эт-то з-начит? Чёртов ты урод, к чему этот цирк?!

– О, а я думал, ты уже превратился в соляной столб. Давай на получасовое перемирие, а потом уже и на разборки выйти можно. Но пальто снимать не советую, в любое время суток здесь дикий холод.

Что оставалось делать? Только присоединиться к трапезе, разделив вино и скромные закуски с заклятым врагом и его приспешником-бродягой.

После нескольких, выпитых залпом стаканов вина Леон немного успокоил нервы, и отпустив поводья, начал разговор.

– Да, Конте, заставил ты меня побегать по Парижу в поисках твоей шкуры. Но я не пойму одного, какие враги тебя заставили так зарыться?

Конте, не отвлекаясь от нежной, великолепно просоленной ветчины и пышного куска хлеба, рассмеялся во весь голос:

– Враги? Если ты имеешь в виду Трефа и его головорезов, то половину я ликвидировал вместе с ним, а другая половина рассыпалась по всему континенту. Вообще, у них теперь совершенно другие проблемы. Какие у меня могут быть враги? С тех пор, как я начал работать в полиции, других врагов, кроме как самой полиции, у меня нет.

– И тем не менее, ты работал если не с нами, то всё равно на нас.

– Против вас, Леон.

– Знаешь, ты всегда был как кость в горле у Бруссо. Ещё не один не перегадил столько дел, сколько ты. И я никогда не мог понять, как и Бруссо, зачем и для чего ты это делаешь. Заметь, мы ведь предлагали тебе нехилый процент, но ты сам не пожелал его получить. Конте, что тебя так бесит в работе полиции, что твоё мнение мало кого интересует или что иногда нужно заткнуться и дать вытереть об себя ноги?

– Двойные стандарты, Леон. Или вы забыли, кем и для чего было организовано Сюрте4 в прошлом веке? А сейчас всё с точностью наоборот. Ты и твой шеф заставляете ловить преступников лишь для того, чтобы очистить себе нишу в криминальном мире. Теряется романтика, Леон!

– Что поделать, Конте, новое время, новые авторитеты. Либо ты за систему, либо она против тебя. Но всё же, не хочешь вернуться и принять наши условия?

– Ладно, объясню иначе, раз ты не догоняешь. Вы ведь на пару с Альфредом закрываете глаза на огрехи ваших дружков из высшего света, так? И получаете хорошие, жирные до боли в подреберье отступные. А мой высший свет состоит из низших слоёв и прослоек. Ты спросишь меня, что я получаю за это взамен? Наслаждение. Мне нравится топить вас раз за разом и смотреть, как вас постигает облом. Когда я был связан со стариком Фалардо и ему подобными, я не задумывался о многих вещах. Тогда меня устраивали те порядки, которые были установлены старой гвардией. Но когда пришли перемены, всё изменилось. Под новым началом это было уже не то, ради чего можно вести эту извечную игру.

Леон ухмыльнулся, и налил себе ещё стакан вина.

– Знаешь, как меня только не уговаривали идти искать тебя на Пер Лашез, но в глубине души я верил, что такую тварь так просто не прищучить. Зачем было всё так усложнять, как ты вообще додумался до такого?!

– Хотел, чтоб вы, намучавшись в поисках, пострадали над могилкой старого друга. Разве это не столь важная причина?

– Чёрт-те что! Кстати, где же тот однорукий, о котором говорила сестра?

– Тебе его сейчас изобразить?

– Нет, хватит с меня бурлескных выпадов! Эх, лучше бы я сразу начал с Отца Лашеза, нашёл бы там твою могилку, успокоился и прекратил поиски. А теперь что – пью вино с покойником!

– Дорогой Жозеф, отправиться к Отцу Лашезу никогда не поздно, там круглосуточно принимают на постой. Альбанелла самолично отыскал там неплохое местечко для ночлега, в одном уютном склепе. Я даже думал поставить туда табличку в честь себя и статую Святой Девы, но передумал – уж слишком пафосно и громогласно получится. А я по-прежнему убеждён, что краткость – сестра таланта. Потому скромно и талантливо свёл любое упоминание о себе к нолю.

– Я всегда знал, что ты больной придурок, Конте.

Глава 6. Неудобная правда

– Мари-Роз, такой смелый вырез и открытый крой! И браслет – это же твои любимые изумруды! Куда я во всём этом пойду? – Анжелик с большим изумлением рассматривала платье и браслет, который получила в подарок от своей сестры.

– Ну хотя бы, на рандеву с Гаспаром. – задумчиво сказала Мари-Роз, не отрываясь от расчёски.

– Ты хотела сказать, с Гюставом?

– Да, точно, с этим, младшим Дюфуром.

– Да что ты говоришь, мы просто давние друзья…

– Сначала просто друзья, потом просто любовники, а потом… Такова жизнь, дорогая Анжелик!

– Мари-Роз, скажи честно, тебя что-то беспокоит? Ты такая тихая, углублённая в себя. Что-то случилось?

– Нет, дорогая, ничего не случилось! Я просто очень чувствительна к перемене погоды. Пожалуй, мне нужно уехать в Канны, или Ниццу. А лучше, в Монте-Карло. Или вообще, в турне по Африке. Дикие кошки, сафари, жаркий климат, мне всегда было это по нраву…