Десять поколений

– Кого твое сердце выбрало, та и станет тебе женой. Но при одном условии: обещай мне, что каждого своего ребенка, будет то сын или дочь, ты одинаково обучишь грамоте.

– Я обязательно сделаю это, бабушка. – Джангир широко улыбался, чувствуя, что получит желаемое.

– Помни мои наставления. Нет большей драгоценности в этом мире, чем знание. И нет большего несчастья, чем жить во тьме невежества. Все зло и бедность этого мира от невежества.

Ава обнимала любимого правнука, надеясь, что через него передает своим потомкам ключ к познанию мира. Этот ключ дорого ей обошелся и нуждался в том, чтобы его хранили бережно. Джангир, прижатый к тщедушному телу старухи, грезил лишь об одном: скоро красавица Несрин станет его женой. Ее миндалевидные карие глаза были единственным, о чем он думал в последнее время. Даже его страсть к математическим формулам и теоремам поугасла. Несрин сама превратилась для него в теорему, которую он жаждал познать.

День сватовства наступил довольно скоро. Ава с родителями Джангира и своим старшим сыном вошла в дом, находившийся в конце улицы. Хозяева, усадив их за стол, накрытый сладкими угощениями, примолкли. Все понимали причину визита.

Породниться с Авой Бяли мечтали многие езидские семьи, несмотря на странность ее взглядов. Добропорядочных езидов ее желание обучать всех детей в семье грамоте несколько смущало. Ладно, сыновей учить, тому есть хоть какое-то объяснение, но зачем девочкам уметь считать и писать? Но все прощали Аве ее странность, помня о стремительном обогащении семьи Бяли и ее постоянной помощи езидской общине. Вот и Мирза и Мина Чораши, родители Несрин, решили, что обученные грамоте будущие внуки – не такая уж и большая плата за возможность хорошо пристроить дочь.

– День особенно жаркий выдался, – подала голос Мина Чораши. Ее крупное тело было облачено в национальную одежду, а голова покрыта платком. Европейские платья она не признавала. – Не хотите ли выпить холодной воды?

Ава приподняла бровь. По традиции мужчина должен был попросить воды, которую вынесет незамужняя девушка. Пока он пьет, невеста стоит рядом и ждет, когда он закончит. Тем временем родственники жениха ее тщательно осматривают и решают, сгодится ли она в невестки.

– День и правда выдался жарким. – Мовсул, старший сын Авы, хитро взглянул на мать. Они уже поняли, что им не откажут. – Вода – единственное, о чем я сейчас мечтаю.

Когда Несрин вошла в комнату, неся поднос с кувшином воды и стаканами, воздух будто наполнился надеждой. Надеждой семьи Чораши на счастливое замужество дочери. Надеждой Авы на то, что она не совершает ошибку, идя на поводу у Джангира. Она мечтала, что он женится на дочери одного из стамбульских езидов. Тех, кого иные считали совсем заблудшими, а Ава называла гордостью общины.

Пока Мовсул медленными глотками пил воду, Ава не стесняясь разглядывала Несрин. Довольно высокая и крепко сложенная, она не отличалась изяществом, но выделялась отменным здоровьем. Румянец проступал даже сквозь смуглую кожу. Густые пепельного цвета брови полумесяцем росли над карими глазами. Тонкие розовые губы были нервно поджаты. Одной рукой Несрин держала поднос, другой теребила край платка, свисавшего до пояса. Ава заметила, как дрожат пальцы у девушки. Это заставило старуху улыбнуться. «Знает девочка, зачем мы пришли».

Несрин видела Джангира лишь по праздникам, когда вся община собиралась вместе, да и то украдкой. По давно сложившимся порядкам мужчины и женщины всегда находились раздельно, даже на свадьбах. Но по пути в чужой дом или при выполнении постоянных поручений в такие дни молодые люди умудрялись обменяться многозначительными взглядами, а то и приглянуться друг другу. Публичное проявление чувств могло кончиться для обеих сторон не только позором, но и смертью. Так и оставалась обычно случайно выбранная любовь не чем иным, как мимолетным явлением в жизни. Ровно до той поры, пока родители лично не выбирали молодым пару. Исключения случались редко, да и то не выставлялись напоказ.

Родитель всегда желает лучшего своему ребенку. Ему ли не знать, кого искать? Он может поспрашивать о потенциальном избраннике, насколько тот надежен, насколько добропорядочна его семья. «Мы выбираем не человека, мы выбираем новую семью для своего ребенка» – так обычно говорила своим внукам, а затем и правнукам Ава. Когда-то с ней этим делилась ее бабушка, приучая к вечным заповедям и готовя к неизменному. Ничто не вынуждало Аву сомневаться в том, что эти правила непоколебимы. Это была основа существования их народа.

Мовсул, допив воду, поставил стакан на массивный деревянный стол, покрытый бледно-голубой скатертью. Он перевел взгляд на мать, словно спрашивая: «Ну что, сгодится в дом новая невестка?» Такие взгляды были обращены на Аву с тех пор, как она осталась одна. Сыновья всегда смотрели на нее как на единственный источник жизни.

– Разрешите преподнести вашей дочери подарок?

Каждый в этой комнате знал, что это значит «невеста одобрена». Теперь решение остается за ее родителями. Принять подарок – значит перейти к обсуждению помолвки и затем свадьбы. Для отказа же следовало выбирать такие затейливые выражения, чтобы не опозориться самим и не обидеть неудачливых сватов.

Несрин, удалившаяся из комнаты, теперь старалась незаметно подслушать разговор родителей с семейством Бяли. При словах о подарке ее ресницы затрепетали. Младшая сестра дернула Несрин за руку.

– Какая же ты счастливица! Скоро у тебя будет жених!

Несрин покраснела. Она была единственной из своих немногочисленных подруг, к кому еще не приходили свататься. Сердце Несрин билось так гулко, что она вся сжалась. Кончики пальцев замерли у губ, с которых сорвался вздох облегчения.

– Не просто жених, – самая младшая сестра хихикнула, – внук Авы-ханум. Мама уже завтра утром всем расскажет. Как Порсор-ханум завидовать будет! Она-то свою дочь им не пристроила, зря только каждый раз ее нахваливала.

– Ни к чему это все. – Несрин смутилась и увела сестер подальше от комнаты, где беседовали старшие. Сердце стало биться еще сильнее от мысли, что она не останется старой девой. У нее, Несрин, будет своя семья, будут дети. Все те, кто жалостливо поглядывал на нее вчера, совсем скоро начнут мечтать породниться с ней. Заранее станут предлагать дочерей в невесты ее еще не родившимся сыновьям.

Как только гости покинули дом, к Несрин, занявшейся готовкой, подошла мать. Не говоря ни слова, она обняла дочь, уткнувшись ей в плечо, – такой высокой была Несрин.

Через неделю о помолвке знали уже все. Дом Несрин, как и дом Авы, заполнили гости, желавшие поздравить с радостной новостью и предложить свои услуги. Каждый знал, что ему найдется место на этом празднике, ведь нужно готовить золотые украшения, подарки, сладости и прочее. Никто не сомневался в том, что Ава-ханум устроит такое торжество, какого еще никогда не было: женится ее первый правнук.

Сначала в дом Бяли явился ювелир Исаак. С утра пребывавший в добром расположении духа, он уже чувствовал, как отправится обратно домой с большим заказом. Ава-ханум всегда долго перебирала его украшения, задавала множество вопросов, отчаянно торговалась, но ни разу не оставила его без покупки. И он не ошибся.

– Это все, что у тебя есть? – Ава скрюченными пальцами перекладывала одинаковые массивные кольца из желтого золота.

Ее невестка, бабушка Джангира, тем временем взвешивала в ладони серьги с рубинами, пытаясь понять, насколько они тяжелы.

– Эти серьги хороши, – сказала она. – Но невесте нужно больше золота. Мы не можем опозориться, принеся на помолвку старшего внука только это. Раскладывай все, что принес.

Мастер с любовью развернул шелковый отрез ткани, на котором лежали три браслета. Три тяжелых куска золота высочайшей пробы. Каждый из браслетов был украшен узорами в виде цветочной вязи. Соединяясь, браслеты образовывали единую композицию, в центре которой выделялся рисунок граната. Ава затаила дыхание. Гранаты сопровождали ее всю жизнь. Она помнила, как в детстве собирала их с матерью, засматриваясь на красоту листьев. Как позже счищала с плодов кожуру, чтобы накормить зернами своих сыновей. Алый сок струился по ее рукам, напоминая о смерти мужа. Молодая Ава омывала липкие сахарные руки теплой водой и слезами. Это было так давно.

– Гранаты ты сам выреза́л или кто-то из твоих учеников?

– Мои подмастерья очень талантливы, но пока никто не превзошел учителя. – Исаак самодовольно улыбнулся. – Если вам нравятся эти браслеты, Ава-ханум, я сделаю к ним колье, серьги и кольцо. Это будет не просто свадебное украшение, а уникальный комплект, который будет передаваться из поколения в поколение.

– До помолвки успеешь?

– Разве я вас подводил, ханум?

После Исаака пришла портниха. С тюками, полными отрезов ткани, она вошла в дом Авы, на минутку замерев у портретов, висевших на стенах. Ей, верующей мусульманке, каждый раз от них было не по себе. Не зря Аллах повелел не изображать людей. Знал, что это уводит души от истинного света. В темных деревянных рамах картины казались ей еще более греховными. Демонстрируя ткани, она старалась смотреть только на них, упорно игнорируя картины. Да убережет ее Аллах от происков шайтана. Она бы и не ходила в этот дом, если бы не нужда вдовьей жизни.

– Есть красный шелк, который я отложила специально для вас, как узнала такую новость. Какое платье красивое для невесты из него получится, машалла!

– Да, отрез и правда красив, – подала голос старшая невестка Авы. Она провела ладонью по ткани, ощупывая ее, словно тело больного. – Надо бы успеть сшить наряд невесте, а то не придем же мы с пустыми руками. Чем быстрее выберем ткань, тем быстрее закончим.

– Лучше этого отреза нет. Эта ткань достойна дома Османов.

Ава помнила, как ей принесли свадебный наряд. Невесте не положено выбирать или шить его самой: это обязанность жениха. Молодая Ава тогда едва на него взглянула, полная переживаний о своем будущем. Свадьба ей казалась радостью, хотя она даже не видела лица своего жениха. Многие и сейчас продолжали так женить детей. Не изменяла этой традиции и Ава. Вот только с Джангиром дала слабину.

– Вот еще ткани из тех, что прибыли недавно. – Портниха продолжала раскладывать все новые отрезы.

Ава тщательно осматривала каждый из них, цепляясь взглядом за глубину цвета и плотность ниток.

– Их привезли купцы из Европы?

– Да, хотя их и становится меньше. – Портниха покачала головой, закусив нижнюю губу. – Что-то нехорошее идет на нашу землю, да защитит нас Аллах.

Разговоры о военных кампаниях шли постоянно. Ава то и дело заставала сыновей за бесконечным обсуждением новостей. Мовсул опасался, что власти начнут гонения на христиан.

– Нам-то какая разница, что турки с армянами и греками не поделили, – вечно отшучивался самый младший сын Авы. – Нам, езидам, живется тут спокойно. Делай свое дело, и буря пройдет мимо тебя.

– Эта буря может быть такой сильной, брат, что сметет нас всех. Нам нужно подумать, что делать, если война разгорится.

– Ничего нам не нужно делать. Фабрика продолжает работать, пока нам совершенно не о чем беспокоиться. Гони прочь от себя дурные мысли. Османы не сделают ничего своим подданным.

– Ты слишком беспечный.

– Мовсул, у твоего внука скоро свадьба. Давай радоваться этому. О делах мы успеем поспорить еще не раз.

В тот день Ава молча наблюдала за сыновьями. Перебирая в руках узелки на кончиках головного платка, она пыталась унять возникшую дрожь. Костяшки пальцев ныли уже вторую неделю. Дожди не предвиделись, и Ава не могла понять причин боли. Сон ее становился все длиннее, а ноги – все слабее. Но ум был по-прежнему острым. Спор сыновей впился в нее, как недуг, который она не могла одолеть. Просыпаясь по утрам, она ждала плохих вестей, но те никак не приходили ни с письмами, ни со сплетнями. Ожидание длилось неделями, пока она не оставила попытки поймать нить, расшивающую новые узоры на карте мира. Со временем ее совершенно поглотила подготовка к свадьбе Джангира, а переживания о раздорах каких-то далеких и как будто ненастоящих королей и царей отошли на второй план.

Помолвка собрала около сотни гостей: Ава желала видеть на ней только самых близких. Жених, смущенный от чрезмерного внимания, стоял с совершенно красным лицом. Мысли его уносились прочь от дома невесты, полного родственников. Будь его воля, он пришел бы за Несрин один. Толпа казалась ему вынужденной мерой, которую приходится терпеть ради соблюдения обычаев. Нельзя опозорить бабушку Аву.

Невеста ждала в другой комнате, вокруг нее вились местные кумушки. Каждая пыталась дать наставления, касаясь то рук девушки, то ее плеч, покрытых зеленым платьем, расшитым золотистыми нитками.

– Не смотри жениху в глаза, помни о смирении. Смотри в пол.

– Не улыбайся. Невеста не должна быть радостной. Выказывать веселье неуместно.

– Будь скромной. Не разговаривай с гостями и не присаживайся, даже если тебя будут просить об этом снова и снова.

Езидская невеста всегда думает о мнении общества. Громкий смех – признак бесстыдства. Несрин не припоминала, чтобы хоть раз в жизни видела невесту с улыбкой на лице. Это означало бы, что девушка без намуса[8]. И во время помолвки, и во время свадьбы невесте полагалось смотреть вниз. Пиршество вокруг проходило в ее присутствии, но она как будто была лишь безмолвным телом, чей дух парил где-то вдалеке. Иногда невесты плакали в ответ на причитания и завывания своих матерей. Переживания о том, что скоро придется покинуть отчий дом и войти в новую семью, постыдными не считались.

Несрин решила, что будет смотреть на мысок своей правой туфли. Это поможет ей не отвлекаться на гул вокруг и не поднять случайно голову. Погруженная в собственные мысли, она едва слышала то, что говорят ей родственницы. Их слова слились в единый поток вместе со звоном монет, украшавших их платья и лбы. Каждая женщина из общины приходила на праздники в лучших нарядах, навесив на себя как можно больше золота. Если золота было мало, могли пойти слухи о том, что дела у мужей настолько плохи, что они продают монеты своих жен.

Не менее важно было прихорошить и дочерей перед выходом в свет. Никогда не знаешь, где ее заметит потенциальный жених или его мать.

– В доме Авы-ханум соберется вся ее родня. Это наша возможность показать тебя ее невесткам, вдруг сгодишься для одного из ее правнуков. – Подобные речи велись не в одном доме.

Пока женщины сидели в отдельном помещении, стараясь как можно больше хвалить своих дочерей перед теми, кто имел неженатых сыновей, мужчины в соседней комнате обсуждали новые бесчинства в армянских кварталах.

– Говорю тебе, они этого так не оставят. Это не просто какая-то уличная драка, они назвали армян предателями. Мы пока не видим этого, но что-то затевается.

– Нашли место, где обсуждать ерунду всякую. Что бы там между собой они ни делили, нас это не коснется.

– Столько раз нас мусульмане преследовали, мы столько скитались, а именно сейчас ты думаешь, что беда обойдет нас стороной?

– Мы живем здесь уже не один десяток лет. Здесь родились мой дед и отец, это теперь и наша земля тоже.

– Да только они так не считают.

Споры затихли лишь при появлении одной из женщин семейства Бяли. Та, звеня монетами, под весом которых ей явно было тяжело двигаться, стала подавать знаки, мол, пора. Жениху предстояло показаться невесте.

Вместе с матерью Джангир предстал перед бледной Несрин. Она то сжимала, то разжимала руки в кулаки, впиваясь короткими ногтями в ладони. Джангиру, сразу же заметившему ее волнение, хотелось подойти к ней, взять ее ладони в свои и успокоить, пообещав ей счастливую жизнь вместе с ним.

Эда как мать жениха покрыла плечи невесты принесенным с собой платком. Длинная кроваво-алая ткань символизировала переход Несрин из одного рода в другой. Пригнувшись, чтобы будущей свекрови было удобнее, Несрин чувствовала, как ей становится тяжело от платка. Он опустился на нее, словно камень, который ей не поднять.

– Теперь ты наша, – произнесла Ава скрипучим голосом и, прикрыв рот ладонью, стала радостно улюлюкать.

Вслед за ней и другие женщины присоединились к захариту[9]. После одна из них затянула песню, из века в век сопровождающую невест. Тонкий голос лился по комнате, успокаивая Аву, словно колыбельная. Заслушавшись, она отпустила печаль, которую носила в душе последние пару лет. Беспокойство за Джангира и безумие нескончаемых войн больше в ней не жили. Как учили шейхи, если чему-то суждено случиться, того не миновать. Удел мирян – принимать послания Ходэ и жить, не гневаясь на него.

Несрин окружил хоровод женщин. Взявшись за мизинцы, они двигались вокруг невесты под звуки дхола и зурны[10]. Четыре шага вперед, четыре шага немного вправо и назад. Вечный круг жизни. Их плечи поднимались в такт музыке, отчего в комнате стоял перезвон монет. Каждая женщина старалась не выражать эмоций. Об улыбке и речи не шло. Быть скромной и невызывающей полагалось не только невесте. Человеку, незнакомому с обычаями народов Востока, могло бы показаться, что он находится на похоронах, если бы не веселая музыка. От ее мотивов хотелось пуститься в радостный пляс, но надо было держать себя в руках.

После пятого круга Эда втянула в хоровод и Несрин. Невеста, еле переступая в тяжелом платье, думала о том, как сложится ее семейная жизнь. Сколько у них с Джангиром будет детей. Какие они дадут им имена. Кем вырастут эти дети. Перед Несрин была вся жизнь, она ей казалась настолько прекрасной, что приходилось периодически кусать себя за внутреннюю сторону щеки, чтобы не улыбнуться. Вдыхая запахи халвы и медовых печений, наполнявшие комнату, Несрин желала себе такой же сладкой жизни. Пусть Ходэ ее услышит и будет милостив к ней.

Одна из женщин в круге отпустила мизинец соседки и, достав небольшой платок, стала делать традиционные выпады ногами, уходя периодически вприсядку к полу. В руках у нее развевался кусок желтой материи, расшитый по краям красной нитью. Эту женщину звали Порсор-ханум. Несрин сомкнула губы в тонкую линию и втянула в себя побольше воздуха.

Еще недавно Порсор-ханум уверяла всех в округе, что Несрин суждено остаться дома. Песком занесет ее родителей, пока они найдут ей жениха. И уж точно ей не приходило в голову, что к самой невзрачной девушке города, как она звала Несрин, посватается жених, которого она так надеялась заполучить для своей дочери. До Несрин ее слова доносили многие. Она улыбалась в ответ, подшучивая, что ей будет только в радость всегда жить с любимыми родителями. Всегда будь вежлива и плачь, только когда никто не видит. Горькая доля замухрышки.

Несрин снова закусила щеку, глядя на Порсор-ханум. Танцуй, танцуй дольше. Размахивай платком, словно это твоей дочери предстоит войти в дом к Аве-ханум. И, может, тогда Ходэ простит тебя за твое черствое сердце, а твоя дочь станет женой одного из младших правнуков семейства Бяли. Несрин немного стыдилась своего злорадства, пока не поймала на себе завистливый взгляд дочери Порсор-ханум. Двигаясь в хороводе, та оказалась прямо напротив Несрин и испепеляла ее зелеными глазами. Самая красивая езидка округи, которой все любовались, оказалась не такой желанной, как великанша Несрин.

Музыканты резко смолкли, и Несрин, споткнувшись от неожиданности, чуть наступила соседке на ногу. Та, сморщившись, сделала вид, что ничего не заметила. Однако зеленые глаза напротив примечали все. Несрин – не грациозная лань, а громадная неуклюжая корова.

Ава прошла мимо затихшей толпы прямиком к Несрин. Настало время наряжать невесту в золото, принесенное в дар от семьи жениха. Ава принимала от своих невесток браслеты и надевала их на Несрин, пока руки девушки не отяжелели. Женщины вокруг устремили на них свои взгляды, пытаясь понять, сколько браслеты весят. Каждая знала, что Ава-ханум будет щедра, но что настолько – никто не ожидал. После браслетов была очередь связки монет и колец. Перстни украсили все пальцы Несрин, на некоторых их было по два, а то и по три. Рубины, алмазы и изумруды приковывали внимание даже музыкантов, старавшихся сидеть в стороне.

Когда Ава-ханум вдела Несрин в уши серьги, толпа ахнула. Тяжелое золото украшали цветочный орнамент и гранаты. Цвет камней был такой насыщенный, что напоминал Несрин кровь барашков, которых их соседи-мусульмане резали на Курбан-байрам. Ей на минуту стало не по себе от такой мысли. Глаза защипало, хотелось их потереть, но Несрин тут же себя одернула. Сурьма с глаз испачкала бы руки, да и неприлично это. Нельзя так принимать украшения, которые в случае развода спасут ее от бедности.

– Золота невесте нужно как можно больше, – учила ее мать. – Это не просто украшения, которые ты будешь носить, чтобы покрасоваться. Если, не дай Ходэ, муж решит с тобой развестись… – Мать Несрин передернуло от такой мысли. – …все золото, что он тебе принесет, по обычаям остается твоим.

– Мама, может, и золота никакого у меня не будет.

– Что ты такое говоришь? – резко прервала ее мать. – Даже думать о таком не смей! Ты обязательно выйдешь замуж. У тебя будут дети, а у меня – куча внуков. Нет ужасней участи для женщины, чем остаться одной.

Несрин на это робко заметила, что пока желающих к ней посвататься не находилось, хотя некоторые ее сверстницы уже были замужем.

– Никто не знает свою судьбу, Несрин. Не огорчайся раньше времени.

«Как же она была права», – думает невеста. В окружении всех этих людей она стоит, облаченная в лучшее платье из всех, что у нее когда-либо были, и Ава-ханум продолжает вешать на нее подарки. Могла ли она мечтать об этом? Несрин не надеялась даже выйти замуж.

Ава с удовольствием нанизала украшения на пальцы Несрин. Хотя и не она выбрала Джангиру невесту и до конца не понимала, чем его привлекла эта блеклая и высокая девушка, ей хотелось, чтобы правнук был счастлив. И если его счастье заключено в этой девушке с ореховыми глазами, она не будет спорить. Одному Ходэ ведомо, что в этой жизни правильно. Ава же с возрастом становилась все менее категоричной в суждениях и внутренних диалогах, но по привычке и устоявшимся канонам продолжала играть роль жесткой главы рода вместо мужчины.

Когда Ава надела на Несрин последнее кольцо, музыканты схватились за инструменты, и знакомые мотивы полились по комнате. Музыка окутывала всех своим настроением и дарила надежду, что завтра будет еще лучше, чем сегодня. Гостьи одна за другой обнимали Несрин, расцеловывали ее в покрасневшие щеки и желали всего самого лучшего, стараясь казаться искренними. Некоторым это удавалось с трудом: все-таки зависть – тяжелый попутчик.

– Веселой вам свадьбы, Несрин!

– Да состаритесь вы на одной подушке, Несрин!

– Пусть Ходэ благословит вас сыновьями!

Никто ни разу не пожелал Несрин быть счастливой. Этого слова не было в словесной копилке людей, считавших, что жизнь дана только для продолжения рода и следования традициям.

Несрин в тот день ложилась спать счастливая, полная мечтаний о том, как пройдет свадьба. Она уснула, едва коснувшись подушки. Черные ресницы рисовали на ее лице темный полукруг, похожий на тот, что снился Несрин. Она видела, как входит в него, следуя за желанием познать свое будущее. Ей казалось, что вот-вот она узнает что-то важное, но добраться до людей никак не получалось. Ее окружала бесконечная темнота. Если же вдруг зажигался какой-то огонек, то Несрин стремительно бежала ему навстречу. Каждый раз он потухал до того, как она успевала его коснуться. В отчаянии Несрин стала стучать, топать ногами, пока внезапно возникший вихрь не схватил ее и не забросил в пустыню. Непрерывный ветер дул ей в глаза и мешал смотреть. Песчаная буря накрыла ее с головой, превращаясь из золотисто-желтого потока в пурпурно-красный.

Несрин ворочалась в кровати до утра, пока восход не подарил ей покой.

Глава III

Проселочная дорога, полная ухабов, от которых Ари то и дело подскакивал в машине, вела к дому, где когда-то жил его прадедушка. Горы вокруг были покрыты островками зелени и казались Ари более уютными, чем отель, в котором он остановился. Ари откинулся на спинку сиденья и прикрыл глаза. Его утомляла музыка, сопровождавшая их всю поездку. Водитель, давний друг дяди Мсто, был ярым поклонником рабиза[11]. Ари же не переносил ничего, что хоть едва напоминало какие-то национальные мотивы. Музыка играла на всю машину, но просить ее выключить Ари было неловко. На каждый праздник отец включал что-то подобное и пускался в пляс, вскидывая руки вверх.

– Такие душевные песни больше не пишут, – подмечал он. – В мои времена все всегда имело смысл. Никто не пел и не писал о ерунде. Стихи были философскими и рассказывали о жизни, о любви. Сейчас – сплошная матерщина и невнятные мычания, которые издают эти новомодные рэперы. Поди пойми, что они говорят.

Когда же Ари пытался переключить музыку или демонстративно надевал наушники, отец злился и начинал скандалить:

– Ничему я тебя не научил! Ты стыдишься всего, что связано с культурой твоих предков и местами, где они жили.